Доктор 3

– А про родителей Серикова откуда знаешь? – поднимает правую бровь завуч по воспитательной работе.

– Пересекались лично с отцом. Как раз в тот момент, когда его арестовывать пришли, – отвечаю без утайки, глядя ей в глаза. – Ну, и есть ещё личные моменты, но о них, наверное, не стоит.

Не рассказывать же ей, что я и сам не разобрался: были ли нарушения при моём задержании следствием обычного головотяпства исполнителей или Сериков реально так поставил работу в своём райотделе, что его и без натяжек есть за что арестовывать. И это будет только справедливо.

Почему-то на ум приходит опять история. Я далеко не фанат ни Сталина, ни периода 1930–1960 годов. Но насколько нам преподают на истории, при всех беззакониях, творившихся в те времена, о проблемах с добросовестностью на местах речь не шла. И образ Жеглова у братьев Вайнеров, который, не задумываясь, отдаёт свой и Шарапова паёк до конца месяца чужим детям, – никак не натяжка. Хоть сам Жеглов далеко не ангел, но ради своих нематериальных ценностей он выкладывался на все сто. И в его системе ценностей бабло точно не фигурировало ни в первой десятке приоритетов, ни в первой сотне.

По части компетентности и профессионализма райотдел конкретно Серикова меня ничем не поразил. К сожалению.

– Я нахожусь под охраной по ряду обстоятельств, о которых мне рассказывать запрещено. И буду вам очень благодарен, если и вы дальше эту информацию не распространите, – не вижу смысла скрывать от них очевидное, тем более что они видели прибытие ГБР своими глазами.

Завучи снова кивают, глядя на меня, как загипнотизированные. Интересно, а если бы здесь сейчас был Али Шафетович? Он бы их быстро привёл в чувство?

– Когда лейтенант из «неправильного» экипажа собрался нас всех забирать, прибыла моя охрана, – продолжаю убаюкивать их голосом. – У их организации приоритет по закону выше, да и процедуры полиция явно нарушала, вы сами видели.

Сбрасываю в кармане входящий звонок, чтоб не прерывать разговора с преподавателями, и продолжаю:

– Прибывшая охрана дала возможность повторно связаться с опекуншей, и она лично устранила недоработку сотрудника.

– А этот подполковник, что приехал и порядок навёл, он кто? – постепенно оживая, интересуется завуч старших классов.

– Дэвэбэ. Департамент внутренней безопасности – видимо, из управления по городу, – удивлённо смотрю на неё. – Он же сам представился.

– Да мы не поняли, – смущается завуч по воспитательной работе. – Мы ж не в курсе оргструктуры полиции.

Хм. Не перестаю удивляться этому миру. Взрослые и самостоятельные люди проживают целую жизнь, не удосуживаясь позаботиться об изучении деталей мира, который их окружает. Более того, деталей общества, обеспечивающих их личную безопасность.

– Мне опекунша сообщит вечером, чем закончились анализы и что дальше, – добавляю, замечая радость в глазах обеих завучей. – Если хотите, перешлю вам на ватсап. Но это будет после десяти вечера.

* * *

Выходя из школы, перезваниваю на номер, с которого звонили во время моей беседы с завучами:

– Добрый день. Вы только что звонили мне, я не мог разговаривать.

– Саня, привет! Это Тимур! Можешь говорить?

– О, привет, пропажа, – улыбаюсь. – Давай, я тебя наберу? Чтоб ты свой баланс не тратил?

– Не нужно. У меня безлимит, – солидно отвечает Тима. – Мне от твоей Лены и телефон привезли, и он сразу со стартовым пакетом был. Лена говорит, чтоб я всегда на связи был.

Точно. Мы так и собирались сделать, но Лена, видимо, вообще поручила это каким-то ресурсам компании отца.

– А кто телефон привёз? – спрашиваю на всякий случай.

– Так из банка. Он привёз, и тут же перезвонила Лена – она разве тебе не сказала?

– Видимо, забыла. Тима, я тебе очень рад, но сейчас буду бежать. На бегу разговаривать неудобно, – продолжаю улыбаться. – Слушаю тебя внимательно.

– Можешь помочь с работой?

– Так. С этого места подробнее, – я даже останавливаюсь.

– На прямом эфире, когда в КЛУБЕ ЧЕМПИОНОВ в вашей школе ты выступал, ты сказал, что за лето заработал три тысячи долларов. Ты, как и я, несовершеннолетний. Значит, какая-то работа возможна. Вот и я тоже хочу, как ты.

Вообще, тут, конечно, есть прямой конфликт. Логики и закона. Эксплуатация детского труда, с одной стороны, не комильфо. Но лично мой дед уже в семь лет кормил гусей, засыпал корм поросятам, а ведро весит до двенадцати килограммов, на секунду.

И никому в семье и в голову не приходило его от этого детского труда освободить. Иначе семья просто не выжила бы.

– Тима. Есть работа на мойке, по крайней мере, я там начинал. Ничего не обещаю. Поговорю.

* * *

– …Ну, даже не знаю, что сказать, – разводит руками Смоляков, затем подходит ко мне и мощно хлопает меня по плечу, чуть не сбрасывая обратно в бассейн. Из которого я только что выбрался после серии пяти заплывов по восемьсот метров в разных режимах.

– Виктор Александрович, ну не томите, – прошу его. – Сколько?

– Как ни смешно, из восьми с половиной минут вышел.

– Ну-у-у, это не интересно, – разочарованно тяну в ответ. – Не понимаю вашей радости. И раньше же выходил. Что такого…

– Раньше ты выходил только на соревнованиях. После периода подготовки. А сейчас вышел на тренировке, и на каждой из дистанций, – выдержав мхатовскую паузу, едва не светится Смоляков.

– Ух ты, – а вот тут от радости и я готов его расцеловать. – Я же силы экономил, рассчитывал и растягивал! Чтоб все пять раз нормально доплыть!

– А я о чём, – довольно улыбается Смоляков.

– Это же если настроиться, то…

– Вот-вот, – суеверно перебивает он меня, не давая завершить самовосхвалительную фразу.

Вообще, хвалить себя на перспективу у нас в команде считается, и правда, плохим тоном.

– Я тебе что сказать-то хотел… – Смоляков начинает в каком-то странном возбуждении ходить по бортику, даже не глядя на остальных спортсменов, которые ещё тренируются. – Как ни смешно, но лично твои результаты растут. Ты бы всё же подумал, чтоб не зарывать талант? Стоит, как считаешь, подумать о сборной?

– Там надо сфокусироваться только на этом, – машинально отвечаю ему. – На самой сборной, в смысле.

Результат сегодня действительно более чем неплох, но в сборной всего себя нужно отдавать только сборной. А у меня несколько сместились приоритеты.

– Да, там первое дело – концентрация, – обречённо кивает Смоляков.

– Ну, видите… Виктор Александрович, я бы и рад. Не смогу. Мне это просто не интересно, понимаете?

– Саша, ну как может быть не интересным плавание человеку, который однозначно выше норматива мастера спорта гребёт? – начинает горячиться Смоляков.

– Виктор Александрович, не подменяйте понятия. Плавание мне интересно. Мне не интересно сто процентов своего личного времени по факту отдать в управление чужому человеку.

– Ты сейчас о чём? – Смоляков отвлёкся на промежуточные финиши женской команды и не понял, что я имею в виду.

– Все мои результаты в плавании – это итоги работы над собой под лично вашим руководством. Вы согласны?

– Ну-у-у, тебе и от природы много дано, – не соглашается Смоляков. – Мне кажется, у тебя с любым тренером результат был бы таким же.

– У меня совсем другое мнение. Виктор Александрович, вы согласны, что при работе «на результат» в сборной неизбежны и конфликты, и ругань, и напряжёнка в отношениях?

– Не согласен, – отрезает Смоляков. – Очень зависит конкретно от тренера.

– Вот. С вами я сработался. Сплавался. А доверие к чужому человеку – тренеру гипотетической сборной – у меня будет нулевое. И полный негатив на все его замечания, которые будут расходиться с моим видением тренировочного процесса. А они будут, эти замечания…

– То есть, если предположить, что программу тренировок сборной ты проходил бы лично со мной, а не с кем-то незнакомым, то ты бы мог согласиться просто попробовать?

– В таком разрезе – да, – задумчиво отвечаю. Уж больно сегодня результат хорош… – Но всё равно график тренировок нужно будет согласовывать чуть ли не вручную: у меня есть не менее важные вещи. При всём уважении, Виктор Александрович, просто поверьте, – кладу ладонь на руку вскинувшемуся было Смолякову и бросаю на него частоту покоя.

* * *

Заболтавшись со Смоляковым, который не упускает инициативы и таки выдавливает из меня намерение попробовать потренироваться ещё плотнее, задерживаюсь в бассейне. До КЛИНИКИ опять бегу пешком, поскольку Лена на дежурстве. И экономить моё время некому.

Хорошая идея Вовика о том, что меня возят они с Леной, частично накрылась: во-первых, Вовик свободен далеко не всегда. Во-вторых, Лена периодически дежурит сутками. С другой стороны, за любую помощь – спасибо.

* * *

– Что, Анна опаздывает? – добродушно спрашивает Котлинский, традиционно разливая чай по чашкам.

Мне на телефон, по пути в КЛИНИКУ, позвонила Анна, извинилась и сказала, что сегодня будет чуть позже.

– Да, – киваю ему. – Я на автомате согласился, а теперь вот думаю – не погорячился ли. Время расписано, как бы дальше из графика не выбиться…

– Тебя подброшу, – по-прежнему добродушно бросает Котлинский, отпивая из чашки. – Форсмажор, так сказать, по вине клиники: опоздание пациента. А у неё же тот случай, когда терапию пропускать нельзя…

Котлинский с постоянством, заслуживающим лучшего применения, продолжает называть наши действия терапией, а я уже и не спорю.

– Тем более, они сейчас начали погашение дебиторской задолженности по их собственной инициативе, – продолжает прихлёбывать чай Котлинский, – так что не будем обострять. Подождём её сегодня, сколько надо.

– Что есть дебиторская задолженность? Раньше не сталкивался.

– А-а-а, да, ты ж не в курсе… Это их финансовые обязательства в наш адрес, исходя из подписанных обеими сторонами договорных обязательств.

– Ничего себе. Так у нас с ними и договор есть? – широко раскрываю глаза от удивления.

– А ты как думал? – не менее удивлённо смотрит на меня Котлинский. – Есть, как говорят по телевизору, правовое поле. Есть Гражданский Кодекс. Во всех действиях нужно стремиться оставаться как можно ближе к законодательству.

– Да по мне как-то кощунственна, – откровенно делюсь ощущениями, – сама идея поднимать тему договора в отношениях конкретно с Анной.

– Знаешь, тут не согласен, – отрезает Котлинский. – Не буду ни спорить, ни аргументировать, но именно по этому пункту предлагаю тебе лично дорасти до директора и хозяина в одном лице хотя бы компании из двадцати человек, а потом вернёмся к этому разговору. А я с удовольствием у тебя поучусь, как управлять отношениями без договоров. Со всеми… С поставщиками, клиентами, сотрудниками…

Похоже, Котлинский обиделся на слово «кощунство».

– Извините, – улыбаюсь. – Не хотел обидеть. Видимо, в силу возраста склонен недооценивать материальные аспекты. Вообще, с самого начала же договорились: управление финансами и отношениями с клиентами – не моя тема. Простите дилетанта, мне вообще не следовало выражать свою точку зрения по вопросу…

Котлинский ощутимо смягчается, подливает в обе чашки чая и тоже отыгрывает назад:

– Согласен. Знаешь, справедливости ради, ты не один такой. Недооценивающий материального… Стеклов вон – твой астральный близнец… Так что это было абсолютно правильное решение: лечит один человек, очередью и финансами управляет другой…

– Кстати. Я вот хотел спросить. Сегодня один из СГО надоумил. Игорь Витальевич, а что вы можете сказать об отторжениях при трансплантации?

Котлинский на секунду замирает с чашкой в руке, переключая мозги на другую тему, а я продолжаю:

– При трансплантации тест на совместимость какие пункты анализирует? Чтоб донорский орган реципиентом не отторгался?

– Если без длительных пояснений, то комплекс антиген-антитело, – смотрит на меня поверх чашки Котлинский. – Там сложно сходу быстро объяснить. Учитывая нашу разницу в подходах. У нас сейчас столько времени нет. Но если вопрос серьёзно задан, то давай займёмся твоим дообразованием. Стеклов так вообще счастлив будет. Только, по-моему, это тупик… Тест называется HLA. Можешь сам почитать на досуге.

– Спасибо, не надо ничего глубоко объяснять. Мне как раз в таком виде ваш ответ и годится. Я уже вижу, что, как и в случае с онкологией, наша медицина на клеточном уровне анализирует, как мне кажется, «химию», а не «физику». Уже из ваших слов вижу. Что рабочие частоты не сравниваются и не анализируются. Соответственно, сверка частот имплантируемого органа с частотами «системы» реципиента не производится. В итоге, там резонанс или его полное отсутствие – это угадайка. А далее, все терапии по подавлению отторжения имплантированного органа – видимо, корявая попытка стабилизировать частоты химическим путём… вводя в каналы коммуникации нервной системы некие «усредняющие» колебательные контуры… В виде добавок…

Лицо Котлинского, по мере моей тирады, вытягивается, потом он осторожно ставит чашку на стол:

– Ты не слишком с места в карьер? Может, лучше сначала «на кошках»? Отторжение донорских тканей – та ещё проблема… Я, честно говоря, слегка в шоке. Знаешь, есть такой «комплекс бога»…

– Знаю, – перебиваю Котлинского. – Это не проект, Игорь Витальевич, это просто попытка проанализировать сферы применения нашего… м-м-м… метода, – дальше широко улыбаюсь и продолжаю: – Пользуясь свободной минутой. Я вот совсем не понимаю, как два разных набора частот – донорского органа и реципиента – приводить к общему знаменателю. Одна из частей системы однозначно будет угнетаться…

В этот момент с извинениями входит Анна, и Котлинский, выходя из-за стола и незаметно указывая глазами на Анну, на ходу к двери завершает:

– В отличие от текущего профиля, в этом вопросе понадобится же, сам понимаешь, целая смежная клиника, ещё и за рубежом. Трансплантологи для совместных исследований – это никак не у нас…

* * *

Бокс чуть не накрывается медным тазом.

Сергеевич в зале смешно вертится перед зеркалом, с разных сторон рассматривая, как на нём сидит новый костюм, с которого даже не спороты этикетки.

Зеркала в залах бокса, как и в танцевальных, большие: во всю стену, от потолка до пола.

Лицо Сергеевича излучает одухотворённость, мечтательность и полное творческое удовлетворение. Каждому приходящему он, не отрываясь от своих мыслей, кивает на скамейку, где мы переодеваемся, и говорит одно слово:

– Разминайтесь!

Понаблюдав за Сергеевичем минут пятнадцать, потихоньку спрашиваю Севу (до шестидесяти килограммов):

– Что это с ним?

– Вот уже скоро третий час как разминаемся, – раздражённо бормочет Сева. – Сейчас ещё минуты три повертится, потом сам увидишь…

Через три минут Сергеевич, кивнув очередному вошедшему на скамейку, говорит ему же:

– Вот, подарили сегодня! – и зардевается лёгким румянцем. – НО – есть «но». На семнадцать лет моложе! Вот думаю… Не вернуть ли…

Скамейка, включая меня, в этом месте взрывается мало что не лошадиным ржанием (видимо, эту сентенцию Сергеевич уже повторял сегодня не раз), и Дима-полутяж рубит в лоб:

– Сергеевич, мы вас уважаем. Если она моложе вас на двадцатку и дарит костюмы, то лично я уважаю втройне! Но это, Сергеич… А БОКС СЕГОДНЯ БУДЕТ?!!

Это вырывает Сергеевича из сонма грёз о какой-то загадочной сорокатрёхлетней красавице, которая, судя по всему, взялась подкатывать к Сергеевичу. Сергеевич рассеянно оглядывает нас, видимо, выныривая из каких-то грёз, и растерянно отвечает:

– Бокс будет. Но – на семнадцать лет моложе!

– А вроде и не весна, – бормочет Дима-полутяж, семеня с пятки на носок от скамейки в сторону зала. – Сергеич, у меня со связкой что-то – это точно не от ваших гантелей?..

Наконец, приход Вовика ставит точку в душевных метаниях Сергеевича. Вовик, перекинувшись парой слов с остальными, сразу со скамейки тащит Сергеевича в тренерскую, они отсутствуют в течение трёх минут, а потом появляются вместе, при этом Сергеевич уже полностью адекватен.

Когда очередь в тренировочном процессе доходит и до меня, он спрашивает:

– Лена где?

– Сегодня на дежурстве, они же сутками.

– А-а-а, ну ладно…

– Она будет ходить. Мы это обсуждали. Просто во все дни, кроме рабочих.

– Да без проблем. Лишь бы на пользу.

После тренировки, от греха подальше, Сергеевича домой везёт Вовик. Который в итоге отбивает в наш спортчат смс-ку:

Вовик: Довёз. Домой проводил. Эта фемина на кухне, звала пить чай, но Сергеевич сказал выметаться.

Дима_вес: А что за фемина-то?

Вовик: Очень даже вполне…

* * *

Примечание:

В «НЕКРОМАНТЕ» уже постил,

Асель Баяндарова, звезда казахстанских соц. сетей, врач, в прошлом – реаниматолог.

Ей в этом месяце как раз будет 43:-)

Это – просто иллюстрация, какую женщину сорока трёх лет чисто теоретически Вовик мог увидеть рядом с Сергеевичем в его квартире. В фейсбуке есть ещё куча её фотографий в купальнике (она – доктор антивозрастной терапии), как иллюстрации процессов антистарения, но тут постить не буду, поскольку Вовик её мог видеть только полностью одетой:

* * *

После бокса забегаю на мойку. Стёпа с Андреем, судя по тому, что вижу, набрали уже четыре машины, две из которых – большие джипы.

– Привет, братва, – здороваюсь с каждым по отдельности.

Они синхронно отвлекаются от работы, подходят и улыбаются, но Стёпа сразу обозначает:

– Привет маленьким боссам! Рады видеть, но давай болтать на ходу, – нам уже в два ночи две машины сдавать, так что… Давай мы будем драить, а ты вон кресло подкати и рядом садись.

– Да я по делу, ненадолго…

– Можешь себе кофе сделать – сам знаешь, где и как, – не слушает меня Андрей, выкатывая из угла кресло, которое подталкивает ко мне.

Отвлекаюсь на три минуты в «стекляшку», где делаю, понятно, три кофе, с которыми возвращаюсь в бокс:

– Братва, такой вопрос. Есть один пацан, совсем молодой – десять лет. Вначале думал к Илье сразу, но потом решил к вам – посоветоваться…

– …ну, я не тупее твоего деда. Лет с семи поросят кормлю, – склоняет голову к плечу Степан, поднимая левую бровь – видимо, для иллюстрации. – Так что всё правильно. Не знаю, как там с законом, но в десять лет вон, южные соседи уже выпас небольшой отары могут поручить…

– Для тех, кто не в курсе – детям асфальта то есть, – продолжает Андрей, поскольку Степан отхлёбывает кофе. – Поросятам варится большая кастрюля. Как бы не на двадцать литров. Если их много, то сорок. Потом это все на вытянутых руках – потому что маленький – нужно перегрузить в вёдра и перетаскать. Переступая через всякие пороги, балки, а в селе их куча…

– Да-да, а свинарник обычно – отдельное здание, га-га, – подключается Степан. – А варить, один хрен, только на кухне – потому что печка нужна.

– Ну, есть ещё летняя кухня, но суть такая, – Андрей забирает у Степана остатки кофе и выпивает сам. – Потом – вода. Тоже вёдрами. Поилку перед этим обязательно помыть! Моется она под шлангом на улице.

– И весит как та кастрюля с кашей, – морщится Степан. – Её надо вытащит и затащить.

– То у вас, жлобов, – смеётся Андрей. – У нормальных людей деревянными никто уже сто лет не пользуется… В общем, «зарядка для хвоста» ещё та. И так каждое утро. Без выходных, праздников, опозданий.

– Поросята – ужасно нежная сволочь, – компетентно кивает Степан. – Хоть график собьёшь им – ну, позже накормишь… Хоть температура не та… В общем, вплоть до того, что передохнуть могут… Батя потом тебе —…, да…

– В общем, десять лет – это у вас, в городе типа дитё. У нас уже вполне работник, прав твой дед, – доносится из джипа голос Андрея, который вернулся к оттиранию пятна на полу.

– Или вон, у соседей на юге. Отара баранов так на полста, – Степан выбирает тряпку для полировки пластика, – а каждый баран, считай, сто баксов. Грубо. Ну ладно, пусть полсотни…

– Так и отара бывает не на полсотни, а на три сотни! – доносится из машины Андрея.

– Да. И вот эту отару вполне могут пасти пара пацанов лет по семь. Редко – десять. И ничего… Грубо, если пара сотен баранов даже по полста долларов – это десятка, – подводит итог Степан. – Только, в отличие от пачки баксов, стадо баранов то в овраг свернуть норовит, то разбрестись, то обратно не разворачивается, то от водопоя не идёт никуда, хоть стреляй их на месте…

Из машины Андрея доносится гомерический хохот, потом он кричит:

– Наш Стёпа решил подкалымить после восьмого класса! И имел опыт! Минус триста баксов от родителей хозяевам за первую неделю, а-а-ага-га-га-га!

– В общем, давай пробовать. Не обидим. Приглядим. Днём с мойкой кому-то справляться надо. Один из нас тут постоянно теперь присутствует.

– А чего так? – интересуюсь. – Вы ж учиться днём должны?

– Так объект за нами закрепили, когда ты ушёл. Предлагали ещё человека от начальства, но мы посоветовались и решили, что чужих не надо, – поясняет Степан. – Потому один на парах – второй тут. На следующий день меняемся.

– А не боитесь учёбу запустить?

– Да тут сезона-то осталось… Хорошо, если месяц. А сессия через полгода, – отмахивается Степан. – В общем, дай наши телефоны своему малому, и может приходить…

* * *

На ужин, подумав и прикинув, что жара спала, решаю сварить харчо: и Лене завтра днём будет чем нормально питаться (если она решит посидеть дома до обеда), и варить его долго, потому как раз успею закончить все дела перед сном. А даже если захочу спать, недоваренный суп не даст.

Разделываю мясо, заливаю водой и ставлю на огонь. Вариться ему долго, потому погружаюсь в сеть.

У Бахтина срач в комментах. Одна группа – его почитательницы пенсионного возраста – голосят, что он – единственный честный на всю Генпрокуратуру. Что, может быть, не так уж и далеко от истины… Они же высказывают опасения, что ему теперь нужно очень беспокоиться за свою безопасность. В качестве аргумента приводят какую-то цитату из какого-то Маркса, что-де «…нет такой подлости, на которую не пойдёт капиталист за триста процентов прибыли». Что-то в этом духе.

Вторая группа – безликие аккаунты без фотографий, личных данных, сделанные как под копирку – педалят мысль, что это грандиозная подстава и что это Государство выявляет недовольных. Дескать, не ведитесь.

По теме, с цифрами и какими-то ссылками на известные автору детали, вяло отвечают лишь чекисты и менты.

Комаровских, тегнутый Бахтиным как ДВБ Центрального Аппарата службы безопасности, вообще прямо на стене на всеобщее обозрение написал: «Олег, ты ебанулся?! Просто позвонить что – руки отсохли?!»

Далее, под ржание каких-то анонимных коллег этого самого Комаровских, он вообще забанил Бахтина, отписав через них, чтоб Бахтин не юродствовал при посторонних, да ещё и в фейсбуке.

На что Бахтин разразился следующим постом в блоге:

Народ не может быть посторонним, господин Комаровских, если ты это забыл. Жаль, тегнуть не могу – ты меня забанил.

Очень жаль, что Генеральная Прокуратура в моём лице не находит понимания в Департаменте Внутренней Безопасности центрального аппарата чекистов, хотя, казалось бы, делаем одно дело…

…Комар, так ты уже решись. Ты за правду? Или за должность?

Читать, конечно, смешно, но если вспомнить следы перестрелки в коридоре перед родильным шлюзом, то донкихотство Бахтина уже не выглядит смешным приколом.

Прерываюсь почти через два часа, чтоб доварить суп.

Мелко режу четыре луковицы. Засыпаю. Мою тщательно четыре столовые ложки риса (на два литра бульона нужно именно столько), тоже засыпаю. Кинза, грецкий орех, мускат, ещё какие-то орехи и специи, что есть под рукой – всё измельчаю и туда же.

Финальным штрихом заливаю два стакана гранатового сока.

Вообще, харчо по правильной оригинальной рецептуре полагается варить именно так. Если вдруг нет гранатового сока (обычно за него многие принимают восстановленный и разбавленный сахаром нектар), допускается использование ткемалевого. Но никак не томатного! Как ошибочно считают многие, не радеющие за точность рецептуры и технологии.

Доварив суп, наливаю себе большую миску и, пока остывает, возвращаюсь к компу, к аккаунтам нашего канала.

Наш канал СТАНЬ ЧЕМПИОНОМ силами Юли и её подруг завёл профили и в фейсбуке, и во Вконтакте.

Пока рост числа подписчиков происходит в основном за счёт старшеклассников мужского пола. Но есть уже и студенты, и дискуссии, стихийно возникающие сами по себе, как оно обычно и бывает в сети, достаточно тонко модерируются нашими девочками, чтоб фокус создавался на нужных нам проблемах.

Со смешком думаю, что, наверное, так и выглядит вся цивилизация от сотворения мира: пассионарные парни клюют на красивых и неглупых девочек и оказываются втянуты в дела этих девочек, невольно разделяя и их точки зрения, и (порой) образ жизни.