Тени минувших веков. Очерки из цивилизационной истории восточноазиатского кочевого мира

Сказанное можно применить и по отношению к кочевому обществу.

Уже в конце прошлого столетия произошел весьма ощутимый и значимый сдвиг от реконструктивно-описательной истории к аналитической, что продиктовано было не только наличием дошедшего до критической массы исторического материала, но и безусловным кризисом прежних методологий и технологий исторического исследования. Одним из аспектов нового по характеру историософского интереса стало переосмысление таких традиционных дефиниций, как «цивилизация» и «империя». Дискуссии о них развернулись практически сразу не только среди историков, но и среди философов, социологов, экономистов, культурологов. Было сделано немало для реконструкции истории и понимания специфики многих евразийских цивилизаций.

Однако, если история земледельческих «миров» уже не раз проходила через порожденные ею самой «фильтры» разнообразных методологических систем, то история кочевников во многом еще находится на описательно-реконструктивной стадии. Они настолько отличаются от оседлых обществ, что вполне закономерно встает вопрос, а можем ли мы применять термины «кочевая цивилизация» и «кочевая империя» к их «ордам» и «бандам».

В кочевниковедении наработан столь огромный материал в виде фактов и идей и отмечено столь значительное количество особенностей развития кочевого сообщества, не характерных как для земледельческих областей, так и для районов с присваивающей экономикой, что не видеть или игнорировать специфику развития и устройства обществ евразийского степного коридора уже невозможно. В историографии, однако, как справедливо отметил пионер идеи кочевой цивилизации в нашей стране А. И. Мартынов, взаимоотношения обществ оседлых цивилизаций и степной Евразии все еще не рассматривались как система отношений двух параллельно развивающихся миров и это связано с тем, что оседлые общества – явление историческое, а степная Евразия, прежде всего, археологическое, добавим, и филологическое, т. е. описываемое все еще достаточно тенденциозно, в значительной степени на основе тех оценок, которые давали современники кочевой цивилизации.

Все же надо отметить, что идея кочевой цивилизации, пусть и медленно, чаще с приставкой «квази», с опровержением самой идеи, с указанием на то, что все еще не выработаны критерии для ее выделения, пробивает дорогу.

Кочевничество становится основным направлением хозяйственно-культурного развития евразийских племен, как минимум, с середины I тыс. до н. э. Выделение этой цивилизации вполне можно назвать степной революцией, которая имела не меньшее значение для человечества, чем городская или земледельческая. Кочевая цивилизация – это особый мир, отличающийся как от западной, так и от восточной цивилизации, а степной образ жизни такой же исторический феномен, как и городской, сельский, морской.

Введенный в научный и общественный оборот фактический материал позволяет выделить по аналогии с оседлыми цивилизациями цивилизационные или «мировые» признаки территории расселения кочевников. Неудивительно, что они практически полностью совпадают с признаками модели оседлой цивилизации:

• определенность территории обычно обусловлена географическими «пределами» в виде гор, морей, пустынь и лесов и этногенетической близостью живущих здесь племен и народов. Здесь она может быть определена как совокупность степи и травянистой пустыни, лежащая во внутренней части Евразии и окаймленная с севера гигантским лесным массивом. Чаще всего данная территория почти совпадает с аридной областью.

• определенность исторического периода. Начало его фактически определил К. Ясперс, предложивший понятие «осевого времени» (Achsenzeit, 800—200 гг. до н. э.) и выделил несколько его признаков: растущая демифологизация, интеллектуализация, рост интереса к человеку, к индивиду, оживление культурных контактов, «человеческая экзистенция как история становится предметом размышлений», «возник тот человек, который существует сегодня» и др. В общем это есть время зарождения «первичных» цивилизаций, образование которых произошло в ходе внутренних процессов и не было осложнено влиянием более развитых соседей. В целом период существования классических цивилизаций определен самой историей. Римская, Византийская и Китайская империи целый ряд столетий боролись с «варварами». Renovatio («возрождение») как «возвращение в первобытное состояние», по мнению, скажем, итальянских гуманистов, состоится только к середине XVI в. Промежуточное время они и назовут «средними веками».

Кочевая цивилизация формировалась одновременно с другими (в основном, первое тысячелетие до н. э.). В Восточной Азии «освободительная борьба» с «варварами» (гуннами, киданями, чжурчжэнями, монголами, маньчжурами) завершилась лишь в начале прошлого столетия. Таким образом, «средневековый период» может быть обозначен и как время непосредственного взаимодействия двух цивилизационных зон (в Европе «романского» и «германского» начал, в Восточной Азии ханьского по происхождению Китая и «кочевых империй» тюрко-монгольского ареала).

• стабильность и длительность существования данной цивилизационной зоны. Эту классическую эпоху существования кочевой цивилизации можно разделить на три периода:

1. гуннский (III в. до н. э. – V в. н. э.) – эпоха великого переселения народов, когда происходит изменение политической карты Великой Степи и сопредельных территорий (Китай, Индия, Европа), формирование новых этнокультурных сообществ.

2. тюркский (VI—XII вв. н. э.) – тюркизация Центральной Азии, Степи, Южной Сибири.

3. монгольский (XII—XIV вв.). Апогеем станет существование державы Чингисхана. В итоге сложится новая этническая и политическая карта.

• уникальность исторического развития.

• Этноцентризм, доходящий до представления о «избранности» народа и идеализирования своей территории.

• Этнокультурная «гибридность». В зоне степей взаимодействуют различные субкультуры и в результате рождается новый культурный синтез. Это мешает интенсификации культурных процессов, но дает возможность для формирования культурного плюрализма, поэтому у кочевников практически не наблюдается идейных споров, а камнем преткновения являются в основном практические проблемы.

• особый алгоритм социо-культурной жизни – гетерономический. Слово «гетерономия» (от греч. гетерос /иной/ и номос /закон/) в данном случае используется для обозначения такой ситуации, при которой один субъект вынужден следовать нормам, особенно религиозным и правовым, установленным другим субъектом. Это несамостоятельное поведение, так или иначе, механическое, в отличие от «автономии», допускающей и даже предписывающей обоим субъектам наличие имманентных собственных закономерностей существования и развития. В результате различные племена и народы, как правило, объединяются вокруг одного «титульного» этноса, что дает возможность маркировать «миры» и по этносу (арабский, китайский, франкский, индийский, тюркский, монгольский).

• самобытность и оригинальность культурных представлений и традиций и их близость.

• этно-культурный экспансионизм, доходящий до навязывания своей цивилизационной парадигмы. Первая сторона этого процесса (широкое проникновение кочевых этносов на территорию оседлых обществ) очевидна и она рассматривалась негативно, как уничтожение культуры бескультурными кочевниками. Тем не менее, можно говорить и о значительном культурном экспансионизме кочевников.

Примеров тому много.

– Культурные процессы, происходившие в степной Азии, были не менее важны для всемирной истории, чем те, что происходили в оседлой зоне. Все крупные регионы (Европа, Ислам, Индия, Китай и Золотая Орда) во многом благодаря и кочевникам оказались интегрированными в единое геокультурное и макроэкономическое пространство. Кочевники активно участвовали в создании общих евразийских культурных ценностей, социальных институтов, активном освоении новых земель, влияли на темпы и направление развития многих народов и государств, участвовали в возникновении международных коммуникаций и ретрансляции созданной в культурных центрах информации. Одним из важнейших результатов конвергенции кочевых и оседлых обществ станет подпитка ислама одной из древнейших азиатских культур – тюркской.

– XIII—XIV вв. стали особым «швом» в евразийской истории и именно кочевники сыграли ключевую роль в создании новой геополитической конструкции Азии. Этот особо ощутимый вклад кочевников практически до сих пор оценивается исключительно негативно, как разрушительный. Между тем, передвижения кочевников являются всего лишь частью огромного евразийского, фактически «второго великого переселения народов». Для этой первой фазы складывания нового миропорядка характерны традиционные методы решения назревших проблем (внешняя экспансия, переселения). Необходимо было снятие прежней «феодальной» структуры общества, которая уже изживала себя сама. Об этом свидетельствует широкое распространение по всей Евразии городов, становящихся не только политическими или военными центрами, но и центрами ремесла и торговли. В Европе происходит выделение так называемой «католической» зоны, отличающейся акцентом на развитии городской экономики, внешней торговли, «общественно полезного» научного знания и рационалистической философии. Азиатские цивилизации начинают экономическую переориентацию на океаны. Передвижения кочевников оказались наиболее эффективным средством окончательного снятия остатков родоплеменной арматуры. В итоге складывается новая, дошедшая до нас, этническая карта Евразии. В Европе наблюдается похожая картина, когда на смену прежним франкам, готам, кельтам и др. окончательно приходят французы, немцы, англичане, русские. Снята была насильственно и «героическая» феодальная верхушка, ориентированная на аграрную экономику и разбой. Налажены новые трансконтинентальные связи. Появилась и новая культурная карта. Кочевники во всех этих процессах играли не просто роль «дворников», но и участвовали в этническом, политическом и культурном структурировании пространства.

– С XIII в. по всей Евразии разворачивается новая по характеру культурная революция в форме «возрождения» (европейские ренессансы, китайский ренессанс, средневосточное возрождение, кавказские и византийские ренессансы, «ренессансные явления» на Руси) и везде будет присутствовать некая антикочевая составляющая. Это не удивительно, ведь мощный выплеск «бессловесной» кочевой массы, затопившей всю Азию, стал «вызовом» практически для всех оседлых цивилизаций. Надо было «навести порядок» после этого наводнения и в этой деятельности явственно видна огромная и тяжелая работа по фильтрации не столько иной этнической массы, сколько по упорядочиванию достаточно бессистемно вброшенной идейно-культурной информации.

– С монголов начинается этническая стадия формирования цивилизационного пространства будущей России. Сначала сложно соединились Южная Сибирь и Степь и сформировалась своеобразная «зона Чингисхана», где общность прослеживалась через него и его деяния. В религиозно-культурном плане здесь наблюдается большая пестрота (ислам, буддизм, шаманизм), но связующими факторами являются следование «пути отцов» и «духу Чингиса».

– Медленно начинает складываться русско-татарский симбиоз. Русичи проникают в Степь (до Монголии), татары оседают на Руси и начинает оформляться единое экономическое и, в какой-то степени, культурное пространство.

– Определенную роль в складывании российской цивилизационной зоны сыграла и культурообразующая идея «Москва – третий Рим», в которой можно проследить некоторое азиатское влияние. Здесь кроме следов новозаветного универсализма прослеживаются элементы характерного для Степи понимания того, что Бескрайнее Небо управляет всеми народами ойкумены. В результате появляется замечательная формула «Рим весь мир», одним из оснований которой является и то, что «вся христианская царства преидоша в конец» (Послание Филофея). Фактически здесь можно увидеть заявление о том, что отныне «Рим» как оптимальная социо-культурная модель возможен только за пределами той зоны, в рамках которой он родился и свершил до конца свой «жизненный путь».

• Привлекательность «имиджа» для других народов, недаром во многих оседлых культурах даже существовал образ «благородного дикаря», общество которого чуждо наживы, социального неравенства, несправедливости, частной собственности, изощренной и безутешной культуры.

• Умение «уживаться» с ними. Вероятно, есть смысл видеть в истории взаимоотношений кочевых и оседлых обществ не только «политику умиротворения» «воинственных варваров», но и сознательное стремление кочевых союзов к «добрососедским отношениям» с южанами.

• Традиционализм. Традиции кочевников были не менее крепки, чем традиции оседлых обществ и играли, быть может, даже большую роль в общественной жизни. Налицо и тесная связь идеологии и психологии: идеология «рассыпана» в традициях, обычаях, языке, морали, способах мировосприятия и миропонимания.

• Цивилизационный коллективизм. Кочевникам близок идеал с акцентом на идее максимально полного растворения человека в массе. Здесь на первом плане дихотомии «человек – человек» и «человек – общество».

• Специфический «мировой язык» как синтетический, впитывающий в себя в той или иной мере лексику и терминологию всех народов и племен цивилизационной зоны. Примером тому может служить так называемый «киданьский» язык. Известно, что и монголы создавали свою письменность искусственно.

• Противопоставление себя остальным народам и особенно цивилизациям.

• Это особая стадия развития общества, когда возникает сложная социальная структура и начинают складываться трансрегиональные этнические и социальные группы. Они именуются в соответствии с образом жизни и занятиями (крестьяне, рыцари, клирики) или в зависимости от происхождения (франки – французы, англы – англичане), но появляется необходимость и для более общих универсальных обозначений. На смену этнонимам приходят конфессионемы (христиане, мусульмане, буддисты). Жизнь и судьба крупных человеческих организмов подчиняется уже не локальным традициям, а транснациональным интересам и правилам. Начинают вырабатываться такие понятия, как «человечество», «народ», которые приходят на смену «родам» и «племенам». Происходит включение во всемирную историю всех народов без различия этнической принадлежности при условии принятия ими «мировой религии». Эта универсальная историософема провиденционализма впоследствии будет разветвляться и на ее основе возникнут и теория прогресса (регресса) и теория возрастов, что ярко выражено в философии Аврелия Августина (354–430) и Иоахима Флорского (1132–1202). Нужно отметить, однако, что здесь налицо определенного рода противоречие с базовым представлением, ибо смысл истории предполагает обязательно ее замкнутость во времени, тогда как признание бесконечного регресса или прогресса свидетельствует о ее бессмысленности. Естественно, что и в культуре происходят существенные трансформации, начинается так называемая сакрализация культуры, когда религия выходит на первый план и становится системообразующим фактором. У отдельного индивида не только расширяется культурный горизонт, когда в круг необходимых ему знаний входит информация о других народах и странах, но и он сам поднимается до осознания своей сопричастности к судьбам всей «вселенной».

• Особое значение и оформление принимает взаимодействие различных этнических и социальных групп в цивилизации. Базовым здесь является представление об «избранном народе».

Классическим примером этой идеи, разумеется, является библейское (ветхозаветное) понимание «избранности». Однако в христианском «мире» эта идея была выведена за пределы отдельного этноса (евреев) только путем своеобразной цивилизационной революции Христа и апостолов. «Избранными» стали считаться не те, кто принадлежал к этому этносу, а все, независимо от этнической, социальной и даже расовой принадлежности («нет ни эллина, ни эфиопа, ни иудея, ни раба…»), кто «уверовал» в Христа. Ветхозаветное понимание истины оказалось этнически узким (евреям нужно было практически лишь выживать в полиэтничном и мультикультурном евро-афро-азиатском мире). Однако для нужд формирующихся «миров» эта идея идеально подходила, поэтому Христос и выводит ее на максимально универсальный уровень. В дальнейшем судьбы двух трактовок этой идеи и их взаимоотношений часто принимают даже трагический характер. Еврейская цивилизация с помощью нового Текста (Талмуд) создавала парадигму рассеянного этноса, в которой места идеям Христа не было (евреев поэтому и обвиняют в деициде или убийстве Бога – Христа). Нарождающаяся христианская цивилизация будет активно бороться с ветхозаветным пониманием «избранности» и соответственно с его носителями (поэтому христиан и обвиняют в геноциде или преследовании евреев).

В восточноазиатском мире работал изобретенный еще в древнем Китае комплекс Чжунго / Тянься (Срединное государство / Поднебесная империя), который фактически и основывался на традиционной для периода зарождения этнических государств идее «избранного народа». В Китае соединилось то, что на Западе оказалось разорвано: этническое понимание «избранного народа» как определенного этноса дополнилось идеей всеобщего и «правильного» мира. Ханьцы по сути стали титульной нацией и понесли свою «истину» всем остальным народам, которые в целом вынужденно или добровольно принимают их парадигму.

Сказанное означает, что под «христианизацией» или «китаизацией» следует, строго говоря, понимать не этнический процесс, причем именно как процесс поглощения одним народом малых этнических организмов, а идеологическую форму существования цивилизации («мира»).

• своеобразие форм государственного и социального развития, связанное со сложной социальной структурой, имеющей «вертикальный» характер, где различные слои располагаются как бы друг над другом («феодальная лестница»), и с формированием властных элит, слоев населения, которые не связаны напрямую с сельскохозяйственной сферой, и т. д.

• возможность складывания предельно централизованного государства и особая сила «верховной власти». Государство не является изобретением только оседлых обществ, оно – общецивилизационный феномен и такой же обязательный признак цивилизации как и город, письменность, религия, язык. Если учитывать, что в рамках средневековья государство прежде всего организующая и регулирующая сила, то государственные образования кочевников ни в чем не отличались от оседлых государств. Здесь тоже проявляется цивилизационная специфика – все они так или иначе были завязаны на вождя, существовала определенная пестрота государственных форм (существенный признак цивилизации – децентрализация). В кочевых империях впервые в рамках средневекового периода истории Евразии появляется постоянная армия, которая, например, при Ляо была объявлена «оплотом государства», при монголах стала средством невиданной доселе атаки.

• Одним из отличительных признаков любой цивилизации была монархическая форма правления и особая роль правителя. Его «заветам», как, например, заветам Чингисхана, могли следовать очень длительное время. Со временем они теряли свою привязанность к определенной пространственно-временной точке и трансформировались из сложной парадигмы в систему морально-нравственных императивов. Так, от «закона Моисея» брались фактически только «десять заповедей», от «Ясы» Чингисхана «дух великого предка».

• очень своеобразное отношение к миру, которое можно назвать «искусственным». Это – принцип и он находит свое выражение в постижении «воли Неба», долге как основе универсальной морали, цели истории как принятии «небесного порядка» и т. д. Любая «цивилизация» сама себя «строит» и этот признак, вероятно, следует признать центральным, ибо именно он дает возможность отличить цивилизацию от иных природно-климатических и хозяйственно-культурных зон (охотников – собирателей Австралии или арктических охотников и рыболовов), которые ориентируются не на интенсивную, производящую, а экстенсивную, присваивающую экономику.

• специфический «религиозный» комплекс идей и рецептов, который объединяет и регулирует этнические и социальные группы и маркирует цивилизацию, отличая ее от соседей («Небо» как «начало» «избранности» того или иного народа). Религиозные представления кочевников были очень специфическими (это еще одна из особенностей их цивилизации). Кочевников обвиняли не только в том, что они не «доросли» до религии, но и в том, что они «искажали» любые мировые религии, а это еще одна цивилизационная особенность – фильтрация любой культурной информации, которая приходит извне.

• особое значение и оформление принимает взаимодействие различных этнических и социальных групп в цивилизации. Базовым здесь является представление об «избранном роде», а потом и «избранном народе».

• специфика представления о сакральном и сверхъестественном «начале» («тэнгри» – «Небо»). Оно легло в основу особой религиозной системы («тэнгрианство»). Оформление ее было связано не только с естественной потребностью человека найти защиту от грозных природных сил, но и от нарождающихся социальных проблем (явный признак цивилизации).

• специфический аксиологический набор как комплекс моральных норм, социальных рецептов и их обоснований. Специфика кочевой аксиологии в значительной мере связана с консервацией тех социально-нравственных норм, которые характерны для периода евразийской античности. Иными словами, средневековые кочевники как бы продолжали жить в бронзовом и железном веках. Более того, создается по-своему уникальная ситуация. Кочевники жили динамично, отсюда и понимание Неба как вечного движения и беспредельности. Бескрайнее Небо, по их мнению, не только простирается над бескрайней Землей, но и управляет ею в любой ее точке. Именно это оправдывало претензии кочевников на их вмешательство в дела любых племен и народов и давало право на их покорение, причем не «словом», а «делом». С другой стороны, здесь можно увидеть одно из первоначальных оформлений идеи равенства всех народов – Небо покровительствует любому, а не только, скажем, ханьцу.

• особое представление об «истории», которое способствовало выводу полиэтничного и мультикультурного общества из ситуации противостояния культур периода «язычества» (столпотворения культур) в диалог, становясь необходимым дискурсом ответов. История вместе с географией помогала маркировать ойкумену как «мир», создать что-то вроде историко-культурного атласа, из которого было бы видно, какие «народы» населяют его, что между ними общего и различного. Стоит заметить и определенную близость историографических моделей традиционных «миров». Конечно, есть принципиальное отличие европейской модели, как своего рода «эталона», и китайской, но, если не сводить истоки первой лишь к греческой мысли, а видеть их в культурах различных регионов, то можно провести ряд существенных параллелей. Многофакторность исторического процесса сознательно искажается и идет редукция «исторического материала» ради той цели, которую ставит «современность». Выделяется масса «точечных событий» и превращается в цепочку как интервал истории («шаг»). Каждое следующее событие диалектично по отношению к первому, ибо отрицает и развивает его.

• особое значение литературы и письменности. Культуру в целом можно назвать своеобразной программой достижения некоей «цели», а она определяется базовой идеей или «словом». У кочевников таким «словом» было «Небо». Именно оно стало «ядром» и отправной точки для разветвленной системы мифов, легенд и сказаний как «литературы», а впоследствии, на наивысшей стадии развития кочевой цивилизации, и письменных текстов (литература у киданей и чжурчжэней, «Сокровенное сказание»).

• особая роль и преимущественная ценность земли и др. Хозяйственная деятельность связана с преобладанием скотоводства. Налицо и характерная для средневековых цивилизаций идея землепользования, а не землевладения, когда все от имени Неба лишь распоряжались землей (хан, тысячники, дарханы, родоначальники) и это пользование регулировалась обычаями и традициями.

• Важен и природно – экологический показатель – сложное взаимоотношение человека и природы. Человек эпохи цивилизации принципиально отличается от традиционного человека первобытно – общинного периода именно тем, что уже не является частью природного мира, не просто выделяется из него, но и начинает строить свой собственный «мир».

• Система налогов и дани. Этот фактор связан с планированием, воспроизводством отношений собственности, самой собственности, государственным аппаратом. Такая задача требует постоянного сбора, обработки и донесения до исполнителей огромного объема конкретной и точной информации, а в конечном итоге и появления письменности.