Детектив из Мойдодыра. Том 1

6

Утром меня мучили занудные угрызения совести.

Утро вечера мудренее, и вчерашний воспитательный процесс, как посредством кнута, так и пряника, казался мне довольно пошлым. Особенно ностальгический вечер в «Лучике». Какого черта я туда поперся! Томатный сок продают везде.

А с Ленкой… И сам не ам, и другому не дам. Ну, сам – это ясно. Она – моя Подчиненная. А другому? По той же причине: она Моя подчиненная! Заколдованный круг для секретарши, работающей без зарплаты и секса.

Тут меня осенила интересная мысль. С Ленкой нельзя, она – подчиненная. С Натальей Васильевной тоже было нельзя, она – хозяйка. Еще у меня могут случиться клиенты, из которых, по теории вероятности и по вчерашней статистике, пятьдесят процентов – женщины, но, боже меня упаси, они – клиенты. Что же мне остается?

У меня окончательно испортилось настроение. Уже переступая порог квартиры, я вспомнил о беспроблемной Кристине.

– Позвонить, что ли, Костику? – сказал я вслух без энтузиазма.

Костик услышал и позвонил.

– Браток, здорово! Подъедь ко мне через пару часиков. Клин очень хочет нас видеть. Больше ничего не знаю. Поговорим. Пока.

– Пока.

Этим ограничилось мое участие в разговоре.

Лена опаздывала. Я учащенно поглядывал на часы. Наконец, она явилась, немножко припухшая, но явно довольная собой, миром и, по-видимому, мной, так как ее «Доброе утро, шеф!» прозвучало очень доброжелательно.

– Доброе утро, Лена! – ответил я соответственно.

А времени уже не оставалось ни радоваться, что она не дуется, ни поточить ее за опоздание.

– У меня срочное дело. Оставляю вам ключи от сейфа – там тысяча долларов, и от входной двери. Можете с утра поехать за компьютером, выберете, пусть привезут и подключат. Да, вот еще… – Я выложил двадцать тысяч рублей и единую карточку на следующий месяц. – Это вам на транспортные расходы.

Этакий собранный и деловитый шеф. Чтобы закрепить впечатление, я добавил:

– На аварийный случай оставляю вам телефон. ТОО «Центурия». Спросите меня или Константина Сергеевича.

Я черкнул номер телефона на листке и прикрепил его над столом.

Уходя, я поймал ее придавленный рухнувшей ответственностью взгляд и виновато подумал, что я – злодей, эксплуатирующий детский труд.

Я несся чуть ли не кувырком, стараясь проявить пунктуальность, но все оказалось зря. Костика в офисе не было. Меня тепло встретила его шикарная секретарша, настолько обтянутая коротким платьем, что казалась худой.

– Константина Сергеевича срочно вызвали, к сожалению. – Это сожаление отразилось во всем ее облике. – Он просил вас подождать. Мне приказано вас развлекать и исполнять любые ваши желания. Любые, – снова подчеркнула она голосом, лицом и линиями на платье. – Меня зовут Светлана.

Я улыбнулся на всякий случай, давая понять, что шутка пришлась мне по душе.

– Давайте, начнем с кофе.

Она улыбнулась в ответ. Видимо, я тоже пошутил удачно.

Светлана ушла, а я порадовался за Костика. Мне, наверное, Ленку так никогда не выдрессировать.

Я сидел в Костином кабинете, интерьер которого нес мощную интеллектуальную нагрузку и ассоциировался с Семой, прихлебывал кофе и довольно тупо просматривал красочные иностранные журналы. Некоторые фотографии интриговали, но сопровождались бессмысленным набором латинских букв. Это несколько злило.

Озабоченная красавица прервала мои размышления.

– Виктор Эдуардович, вас к телефону. Возьмите вон тот вишневый аппарат.

– Костик? Ох, простите, Константин Сергеевич?

– Нет, это какой-то невоспитанный молодой человек.

Она повернулась, и разбегающийся пучок резких линий на платье выразил неодобрение моими знакомыми.

Я недоуменно поднял трубку.

– Слушай сюда, ты, клоун, – захрипела мембрана. – Твою девку мы забрали. Если попробуешь пикнуть, ей конец, понял?

Я ничего не понял и ответил честно:

– Не понял.

Короткое удивленное молчание. Потом приглушенный возмущенный вскрик, и кажется, действительно, Ленкин. Трубка щелкнула и загудела.

Я сидел и смотрел на гукающую трубку, пытаясь расшифровать короткие гудки и получить дополнительную информацию.

– Вы уже закончили, Виктор Эдуардович? – Светлана застала меня за этим идиотским занятием. – Что-нибудь случилось?

– Нет… Да… Не знаю… – Я начал соображать. – Света, я могу узнать номер, с которого звонили?

– Конечно, Виктор Эдуардович! – Ее глаза удивленно распахнулись. – Звонили из вашего офиса.

Я набрал номер. Снова короткие гудки и никакой информации.

Я положил трубку, выпрямился и с высокого старта рванул на улицу.

Мой кабинет подействовал успокаивающе, насколько позволяла ситуация. Я упал в кресло и напряженно мыслил. Наверное, последний раз я это проделывал на выпускных экзаменах в школе.

Когда я влетел в агентство, входная дверь была открыта, тем не менее, все стояло на своих местах. Сейф заперт, но пуст. Ни денег, ни печати, ни боевого пистолета, который я, слава богу, не успел приобрести.

Связка ключей валялась на столе. Я накрыл ее платком, взял и положил в ящик. Этот высокопрофессиональный поступок и успокоил меня, отменив паническое желание звонить Костику, Клину, Президенту с просьбой о неотложной помощи.

На полу лежал листок бумаги с отпечатанной на нем ребристой подошвой явно кроссовочного происхождения. Сквозь подошву проступал Костин номер телефона, который я оставил Ленке. Позвонили, бросили и наступили… Ублюдки.

Я поднял листок и положил перед собой, изучая отпечаток.

Сколько людей в Питере носят кроссовки? Десятки тысяч? Сотни? Даже если их всех просто перестрелять из автомата, на это уйдет не меньше месяца. Из пистолета – полгода. Хотя, если из «Стечкина», то побыстрее. А если их еще и опрашивать – тут не поможет и рота президентов. Подошва, идущая никуда…

Я отодвинул листок и принялся изучать пепельницу. Три окурка «Кэмэла», один – с помадой. О чем это говорит? Два из них – мои, я их выкурил утром, когда ждал Ленку. Третий выкурила сама Ленка между моим уходом и нападением. Вряд ли бандиты угощали ее «Кэмэлом», и вряд ли она покупает его сама. Значит, она таскает «Кэмэл» у меня!

Я встал, прошелся по кабинету, вышел в приемную, внимательно осмотрелся. Больше никаких улик не нашлось.

Надо звонить куда-то. Хотя бы Костику. Девчонка неизвестно за что попала в беду, так что, корчить из себя Шерлокхолмса некогда. Лучше Ливанова все равно не получится. Причем, в беду она попала даже не за деньги, только за характеристику.

Подгоняемый кнутом собственной совести я потянулся к телефону.

Отпечаток подошвы снова попытался привлечь мое внимание. Что-то с ним было не так. Или, наоборот, точно так же?

Не надо! Я снял трубку. Пусть Костик подключит Клина, в конце концов, это его «Мойдодыр».

Тут я тормознул и изменил направление. А если это его дела? Если это наезд на самого Клина? Ведь я в этом городе не успел никого зацепить и даже обидеть. Ну, может быть, за исключением моих первых клиентов.

Я положил трубку, посмотрел на листок, скомкал его и бросил в проволочную корзинку, но не попал. Нервничаю… Надо сосредоточиться…

С другой стороны, причем здесь моя маленькая канцелярская мышка? Логичнее было бы украсть необузданную Наталью Васильевну, тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог, конечно…

Передо мной тоскливо встало наше расставание: грустная Наталья Васильевна, пытающаяся мне что-то втолковать, и… Вот оно! Белый листок бумаги, лежащий на туалетном столике, только не с подошвой, а с именем «Алекс» и номером телефона, который четко высветился в моей памяти.

Так, спокойно. Этот парень имел на меня зуб и, может быть, не один, а также один разбитый нос. Это – раз. Он запросто мог узнать у небдительной Натальи Васильевны мои координаты. Это – два. Что третье? Вот, пожалуйста: он мне сразу не понравился! Не убедительно, но другого у меня пока ничего нет.

Я схватил трубку. Она укоризненно загудела. Я положил ее обратно. Или я очень психую, что вполне понятно, или детектив из меня неважный, что вполне возможно. Ладно, несовершенная ошибка – это маленькая победа.

Я набрал ноль-девять и через минуту звонил на телефонную станцию.

– Вы что, вообще уже там, что ли совсем? – выплюнула мне в ухо трубка набор союзов и междометий что-то жующим женским голосом, и моя собеседница обратилась к кому-то:

– Видала? Дай ему адрес по номеру телефона. Умник нашелся!

Я предвидел, что мне могут отказать и приготовил парочку умоляющих любезностей. Но ни одна не лезла наружу, а те слова, что вертелись на языке, я с усилием сдерживал.

Ладно, ради Лены.

– Девушка, – позвал я жалобным противным голосом. – Девушка…

– Видала, ждет! Ну, вообще, я тащусь от этих! – отозвалась торжествующая девушка. – Чего там еще?

Сверчок рванулся из груди и прыгнул в горло. Я поперхнулся, загоняя его обратно. Мне это удалось, и я спокойным, ровным и, надеюсь, приятным мужским голосом сообщил, что сейчас же выезжаю на АТС, очень конкретно обозначил место, куда засуну ее телефонную трубку, и назвал с десяток предметов различных размеров, которые последуют туда же.

Она помолчала. То ли растерялась, то ли тащилась. Потом тихонечко:

– Одну минуточку.

Не прошло и двадцати секундочек, как телефонная девушка продала мне Алекса с потрохами и добавила, уже не жуя:

– У нас, правда, запрещено. И наказывают строго. Извините.

– У нас тоже строго наказывают. Все, конец связи!

Я положил трубку без угрызений совести. Ради Лены.

Номер телефона оказался фирменным. Название «Шанс-Данс» мне ничего не говорило, но располагался этот «Шанс» в трех трамвайных остановках от «Мойдодыра». Таким шансом просто нельзя не воспользоваться, и я воспользовался.

Фирму «Шанс-Данс» я нашел на тихой улочке, увернувшейся под острым углом от шумного Московского проспекта. Маленькая табличка на пыльной железной двери первого этажа, зарешеченные, занавешенные окна и – тишина. Два массивных замка, тоже покрытые пылью, убеждали, что дело тут не в обеденном перерыве.

Я огляделся. Посреди пустого двора на обломках песочницы сидел довольно однозначный мужик.

Я подошел.

– Здорово, папаша! Отдыхаешь?

Он осмотрел меня преувеличенно-мудрым взглядом, остановился на галстуке и спросил:

– Предложения?

– А где взять? – отозвался я.

Он вздохнул:

– Вот то-то и оно.

Потом опять недоверчиво покосился на галстук.

– Подскажу – поправишь?

– На раз! – согласился я, вспомнив присказку типа Палыча.

Он поверил, показал мне подъезд, назвал квартиру, засуетился, объясняя, как постучать и что сказать. Я уже двинулся к цели, он крикнул вдогонку:

– И стакан попроси, ты с дула-то не потянешь, небось, в галстуке.

Меня тронула его деликатная забота. Я повернулся и ответил:

– Да я не буду, папаша. На работе. А ты пей, поправляйся.

Надежда исчезла в его выразительных глазах, он ссутулился и поник.

– Мент, что ли?

Кажется, я здорово прокололся. Я заспешил исправить положение.

– Да не бойся ты, никакой я не мент. И водку возьму. А ты мне расскажешь, что за контора тут у вас образовалась.

– У ментов не пью!

Его голос окреп, и разочарование полилось на меня смесью нелестных эпитетов с угрозами. Можно было, конечно, слегка ткнуть его в одну из нефункционирующих почек, но я уважаю принципиальность даже в таком неприукрашенном виде.

Тем не менее, я не мог просто так развернуться и уйти, ничего не узнав. Мне в голову прыгнула одна идейка, и я решил попробовать, несмотря на изощренную жестокость, лежавшую в основе ее исполнения.

Я зашел в подъезд, связался с подпольщиками и, получив две свежезапаянные банки какой-то не нашей водки, вернулся во двор и приступил к допросу третьей степени.

Я продемонстрировал подопечному банку, открыл и протянул:

– Пей, папаша, хороший ты человек.

Он презрительно сплюнул в сторону и повторил уверенно:

– У ментов не пью!

Кремень.

Мне же не хватало только засученных рукавов.

– Менты не наливают.

Я наклонил банку, и тонкая струйка потекла на землю. Резко запахло разведенным спиртом.

Глаза допрашиваемого расширились, налились ненавистью.

– Водку! Водку льешь, гад! – зарычал мой оппонент.

В его глазах стояли слезы. Мне тоже было не по себе. Но не тащить же сюда типа Палыча на переговоры.

Я вернул банку в вертикальное положение.

– Папаша, так что за конторка тут у вас образовалась? Склад ракет СС-20? Запасной Мавзолей? Просто любопытно, из-за чего ты, как юный пионер, идешь на такие жертвы? Гляди, осталось еще с полбанки.

– У ментов не пью.

Его заклинание на этот раз прозвучало как-то неуверенно.

– Я, папаша, не мент, а разведчик. – Я наклонил банку и замурлыкал:

– Водка Петрофф, водка Петрофф, прощай…

Мужик плакал. Ему было худо. Но и Ленке сейчас тоже несладко, и, чем дальше, тем хуже. Мужик же похмелится, и ему будет хорошо.

– Как тебя звать, касатик? – ласково спросил я.

Он вскинулся с криком:

– Ах, ты… – но, увидев целую банку водки в моей руке, замер, не веря глазам.

– Никитичем величают, – неожиданно важно ответил он.

Я открыл банку и снова протянул ему.

– Пей, Никитич, хороший ты человек.

Он выпил, попросил закурить. Мы молча посидели. Кремень Никитич подобрел, начал крошиться.

– А я сразу догадался, что ты – разведчик, – уважительно сказал он.

Я промолчал. Мой вопрос уже был задан.

– А известно, что делают. Баб воруют, – эффектно раскололся Никитич.

Меня тряхнуло. Неужели попал?

– Да что ты?

– Людишки здесь нехорошие. На похмелку не дадут. А баб молодых привозят, напоят и – в Африку. Неграм продают. – Он сумрачно сплюнул. – Бабы-то думают: танцы-шманцы.

– А сегодня привозили?

Никитич жалобно посмотрел на меня.

– А ты точно не будешь, а, разведчик?

– Что?

– Ну, осталось там, не выливай, я допью.

– Да пей, Никитич, только скажи: сегодня никого не привозили?

Он схватил банку, осушил ее, крякнул, потом виновато сказал:

– Сегодня не видел. Я в соседний двор ходил к мужикам.

В общем, по Никитичу, ситуация складывалась такая. Контора обманом или силой набирала девушек, которых потом отправляли куда-то. Алекс в этом каким-то образом участвовал, что при остальных уже упомянутых интересах делало его подозреваемым номер один.

– Сколько их там бывает? Когда? Как они выглядят? Такого не встречал?

Я дотошно обрисовал Алекса, не забыв и разбитый нос.

– В выходные часто приезжают. В понедельник всегда два-три сидят. Похмеляются. А сколько, не считал – все они на одно лицо. Вроде тебя – в галстуках.

Он прополоскал эту мысль в своих уже изрядно разбавленных мозгах и недружелюбно протянул:

– А ты хи-и-трый.

Да, доза эликсира правды явно оказалась великоватой.

– Ты не разведчик! – Он покивал с минуту, соглашаясь с внутренним голосом, и убежденно добавил:

– Наш разведчик бы водку не вылил.

Я встал, похлопал Никитича по грязной спине и сказал:

– Хороший ты человек, Никитич, а главное – проницательный. Но ты не учел одного, товарищ. Водка-то – немецкая!

Пока Никитич трудно осмысливал сказанное, я ушел в неизвестном для него направлении.

В агентстве меня ждал раскаленный телефон, который при моем появлении сразу начал звонить.

– Да, слушаю, – осторожно сказал я.

– Где тебя носит, браток? – бодро загудел Костик. – Я тебе два часа названиваю. Светку тут мою перепугал, говорит, вылетел, как ошпаренный… Что у тебя там, клиенты?

– Клиенты, Костик.

– Слушай, я тебя утром не дождался, извини, срочно выдернули к Клину. А потом и ты ему понадобился, так тебя не найти. В общем, Клин рвет и мечет.

– А что у него? – спросил я, как мог безразличнее.

– Проблемы, браток, – Костик посерьезнел. – Проблемы.

– Что именно? Ты знаешь?

– Ну, я примерно в курсе. Но говорить не могу, понимаешь, это – его дела. Он тебе сам скажет, если сочтет. Сегодня не скажет – его уже не найти, завтра – тоже, а послезавтра… Ты уж пожертвуй воскресным утром, браток.

– Костик, сегодня что, пятница?

– Ну да, а что?

– Браток, в воскресенье утром я могу быть очень занят, – просительно сказал я.

– Слушай, плюнь ты на своих клиентов! Это же твой босс!

– Костик, на этих клиентов я плюнуть не могу, – сказал я уже твердо.

Он замялся, потом облегченно хмыкнул.

– Да ведь он с утра тоже будет занят. Окей, но смотри, чтоб с обеда торчал у телефона, как штык.

– Как штык, браток! – радостно подтвердил я.

Всю субботу я, как штык, торчал у «Шанс-Данса». Около полуночи уехал домой и пропустил самое интересное.

Ранним воскресным утром, когда я заступил на пост, «Шанс-Данс» уже выглядел так, как будто в нем станцевала бомба. Я осторожно проскользнул внутрь, но ни Ленки, ни окурков с помадой среди царящего хаоса не обнаружил.

Мое дальнейшее наружное наблюдение было вознаграждено: к обеду появился Алекс. Вид конторы ему тоже не понравился, и он развернулся на полпути. Я плотно сел ему на хвост и на следующее утро злой, голодный и небритый, с наличностью, немногим превышающей стоимость билетов туда и обратно, улетел с Алексом в Одессу.

Часть вторая