Хитросплетения

Ричард Благостный повертел в руках маленький листок с короткой строкой: «Польские соболя хороши, но привередливы, посему под английский климат не приспособлены», – и обратил взор на министра.

– Что он сообщает? – поинтересовался Дешторнак.

– Предупреждает, что Владислав[17] нам не чета, – ответил король.

– Высочество изволит перечить Величеству? – добро усмехнулся в усы граф.

Ричард откинул бумажку на стол и забарабанил пальцами по его поверхности:

– Выходит, что так. Иначе расшифровать эту записку я не могу.

– Он умён, как десять королей, но не хочет этого показывать, – произнёс Клиффорд. – Подозреваю, Польша не очень довольна тем, что наследник он, а не Фредерик.

– Совершенно недовольна, – кивнул Ричард IV и стал потирать в задумчивости красивую бородку левой рукой. – Но у нас нет выбора сейчас, а предложить варианты дочери я должен, иначе она воспримет свадьбу с Генуэзским, как насилие над собой. Ты сам мне это говорил.

– Этому альянсу всё равно быть, Ваше Величество. Даже если не как браку, то как политическому оплоту. Они поняли друг друга слишком хорошо при встрече.

– В этом я не сомневаюсь, Вильям.

Де Нанон в третий раз пробегала расширившимися от ужаса глазами коротенькую записку. Ноги подкосились. Девушка схватилась рукой за оконную раму и с трудом сделала несколько шагов, чтобы подойти к столу с колокольчиком. Позвонив, она вцепилась в спинку стула и дождалась камеристки.

Девушка сделала книксен.

– Немедленно позови ко мне герцога Ландешота, – приказала д’Альбре холодным тоном, чтобы не выдать слишком явного своего волнения.

Сердце бешено колотилось в груди. Едва Жозефина покинула будуар, герцогиня по стеночке дошла до секретера, на котором стояли свечи и лежало огниво. Взяв последнее, она, так же едва ступая, дошла до камина. Руки дрожали. Лишь с четвёртой попытки удалось высечь пламя и запалить записку. Бросив огненный клочок бумаги меж холодных камней, Констанция выпрямилась и вдохнула полной грудью. Лёгкие отозвались болью…

«Если это правда… Если я нашла её, если он жив…» – бессвязно кружились в голове француженки мысли, в то время как дышать становилось всё труднее. Девушка добралась до окна и распахнула его настежь. Свежий ветер дунул в лицо, голова перестала кружиться, но боль не уменьшалась: сердце ныло, а кровь ударила в виски. Констанция коснулась руками груди и попыталась ослабить корсаж. Мысли завертелись с новой силой.

Сколько времени провела она так, у распахнутого окна, д’Альбре не знала, но очнулась от дум, когда за спиной раздались знакомые шаги. «Я поспешил на Ваш зов, маркиза, – начал говорить герцог, но едва девушка обернулась, он бросился к ней, протянув руки: – Да что с Вами?! Вы так бледны, Господи! Врача!»

Де Нанон рухнула в руки первого пэра без чувств.

Принцесса и фаворит катались верхом. День выдался тёплый, даже слишком, и быстрый аллюр на разгорячённых лошадях, с одной стороны, давал возможность играть в догонялки с ветром, а с другой стороны, разогревал тело.

– Всё – надо купаться! – категорически заявила девушка и поспешно спустилась с Бурана.

– Что? – округлил глаза Джером. – Купаться? Сейчас?

– Да! И мне плевать, что скажут люди!

С этими словами принцесса развязала пояс длинного шлейфа амазонки и скинула колет. Джером спешился, продолжая пялиться на названую сестру удивлёнными глазами. Корсета на ней не было. Оставшись в белой батистовой блузке и синих трико, принцесса вошла в волны Темзы.

– Ну, давай! Чего ты боишься?!

Джером махнул рукой, снял плащ, колет, дублет и сапоги. Войдя в воду, он почувствовал необыкновенно приятную негу, которая разлилась по всему телу. Принцесса плескалась, как ребёнок, звонко смеялась и брызгала в названого брата водой. «Оправдываешь своё прозвище, Русалочка!» – подумалось Остину Вендеру.

Через полминуты к берегу подоспел эскорт. Ребята из третьей смены под предводительством Сема Тоберта улыбались до ушей, наблюдая весьма умильную картину купания наследницы.

– Чего встали? Давайте к нам! – призывно смеясь, позвала друзей Ирена.

Рыцари не заставили себя просить дважды. Только Сем Тоберт приказал половине остаться на берегу, чтобы следить за обстановкой, а потом поменяться.

Филипп Говард, наблюдавший за прогулкой Ирены с круглой башни, опешил и опустил подзорную трубу. «Не может быть, это уже ни в какие рамки…» – пробормотал мужчина и снова поднёс оптику к глазам. Приблизив изображение, он навёл его на наследницу, которую не особенно скрывали тёмные волны Темзы. Тонкая рубашка, промокшая насквозь, подчёркивала её точёную фигурку в те мгновения, когда наследница показывалась над водой.

Новая мысль мелькнула в голове виконта. Он опустил трубу, захлопнув её, прищурился, облизнулся и поспешно спустился в канцелярию.

Едва врач покинул покои француженки, Ландешот плотно запер двери, оставив за ними даже верного Жака, который первым прискакал на помощь своей госпоже. Герцог склонился над изголовьем её кровати.

– Вы простите мне эту дерзость, мадемуазель? – глядя в глаза де Нанон, спросил мужчина на родном языке дамы. – Обычно я не врываюсь в девичьи спальни, но Ваша жизнь слишком дорога для меня, чтобы я оставил Вас хоть на минуту сейчас.

– Пустяки, герцог, я скоро приду в себя, – усаживаясь выше на подушках, ответила француженка и подтянула покрывало на грудь. – Просто сердце не выдержало жары.

– У Вас? Привыкшей к более тёплому климату? – недоверчиво скосился начальник охраны. – Что произошло на самом деле?

Де Нанон поджала губы и покачала головой. Мужчина понял, что говорить она не будет.

– Я сегодня же должна уехать, милорд, – по-английски произнесла девушка. – Сейчас позовите моего слугу, я дам ему распоряжения, а после ещё пару часов смогу уделить Вам, если пожелаете.

– Желаю, – кивнул Ландешот. – Тем более, если Вы уезжаете, я желаю надышаться теми мгновениями, что Вы проводите в Виндзоре, миледи. Ведь, вероятно, Вы сами не знаете, когда вернётесь?

– Не знаю, – кивнула девушка. – Но надеюсь, что очень скоро… И с добрыми вестями!

Тяжёлая дверь неприятно скрипнула. В полутьме комнаты явственно виднелись очертания огромной кровати. Анжелина сидела на кресле, обхватив колени и откинув на спинку голову.

Фридрих, практически не издав ни звука, приблизился к жене. «Бесшумно скользящие шаги у них в крови, наверное», – подумала английская красавица и медленно повернула голову в сторону мужа.

Неясный свет трёх больших свечей в канделябре бросал на лицо и тело англичанки дрожащие блики. На ней была только лёгкая рубашка из белого батиста. Высокая полная грудь Анжелины мерно вздымалась под прозрачными складками. Красно-каштановые локоны красиво спускались вдоль щёк на плечи. Принц мысленно выругал сам себя за то, что уже полторы недели не приближался к собственной жене, занятый объездом молодых жеребцов и романом с Фишер.

– Я давно тебя не видел, – извиняющимся тоном произнёс он на немецком языке.

– Да, я тоже тебя не видела очень давно, – членораздельно ответила красавица.

Мужчина сел на подлокотник кресла и несколько раз аккуратно поцеловал тонкую белую шею принцессы. Она осталась холодна. Такой реакции, вернее, её полного отсутствия, Фридрих не ожидал.

– Ты не прогонишь меня, Энжелин?

– Отчего же? Ты мой муж, – глядя в одну точку перед собой, нейтрально произнесла красавица.

Голос её прозвучал отрешённо, словно вовсе не она всего лишь два месяца назад, затаив дыхание давала обещание перед алтарём любить его всю свою жизнь.

– Обиделась?

– Нет, что ты. Я привыкла быть одна.

Фридрих понял, что разговаривать на эту тему не имеет смысла. Уверять Анжелину в чём-либо он просто не рисковал. Единственный способ загладить вину – одарить жену той лаской, которой ей так не хватало в эти 10 дней.

Принц крепко обнял супругу, поднял на руки, усадил к себе на колени. Бессознательно она прикоснулась к его затылку, слегка взъерошив длинные золотистые волосы. Нежные поцелуи мужчины покрыли шею красавицы, спустились на грудь и стали настойчивее. Тёплые руки ласкали её истосковавшееся по нему тело. Бороться с самой собой было трудно: отчаяние и обида крепко переплелись в сердце принцессы Бранденбургской, но сейчас на их место вставала обыкновенная человеческая страсть. Противиться себе Анжелина не хотела – признать, что ей не хватает мужа, как любовника, было невыносимо сложно для собственной гордости, но и игнорировать его после стольких дней отсутствия близости она уже не могла.

Фридрих уложил жену на белое покрывало и, нависнув на ней, мягко улыбнулся: «Не дуйся – лопнешь…»

– Вы желали меня видеть, виконт? – холодно бросил Роквелл своему лучшему агенту, оторвав взгляд от бумаг, что делал крайне редко, когда его прерывали.

Филипп галантно поклонился, невольно заставляя советника ещё раз убедиться в том, что из будущего молодого герцога выйдет отличный король… Грациозный и красивый любимчик для народа. «Вкусная» картинка.

– Да, Ваша Светлость. Я кое-что обдумал относительно плана «А»…

– План «А» с треском провалился по Вашей вине, едва леди Анжелина покинула храм женой немца.

– О нет, – повёл головой виконт по учтивости и опустился на стул, напротив тайного советника. Глядя в выцветшие усталые глаза Роквелла, он произнёс шёпотом заговорщика: – Я затаился неспроста, у меня есть иное предложение…

– Слушаю Вашу версию и надеюсь, что она меня устроит, – хмуро ответил советник, бросив перо на стол.

– Я благоразумно молчал о нашем сговоре с маркизой, чтобы никто не мог оспорить моё право на другую девицу.

– Вы что, влюбились, виконт? – пренебрежительно спросил Роквелл.

– Какое отношение к делу имеют мои чувства, если мы говорим о политике? – рявкнул Говард. – Выслушайте меня сначала, а после ворчите.

Советник снова кивнул, призывая мужчину продолжить речь.

– Отыщите мне способ выслужиться. Я должен вернуть герцогскую корону и как можно быстрее, пока брачный договор наследницы не подписан, пока король не выбрал имя претендента.

– То есть Вы сами хотите попасть в этот договор, – догадался Роквелл. – Умно, согласен, очень умно.

– Наслышан о том, что двор болтает об очаровательном графе Г. И кумушки полагают, что он был интересен принцессе. Я понаблюдал за Её Высочеством пристально и руку даю на отсечение: она как была без ума от своей свободы, так и упивается ею в обществе рыцарей Красного ордена. А этот Джером Остин Вендер ни на шаг не отступает от неё.

– Похоже, он Вам порядком надоел, – едва заметно усмехнулся Роквелл.

– Сплю и вижу, как бы от него избавиться, не буду отрицать, – склонил голову Филипп. – Но пока я не представлен принцессе лично, как герцог Норфолк, ничего не могу сделать с её фаворитом.

– Я Вас понял. Вы хотите ратовать за руку Ирены Луизы, а не пытаться вернуть в королевство леди Анжелину.

– Принцесса Бранденбургская пусть остаётся на своём месте при своём муже, – делая акцент на правильном титуле бывшей маркизы, произнёс Говард. – Пусть спокойно рожает от него детей.

– Наследники первой очереди – Уэльская и её дети. Наследники второй – Анжелина и её потомство.

– Я это помню, – хищно улыбнулся Филипп. – Ослепить счастьем короля – вот мой план. Сделать его счастливым дедушкой, чтобы он мог спокойно уйти на тот свет… Вместе с дочкой, как когда-то ушёл отец леди Анжелины Линкольн вместе со своей женой.

План советнику понравился, о чём свидетельствовал довольный кивок головой.

– У меня у Вам два вопроса, Филипп, – прищурился советник. – Первый: сможете ли Вы исполнить супружеский долг с дочерью Тюдора, чтобы она в итоге родила?

– Разве она не женщина? И надо сказать весьма привлекательная, в моём вкусе, – поправив рукой усы, промурчал Говард. – Подозреваю, что всё ещё невинна, как дитя, и эта игра мне доставит массу удовольствия.

– Хорошо, главное не терять голову, – сухо ответил Роквелл. – И второй вопрос: убить потом своего ребёнка рука поднимется?

Блёклые глаза советника впились в чёрную радужку Говарда. О планах сочетать браком Анжелину и Филиппа, как регентов при малолетнем короле, чтобы на трон могли сесть потомки новой династии, оба помнили слишком хорошо. Сын Фицалана так недобро рассмеялся, что по коже стареющего политика пробежал холод:

– Вы меня плохо знаете, милорд. Я настолько сильно ненавижу всех Тюдоров, что не прощу и капли их крови даже в собственном отпрыске! Подчинить дочь Ричарда Благостного себе как женщину, – это где-то даже лестно, отомстив тем самым за деда и прадеда.

– Вы страшный человек, виконт, – прищурился Роквелл.

– Я делал исключение для маркизы только потому, что она Ваша дочь, – очень тихо низким голосом проговорил Филипп. – Если бы не знал этого наверняка, ни за что бы не согласился стать её женихом и не стал бы уважать так, как уважаю.

Роквелл внутренне содрогнулся и сжал пальцы ног до боли, чтобы не измениться в лице.

– Этого никто уже не докажет, она уничтожила всё, что могло хоть как-то отстранить её от трона Тюдоров, – гробовым голосом произнёс советник.

– Умная наша красавица, – хищно улыбнулся Филипп и поднялся со стула. – Я могу считать, что мои коррективы плана «А» приняты?

Герцог молча кивнул в ответ.

Виконт покинул его, отстучав по полу каблуками. Роквелл сумел расслабиться лишь в тот миг, когда за молодым мужчиной закрылась дверь. Он вынул батистовый платок и стёр мгновенно выступивший на лбу пот.

Крёстный отец бывшей маркизы и сам хотел бы, чтобы слова агента оказались правдой, но кому, как ни ему, было наверняка известно, что родила принцесса Мария от законного мужа. В своё время, чтобы сбить с толку клан Говардов, пришлось соврать, что Анжелина – плод запретной любви, и француз из рода д’Альбре-Валуа не имеет к её зачатию никакого отношения. В конце концов, фамильное сходство меж нею и родственниками Роквелла: адмиралом Линкольном и графом Джинглом было налицо… В прямом смысле этого слова. Говарды поверили, простив девушке кровь Тюдоров.

На деле же все вышеперечисленные лица были попросту потомками одного человека: Чарльза Брэндона, которого по сей день вспоминали при дворе как счастливчика и мужа «Розы Тюдоров».

Толстые пальцы советника забарабанили по столешнице. В юности он обещал принцессе Мери корону – она смеялась в ответ. В молодости он обещал над её остывающим телом, что единственная дочь Линкольнов станет королевой, и не мог позволить, чтобы правда о происхождении отца Анжелины всплыла из бездны времени.

Как никто зная, что родной матерью Анри Герриэта была Мария Брэндон – одна из дочерей-близнецов Третьего герцога Саффолка[18] и его любовницы – леди Катерины, наполовину француженки, Роквелл молчал об этом почти 30 лет.

Молчал он о факте, что в детстве девочек, которые родись раньше его самого всего на два года, разлучили. Одну из близняшек – Кэтрин – признал своей дочерью законный муж любовницы Саффолка – сэр Патрик Бланш. Вторую – Марию – увезли на воспитание к родне по матери во Францию, где она очень скоро стала возлюбленной Антуана де Герриэта, будущего герцога д’Альбре и короля Наварры… В то же время её сестра-близнец в Англии вышла замуж за графа Джингла, родного дядю советника, и стала матерью Джулиана и Анны Роквеллов.

Наскоро венчанная Мария Брэндон во Франции умерла родильной горячкой, подарив мужу сына – будущего Первого маркиза Линкольна из Беркшира… В свою очередь, этого ребёнка признала своим вторая жена наваррского короля, и трёхлетний Анри был провозглашён принцем и наследником Наварры.

Судьба распорядилась так, что Самуэль Кестенфилд, он же герцог Роквелл, он же тайный советник королевства Англия, через свою мать Элеонору Роквелл был не только двоюродным братом Джулиана Роквелла – отца Лоренса, Джулии и Лоуэна, но и двоюродным братом леди Анны – графини Линкольн, супруги низложенного адмирала. И в какой-то мере родственником французского дипломата Анри де Герриэта, законного мужа принцессы Марии Тюдор…

Поразительное сходство двух девушек из, казалось бы, разных семей – Анжелины Геррит и Джулии Роквелл – объяснялось очень просто: их бабки родились сёстрами-близнецами…

Первая леди оберегалась от этой информации все годы, но пару лет назад советник заметил изменения в девушке и сумел разведать, что ей стала известна какая-то семейная тайна. Но о чём именно узнала маркиза: о первом браке Антуана де Герриэта, лишавшим её права на корону Наварры, или же о несуществующей связи между принцессой Мери и им, Самуэлем Кестенфилдом? Тогда, в 1602 году многие видели в молодом мужчине и принцессе любовников, тем самым объясняя не очень выгодный союз Англии и Франции через брак королевской дочери с наследником герцога д’Альбре, королём опальной в те годы Наварры…

Но Анжелина упорно избегала всех разговоров, и советник до сих пор не знал, какая из двух версий: правдивая или придуманная – стала известна его крёстной дочери. И что самое непонятное – от кого? Живых свидетелей рождения близнецов Кэтрин и Марии Брэндон к 1623 году уже не осталось.

День двадцать седьмой, 27 июля

Прошла неделя с того вечера, как Анжелина и Фридрих примирились. Но пять дней назад король-отец с младшим сыном покинули страну по политическим делам.

Если первые двое суток принцесса Бранденбургская ещё стойко продержалась, то после загрустила, и вот сегодня шёл уже третий день, когда Анжелина ничего не ела, никого не принимала и никуда не выходила. Поведение невестки не на шутку испугало наследника, и он отправился к ней лично.

Единственная возможность посетить принцессу тайно – воспользоваться чёрным ходом, ведущим в спальню Сары – оказалась утраченной сразу, как только Фридрих покинул дворец. Дверь была попросту забаррикадирована: к ней приставили тяжёлый шкаф, и проникнуть в покои супругов незамеченным у Августа не получилось.

Пришлось действовать иначе. Подойдя к комнатам принца и принцессы Бранденбургских с парадного холла и отчаянно барабаня в дверь, наследник потребовал, чтобы его впустили. Но камеристка, не открывая створок, ответила через замочную скважину, что её госпожа чувствует себя плохо и не желает никого видеть. «В таком случае я пришлю принцессе медика, – строго произнёс Август Прусский. – И она непременно примет его, иначе я прикажу выломать двери в покои, чтобы выяснить, что происходит с женой моего брата!»

Врач прибыл через четверть часа. Саре пришлось впустить его. Сутуловатый мужчина в пенсне проворно прошёл до спальни супругов, где красавица бесцельно валялась уже третий день, не разрешая открывать шторы и впускать в комнату свежий воздух. Покачав головой, лейб-медик пощупал пульс пациентки, осмотрел её глаза и горло, задал несколько дежурных вопросов и приказал распахнуть окна настежь. Солнечный свет залил супружескую спальню, а лицо Анжелины в тот же миг залили слёзы…

«Депрессия, – констатировал медик, вернувшись к Августу. – Скрашенная меланхолией и голодом. Накормите её через силу, выведите гулять. Она не хочет жить почему-то. Почему – не могу понять».

Едва доктор покинул покои Анжелины, она потребовала у Сары перо и бумагу. Устроившись у камина, принцесса Бранденбургская стала писать послание своей августейшей родственнице в Англию…

Венчание сэра Мейсона Кеша и мисс Марии Рид было скромным. Оно проходило в родовой часовне беркширского замка барона Северского. Присутствовала только родня невесты – а это уже 17 человек, родня жениха, герцог Джинджеффер э Лот, принцесса Уэльская и, конечно, 10 рыцарей из эскорта наследницы.

Сразу после обряда, когда новобрачные принимали поздравления, Ирена затронула плечо Стива. Молодой человек, всё ещё носящий траур по супруге, обернулся. В глазах его по-прежнему стояла пелена отрешённости, но на губах проявилась едва заметная улыбка:

– Как давно я не видел тебя, Ирена.

– Я тоже скучаю, Стив, – принцесса протянула руку. Рид взял пальчики девушки в свои и слегка пожал. – Мне очень не хватает тебя во дворце.

– А Джером? У тебя же есть Джером.

– Он отвлекает меня от многих грустных дум, ты прав, – ответила наследница, топя мужчину в озёрах своих глаз. – Но это не значит, что я забыла своего друга детства.

Стив прикрыл белёсые ресницы на миг. В эту секунду Ирена подумала, что он единственный среди Ридов обладает такой светлой внешностью – остальные дети Северского рождались шатенами и рыжими. И эта внешность полностью соответствовала его характеру.

– Мне очень приятно, Ирена, правда… И очень жаль, что я не могу быть полезен тебе сейчас…

– Время лечит, Стив, – положив руку на плечо молодому мужчине, прошептала девушка. – Всё пройдёт.

Позади принцессы раздался звон шпор – приближался Райт.

– Я не помешаю?

Ирена и Стивенсон обернулись к Дважды герцогу.

– Конечно, нет, Джон.

– Полагаю, нам пора в обратный путь. Родственники Кеша останутся здесь, Мария сегодня в Виндзор не вернётся. А король просил тебя не задерживаться.

Кивнув, девушка вновь обратила взор на старого друга. Рид улыбнулся:

– Поезжай. Не думай обо мне, я… я выберусь.

– Стив, я всегда буду ждать тебя. В любой момент. Помни это.

Распрощавшись с Северскими, Ирена и Джон сели верхом – на венчание Марии и Мейсона было решено не брать карету, чтобы сократить время в дороге.

– Стивенсон получил недавно титул виконта Кента от графини Брендборд, – обернувшись в сторону удаляющегося Рида, проговорил Райт. – Пэрство.

– Риды обычно не сидят в парламенте…

– Я поговорил с бароном Северским, – кивнул Красный Джон. – Надеюсь, он внял мне и изменит свою позицию. Нам очень нужны голоса…

Мужчина пришпорил коня. Ирена последовала примеру своего возлюбленного. Тут же пустили в галоп лошадей и рыцари Красного ордена во главе с Робином. Скакать до Виндзора нужно было три часа.

Своды оказались выше, чем он предполагал. Шервуд, отпущенный в этот день командиром, осмотрел потолок, расписанный диковинными картинами на библейские темы, и остался доволен.

– Но зачем же такой большой особняк, Мэл?

Мелани, бесцельно слонявшаяся меж мебелью, остановилась у рояля и взяла в руки статуэтку ангелочка из слоновой кости, который стоял на крышке инструмента.

– Разве ты не хочешь большую семью, Раймонд?

Рей обернулся. Взгляды их встретились. Пытливые глаза Мелани Райт блестели, словно звёзды. Сердце мужчины сжалось.

– И ты готова быть просто женой?

– Да.

– Готова отказаться от пышного двора и стать матерью кучи детей?

– Да.

– Готова забыть обо всех мужчинах на свете и принадлежать только мне?

– Да.

– Готова произнести слова клятвы у алтаря и оставаться верной ей всю свою жизнь?

– Да.

Голос фрейлины звучал глухо, но решительно. Шервуд с каждым шагом приближался к наречённой, не веря своим ушам. Остановившись, он только отрицательно повёл головой:

– Мелани, что случилось? Это не ты! Сейчас передо мной не та девица, которая год назад покорила умы вельмож, заявившись без приглашения на королевский бал!

Графиня Кендбер, медленно выпустив из рук ангелочка, сделала шаг навстречу жениху. Барон Огл остановился у клавиш, нажал на крайнюю белую, которая издала жалобный писк, и обратил взор на девушку.

– Год назад я не любила тебя, – прошептала Мелани. – Не делала глупостей и не боялась потерять своего счастья…

Ещё шаг – и расстояние меж ними исчезло. Девушка запрокинула голову, чтобы смотреть в глаза жениху. Рей опустил взор, почти полностью прикрыв радужку пепельными ресницами.

– Поцелуй меня, пожалуйста… Очень тебя прошу… – прошептала Мелани.

На этот раз рыцарь не стал артачиться и, наклонившись, наконец подарил невесте ту долгожданную награду за стойкость перед соблазном в замке де Нанон, которой она ждала больше месяца. Голова юной графини сладко закружилась. Обхватив шею Раймонда тонкими ручками, она растаяла в его объятиях. Изначально нежный, поцелуй неумолимо становился всё более глубоким и страстным. Спустя несколько секунд Мелани уже полностью потеряла контроль над собой, вцепившись в любимого мужчину так сильно, что Рей ощутил боль через камзол.

– Стой чертёнок, стой… – прошептал Шервуд, едва высвободив губы.

Дыхание Мелани сбилось, она и не планировала отпускать жениха.

– Не останавливай, я хочу сойти с ума рядом с тобой! Я так соскучилась, ты не представляешь себе, Рей, как мне тебя не хватало!

И снова её уста поймали его поцелуй. С трудом отстранив от себя камер-фрейлину, Шервуд приложил палец к розовым губкам наречённой и строго сказал:

– Чертёнок, не дури. Мы же договорились, что до брака ничего большего не будет между нами.

– Не могу я больше ждать! – горячо прошептала девушка, залезая руками под камзол рыцаря. – Ты мой мужчина, мой!

– Я хоть и мужчина, но пуританин, – перехватив ладони графини Кендбер, строго произнёс барон Огл. – И сейчас отвезу тебя в Виндзор.