Доктор 3

– Да ты просто в деревне не пахал с шести лет. А тут: под крышей, инструменты все есть, за шиворот дождь не течёт, кофеварка вон рядом, с машинами работа, ещё и оплачивается так, как в селе бригадир не получает… Ты просто городской. Ну, бывай!

* * *

– …смотри, тебе решать, – философски пожимает плечами Смоляков. – Я в заслуженные тренера на тебе и так выплыву, ты ж ещё до конца школы у меня проплаваешь?

– До конца школы – точно да, – после того разговора с Вовиком теперь даже не сомневаюсь. – Не знаю, смогу ли буквально весь график отплавать, но то, что вы назовёте ключевым, точно проплыву.

– Да все заплывы и не надо, – размышляет Смоляков. – Но на чемпионате страны зимой – уж будь добр. Если тебе на себя наплевать, то я ученика сколько лет к этому вёл… На восьмистах и полторашке можем и побороться за самый верх, тьфу три раза, НИЧЕГО НЕ ГОВОРИ! – упреждает он мои попытки что-то ответить и, повернувшись к стене, стучит зачем-то три раза по пластиковой крышке тренерского стола, стоящего на бортике. Затем три раза зачем-то слегка прикусывает себе язык. – В принципе, от тебя жду тогда только февраль. Страна. Это фокус. Остальное – по желанию, лично мне не принципиально. Договорились?

– Да.

– Хотя на моей памяти ты первый, кому сборная реально светит, а надо ещё уговаривать, – размякает Смоляков, впечатлённый стабильностью сегодняшних результатов. – Саня, такой вопрос… только ты не обидься, – он пристально смотрит на меня.

– Не обижусь. Конечно, спрашивайте.

– Саня, этот твой рост результатов можно объяснить много чем. У меня только один-единственный вопрос. Учитывая, что результаты в плавании параллельно с результатами в боксе расти просто не должны – по крайней мере, на таком уровне уже не должны… Ты ж не второй разряд, и группы мышц разные… Ты на боксе точно никаких медикаментов принимать не начал?

Смоляков испытующе смотрит на меня.

– Боже упаси, – открещиваюсь обеими руками. – Я что, дурак? Да и зачем мне?

– Верю. Рад, – коротко подводит итог Смоляков и поворачивается в сторону бассейна.

Хотя я по нему вижу, что он ещё сомневается.

– Виктор Александрович, только чтоб успокоить вас.

Подхожу к нему ближе, чтобы говорить как можно тише. Он выпрямляет спину и подаётся назад корпусом, чтоб его ухо оказалось рядом с моими губами.

– Если с гемоглобином порядок, плюс выводить молочную кислоту ускоренно, то можно и не такие рекорды ставить. Я сейчас, считайте, дыхательной гимнастикой увлёкся. Оказывается, есть масса комплексов на контроль именно кислорода в тканях, на насыщаемость кислородом тканей и на вывод молочной кислоты. Не буду подробно, но вопрос только в дисциплине, дыхательной гимнастике и аутотренинге.

Смоляков оборачивается и недоверчиво смотрит на меня, при этом успокаиваясь.

– Ну ладно, – покладисто кивает он. – Главное, чтоб ты сам в это верил, – он издаёт короткий смешок. – И лишь бы результат был стабилен.

– Результат стабилен, вы же видите.

– Не поспоришь. Согласен. Ладно, беги, у меня сейчас малыши уже в воду входят.

* * *

В КЛИНИКЕ Котлинский явно куда-то собирается, торопливо ощупывая свои карманы и проверяя содержимое дешёвого офисного рюкзака «под ноут». Обычно он ходит с солидным портфелем, потому спрашиваю:

– Что за отрыв от имиджа, Игорь Витальевич? Здравствуйте. Вы же обычно с портфелем?

– Да в облздрав еду. Буду там с бубном плясать. Надо будет бакшиш оставить, вот я там этот рюкзак и забуду. Как будто. С тем, что внутри…

– Ничего себе, прямо как шпионы, – восхищаюсь сложностью обычной, на первый взгляд, операции.

– А ты думал… Смех смехом, а уже два с лишним года как введена одинаковая ответственность и для самого взяточника, и для того, кто ему что-то даёт, – Котлинский многозначительно поднимает палец.

– Не буду спрашивать, а что будет, если пропустить платёж и последовать строго букве закона…

– Правильно. Не спрашивай. И не услышишь, как отзываются лицензии, приходят проверки и создаются невыносимые условия всем.

– А почему Бахтина не напряжем? – на полном серьёзе интересуюсь. – Неужели…

– НЕ ВАРИАНТ, – перебивает меня Котлинский, качая головой и пересчитывая какие-то купюры прямо внутри рюкзака. – Медицина – своё кино. Разбираться, в случае наших жалоб, Прокуратура сама не сможет. И будет всё равно привлекать экспертов. А эксперты у нас кто?

– Видимо, тоже врачи? А как же корпоративная солидарность?

– Врачи, – покладисто кивает Котлинский. – Но не те. Чиновники. И вот как раз их корпоративная солидарность сработает на полную, только не с нами…

– … а с теми, кого мы посадили?

– Шаришь, – хлопает меня по плечу Котлинский, подвигаясь ближе к двери. – Думаешь, мне самому интересно две ставки классного хирурга просто так отдавать? К сожалению, именно на сегодня это – путь наименьшего сопротивления. Я согласен, что болезни нужно лечить. Болезни общества – в том числе. Но терапия должна быть комплексной. Чтоб вся Система, плавно выздоравливая, резко эволюционировала к лучшему. А то, если для лечения перелома кальция нагрузить три нормы, знаешь, что будет? С благими намерениями…

– Не знаю.

– Кишечник остановится! – громко смеётся Котлинский. – Для начала… Потом – с вариантом на почки. В общем, всё надо делать постепенно. И новатором я точно в этом вопросе не буду, подвергая риску и себя, и сотрудников, и пациентов… Цинично говоря, себе на домик на море я накашлял. Не за себя боюсь…

– М-м-м, Игорь Витальевич, так у нас нет никакого моря?

– А кто тебе сказал, что мой домик «у нас»? Лично я Средиземное море люблю гораздо больше Каспийского… Ладно, не буду врать, – хлопает меня Котлинский по плечу ещё раз. – Адриатическое. Не Средиземное. И кстати…

Он охлопывает себя по карманам, подходит к столу, открывает верхний ящик, достаёт оттуда конверт с надписью «САША», сделанной явно им самим. Судя по почерку.

– Держи долю, а-га-га, – он снова расцветает в улыбке.

– Это за что? – вопросительно поднимаю бровь.

– Родня Анны начала гасить дебиторку. Это половина первого платежа.

Сажусь на стул прямо там, где стою.

– Игорь Витальевич, а нам с вами не кажется, что лучше довести дело до конца? А уже потом переходит к расчётам? Хотя да, вы говорили…

– Что кажется тебе, я не знаю, – Котлинский смотрит на часы и садится напротив меня. – Но я знаю, что в её истории болезни в онкодиспансере одни восклицательные знаки. В хорошем смысле. Это раз. Что даже закончи мы всю терапию сейчас, вот на этом этапе, её личные шансы на операции будут уже под семьдесят процентов вместо двадцати – это два. Что процесс динамичный и поступательный, это три. Третье, кстати, я и сам вижу, на основании регулярных анализов. И четвёртое. Главное. Мои коллеги в онкологии не стали дожидаться окончания твоей работы, уж пардон, – Котлинский со злостью дёргает левым плечом, как будто сгоняя надоедливую муху. – Оттуда уже ползут слухи о нашей положительной динамике – в смысле, об Анне, а в этой среде…

– …слухи расходятся, как круги по воде? – завершаю за него я.

– Да. И мне уже сейчас нужно сделать там кое-какие вливания, чтоб процессом тиражирования этих слухов хоть немного управлять, – хлопает себя ладонями по бокам Котлинский. – А кредитовать процесс я сейчас не готов… Ну, и ещё такой момент… тебе не приходилось, а я сталкивался… В общем, бывают очень неприятные случаи. Когда пациенту плохо – на всё готов. Договорные условия одни. Стало чуть лучше – уже колеблется: а не много ли эти врачи-рвачи с меня лупят. А как выздоровел – оказанная услуга уже ничего не стоит. И я сейчас не о финансовом вопросе, – он взмахивает в воздухе рукой, останавливая мои возражения. – Просто есть, как говорится, техника безопасности. В сфере финансов в нашем случае она состоит в том, что не нужно нагружать семейный бюджет пациента единовременной большой выплатой. Если пациент сам предлагает разбить сумму на платежи – мы всегда идём навстречу. Даже если это и отсрочка платежа. А уж если пациент хочет начать делать платежи в процессе самого курса… Скажу тебе так. В случае операции, при которой было восемьдесят процентов за то, что она ничем не поможет, они бы не то что на двух третях результата платили… Они бы вносили стопроцентный аванс. Который остался бы в клинике, даже не долети Анна туда по техническим причинам, – Котлинский глядит на меня и поясняет: – Ну, не доживи она до самой операции… Да, врачи – циничные люди. И давай соблюдать правила.

– Какие? – я увлёкся его речью, и сейчас не соображу, о чём он.

– Я не учу тебя лечить. Ты не учишь меня управлять финансами.

– Точно, извините… В любом случае, спасибо.

– Тот случай, когда не за что. Тот случай, когда спасибо говорит КЛИНИКА. Ладно, бывай, я понёсся!

Котлинский снова хлопает меня по плечу и исчезает за дверью, закинув рюкзак на одно плечо, как тинейджер.

А я остаюсь ждать Анну.

* * *

Из клиники меня забирает Лена, которая даже не ходила в душ после своей тренировки, судя по спортивной одежде, надетой на неё.

– Что это с тобой? Смена имиджа? – привычно кладу руку на её правое бедро после того, как целуемся.

– Да я чего-то подумала: всё равно сейчас вернёмся в зал, и я ещё пару раз прыгну. Чего переодеваться? – Лена зевает во весь рот, потом продолжает: – Тут батя звонил – про твоего киргиза, говорит, есть понимание. В общем, этот тип, оказывается, в своей стране медпрепараты через какой-то китайский транзит контейнерами гоняет. В обход таможни. Потом от себя этот контрабас – по всему Таможенному Союзу, что ли.

– Ничего себе, вот тебе и добропорядочный Запад, – бормочу. – В лице ХОС-а.

– Запад тут ни при чём, – снова зевает Лена. – Это его личная инициатива. Он вообще договорился с конкурентами, которые делают то ли дженерики, то ли вообще по другой теме – батин товарищ не врач, в детали не вникал. А названия компаний прочёл, как с огурцом во рту – не поняла я; в общем, не важно… Короче, они его будут брать. Сейчас же сентябрь?

– Ну да.

– Ну что «да»? Это последний месяц предпоследнего квартала! Как раз палки за квартал. А там как пойдёт – батя говорит, может, его до нового года крутить будут. В общем, нам команда расслабиться и не вибрировать – там без нас обойдутся, – немного помолчав, Лена добавляет: – Уход только от налогов на сотни тысяч. А ещё есть таможенные пошлины. Батины «коллеги» с той стороны говорят, что они на нём здорово поднимутся. И не только по службе…

– Спасибо. Приятно. Теперь, наверное, надо Саматову сказать? Чтоб от кнопки отказ оформить?

– Вот не надо торопиться, – философски качает головой Лена. – Тут, как говорится, лучше перебздеть, чем недобдеть. Пусть возьмут – тогда поговорим… Эта кнопка всё равно никого не напрягает. Это ж не сопровождение с тобой гонять.

– Слушай, тут понятно, такой вопрос, – пристально смотрю на Лену. – А ты точно сейчас не уснёшь? Прямо в зале? Ты же с суток? Оно тебе надо?

– Да я по тебе тоже соскучилась, мррр, – бодает меня виском в висок Лена. – Давай уж бокс отпрыгаем вместе… До вечера как-нибудь доживу. Тем более, у меня получилось всхрапнуть пару раз. Часа по два, хе-хе.

* * *

На боксе Сергеевич раздаёт всем задачи, а сам в углу вначале «прыгает» с Леной, потом они начинают что-то обсуждать в перерыве между раундами, а ещё позже они вообще подходят к рингу, опираются на него спинами и о чём-то оживлённо дискутируют, активно размахивая руками.

Задание на тренировку всем однотипное, без перерывов, потому до меня доносятся только обрывки их разговора, да я особо и не вслушиваюсь:

– …Вы не правы. А если она вас искренне любит? Вы готовы её размазать только из-за ваших старых психотравм?

– …

– …кстати, давайте и над ними поработаем, а не только надо мной.

– …

– …а Саша вам не говорил разве о моей профессии?..

– …

– …

– …не так, Лен! Мне уже, почитай, шесть десятков!.. В нашем возрасте кто кого больше обманет! А не кто кого больше любит…

– …не знала, что вы трус, Сергеевич. А ведь выглядите совсем иначе!

Они периодически оба громко смеются на весь зал.

Кажется, Сергеевич продолжает фрустрировать, не будучи в состоянии сам поверить в своё счастье. Братва из секции, под руководством гения компьютерной безопасности Вовика, отыскала буквально вчера профиль зазнобы Сергеевича в соцсетях. И разобрала по косточкам, вплоть до студенческих лет, которые у неё окончились около двадцати лет тому.

Фемина, и правда, знатная. Скажем, красивая и умная. Опять же, врач почти: своя клиника. Терапия против старения плюс пластическая хирургия. Всё подняла сама, с ноля, а начинала, как Лена, в реанимации. Прошлое, конечно, не безупречно, но все сошлись в одном: двухкомнатная халупа Сергеевича (ну, для неё халупа), без ремонта, не в самом новом, чтоб сказать мягко, доме – это явно не то, что её могло привлечь. Её интерес к Сергеевичу лежит явно не в корыстной области. Да и сам костюм, братва говорит, по стоимости соизмерим чуть не с ремонтом в квартире Сергеевича.

А вот то, что сам Сергеевич – мужик о-го-го и, по словам Лены и Асель, сегодня более чем дефицит, для него лично значения не имеет. Вернее, значение этого факта он, в отличие от неё, не готов оценить.

Он как тот механик или рабочий в старом советском фильме (название – что-то про веру Москвы в слёзы): не верит, что его можно любить просто так. Особенно если дама выше его по социальному статусу.

Другое дело, лично я бы не путал финансовый успех с социальным статусом. Если по деньгам дама, конечно, покруче Сергеевича, то об их социальном статусе можно долго спорить, кто круче и у кого больше влияния: к Сергеевичу ездят тренироваться и судьи облсуда – бывшие ученики. И прокуроры, коллеги Бахтина – тоже ученики. Про коллег Кузнецова ничего не скажу – они инкогнито, но они точно есть. И каждый из них сделает для Сергеевича всё, что может. А если взять их усилия в сумме…

Есть прецеденты, когда Сергеевич лично вызывал кого-то из учеников-госслужащих, плюс кого-то из учеников-коммерсантов, просивших об этой встрече, и вместо судьи «разводил» вопросы ко всеобщему согласию и благодарности.

Кстати, все сходятся в том, что лично себе он никогда не брал ни копейки. Но наш зал, чуть не лучший в городе, включая географически дорогое место, существует и поддерживается как раз на те регулярные дотации. Которые ученики разных лет делают добровольно.

В субботу, кстати, у нас игровой день. Футбол или, очень редко, баскетбол. Сергеевич ещё играет сам. Делит команды всегда он, под смех одних и мат других. Мы все ржём над одной его слабостью, но изо всех сил ему потакаем: он ВСЕГДА делит нас на две команды так, чтоб ни в коем случае не проиграть. Почему-то получается так, что в его команде оказываются самые быстрые и точные нападающие, самые крепкие и отбитые защитники и самая умная полузащита. А против него играют изрядно раздобревшие, смеющиеся мужики хорошо за сорок лет и за сто килограммов.

Вот во время футбольных баталий и выясняется, кто есть кто. Когда, в пылу игры, братва старших поколений, которой за сорок и которая ходит только по субботам, орёт на весь манеж, не стесняясь:

– …судья, твою мать! Ты не видишь, я открытый?!.

– …Полковник… тебе в гланды! Ели ты так и шпионов ловишь, как мячи, то бедная Родина! А-а-а-а-ага-га-га-га!

– А кто тебе сказал, что я шпионов ловлю? – удивлённо. – Я уже давно в центральном аппарате, встречаю делегации… Причём как раз этих самых шпионов, но прибывающих официально…

И так далее.

Есть пара просто успешных бизнесменов.

В общем, люди очень разные, но общее у них есть: они явно успешны в том, чем занимаются; к силовым структурам принадлежат многие, ещё большее количество выступало за ДИНАМО. И – все они достаточно успешные боксёры в своё время – как правило, не ниже камээса. Кстати, лет тридцать назад за выигрыш Республики по юношам как раз этого самого камээса, они говорят, и давали. Так что это очень серьёзный уровень. Есть Игорь (тёзка Кузнецова) – ничем не примечательный, средних кондиций мужик лет под пятьдесят – так он, выиграв нашу республику по юношам, потом три года в армии левой ногой выигрывал чемпионат Вооруженных Сил по боксу в своей категории. Вот это был уровень… А три года подряд выигрывал потому, что на флоте тогда служили три года. При этом, говорят, его даже в спортроту не забрали. Как он там форму на корабле поддерживал, шут его знает.

В общем, если считать потенциальное влияние, которое и есть социальный статус, то я совсем не уверен, что фемина Сергеевича его бы обскакала. Несмотря на все свои миллионы.

Другое дело, что Сергеевич не считает свой статус чем-то из ряда вон и своих учеников сверхгероями тоже не считает. Напрочь игнорируя, что даже отдельно взятый судья или прокурор может испортить как настроение, так и не только целой роте бизнесменов, чиновников и далее по списку.

Налицо какая-то психологическая травма, судя по тому, что Сергеевич тупо не верит в приязнь и эмоции. Но Лена, надеюсь, должна справиться. С психотерапией.

* * *

После тренировки идём ужинать вчетвером – с Сергеевичем и Вовиком, и под конец вечера Сергеевич уже сам набирает какой-то номер, отойдя в сторону и стыдливо развернувшись лицом в угол:

– Извини. Был не прав.

– …

– Да, еду домой.

– …

– Конечно. Приезжай, жду.

Затем подходим к нам и, потирая руки, смотрит по очереди на Вовика и Лену:

– Мне надо срочно домой. Кто отвезёт?

– Я, – отодвигает Вовика Лена. – Я и езжу быстрее, и машина у меня лучше. И своя, я над ней не трясусь.

– Вот именно, – обижается в ответ Вовик. – Машина чужая, и я её так убивать, как ты, не могу.

Лена молча показывает Вовику язык, берёт меня и Сергеевича за руки и, как детей в садике, ведёт в машину.

* * *

Дома Лена засыпает минуты за три прямо на диванчике в старой спальне, сонно бормоча мне:

– Мелкий, я тебя люблю, но супружеский долг утром. Умоляю.

Накрываю её одеялом – уже прохладно, а окна держим открытыми.

Сам иду на кухню.

Учу атлас, читаю кое-что по генетике, когда раздаётся звонок в дверь.

Чертыхаясь, бросаюсь к двери: если позвонят ещё раз, могут разбудить Лену. Надо было вообще выключить звонок – всё равно я никого не жду.

На пороге стоит трезвый и абсолютно нормальный Сериков.

– Можно войти?

– Что тебе у меня нужно? – как можно нейтральнее спрашиваю, не освобождая проход.

– Ты разве не в курсе, что мой батя стоял на дистрибуции «травы» в регионе? Сейчас, когда его закрыли, на маманю наехали… Раньше он «наверх» всегда доляху засылал, порой даже из своих, не дожидаясь реализации… А сейчас платёж просрочили… Могу войти посоветоваться? Ты тип крутой – может, что и присоветуешь толком…

Не скажу, что ошеломлён, но удивить меня у Серого получилось.

* * *

Примечание.

Про влиятельных учеников в секции по субботам на футболе – ни разу не шутка. Хотя, конечно, идеалистичность картины преувеличена:-) Лично мне тот судья облсуда никогда не нравился:-) и в футбол, сволочь, всегда играл с нарушениями:-D

Справедливости ради – думаю, такой коллектив регулярно собирается не только у моего тренера. Мне кажется, такое есть во многих секциях, где тренер – преданный своему делу человек, бессребреник типа Сергеевича.

Как говорится, карма воздаёт социальным статусом.

Я сейчас на ходу даже придумать не могу, что бы НЕ МОГ решить мой тренер в пределах разумного. При том, что ему 79,5.

* * *

– Ладно, проходи, – подвигаюсь в сторону, давая Серому пройти и закрывая за ним дверь. – Разуйся тут, иди вон на свет в кухню.

Закрываю за Серым двери и догоняю его в кухне, где он тяжело плюхается прямо за стол и, налив себе в первый попавшийся под руку стакан заварки из заварника, выпивает всё залпом.

– Может, тебе чаю? – спрашиваю нейтрально, наблюдая, как он тянется к заварнику повторно.

– Не надо – так хорошо, – в перерыве между глотками говорит он. – Я люблю покрепче, и сейчас жарко, холодный сойдёт.

– Не так и жарко, но смотри… моё дело предложить. Говорим тихо – у меня люди спят, чтоб не разбудить, – рассказывай.

– В общем, спасибо тебе, – косится Серый на меня, – нас загребли на анализ.

– Если ты с претензиями – давай сразу прощаться.

– Всё-всё, – Серый поднимает руки перед собой. – Я по инерции, пардон. Как анализы откатали, я жду мать: полиция её известить должна и меня ей на руки выдать. А дозвониться до неё не могут. Уже время вышло, которое они могут меня держать, а мать им всё не перезванивает. Они уже не знают, что со мной делать: и держать нельзя, и на руки матери отдать не могут. В общем, дед, отец отца за мной заехал. Ну, и батю там ещё помнят, пошли навстречу…

Серый тяжело вздыхает, отпивает из стакана ещё заварки и продолжает:

– Дед меня до дома довёз, потом высадил и к нам подниматься не стал.

– Что так?

– С маманей не хотел встречаться – у них свои тёрки. Вернее, с её родителями, но тебе оно не надо…

– Как скажешь.

– Стессель, не язви. Пожалуйста, – Сериков тяжело смотрит на меня исподлобья.

– Хорошо. Извини. Дальше?

– Поднимаюсь, открываю своим ключом. Маманя в зале в трансе, коньячелы литр почти пустой, она как зомби – в кресле сидит, встать не может. Только приговаривает: «Что же будет, что же будет». Попытался её привести в чувство – голый номер. Уложил спать. Еле нашёл её мобил – в ванной валялся. В эсэмэсках – ничего военного. Стал звонки смотреть. А там только один входящий за сегодня – от начальства. Значит, это оно.

Сериков допивает заварку из заварника, трясёт его ещё несколько секунд, пока не соображает, что заварник пуст, после чего просит меня:

– Можно ещё чаю? В общем, набираю я этого зама начуправления с материной трубы и в лоб ему вываливаю: пришёл, дескать, домой, мать в трансе. По делам отца я в курсе – как минимум, частично. Тут сблефовал, но что делать было. Давайте, говорю, как-то между мужиками решать вопрос – мать без сознания. И жду, что он скажет.

– А он что?

– А он выматерился и сказал, что сейчас подъедет. Подъехал, как спринтер, за десять минут через полгорода. Впрочем, его машину все знают – ему, наверное, «дорожники» зелёный свет дали… Дорожная полиция, в смысле, – Сериков благодарно кивает мне за подсунутый ему под руку бутерброд, откусывает и продолжает: – В машине он мне и говорит, что из-за того, что батя у чекистов сидит, с ним связаться никак нельзя. Там же изолятор не в пример нашему…

– Извини, я не в курсе – не в пример чему?

– Не в пример изолятору МВД, – хмуро после паузы бросает Сериков. – Как ни пытались, никак не связаться. Чтоб бесконтрольно. У отца зависла часть суммы за реализацию товара. Деньги-то есть, это сто процентов. Но как их достать и вытащить – непонятно, потому что знает только он, а с ним связи нет. Замнач брызгал слюной, орал, что жалеет, что нас вообще в дело пустил. Как будто мы с матерью знаем что-то… И сказал, что по срокам ничего не обещает, но на него самого серьёзные люди давят. Он ещё день – два потерпит, потом на нас переведёт стрелки. Если мы не придумаем, как вопрос закрыть.

– Неспортивно…

– Не то слово, – кивает Сериков. – Но он честно сказал: ему его кресло дороже, чем наши шкуры. Да спасибо и за это, что предупредил. Я подумал, что делать. Кого знал из друзей отца – перезвонил всем, никто не в курсе. Подчинённые – овцы, сами не знают. Потом подумал, что за тебя крутая контора вписывается, и решил: может, ты что-то присоветуешь. За себя не боюсь, маманю жалко…

– Ситуацию уяснил. Серый, а с чего ты решил, что мне это всё будет интересно? И что я за тебя впишусь после всего, что между нами было?

– Решил рискнуть, – искоса бросает на меня взгляд Серый. – Мне всё равно терять нечего.

– Тогда гони подробности, – я вижу, что он чего-то не договаривает и колеблется.

– Да это почти всё. Чтоб ты понимал: батя, да и менты вообще, ничего не возили, не продавали, сами ни к чему руками не прикасались. Они просто НЕ РЕАГИРОВАЛИ на оперативную информацию, когда засветка по блатхатам шла.

– Что?

– Ну, когда приходила инфа, что с такого-то адреса идёт торговля. Есть список. Вернее, был… «Своих» адресов, на которые и не ездили. До поры до времени. Ну, разве когда палки нужны, но и тогда барыги сами говорили, кого брать. Чужих, конечно, давили.

– Ещё что?

– Отец кому-то из чекистов точно долю заносил. Сто процентов. Вот если бы их найти, чтоб они просто с ним переговорить могли: деньги от барыг на счета юрлиц приходили, потом отец их распределял, в основном наверх. Получается, менты дури даже не касались. Только деньги…

– Откуда ты всё знаешь в таких подробностях?

– Так батя начальником райотдела для отвода глаз был. Ему уже при мне только за последние два года раза три генеральскую должность предлагали – начальником управления по области. Только переезжать надо было, он поэтому отказывался. И этот замнач управления города, что приезжал. Он только формально босс. На самом деле, делал, что батя говорил. Батя его на это место и двинул, но в МВД это не секрет… Кому надо – все в курсе…