Кирилловцы vs николаевцы: борьба за власть под стягом национального единства

Историографическая база исследования представлена работами отечественных, эмигрантских, сербских, китайских и других ученых и историков10. В историографию включены материалы диссертаций на соискание степеней кандидатов и докторов исторических наук11, а также авторефератов соответствующих диссертаций.

В изучении русской эмиграции, а также объединительных процессов в них, наработана большая, но при этом неполная историографическая база. Можно сказать, что изучение объединительных процессов в эмиграции составляло несколько этапов:

1-й этап – эмигрантский (1920-1980 гг.). Для этого периода характерно написание исторических трудов по истории эмиграции по «горячим следам». Помимо публикаций в газетах, выпусков периодической печати, тематических и специальных сборников, изучение истории русской эмиграции проходило и на полях книгоиздания. Одними из первых работ, посвященных проблемам изучения русской эмиграции, были труды В.Х. Даватца, Н.Н. Львова, В.М. Зызыкина, П.Б. Струве, П.Н. Милюкова, а также публикации В.Д. Набокова, А.Ф. Керенского, которые появлялись в большом количестве периодических органов печати в разных странах русского рассеяния. Большую работу проводят нынешние издатели, выпускающие сборники, в которые входят работы вышеозначенных политиков, что позволяет работать с большим количеством информации12.

Стоит сказать, что основными центрами издания литературы и газет в этот период были: Берлин (газеты «Руль», «Дни», журнал «Двуглавый Орел», еженедельник «Высший Монархический Совет» и др.), Прага (здесь стоит выделить главный эсеровский орган «Воля России»13), Париж («Освобождение», позже «Возрождение»), а также Белград («Новое время»). Среди других центров русской эмиграции можно выделить Нью-Йорк (газета «Новое русское слово»), Харбин и Шанхай («Новости жизни» и «Новое Шанхайское слово»). В то же время отметим, что публикация основных материалов, которые на первоначальном этапе составляли и источниковую, и историографическую базы, происходила в издательствах Европы, в то время как в отдаленных местах проживания русских беженцев часто можно увидеть пересказ тех событий и явлений, которые были уже затронуты в центральных европейских органах.

В силу того, что в данный период публиковали свои работы современники событий, труды часто носят полемический и эмоциональный характер. При попытке выделения проблем, поднимаемых авторами, следует обратить внимание на отдельные идеологические проблемы. В первую очередь, авторами совершается попытка обозначить преемственность от либеральных консерваторов дореволюционного времени. Именно проблема преемственности русского консерватизма является ключевой в идеологии эмиграции первой волны. В силу целого ряда субъективных и объективных причин прямой преемственности между идеологией дореволюционных представителей либерального консерватизма и представителей аналогичного лагеря в эмиграции не существует. Фактор наличия «революционного» опыта у эмигрантов совершенно не учитывался представителями старшего поколения либеральных консерваторов (Б.Н. Чичерин и др.). Следует обратить внимание, что, в первую очередь, публицистическая деятельность этого поколения происходила на фоне «Великих реформ» Александра II, но при этом данная эпоха не носила революционного пафоса 1910-х гг. Сами же эмигранты (П.Б. Струве и его сторонники), называя себя либеральными консерваторами, практически не упоминали о том, у кого они берут идеи для данного направления мысли. В этом смысле представляется весьма парадоксальным тот факт, что именно в это направление идеологии эмиграции включились и бывшие марксисты (сам Струве), отчасти представители Белого движения (при своей идее аполитичности), некоторая часть деятелей русской ультраправой политической группировки, сторонники либеральной парадигмы общественного развития (кадеты). Предположим, что либеральный консерватизм в эмиграции был скорее синтезом общественных мнений и господствовавших настроений, нежели пытался стать правопреемником старших либерал-консерваторов.

Другой проблемой, которая возникает именно в это время на основе материалов публицистики, стоит считать определение идеологического положения либерального консерватизма эмиграции в идеологическом спектре. Наиболее частое утверждение этого направления эмигрантов состоит в том, что они являются «национальным объединением», они «не правые и не левые», т.е. «они патриоты». Подчеркнем, что само по себе понимание патриотизма должно носить индивидуальный, а не групповой характер. При этом каждая из групп эмиграции, даже правые эсеры, которые в эмиграции основали Зарубежную делегацию ПСР, находила для себя патриотические мотивы. Объединяло всех эмигрантов, пожалуй, желание избавить страну от большевиков. Желание же спасти страну от ига большевизма требовало впоследствии решить проблему будущего устройства страны. Однако именно свое видение будущего страны эмигранты должны были продемонстрировать в печатном виде с самого начала. В силу этого каждая эмигрантская группа представляла свои конкретные взгляды, которые чаще всего не совпадали со взглядами других групп. Однако данный факт не отменяет того, что каждая эмигрантская группа придерживалась патриотической идеи, но каждая по-своему. Патриотизм в этом смысле использовался именно представителями т.н. либерального консерватизма как платформа для объединения эмиграции. Однако историки склонны оценивать патриотические настроения не только самой эмиграции только с позиции консерватизма, при том, что не только консерватор любит свою страну. Скорее консерватор любит то, что есть. Представители других направлений лишь предлагают определенные изменения для страны, руководствуясь только определенными своими установками. Так, Н.В. Антоненко излагает традиционный взгляд: «В эмиграции формируется заново национальная идея, воплощенная в символе “Великой, единой и неделимой России”, которая выступала объединяющей силой для всех направлений национально-патриотического Зарубежья»14. Это и отличало патриотизм в представлении либерал-консерваторов. Понимание роли патриотической идеи в определении места «либеральных консерваторов» в идеологическом спектре эмиграции необходимо с целью отличить самих консерваторов друг от друга. Ведь ультраправые любили Родину с точки зрения ее традиционных институтов, которые должны быть реабилитированы в полной мере без изменений. Большая часть консервативного крыла предлагала введение традиционных институтов с их модернизацией под существующие условия. Либеральное крыло частью излагало идеи конституционной монархии, а другая часть придерживалась идей создания в России республики с федеративным устройством. И так вплоть до самого левого крыла эмиграции, которое было представлено Зарубежной делегацией ПСР и отстаивало республиканские идеи. Важно, что все, так или иначе, желали добра Родине, а соответственно, были патриотами. Чем могли сопровождаться идеи патриотизма в обычной жизни? Из того, что лежит на поверхности, стоит называть «тоску по Родине». Не иметь возможность услышать родную речь, бояться за свое будущее в своей стране при наличии статуса гражданина (подданного) и т.д. Иными словами, патриотизм как идея скорее формировалась сама собой. Еще одним фактором данных идей можно назвать и военный, который продолжал отождествляться с военными формированиями, готовыми пойти в бой за освобождение Родины по первому приказу своего командира. Однако это то, что исходило «снизу».

Можно ли считать объединение эмиграции под главенством умеренных консерваторов одной из попыток создать «правительство в изгнании» (government in exile)? Вот очередная проблема изучения эмиграции этого периода, и она относится к проблеме «сверху». Сами современники, называя себя Зарубежной Россией, неоднократно предпринимали попытки создать такой орган власти, который мог бы представлять интересы эмиграции как перед правительствами других стран, а также в международных институтах (Лига Наций). Последовательно создавались Русский Совет, Совещание Послов, свои съезды проводили в эмиграции и бывшие члены Учредительного Собрания. Каждый из этих органов, так или иначе, выходил через российских дипломатов на правительства разных стран (чаще всего Франции, проявившей наибольшую благожелательность по отношению к эмиграции), проявляя отдельные попытки легитимации органов власти эмиграции. Наиболее активные попытки создать такие правительства предпринимались в 1920-1921 гг. В 1926 году же, несмотря на отдельную попытку создать «исполнительный орган» именно представителями консервативного лагеря эмиграции, реализации он так и не получил. Но что такое «правительство в изгнании» в таком случае? Используя общее определение – это политическая группа, которая объявляет себя легитимным правительством страны, на территории которой они не находятся в силу целого ряда причин. «Правительство в изгнании» всегда возникает как следствие серьезного политического кризиса, который мог привести, и зачастую приводит, к гражданской войне. Незаконность прихода к власти в результате революции (или государственного переворота) другого правительства часто является поводом к возникновению правительства в изгнании, которое и олицетворяет образ утраченной законности. Таким образом, правительство в изгнании предстает перед общественностью как единственный элемент законности конкретной страны, которую они контролировать не могут. С другой стороны, «правительство в изгнании» есть образ власти. Оно представляет лишь интересы тех, кто его поддерживает, однако оно не может претендовать на власть над всеми теми, кто придерживается другого взгляда на власть. «Правительство в изгнании» фактически является властью без власти, оно является лишь его образом. Причем образ этот распространяется не только на исполнение взятых на себя обязательств, но и на то, как эти полномочия между отдельными членами этого «правительства» распределяются. Поэтому и важно выделить это как проблему влияния конкретного идеологического лагеря эмиграции на объединение всей эмиграции в целом.

Отсюда встает и проблема своевременности объединения эмиграции к середине 1920-х гг. К 1926 году произошло, пожалуй, наиболее важное событие в истории русской эмиграции. Началась полоса дипломатического признания СССР со стороны держав мира. Первое официальное дипломатическое признание СССР получает 23 июля 1923 года со стороны Афганистана, Германии, Ирана, Монголии, Польши, Турции и Финляндии. Последовательно после этого дипломатические отношения устанавливаются с Великобританией, Италией, Норвегией и т.д. Наиболее болезненным для эмиграции стал факт признания СССР со стороны Франции 30 октября 1924 года. Зарубежные дипломатические представительства бывших правительств России были окончательно ликвидированы в 1925 году, они уже сменились советскими. Исходя из логики «квази-государственности» эмиграции, создавать политические структуры было уже не обязательно. Они были не нужны ни русской эмиграции, ни странам Западной Европы. Однако попытки русская эмиграция все же предпринимает. Эмигранты доказывали это затертой фразой «Объединение назрело». На что можно было делать расчет при такой конфигурации? Мнения современников событий нам также не дают объяснения. Они скорее повторяют известные утверждения о том, что власть большевиков не национальная и что олицетворять Россию может только свободный русский народ, но в целом отражают отдельные интересы русских политиков, которые не видели себя вне России и Россию без себя. Сами эмигранты были убеждены в том, что выполняют свою работу, которая соответствует пожеланиям Внутренней России. Проблема в том, что материалы о деятельности эмигрантов попадали на территорию России либо в незначительных количествах, либо не проходили вообще, так как задерживались на границе, а о деятельности эмигрантов жители СССР узнавали уже из советской периодики («Правда» и «Известия»), в которой они попросту высмеивались. Поэтому даже информация о политической активности и деятельности на местах, о принятых решениях во многом оставалась в руках самих эмигрантов или же сотрудников ОГПУ.

Одной из самых неизученных проблем становится фактор участия «самостийной эмиграции» в деле объединения Зарубежья. К «самостийной эмиграции» мы в данном случае не относим представителей национальных образований в годы Гражданской войны (Белорусская Народная Республика – БНР, Украинская Народная Республика – УНР, Грузинская Демократическая Республика, Азербайджанская Демократическая Республика, Первая республика Армения и др.). Важно отметить, что в эмиграции национальные элементы, за редким исключением, почти не взаимодействовали между собой. Так, О.К. Антропов отмечает, что практически не написано трудов об этнической русской эмиграции15. При этом достаточно сложно писать труды об этнической русской эмиграции просто в силу невозможности отделить эмиграцию по этническому признаку. На наш взгляд, в этом смысле исследование не будет иметь перспективы в силу крайней узости предмета исследования. Мы, в свою очередь, вкладываем в понятие «самостийной эмиграции» казачью эмиграцию: Кубанскую Народную Республику, Всевеликое Войско Донское, Терское Казачье Войско и др. И в этой проблеме важно отметить, что, несмотря на приверженность идеям патриотизма, «казачий патриотизм» не выходил за рамки тех регионов, которые контролировались казачьими войсками. В годы Гражданской войны противоречия между Белыми армиями и казачьими государственными образованиями приводили к стычкам по вопросам совместных действий против большевиков. Восстановление выборных органов самоуправления во главе с выборными атаманами привело к возвращению для казачества традиций управления. В соответствии с этим в казачьей эмиграции утвердились республиканские убеждения, которые в определенной степени и должны были стать одним из краеугольных камней объединения эмиграции.

2-й этап в изучении истории русской эмиграции во многом приходится на постсоветскую историографическую традицию и, таким образом, развивается после 1980-х гг. Особенно глубоко на сегодняшнем этапе происходит изучение всех особенностей культурной и политической жизни русской эмиграции. С 1990-х гг. началась публикация различных источников, а также справочников С.В. Волковым, которые в общем и целом посвящены проблемам русской военной эмиграции16. Особую важность для исследований истории эмиграции представляют мартирологические справочники, однако для многих из них характерны серьезные недоработки, которые требуют своего дополнения историческими исследованиями и поисками соответствующих материалов не только в отечественных, но и в зарубежных исторических архивах.

Для нашего исследования также важны работы и современных отечественных историков, специалистов по истории русской общественно-политической мысли, издательского дела и культуры русской эмиграции в разных регионах русского рассеяния. В этой связи следует выделить работы Р. Абисогомяна, П.Н. Базанова, М. Йовановича и других17.

Комплексным изучением различных вопросов, посвященных консервативной идеологии, занимались современные отечественные историки Л.М. Искра, А.В. Репников, А.А. Иванов, В.Н. Шульгин и др. Работы последних двух авторов для нас важны тем, что они рассматривали взгляды дореволюционных правых деятелей, давая определенную перспективу в вопросы изучения эмиграции. Так, новые работы А.А. Иванова посвящены вопросам жизни и деятельности многих русских правых, которые оказались «не востребованы» властью Временного Правительства и большевиков. Историки правого дела отмечают, что объединения и примирения русских правых с большевиками было фактически невозможно достичь. Именно поэтому многие деятели дореволюционных правых партий (Союза русского народа, Русского народного союза имени Михаила Архангела, Русского Собрания и др.) оказались втянутыми в гражданскую войну на стороне Белого движения, и те, кто выжил, впоследствии отправились в эмиграцию и принялись за активную политическую работу на стороне возрождающихся правых сил. Последняя работа А.А. Иванова, вышедшая в 2016 году в издательстве «Владимир Даль» и посвященная лозунгу «Россия для русских», для нас важна своей актуальностью в среде русской эмиграции, ведь оглашение в 1925 году Великим Князем Николаем Николаевичем-мл. своей политической программы сопровождалось требованием установления власти, построенной на лозунге «Россия для русских»18.

На сегодняшний день разработанной тему русской правой эмиграции можно считать лишь в общих чертах. Систематическую работу по исследованию правой и правоцентристской идеологии проводят Н.В. Антоненко, О.К. Антропов, в меньшей степени П.Н. Базанов19, хотя и написавший в последние несколько лет комплексные статьи, некоторые были включены в его новые монографии, посвященные издательскому делу русской правой эмиграции. Наиболее весомый вклад в изучение правоцентристов в эмиграции внес О.К. Антропов, единственный на сегодняшний момент комплексно рассмотревший вопросы политического объединения эмиграции под главенством различных политических сил. Для нас не менее важна работа Базанова, посвященная Братству Русской Правды, потому что именно в ней он отмечает вопросы финансирования подготовки Российского Зарубежного Съезда 1926 года по линии Братства Русской Правды. Помимо прочего не забудем отметить, что глава данной организации «Брат №1», С.А. Кречетов-Соколов, являлся делегатом Съезда 1926 года от Германии.

В последние годы развивается в историографии также и вопрос о том, какую роль сыграли конкретные представители русской эмиграции в деятельности съезда русской эмиграции в 1926 году. Здесь следует обратить внимание на то, что достаточно подробно, с привлечением большого количества ранее не вводимых источников из отечественных архивов, восстанавливаются биографии графа В.Н. Коковцова, бывшего председателя совета министров в 1911-1914 гг. Российской Империи, а в эмиграции активного участника общественных и политических дискуссий на тему помощи русским беженцам, а также борьбы с большевиками под единым знаменем русской эмиграции. Благодаря работам А.А. Иванова, А.С. Пученкова, Д.Д. Богоявленского, М.В. Соколова, П.Н. Базанова и других восстанавливается политическая биография Н.Е. Маркова 2-го, А.Л. Казем-Бека и др. Стоит приветствовать брошюру А.А. Кара-Мурзы, а также статьи О.А. Трефиловой и И.А. Розанова о жизни и деятельности И.П. Алексинского, члена Русского Совета и товарища председателя Российского Зарубежного Съезда 1926 года. Работы архангельского исследователя В.И. Голдина, написанные в 2015 году, помогают раскрыть жизнь и наиболее важные этапы в политической деятельности Великого Князя Николая Николаевича-мл., который был объявлен в 1925 году «Верховным Вождем» русской эмиграции. Стоит также отметить биографические работы о П.Б. Струве, которые также вышли в 2010-2011 гг. в преддверии защиты кандидатской диссертации Т.С. Кутаренковой. Заметим, что некоторые утверждения Кутаренковой, а также методика работы с источниками представляют собой некоторые противоречия с содержанием газеты «Возрождение», которой автором посвящена диссертация20.

Непосредственно сам съезд 1926 года до сих пор не являлся непосредственным предметом исследования историков. Этому событию истории русской эмиграции если и посвящались какие-то работы, они, как правило, ограничивались простой констатацией факта созыва съезда и его решений. В то же время нельзя говорить, что сам съезд полностью обойден вниманием историков. Различным аспектам, в т.ч. с точки зрения биографий отдельных персоналий, их конкретного вклада в работу, как на самом съезде, так и в преддверии его работы и последствий тех решений, которые были приняты, посвящен ряд статей. В этом плане следует выделить работы Н.В. Антоненко, В.Н. Шульгина, А.Ю. Вовка, который написал чуть ли не единственную статью, полностью посвященную съезду, хотя она и не была написана в честь 85-летнего юбилея этого события. Определенный вклад в отечественную историографию внесли работы А.А. Корнилова и К.А. Лушиной, которые рассмотрели процесс объединения парижской эмиграции, однако в полной мере не смогли раскрыть все аспекты. Однако на разработанность источниковедческой базы в 2007 году не стоило рассчитывать, поэтому следует признать проделанный ими труд вполне соответствующим ситуации с публикацией трудов и источников по этой теме. Последняя работа В.В. Шелохаева, посвященная партии кадетов в дореволюционной России и эмиграции, может также расширить имеющуюся историографическую базу21.

Обобщающие труды по истории русской эмиграции в 1920-30-е гг. за последние годы написаны действующими специалистами из МГУ им. М.В. Ломоносова и РУДН. Серия книг «Русский мир в ХХ веке» (выпущена в формате 6-томника в 2014-2015 гг.) отмечена работами М.Н. Мосейкиной и З.С. Бочаровой, опубликовавших труды, в которых они попытались обобщить проблемы истории русской эмиграции на протяжении указанного периода. Следует обратить внимание, что авторами уделено особое внимание проблемам религиозной и национальной эмиграции, а также правовому положению беженцев в разных странах, идеологическим векторам в истории эмиграции, разделению представителей церковной эмиграции на основе разнонаправленных процессов во взаимоотношениях с представителями политических группировок и другим основным проблемам22.

Историография русского правого дела в 1920-е гг. в эмиграции дополняется и работами А.Н. Закатова, который опубликовал весьма важные материалы, посвященные Дому Романовых в изгнании, и в ряде статей осуществил обобщение известных ему материалов по истории работы Государева Совещания. В этом же ключе следует признать существенный вклад в разработку проблем легитимистского движения, сделанный А.В. Серегиным. Он на основе материалов ГАРФ осветил вопросы функционирования легитимистского Союза Русских Государевых Людей23. Помимо прочего, работы А.В. Серегина в определенной степени обобщают исследования идеологии русских правоцентристов и других правых, однако исследование на сегодняшний день остается лишь в формате диссертационного исследования, не оформленного в законченный монографический труд. Гораздо сильнее работ Серегина – труды петербургского исследователя П.Н. Базанова. Среди отечественных эмигрантоведов именно этот исследователь написал наибольшее количество работ по русским правым. Разработанный этим автором категориальный аппарат для разделения русских правых на политические группы следует признать наиболее соответствующим действительности. Работы О.В. Марченко, В.А. Митрохина и других на сегодняшний день не расширяют историографическую базу исследования, а чаще всего повторяют известные положения, не подтверждая их дополнительными историческими источниками из архивных собраний. К сожалению, более историография легитимистского вопроса не расширяется, однако хочется думать, что это лишь временное явление.

Стоит отметить, что на данный момент в силу целого ряда обстоятельств в полной мере исследовать деятельность Российского Зарубежного Съезда 1926 года не представляется возможным. Известно, что накануне работы съезда и в процессе его подготовки велись достаточно тяжелые переговоры П.Б. Струве и сторонников созыва съезда с представителями Торгово-Промышленного и Финансового Союза. Материалы союза, хранящиеся в архиве Дома Русского Зарубежья им. А. Солженицына (Ф. 019), остаются не описанными и не открытыми для исследователей, однако следует предположить, что именно в этом фонде могут находиться ключевые документы по истории данной организации, и публикация документов этого фонда может существенно расширить источниковедческую базу выбранного нами вопроса. Следует также обратить внимание на неполноту исследования процессов истории правого дела в 1920-1925 гг. Несмотря на отдельные публикации, написанные монографии и статьи, до сих пор в историографии не сделано попытки рассмотреть процессы взаимодействия ВМС с другими монархическими организациями в истории русской правой эмиграции с точки зрения логической последовательности и комплексно. В частности, практически не разработан вопрос о деятельности отдельных политических партий правого толка. Остается много вопросов об истории Русской монархической партии во Франции, истории Высшего монархического совета, Союза объединенных монархистов, Русского народно-монархического союза (партии конституционных монархистов) и более мелких кружков и клубов правого толка на всей территории русского рассеяния. В соответствии с этим не исследована в полной мере и идеологическая база русских правоцентристов, идеология которых формировалась не только на основе взгляда правых, но и конституционно-демократического крыла эмиграции. Вовсе остаются неисследованными в отечественной историографии вопросы о взглядах европейских политиков и общественных деятелей на деятельность русской эмиграции. Практически полностью отсутствует взгляд на русских беженцев с точки зрения повседневности со страниц европейских печатных периодических изданий. Во многом открытым остается вопрос о взаимоотношениях русских правых и европейских правых политических партий. Раскрытие данной проблемы не менее важно для историков, т.к. в 1920-е гг. на страницах разных периодических органов, сводок Иностранного отдела ОГПУ неоднократно публиковались утверждения о наличии взаимоотношений между политическими партиями Зарубежной России и стран Западной Европы. В частности, несмотря на публикации в газете «Возрождение» материала о Ш. Моррасе и «Аксьон франсез», данные взаимоотношения до сих пор не отслежены, хотя могут представлять большой интерес со стороны исторического сообщества.