Когда хвост виляет собакой

– Хватит собачиться, – прервал их полемику Савва.

– Давайте сделаем его казашкой… – упрямо произнес Аблай.

– А ведь это идея, – согласился Наиль, – гениальная идея…

– Ну, а все остальное, как всегда, за тобой, – произнес Савва. – Теперь маленький технологический ликбез. На чем мы вчера остановились?

– На том, что власть портит людей, – съехидничал Наиль.

– Нет, – возразил Савва, – смотрите глубже, мы остановились на том, что народ понял, что власть и пребывание наверху портит людей, и началось сокращение сроков пребывания лидеров наверху. Кроме того, заметили некую закономерность: наверх пробиваются негодяи. Таким образом, к концу двадцатого века в социуме сформировалось устойчивое мнение: «Никто не достоин быть наверху; не стоит кого-то туда продвигать, да и нам там делать нечего».

Первое время власть имущим это нравилось. История стала описываться как кромешный ад, Шекспир отдыхает, негодяй на негодяе, и все там, наверху. В каждом случае делался вывод и предъявлялся счет: сколько хороших людей погибло за какие-то ценности. Не могут быть ценности важнее человека. Постепенно люди перестали гордиться принадлежностью к большим проектам. Стали выпячивать свою индивидуальность, смеяться над категориями «Бог», «Патриотизм», «Истина».

– И что в результате? – произнес нетерпеливый Наиль, которому хотелось быстрее закончить ликбез, так как в мозгу роились новые ходы ненаписанного детектива.

– Все становятся циниками, разбиваются на мелкие тусовки. А если это продолжается долго, то теряется социальное управление. И тогда рядом активизируются соседи, которых либералы зовут варварами, потому что те исповедуют большие ценности и завоевывают соседа-конкурента.

– Я как социолог, – сказал Рубен, – могу добавить следующую деталь, она – как симптом диагноза – является показателем того, что общество не способно себя защитить. В природе это называется балансом «голубей» и «ястребов». Орнитологи заметили это раньше социологов. Если в стае равновесие между «голубями» и «ястребами», все нормально. Стая жизнеспособна. Но вдруг в стае появляются «задиры» – это те, кто имитирует «ястребов» и «голубей», тогда, если их становится много, стая вымирает.

– Например? – тоном Саввы прервал Рубена Аблай.

– Признаки такого нарушения баланса – попытки сменить пол, но лучше всего это проявляется в профессиональных сферах деятельности. Например, мы видим, что имитируется религиозность, когда уголовные авторитеты становятся настоятелями храмов; имитируется наука, когда диплом профессора можно купить за деньги; имитируется экономика, когда деньги не привязываются к золотому запасу; когда сфера услуг приближается к двум третям ВВП, экономика становится мыльным пузырем. И даже политика имитируется.

– Точнее симулируется, – подтвердил рассуждения Рубена Савва.

– Ницше писал, – почти торжественно процитировал классика Наиль, – «Близится время, когда человек больше не может родить звезды… Близится время такого презренного человека, который даже не способен презирать себя самого».

– Ты знаешь это наизусть? – удивился Аблай.

– Угу, – мимоходом подтвердил Наиль.

– Точно, – сказал Савва, – воля к воле – это когда воля рождает, стимулирует волю. В ситуации полной утраты воли мельчает все. Великие личности не появляются. Все знают, как надо делать, но ни у кого нет воли делать. Все мечтают, что придет кто-то другой и сделает это за него. Все знают, как свернуть горы, но предпочитают смотреть в телевизор, пить пиво и разглагольствовать о вождях-дураках.

– И каков итог? – спросил Наиль.

– Инертность масс – подлинная проблема сегодняшнего дня. И именно ее мы должны учитывать в рамках избирательных технологий, – с ехидцей завершил Савва. – За работу товарищи!

На третий день после публикации очередной главы детектива «Из Америки с любовью» Савву вызвали повесткой в прокуратуру. Каково же было его удивление, когда следователем, который должен был его допрашивать, оказалась женщина-казашка.

Пока Савва сидел в коридоре, ожидая вызова в кабинет, следователь по имени Шолпан тщательно готовилась к допросу Чингизова-младшего.

Стаж ее работы в должности следователя приближался к трем годам, казалось бы, чего уж тут готовиться, но данный свидетель был не совсем обычным участником уголовного процесса по факту гибели гражданина России Доморацкого.

Во-первых, он был руководителем группы поддержки одного из кандидатов на должность президента Республики Елактау.

Во-вторых, де-юре он был его сыном.

И в-третьих, еще одно обстоятельство, наиболее обидное для следователя. Еженедельник, название которого на русский переводилось как «Газета выходного дня», стал печатать детектив с продолжением под названием «Из Америки с любовью».

Одна из глав этого детектива была посвящена следователю, которая должна была в будущем расследовать дело по факту гибели гражданина Доморацкого.

И хотя следователь Шолпан еще не была показана в работе, собственная биография и профессиональные ее качества уже прорисовались в романе, причем пером сочинителя-сатирика, а не писателя-реалиста. И мало того, та тональность, какую выбрал неизвестный автор для ее описания, не вызывала сомнения, что в таком же сатирическом ключе она будет показана и далее.

Попытки привлечь на свою сторону старших коллег и начальство ни к чему не привели. Коллеги не хотели связываться с Чингизовым-младшим, а начальство понимало, что, если даже директор уранового комбината проиграет выборную гонку, он все же останется директором этого комбината, который и в Советском Союзе входил в пятерку мощнейших предприятий отрасли, а уж в маленьком Елактау…

И Шолпан ничего не оставалось делать, как идти по минному полю политики с соблюдением уголовно-процессуальных правил, что вовсе не способствовало увеличению шансов на благополучный исход.

Савва просидел возле кабинета полчаса и подумал, что пора уже возмутиться, как дверь открылась, и пикантная брюнетка с короткой стрижкой в форме прокурорского работника жестом пригласила его войти в кабинет.

В кабинете был стол следователя с вращающимся креслом и несколько стульев для посетителей. Стол венчала портативная печатная машинка «Юнис».

Светло-синяя форма сотрудника прокуратуры делала Шолпан похожей на стюардессу.

– Прошу, – произнесла Шолпан и показала ему рукой на один из стульев для посетителей.

Савва сел и протянул Шолпан свой паспорт. Та открыла его и стала заполнять шапку протокола допроса свидетеля.

– Вас не удивляет, что я пригласила вас на допрос? – спросила она.

– Нет, – коротко ответил Савва, он решил не развивать тему сам, а только отвечать на вопросы.

– А как вы полагаете, почему?

– Я думаю, вы сами мне об это скажете.

– И вам было не любопытно…

– Мне не было любопытно, я очень занят в выборной кампании.

Шолпан еще раз заглянула в паспорт Саввы. Родился на три года раньше ее, вполне мог бы стать ее мужем… И она по-другому посмотрела на Савву.

Савва это заметил, но не придал никакого значения. А стоило бы! Сработал эффект присутствия, можно за глаза представлять себе человека монстром, но первая встреча и первый взгляд со стороны женщины все расставляет по своим местам. И объект попадает в одну из женских ячеек, нет, не памяти, а некоего стеллажа женской программы выживания, в котором у каждого, кто представляет определенный интерес, своя полка.

Поместив Савву в ту ячейку, которой он соответствовал, Шолпан, почти по инерции, стала с ним работать. Она предупредила его об ответственности за дачу заведомо ложных показаний, отказ от таковых и спросила:

– Как давно вы знакомы с Доморацким?

– Мы познакомились с ним во время моей учебы в Москве.

– Вы шли по улице, а навстречу вам Доморацкий?

– Нет, все не так просто, я учился на филологическом, но проявлял любопытство к философам, а вокруг кафедры философии было много пришлых.

– Что это значит?

– Пришлых, значит, не студентов МГУ.

– И как вас занесло в МГУ, да еще на филфак? Почему отец не сориентировал вас идти его дорогой, в технический вуз?

– Я думаю, этот вопрос лежит вне темы нашего допроса.

– Хорошо, с той поры вы поддерживали с Доморацким добрые отношения?

– Нет, я поддерживал их с философами его направления, которые в конце восьмидесятых стали игротехниками, а в начале девяностых – политтехнологами. Они и порекомендовали мне его в нашу выборную кампанию. Тогда и оказалось, что мы с ним шапочно знакомы.

– Итак, он прилетел к нам из Москвы?

– Нет, он в это время находился в Америке, напрямую прилететь не мог, у нас не приземляются «Боинги». Он долетел до Москвы, а потом прилетел к нам.

– Каков был его гонорар?

– Этот вопрос тоже не относится к его смерти.

– Ну, а вдруг кто-то из местных или московских политтехнологов был ему конкурентом?

– Переговоры с ним вел лично я. Но факт того, что у нас будет политтехнолог из Америки, мы не скрывали, потому что наши главные конкуренты уже пригласили одного знаменитого москвича и на весь свет раззвонили об этом. Мы должны были соответствовать их уровню…

– Что значит главные конкуренты?

– Вы прекрасно знаете, что из десятка кандидатов реально могут претендовать на победу только двое.

– А на что надеются остальные?

– Остальные нужны для растаскивания голосов главных конкурентов.

– Значит ли это, что вы еще раз будете приглашать специалиста из Москвы?

– Безусловно.

– А что, собственными силами…

– Можно, но для обывателя все, что есть у нас, это низший сорт. В своем отечестве нет пророков и технологов избирательных кампаний.

– Еще вопрос. Вы не заметили чего-нибудь странного во время встречи и первого дня пребывания Доморацкого у нас в Актау?

– Заметил, – сказал Савва и с некоторым злорадством рассказал, как четверо гаишников проверяли документы Доморацкого.

– Вы можете назвать номер их машины?

– Конечно, он записан у моего водителя.

– А сам Доморацкий не говорил вам об угрозах в его адрес?

– Нет, да мы и общались-то всего ничего. Я познакомил его со своей командой, и водитель отвез его в гостиницу.

– А как вы полагаете, у кого были причины и мотивы его убить?

– Не знаю, Доморацкий не та фигура, устранив которую можно что-либо кардинально изменить. Я до сих пор теряюсь в догадках.

– А вы не поделитесь?..

– Ваше дело искать факты, а догадки оставьте нам.

– Ко мне будут вопросы?

– Основная версия случившегося?

– Отвечу вам, так же, как и вы мне: мы рассматриваем все версии – от несчастного случая до убийства.

– Вы полетите в Москву признавать потерпевшими его родственников?

– Да.

– Сообщите мне дату этой поездки, может, мы что-нибудь передадим с вами.

– Ну, а вы не забудьте сообщить мне номер машины ГАИ.

Шолпан дождалась, пока Савва прочитает протокол допроса, подписала ему пропуск, и они расстались.

– Продолжаем нашу работу, – сказал Савва утром следующего дня после допроса у следователя. – Наши теоретические изыскания закончились на том, что инертность масс – настоящее бедствие для современных политиков. Отсюда следует, что задача политиков заставить массу зашевелиться. Для этого придумывают различные способы. Массу, как крысу, загоняют в угол, бьют током, колют шилом, вынуждая ее защищаться, огрызаться… Как вы думаете, зачем?

– Чтобы поиграть вторым номером, – ответил Рубен.

– Это один из аспектов проблемы, а основной причиной будирования массы является то, что, провоцируя ее на ответ, власть получает легитимизацию своего существования. Только так она может заявить о том, что выполняет миссию ответственного за обслуживание интересов и запросов населения. Поэтому для возникновения некоего симбиоза власти и масс необходимо, чтобы масса из объекта стала субъектом со всеми присущими ему качествами – свободой, разумом, волей и ответственностью.

– И как это сделать? – уточнил Рубен.

– Это делается образованием масс.

– Что есть образование? – спросил Аблай.

– Образование – это придание образа, который необходим власть имущим. Отсюда следует, что все современные избирательные технологии занимаются не чем иным, как провоцированием субъектности. И в этом большую роль начинают играть PR, главная задача которых – превращение пассивного субъекта в субъект диалога.

– А как же здравый смысл, гуманизм и прочие категории? – спросил Рубен.

– Это всего лишь инструменты, как и многое другое. Потому что даже пиар-пропаганде не важно: кто и кого? Не важно где: за столом, на футбольном поле, в зале для игры в боулинг. Если участники наносят друг другу удары, уколы, значит, они не только наносят удары и уколы сопернику, но и фактически делают вызов зрителю, перед которым и разыгрывается шоу. Отсюда вывод: выборы – это…

Возникла пауза.

– Так с чем можно сравнить выборы? – спросил Аблай.

– С тараканьими бегами, – ответил Наиль.

– Правильно.

– Так, выходит, все, что имеет форму состязания, – это пиар? – спросил Аблай.

– Нет, просто состязание – один из приемов пиара. Мир реальности связан с миром виртуальным, и фактически все, что происходило ранее, ничем не отличается от современных технологий. Маги прошлого изменяли действительность заклинаниями. Точно так же действуют биржевики. Они обращаются к экспертам, а те озвучивают некую инфу о том, что скоро исчезнет туалетная бумага. Дураки говорят: надо скупать.

– Но ведь есть и умные, – возразил Аблай.

– Есть, – сказал Савва, – эти рассуждают следующим образом: все это фигня, игра биржевиков, но дураки-то найдутся и будут ее скупать, создавая дефицит, а я останусь ни с чем. И умный тоже спешит закупать туалетную бумагу. Этот прием называется самосбывающимся прогнозом.

– Так давайте будем объявлять нашего кандидата победителем, – сказал Наиль.

– Давайте, – поддержал Савва, – не столь прямо и не столь в лоб. Сначала мы даем в печать некую сложную схему, по которой мы якобы подсчитываем рейтинг участников. Потом будем давать сам рейтинг. И только после этого будем утверждать, что наш кандидат безусловный победитель этой гонки, потому что…

– Что? – совсем запутался Аблай.

– Потому что… на этом сегодняшний ликбез заканчивается, – сказал Савва. – Теперь каждый работает по своему плану. Наиль, задержись, ты мне нужен для конфиденциального разговора. – Савва протянул журналисту деньги: – Смотаешься на улицу Абая, дом пять, квартира двадцать три.

– И что там?

– Там живет наш политтехнолог. Зовут его Николай Егорович. Запомни. Он не любит, когда к нему обращаются по-другому. Николай Егорович.

– Савва, да что я, валенок, с первого раза запомнил.

– В общем, возьми ему пожрать и, если будет заказ, удовлетвори его, то есть сбегай в маг. И будь внимателен, явку не провали.

– Все путем!

Наиль ушел, а Савва занялся своими делами, пока его не пригласила к телефону Елена.

Звонила Шолпан.

– Я так и не дождалась обещанного номера машины, – сказала она вместо приветствия.

– Ну и прошло-то всего ничего, – стал оправдываться Савва.

– И тем не менее.

– Мне продиктовать или отправить водителя?

– Мы договаривались с вами… – произнесла Шолпан, не закончив фразы, но именно в незаконченной части был заключен смысл, который вложила в нее следователь.

Чертыхаясь, Савва спустился вниз, уточнил у водителя номер машины ГАИ и дал команду везти его в прокуратуру.

Шолпан ждала его в своем кабинете. Савва молча протянул ей пол-листа, на котором был записан номер машины. Шолпан отложила его на край стола и сказала:

– У меня к вам еще несколько вопросов.

Савва пробыл в кабинете полчаса, а уходя, с удивлением поймал себя на мысли, что протокола Шолпан не вела.

День прошел в обычных хлопотах. Ничего нового не дал им и следующий день, во всяком случае до обеда. А после обеда ему позвонил Нуртай.

– Пошли Наиля к Николаю, – сказал он.

Савва отозвал Наиля в сторонку и, как и накануне, передал деньги для Николая Егоровича:

– Адрес ты знаешь.

– Да он что, проглот? Я ему вчера дня на три наносил.

Савва пожал плечами: не ко мне разговор.

Наиль уехал, а через час Нуртай позвонил снова и пригласил Савву на «конспиративную» квартиру, где проживал Николай Егорович.

Дверь ему открыл Баян.

Он молча кивнул на комнату. Савва вошел и увидел привязанного к стулу Наиля.

– Ты спрашивал, кто у тебя крыса, знакомься, – сказал Нуртай.

Наиль молчал, правая сторона его лица была красной. Савва вспомнил, что Баян левша.

– Выйдем, – сказал Савва Нуртаю.

Они ушли на кухню, а место в комнате с Наилем занял Баян.

– Как ты его вычислил? – спросил Савва.

– Весьма тривиально, – ответил Нуртай, – я просил тебя отправить нашему мнимому технологу твоих Аблая, Рубена, а потом и Наиля. Всем ты сообщал разные имена и отчества, а я контролировал выход информации. Но если первые так и пропали втуне, то последний проявился. Поскольку у меня в штабе Касымбаева свой человек…

– А может, это случайность?

– Нет, когда твой Наиль пришел на квартиру, мы спросили его, где технолог? Он, конечно, испугался, одно дело просто стучать, другое дело, когда после твоего стука похитили, а то и убили, как первый раз, человека.

– И где же ваша подсадная утка?

– Да кто его знает, наверное, дома, он попросился родных навестить. Это наш новый кандидат на работу.

– А Наиль так и думает, что наши оппоненты его похитили и убили?

– Ну да, иначе бы он не признался в том, что работает на команду Касымбаева.

– И что будем делать с ним?

– Я думаю, мы возьмем его на понт, а потом ты его спасешь.

– Спектакль?

– Да, но спектакль нужный или ты хочешь избавиться от него?

– Нет, менять его сейчас, как коня на переправе.

– Ну, тебе виднее. Они вошли в комнату, где находились Баян и Наиль.

– Ты понимаешь, что тебе никто не поможет? – спросил Нуртай. Наиль кивнул.

– У тебя есть шанс, – произнес Нуртай и вместе с Баяном вышел из комнаты.

– Как так получилось? – спросил Савва Наиля.

– Сам не знаю, сначала были деньги, а потом, когда я заартачился, мне напомнили о моей семье, детях…

– Понятно.

– Не сдавай меня, Савва, если хочешь, я выступлю с разоблачениями…

– Это…

В комнату вошли Нуртай и Баян. В руках Баяна был синтетический шпагат-удавка. Он поигрывал им, поглядывая на Наиля, словно ожидая команды от Нуртая. Затем он зашел за спину Наиля, но не накинул шпагат на шею, а мастерски заклеил ему рот скотчем и только потом накинул удавку.

Ужас проявился в глазах Наиля, он дернулся, попытался закричать.

– Оставьте его в живых, – произнес Савва и вышел из комнаты.

На утреннюю планерку Савва опоздал, но сделал это специально, надеясь, что к его приходу вся группа будет в сборе. Однако ошибся. Наиля не было.

– Наиль звонил, – сказала Елена, – у него какие-то проблемы, но чуть позже он появится.

– Прекрасно, – произнес Савва.

– Что уж тут прекрасного, – заявил Рубен, – коллеги пашут, а у него проблемы.

– На чем мы вчера остановились? – уточнил Савва.

– На самосбывающемся прогнозе, – сказал Аблай.

– Мы не остановились, мы разобрали самосбывающий прогноз. А сегодня мы коснемся еще одного приема. Называется он – вызов. В чем его суть? Аблай и Рубен молчали.

– Вызовы бывают разные, нам любопытны вызовы как провокации, – продолжал Савва.

– Например? – сказал Аблай.

– Например, Аблай – вор…

Аблая, который не сразу врубился в пример Саввы, бросило в краску.

– Я… – произнес он растерянно.

– Да это он, к примеру, – успокоил его Рубен.

– Вот это и есть вызов, – произнес Савва. – И Аблай должен на него отреагировать, то есть принять вызов. Такие вызовы широко используются уголовными авторитетами для управления теми, кто ниже их в криминальной иерархии. Кого-то обвиняют в поступке, который позорит его как члена криминального сообщества. Опозоренный должен ответить.

– То есть его спровоцировали на действие, на доказывание того, что он не тот, кем его назвали? – начал уточнять Рубен.

– Да, – сказал Савва.

– А если он не клюет, тогда окружение начинает говорить, что у него отсутствует гордость, честь, достоинство. Так? – продолжал Рубен.

– Да, – произнес Савва, – его начинают подзуживать. А слабо ответить? Так?

– Так, – согласился Аблай.

– Ага, – сказал Рубен, – подталкивают, говорят: тварь ты дрожащая… А он: нет, я право имею.

– В шестидесятом году, – произнес Савва, – вышла книга некоего Тедди Уэйта «Деланье президента». В ней много чего любопытного для нас. В частности, автор утверждал: «Нам не интересно, что они говорят, нам интересно, чего они недоговаривают».

– Кстати для разрядки, – сказал Рубен, – анекдот. Ходит по берегу реки Герасим, держит Муму на руках, волнуется. Муму понимает это и говорит ему: «Ох, Герасим, ты чего-то мне не договариваешь».

– Рубен, – ты вроде философ, – а этот пошлый анекдот рассказывают филологи-абитуриенты. Причем я заметил одну закономерность: те, которые его рассказывали, все провалили вступительные.

– Ну, извини, Савва, сорвалось.

В это время раздался стук в дверь. Все замолчали. Елена поднялась из-за стола и пошла открывать. На пороге стоял Наиль.

– Мне можно? – спросил он.

– Нет, нельзя, – съехидничал Рубен, – мы тут пашем, а он опаздывает.

– Входи, – сказал Савва и, чтобы успокоить Наиля, добавил: – Елена сказала, что у тебя какие-то проблемы. Мы можем помочь?

Наиль затряс головой в знак отрицания, а потом прошел к столу и сел на свое место.

– Ты чего сегодня такой взъерошенный? – спросил его Рубен.

– Тебе же сказали, что у него проблемы, – вмешалась Елена.

– Нет у меня никаких проблем, – зло отрезал Наиль.

– Ну, хватит вам, – отеческим тоном произнес Савва, – это всего лишь опоздавший Наиль, а не явление Христа народу. Все засмеялись, шутка показалась остроумной и к месту.

– Кстати, а почему наша безопасность не приходит на наши планерки и ликбез? – спросил Рубен.

– Ты чего-то сегодня совсем расшалился, – заметил Савва, – анекдоты травишь, про безопасность вспомнил. Ты его еще Баяном назови.

– А он не Баян?

– Ну, ты совсем заигрался, его фамилия Толстопятов.

– Да-а, – протянул Рубен, – мог бы вляпаться.

– Разумеется, – сказал Савва, – но продолжаем ликбез…

– Да-да, – вдруг включился в обсуждение Аблай, – психологи утверждают, что человек, если не видит явления объемно, испытывает психологический дискомфорт и либо пытается узнать его целиком, либо домысливает недостающие части.

– Этим страдают женщины. Не видя истинных причин, например, отсутствия мужа дома, они домысливают по-своему: мол, он не на работе, а с другой дамой, – заметил Рубен.

– Верно, – сказал Савва, – и здесь следует добавить, что темная, неизвестная, сторона интересней светлой, известной и позитивной. Это и есть зона Уэйта. Чем она может быть полезна нам?

– То есть как мы ее будет использовать?

– Да.

– Очень просто, один из способов – это организация утечки информации. Именно такая информация интересна электорату. Для него новостью является не то, что говорит, к примеру, кандидат, а то, чего он не говорит. Не говорит, значит, утаивает, – сказал Рубен.

– Это общие слова, а применительно к нашей ситуации? – поставил вопрос Савва.

– Или, к примеру, опоздал сегодня наш пунктуальный Наиль, а мы обвиняем конкурентов в том, что они его похитили и пытались завербовать. Как? – произнес Рубен. Все посмотрели на Наиля, а он, несмотря на смуглую кожу, побледнел.

– Ну, хватит, – вмешалась Елена, – это уже похоже на травлю.

– Да мы же шутим, – произнес Рубен.

– Вот именно, – откомментировал Савва, – мы, сами того не предполагая, приблизились еще к одному приему политтехнологов. Как он мог бы называться?

– Раздувание темы, – ответил Рубен.

– Верно, – сказал Савва, – а в какой форме его можно применить?

За столом снова возникла пауза, а поскольку она затягивалась, Савва ответил сам:

– Все очень просто. На повестке дня стоит…

– Как просто, – поддакнул Аблай.

– Тема, которую мы ставим на повестку дня, – это и есть раздуваемая тема. И, значит, нам нужно создать повестку дня на период выборов, выделить несколько тем и постоянно их озвучивать, – подытожил Рубен.

– Да, – согласился Савва, – на сегодня достаточно, на завтрашний ликбез каждый приносит в клюве пару-тройку тем, актуальных для Елактау. Наиль, есть разговор.

Савва вышел с Наилем на улицу.

– Спасибо, – сказал Наиль.

– Проехали, – ответил Савва, – завтра представляешь на наш суд очередную главку детектива, ну и пару тем тоже с тебя. Никаких тебе скидок давать не буду, твой стресс – это твой стресс.