Гиперпанк Безза… Книга третья

Когда же этот дерзкий и, пожалуй, смелый едок дожевал эту порцию еды, он берёт со стола бокал с каким-то напитком и запивает из него всё-таки возникшую у него во рту сухомятку. Затем он ставит бокал на прежнее место и пронзительным взглядом спрашивает Затойчи, чего ему всё-таки нужно от него. – А если у вас ко мне нет первостепенной важности вопросов, то я вас бы попросил оставить меня. Вы своим тут присутствием мешаете мне ужинать. – Что-то примерно такое прослеживалось во взгляде едока на Затойчи.

И Затойчи дал ему ответ прямо тут же и сейчас. – А что мы едим, есть ли то, что мы едим? – задаётся очень странным вопросом Затойчи, и раз, его катана, в момент оказавшаяся в его руках, рассекла перед собой лежащее теперь горизонтальное пространство, вогнав всё внутреннее пространство ресторана и наполняющих его людей в умственный ступор и оцепенение при виде распадающегося на две части человека за столом, у которого остановился Затойчи. И что всех невольных зрителей всей этой происходящей на их глазах несуразности необъяснимости с разумной точки зрения, вогнало в такой умственный ступор, то это странное по времени и во многом несоразмерное представлению о времени развитие всего этого представившегося события.

И если особых претензий к быстроте движений Затойчи с катаной в руках ни у кого не было, то вот всё дальше происходящее с человеком за столом, с такой покадровой задержкой принявшийся разделяться на две неравномерные части, вообще никак не было понято и не укладывалось в разумное понимание. При этом в глаза людям не стало бросаться что-то из того, что называется душераздирающим зрелищем, а им представилась оцифрованная картинка распада человека на биты информации в виде пиксельных клеток.

А тут ещё Затойчи ткнул внутрь этой цифровой массы свою катану. Затем пошурудил в ней и вынес вслух на обсуждение следующую фразу. – Что-то совсем не похоже на то, что было изначально заявлено. – И здесь только едва зародилась причина задаться вопросом: «А не слишком цинична реальность Затойчи?», как Затойчи своим выдвижением дальше сбивает все эти возможные отвлечения от себя, заставляя всех вокруг людей холодком пробиться и потечь нервами от страшных предположений насчёт дальнейших его шагов, вот сейчас точно к тебе идущему, чтобы найти резонную причину для того, чтобы и тебе голову снести, как этой голограмме едока. И теперь-то только становится понятным, почему он (едок) так себя независимо и смело вёл. Ему нечего было за себя опасаться.

А вот всем остальным здесь присутствующим людям, не столь уверенным в себе хотя бы по той причине, что они уверены в том, что они самые настоящие люди, а не все эти цифровые проекции и технологии, которым эта разборка по частям и битам совершенно не страшна, их запросто могут перенастроить и заново впустить в оборот. А вот человека так легко не перезапустишь, как всем так уверенно знается.

Ну а почему всем присутствующим в ресторане зрителям так уверенно считается, что они в первую очередь люди, а уж затем есть своя вероятность и надежда на это, что они цифровые проекции чьего-то сознания, то всё очень просто – всегда нужно рассчитывать на худшее. Это так сказать, увеличивает шансы на выживаемость. И это так по-человечески в первую очередь, а уже только затем программно для искусственного интеллекта.

К тому же как это ещё можно в себе проверить, когда технологии стали такими прорывными и достигли такого прогресса, что человека от не человека вообще никак не отличишь. И тот же искусственный интеллект в виде андрогена или гипера, не только никак не отличишь от того, что когда-то называлось настоящим и натуральным, а они сами-то друг друга за друг друга никогда не признают на том же молекулярном и технологическом уровне. И как уж тут человеку разобраться, кто он есть таков, человек ли или тварь дрожащая, а может и того хуже или лучше в зависимости от настройки своих нравственных частот, разумное технолоджи. И тут тычь не тычь в себя вилкой, не узнаешь точно, кто ты на есть на самом деле. У природой созданного человека и природой человека созданного универсального устройства в виде человека одна и та же реакция на это или какое другое в себя тыканье предметов – немного крови(у всех людей сейчас наблюдается малокровие) и немало боли (все нынче экспрессивны, психически неуравновешенные, с малым болевым порогом, позволяющим им чётче чувствовать себя в этом мире).

И вот Затойчи, так уж это неожиданно случилось для этой парочки людей за столом, что они и понять сразу не поняли, как так это произошло, – они сидели друг против друга и рядом никого не было, а тут раз и такое дело со стоящим рядом Затойчи, – и это несмотря на то, что эта парочка людей с виду как вроде влюблённых друг в друга, и в то, что они в себе самореализуют (а это и есть ваша реальность и то, что вы называете собой), всё это время не сводила своих взглядов с Затойчи, раз и оказался в предельной близости от их стола.

Ну а этому Затойчи только этого и надо. И он тут же использует своё неожиданное появление для этих людей, чтобы перебить все их дела и настраивания друг на друга.

– Тётто о-тадзунэ ситэ мо ии дэс-ка?4 – так крепко проорал Затойчи чуть ли не в ухо этому мирному дансэю за столом, что тот чуть было не подавился глотком своего чаепития, с помощью которого он показывал своей спутнице Фудзико насколько он серьёзный и здравомыслящий микадо, умеющий сохранять бесстрастность и хладнокровие при любых жизненных ситуациях, поворотах и потрясениях. И микадо Такаши добился в этом деле существенного прогресса, Фудзико была потрясена тем, как Такаши даже в лице не поморщился и не изменился, когда сделал глоток из только что принесённой чашки, несущей в себе не только аромат чайной церемонии, но и кипяток спешки сумимасэна5, что за падла такая, спутавшего заказ и чуть не спутавший все карты на сегодняшний вечер Такаши, закипевшего в лице и в своих мозгах.

Но надо отдать должное безудержному мужеству Такаши, сумевшему удержать себя в руках и этот глоток кипятка в своём рту, как теперь только один он понимает, на некоторое время выведшего его из строя по причине своего ошпаривания. И теперь он может только косноязычно изъясняться, не располагая больше прежней чувствительностью своего языка, онемевшего от такого перепада температур. И этим может быть и сейчас объясняется то, что Такаши никак не отреагировал на вопрос Затойчи. Такаши был просто уверен в том, что Затойчи не сможет его никак понять, да и Фудзико, как и все дзёсей6, обязательно его неправильно захочет понять, чтобы в последствии при первой их ссоре или не сходстве взглядов на ту или иную вещь, например точно, на дальнейшие их планы на этот вечер, обвинить его не в той мужественности, на которую она весь вечер рассчитывала.

– Вы, Такаши-сан, меня крайне озадачили вашим невнятным поведением, стоило только возникнуть рядом с нашим столом Затойчи-сана, как по мне, то более видного и дальновидного сэнсея, чем вы. Он по крайней мере знает, что настоящей и красивой притом дзёсей нужно. – Вот так начнёт показывать свою истинную суть Фудзико. Как угоститься за счёт Такаши в ресторане, то она ничего против этого не имеет, а как ответить взаимностью ему за всё добро им сделанное, то у неё на это нет времени. Вот какая расчётливо-циничная эта Фудзико.

А у Такаши-сана ещё язык не вернулся к своим прежним размерам, он так распух во рту, что им пошевелиться не представляется никакой возможности, вот он и стоит, как оплёванный, а со стороны Фудзико кажется, что он дуб дубом, и со всеми её доводами соглашается. Тогда как это всё не так. Но Такаши и этого показать не может, демонстрируя в себе холодную беспристрастность и сатори, так свойственную зрелым микадо. А врезать Фудзико между глаз заслуженно кулаком, то это ситуацию не исправит, хоть Такаши и будет от этого несколько легче.

А Фудзико, как только краем руки почувствовала по своей чашке, как она крайне горяча и пылает жаром, то в момент застыла в ужасе при виде того, как микадо Такаши-сан, взявшись за чашку этого благороднейшего напитка, ведущего к сознанию сатори, с видом вот такого ощущения – даже не смей думать переживать за меня – это сознание приближения к своему и твоему я определению, начал подносить к своим слегка мясистыми губам чашку наполнения себя сознанием будущего потом, и сейчашнего сейчас.

Ну а Фудзико разве может сметь встать на пути этого погружения в себя Такаши-сана, нет, конечно. Вот и она, чувствуя на своей руке жар огня напитка, в ожидании неминуемого – ошпаривания языка, как минимум Такаши-сана, не сводит своего взгляда с лица и чашки в руках Такаши-сана.

А Такаши-сан, что за дурак такой, вообразивший как-то было о том, что Фудзико – это та самая дзёсей, кто ему судьбой предназначена и кто ему добра желает, поддался на эту уверенность и ответно на неё смотрит с вот таким своим заблуждением насчёт добра ему желающую Фудзико, кто его безмерно уважает и будет всегда его слушать и слушаться, если он даже будет пребывать в одном странном состоянии, когда своим языком повернуть не сможет.

И с этим воодушевлением в себе, позабыв о всякой осторожности, Такаши-сан, раз и делает крепкий глоток из чашки. И, находясь мыслями не здесь, а буквально рядом с Фудзико, конечно, не сразу чувствует в себе то, чем сейчас себя наполнил. Но физическое наполнение по тем же заверениям материалистов, всё же всегда определяет сознание, а так как Такаши-сан над этим вопросом не задумывался и не оспаривал, то и он оказался подчинён этому смыслообразованию. И не прошло и пару мгновений, как Такаши-сан во всё внутреннее я вне себя осознал, как коварен мир в лице вот таких милых и само добро, Фудзико-сан, той ещё падлюки. Которая с такой пристрастностью на него изучающе смотрит и само собой внутренне над ним ржёт.

– Так тебе и надо, Такаши-сан. – Что-то такое в себе воспроизводит Фудзико, надсмехаясь так пристально и открыто над Такаши. – А вот нечего было в себе демонстрировать эту свойственную мужскому потенциалу первопричинность и шовинизм по отношению к нам, самодостаточным и независимым гражданкам, японским девушкам. Вы даже не посчитали нужным предложить мне первой вкусить аромата жизни из этого чайного напитка, первым взявшись за чаепитие. Ну а раз так, то уж нечего пенять на свою спешку, наслаждайтесь теперь огнём своего недоразумения. Жизнь, как понимаете, и я теперь надеюсь, предсказуема только в одном случае – в нашем случае. Где вы всегда на нас обожжётесь, если не будете учитывать наши интересы.

На что Такаши-сан сказал бы этой падлюке Фудзико пару таких ласковых слов, каких бы она никогда не забыла по причине их злободневности в её сторону, но так как он внутри своего рта не чувствует, то эта падлюка Фудзико-сан, и этот его ответный ход предусмотрела. И у него не просто язык горит огнём, а он раздулся до невнятных размеров и это не даёт никакой возможности ему быть красноречивым разговорщиком. А вот смиренно и молча всё принимающим микадо, достигшего своего сатори, то, как бы он этого не хотел в себе демонстрировать, помогая себе вылезшими из орбит глазами, то от этого ему никуда не деться и приходиться всему этому соответствовать и давать всё больше поводов Фудзико для насмешки над собой.

И на этой, для кого минорной, а для кого мажорной ноте, Затойчи и оказался так неожиданно здесь рядом.

Сейчас же Такаши, так сбитый с толку Затойчи, а сперва той падлой официантом, только и смог сделать, как повернуть своё лицо с вытаращенными на нём глазами в сторону Затойчи и своим жестоким к реальности видом дать понять Затойчи, что он его слушает самую малость. Чего, пожалуй, будет в самый раз для Затойчи.

– Я вижу, – говорит Затойчи очень удивительно наблюдая за белыми белками глаз Затойчи, – что ваша связь крепится не на одном вашем присутствии здесь в месте со столь необыкновенной дзёсей. – А вот это к чему сказал Затойчи, и на что он тут так открыто намекает, очень нервно хочется знать Такаши и с не меньшим удовольствием хочется всё это признать за правоту Фудзико, никогда раньше в свой адрес не слышавшей таких интересных словосочетаний.

А вот всего этого от Такаши-сана, как ему не намекай своими сердечными вздохами, ничего и близко стоящего не добьёшься, способен он лишь на одно, на свою чрезмерную холодность. Мол, чем больше мы выказываем чувственной чёрствости в сторону нравящимся нам дзёсей, то тем больше им хочется нас согреть в своих объятиях. А как спрашивается, дзёсей их смогут согреть, если все эти микадо так неприступны на тоже объяснение того, чего им от нас надобно и хотца.

А Затойчи меж тем продолжает нагнетать интригу в своё присутствие за этим столом. И как начинает его понимать Такаши-сан, то он имеет какие-то свои виды на Фудзико-сан. И Такаши-сан, ещё бы пять минут назад, до того самого момента, когда им была раскрыта вероломная и крайне жестокая сущность падлюки Фудзико, той ещё ведьмы, пожелавшей ему сгореть в собственном огне своей чувствительности между прочим к ней, с невероятным возмущением воспринял такой подход Затойчи-сана к объяснению своих намерений насчёт Фудзико-сан, которая сбила его с сердечного ритма и завела его здравую мысль в буреломы неведомого для серьёзного и благовоспитанного микадо – на татами Фудзико, где она почивает без кимоно, теперь в таком беспрецедентном для себя случае готов был предложить Затойчи положиться на волю случая и на своё мастерское искусство владения катаной и приёмами каратэ (это в случае если катана выпадет из рук), – надеюсь, Затойчи-сан, вы не сдюжите против моего удара тигра, – не надейтесь, Такаши-сан, сдюжу.

Правда сейчас ситуация с Фудзико кардинально изменилась, и Такаши-сан даже и не знает, как Затойчи благодарить за такую возможность избавиться от Фудзико. Но при этом он не может не учитывать то, как это всё со стороны людей, не знающих внутреннюю подоплёку происходящего, всё происходящее с ними будет выглядеть. И поэтому он, чтобы не выглядеть трусом в глазах людей только глазам своим верящим, а также для того, чтобы Фудзико не сорвалась с крючка дурачка Затойчи, должен самую малость поотстаивать своё право на Фудзико, с кем его связывают сердешные чувства. Но не такие, которые нельзя разрушить, если вы, милый Затойчи-сан, будете на этом моменте крепко так настаивать.

Но сейчас слово за Затойчи-саном и давайте его все слушать, а не только жар огня в своём роте, или, бл*ть, рте.

– Есть на этом свете нечто более крепкое, чем наша условно-физическая связь. – Говорит Затойчи. А вот сейчас его уже не поняла Фудзико. – Это как это ещё понимать, условно-физическая связь?! – вытянулась в лице Фудзико, даже полунамёков в эту увлекательную сторону не принимающая. – Он что этим хочет сказать?! – уже более жёстко и нервно задалась этим вопросом Фудзико, бросив косой взгляд в сторону Такаши, кого, пожалуй, не стоит пока сбрасывать со своих счетов, если Затойчи-сан окажется только условно-подходящим для замены Такаши в физическом плане микадо.

– И эта связь, наполняющая нас духовно всей полнотой своего душевного осуществления, есть то любовное чувство, которое рождает жизнь в нас. – А вот сейчас Затойчи-сан пошёл в сторону своего исправления, сумев зацепить сердечно Фудзико, уже без запасного соображения даже не посмотревшая в сторону Такаши, не такого уж и незаменимого в любовном плане микадо. Тем более ещё не прошедшего в данной области своей проверки. Так что грустить и жалеть, в общем, не о чем и может быть того он не стоит нисколько. А вот Затойчи-сан, демонстрирующий столько в себе понимания женской сущности, определённо достоин своего рассмотрения в качестве близкого друга для Фудзико.

– И если в правду говорят, что отсутствие в человеке одного физического достоинства, кратно усиливает его в плане родоначалия, то Затойчи-сан определённо меня волнует, как личность. – Сглотнув набежавшую слюну, вот такое себе позволила льстить надеждой Фудзико. При этом перед ней стоит такая же, что и перед Такаши сложная задача не выглядеть в чужих глазах легкомысленной и беспечной личностью. Которая при первом же дуновении ветра перемен меняет свою диспозицию. А для этого она должна найти для всех тут вокруг обстоятельное объяснение того, что она ни секунды больше не может находиться под гнётом беспричинного деспотизма Такаши-сана. Взявшего её обманом и силой в заложники своего паскудного интеллектуального изначалия. Вот Фудзико и смотрит сейчас так обнадёживающе на всё то, что делает Затойчи-сан. И она рассчитывает на его природный ум и интуицию, которые ему подскажут сердечно, как его ждут с другой стороны его незримых взглядов на неё.

– И вот что я хочу сейчас узнать у этой слаженной пары, – говорит Затойчи, обводя своим взглядом пространство вокруг себя, – то насколько реальна ваша любовь друг другу? – как-то вдруг задаётся этим вопросом Затойчи, загоняя Такаши и Фудзико во внутрь ограниченного пространства такого своего понимания всеми тута. Где разорвать этот порочный круг из предубеждений в их сторону со стороны всей тут присутствующей публики в зале ресторана, почему-то им начинает казаться, будет крайне непросто сделать. И они, даже если захотят признаться честно в том, что сами сперва поторопились в сторону друг друга, сочтя себя готовым для крепких чувств и объятий затем, а уж затем все тут вокруг впали в такое насчёт них заблуждение, то им никто в этом не поверит, решив, что они от них что-то откровенно паскудное скрывают.

И Такаши-сан и Фудзико-санка, решают действовать по обстоятельствам, где в случае чего всегда можно будет подловить своего товарища по вот такому несчастью в том, что он, падла такая, втравил его или её во всю эту похабную историю. Захотелось, видите ли ему (это будет вернее), Такаши-сану, а кому же ещё, на слово ей, самому бесхитростному и простодушному созданию, Фудзико-сан, не поверить, и как действуют все негодяи и подлецы, для веры которых нужен какой-то залог, – а то как это получается, я эту Фудзико-санку свожу за свой счёт отобедать, а она затем проявит себя в полной сан мере, в конце вечера, когда ею будет всё от ужино и мной оплачено, она, заявив, что ей очень некогда и её дома грозные родители из якудзы ждут, смоется, – решит её испытать на свою женскую отдачу. Держит ли Фудзико-санка данное собой слово, и если да, то Такаши-сан готов сделать заказ.

А вот у самого Такаши возникли другой направленности мысли в сторону Фудзико. И по его досужему мнению, Фудзико-сан таким ловким способом, с привлечением этого Затойчи, хочет его подтолкнуть к более решительному (на этот счёт он не против) и ответственному (а вот здесь он никому не позволит собой манипулировать) шагу в её сторону. А как в этом плане будет действовать Затойчи, то всё на самом деле просто и логично. Затойчи-сан с помощью своей обнажённой катаны заставит Фудзико-сан напрячься до того качества испуга, что её кимоно без всякого словесного требования со стороны Затойчи: «Живо раздевайся!», начнёт с неё постепенно сползать, обнажая перед всеми её физические достоинства, называемые в такого рода публичных местах стриптиз. И если Такаши-сан в себе не в зовёт всю свою мужественность и отчаянности немного, то наслаждаться видами без кимоно Фудзико-сан будут все тут присутствующие люди. И тогда спрашивается Такаши, какого васаби я должен один оплачивать ужин Фудзико, если она так обнадёживающе сейчас выглядит для всех вокруг буквально?

Ну а то, что Затойчи так будет действовать в сговоре с Фудзико, той ещё вертихвосткой, хочется ей видите ли, стать большой актрисой, – а чтобы избавиться от страха перед публикой, она и задумала эту хитрость с обнажённой катаной Затойчи и своим кимоно (это вторая цель общего плана по дискредитации Такаши Фудзико), – то тут без сложных объяснений. Затойчи-сан, как бы это для него обидно и обжигающе сердечный нерв не звучало, а слеп физически к женскому телу. И ему не нужны все эти зрительные подробности, ему достаточно своей само сознательности и безнравственности в плане восприятия женской природы. Что опять же сильно привлекает к нему всякую, особенно не так с виду хорошо выглядящую женскую природу. Которая всегда может рассчитывать на благоразумие и деликатность Затойчи, если он хочет ответно от них на что-то рассчитывать.

Но вся эта внутренняя в головах Такаши и Фудзико говорильня не имеет сейчас хоть какого-то отношения к тому, что на их счёт задумал Затойчи-сан, почему-то и совершенно для Такаши непонятно, принявшийся направлять всё своё внимание в его сторону. Тогда как по тому же мнению Такаши, сторона Фудзико не только ничем не хуже его стороны, а туда внимать куда как интересней и лучше. Что прекрасно видит и сама Фудзико, с каким-то удивительным злорадством посмотревшая на Такаши. Типа так тебе гад и надо.

– Нан тою: о-намаэ дэс-ка?7 – прорычал, а если точнее, пробусидил в сторону Такаши Затойчи.

А Такаши быть может не желает на свой счёт распространяться и вообще он имеет право на сохранение столь для себя важной конфиденциальной информации. И от того быть может его ответ несколько резок Затойчи. – Это не ваше дело. – Прямо так заявляет Такаши, вызывая в лице Затойчи неимоверную грусть и скуку.

– А как насчёт Фудзико-сан? – задаётся ещё более странным вопросом Затойчи. И Такаши, естественно, не понимает этого его вопроса.

– Что насчёт Фудзико-сан? – переспрашивает Такаши Затойчи после того, как он убедился по Фудзико-сан, что ей крайне интересно знать его ответ на этот вопрос, и она очень не будет против того, чтобы он, Такаши-сан, объяснил эту свою скрытность в плане своего настоящего ли имени, Такаши-сан. Что между тем подрывает итак не слишком убедительные и крепкие позиции Такаши, как им сейчас выясняется, то атакованного с двух сторон.

– Её ли это дело, знать ваше настоящее имя? – Задаётся вопросом Затойчи. А вот это уже не по-мужски, так подлавливать Такаши на свою нервность и оговорки. Но уже поздно и этот подлейшей сущности, провокационный вопрос задан Затойчи, и Такаши нужно правильно сообразить над тем, что под этим вопросом подразумевалось и как, бл*ь, на него ответить.

При этом Такаши понимает и воспринимает близко к сердцу то, что его ответ должен прозвучать без раздумья и без всяких там иронизирований и шуточек, а иначе ему тут никто не поверит, и его будут считать «аригато-камикадзе», то есть человеком пустословом, без всякого внутреннего содержания в себе, а в нём одно бахвальство и напыщенность важными для каждого самурая и микадо словами.

– Я есть Такаши-сан Самбуки. – С чувством злости и собственного оскорблённого таким недоверием к себе достоинства озвучивает своё имя Такаши-сан и никто больше.

А вот Затойчи, используя своё природное положение, человека никак вообще зрительной картинке не доверяющего настолько, что он был слеп ко всему тому, что себя визуальной картинкой олицетворяет, не склонен вообще ни к чему, а сейчас в частности к тому, чтобы названному Такаши-сан верить.

И он вот что говорит. – Этот голос не похож на голос Такаши-сана. – И Такаши-сан, а вслед за ним и все другие люди начинают охеревать от сказанного Затойчи. И если Такаши-сан охеревает и себя не дисциплинирует на внутреннее волнение как-то уж без всякой последовательности и склонности такой его взгляд на своё имя обосновывать какой-нибудь аргументацией, то Фудзико-сан, во-первых, а уж затем только всем остальным людям крайне важно знать и интересно, по каким причинами и на каких-таких основаниях Затойчи принял такое решение. Он что, знает настоящего Такаши-сана (тогда возникает непременно вопрос: где настоящий Такаши-сан и так ли он интересен и пригож, как того хотца) или на крайний случай, знает, как звучит голос, принадлежащий людям с именем Такаши?

В общем, много тут вопросов возникает по следам этого заявления Затойчи. И первым, кто имеет в общем право задаваться вопросами к Затойчи и требовать от него объяснений, это сам Такаши-сан под вопросом. Что он и делает. Но как-то странно и неуверенно, что создаётся впечатление в полной правоте на его счёт Затойчи – Такаши-сан не есть Такаши-сан. А вот кто он на самом деле, беглый ли якудза Мамомори, пожалевший себя и свой мизинец, и тем самым приговорённый к собственному разделу на части, или же Самоки-сан, растратчик всех средств своих доверителей, по большей части жапани-гёрл со сложностями в своём характере и в семейном плане им всё не везёт, когда на их пути всё время попадаются вот такие обманщики, как Самоки-сан, то это сейчас даже всем становится страшно выяснять. И если бы не Фудзико-сан, кто в себе источает жалость и беззащитность, то этого Такаши под вопросом, давно бы отпустили на все четыре стороны, как того и хотел очень глава одного из отделений якудзы Сантино Дзен, где и числился боевиком Самоки-сан. А так придётся всем сидеть рядом с такой опасностью в лице Самоки-сана, и требовать от него полной своей идентификации.

– А на кого мой голос похож?! – вот так требовательно, прямо как настоящий самурай и воин якудзы, вопрошает Затойчи в одном лице Такаши-сан под вопросом и Самоки-сан.

И Затойчи своим ответом вновь ставит в тупик Такаши, судя по этому его ответу.