Таким образом, с самого начала, поскольку эта война привела к восстановлению республики во Франции, несмотря на неспособность немецкого рабочего класса предотвратить реализацию аннексионистских целей своей буржуазии (Эльзас-Лотарингия), Маркс и Энгельс рекомендовали французскому пролетариату, чтобы он не поднимал восстания, а вместо этого ждал консолидации Республики, используя выигранное время для построения своей классовой организации: «Французский рабочий класс находится поэтому в чрезвычайно трудных условиях. Любая попытка расстроить новое правительство в нынешнем кризисе, когда враг почти стучится в двери Парижа, была бы отчаянной глупостью. Французские рабочие должны выполнять свои обязанности как граждане; но в то же время они не должны позволять себе поддаваться влиянию национальных воспоминаний 1792 года, как французский крестьянин позволил себя обмануть воспоминаниями о Первой империи. Им нужно не повторять прошлое, а строить будущее. Пусть они спокойно и решительно расширяют возможности республиканской свободы для работы своей классовой организации. Это подарит им новые геркулесовы силы для возрождения Франции и нашей общей задачи – освобождения труда. От их энергии и мудрости зависит судьба республики» (там же.)
После осады и падения Парижа, а также после того, как восстание рабочих отказалось пойти на разоружение своих сил – Национальной гвардии (18 марта 1871 г.) и была провозглашена Коммуна, анализ, ранее сделанный Марксом и Энгельсом относительно абсолютного приоритета демократическиго этапа революции был опровергнут. Это движение, в высшей степени социальное, опровергнет все их предсказания о прогрессивности национальной независимости на шахматной доске европейских государств и империй. Дальнейшее экономическое развитие капитализма довершит дело; отсюда и отказ Розы Люксембург от их тезисов о Польше (см. «Промышленное развитие Польши», 1898). В 1891 г., отмечая 20-летие Коммуны, несмотря на попытки обосновать правильность анализа Генсовета 1-го Интернационала в его первых двух Посланиях (23 июля и 9 сентября 1870 г.), Энгельс, тем не менее, подчеркнул социальный характер Коммуны: «Таким образом, начиная с 18 марта, резко и отчетливо проявился классовый характер парижского движения, который ранее был отодвинут на второй план борьбой с иноземными захватчиками. Поскольку почти все без исключения, кто заседал в Коммуне были рабочие или признанные представители рабочих, ее решения носили явно пролетарский характер». («Введение в Гражданскую войну во Франции»)
30 мая 1871 года, через два дня после того, как последние бойцы Коммуны были убиты на склонах Бельвиля версальскими войсками, Маркс, со своей стороны, провозгласил главный и фундаментальный урок этого общественного движения: «… рабочий класс не может просто напросто овладеть готовой государственной машиной и использовать ее в своих целях». («Третье обращение Генерального совета к Интернационалу», в «Гражданской войне во Франции», 1871 г.)
Таким образом, Маркс перешел от точки зрения, призывающей к «завоеванию политической власти» пролетариатом, к позиции, согласно которой «следующая попытка французской революции больше не будет, как прежде, передавать военно-бюрократическую машину из одной руки в другую, но разобьет ее…» (Письмо Кугельманну, 12 апреля 1871 г.). Маркс считал, что данное изменение его прежней позиции было настолько важным, что дал дальнейшие разъяснения своей точки зрения в Предисловии к новому изданию Коммунистического манифеста от 24 июня 1872 года: «… Этот отрывок во многих отношениях мог бы быть по-другому сформулирован сегодня. Принимая во внимание гигантские успехи современной промышленности с 1848 года и сопутствующую им улучшенную и расширенную организацию рабочего класса, принимая во внимание практический опыт, полученный сначала во время Февральской революции, а затем, еще более, в Парижской Коммуне, где пролетариат впервые держал в своих руках политическую власть в течение целых двух месяцев, эта программа в некоторых деталях устарела. Коммуна в особенности доказала одну вещь, а именно, что «рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и использовать ее в своих собственных целях».
Однако, несмотря на опыт Парижской Коммуны, он вновь подтвердил необходимость для пролетариата создать партию, чтобы действовать как класс (см. Статью 7а, включенную в Устав Первого Интернационала резолюцией Гаагского конгресса, 1872 г., цитируется в начале этой главы). Маркс и Энгельс упорно настаивали на этой точке зрения, так как их анализ политического перехода от капитализма к коммунизму, и, следовательно, диктатуры пролетариата, все еще был увязан с определенным представлением о сосуществовании Государства и господства класса пролетариев или, в некоторых случаях, с чистым и простым отождествлением этих двух понятий: «Государство есть не что иное, как машина для подавления одного класса другим, и в демократической республике ничуть не меньше, чем в монархии. И в лучшем случае государство есть зло, которое по наследству передается пролетариату, одержавшему победу в борьбе за классовое господство; победивший пролетариат, так же, как и Коммуна, вынужден будет немедленно отсечь худшие стороны этого зла, до тех пор, пока поколение, выросшее в новых, свободных общественных условиях, окажется в состоянии выкинуть вон весь этот хлам государственности». (Энгельс, «Введение в Гражданскую войну во Франции», 1891 г.)
«Возникает вопрос: какие преобразования претерпит государство в коммунистическом обществе? Другими словами, какие социальные функции, аналогичные функциям нынешнего государства останутся в нем? На этот вопрос можно ответить только с научной точки зрения, и невозможно приблизиться к проблеме с помощью совершаемого в тысячный раз сочетания слова «люди» со словом «государство… Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения одного в другое. Этому соответствует также политический переходный период, в котором государство не может быть ни чем иным, как революционной диктатурой пролетариата». (Маркс, «Критика Готской программы», 1875 г.)
И снова, теория разделения политической стадии и социальной цели и, следовательно, непрерывности определенных функций классового общества и капитализма на политической стадии (= Государство), даже если Энгельс предполагает что: «Gemeinwesen [„общность“] повсеместно заменит государство; это старое доброе немецкое слово, которое может очень хорошо быть приложимо к французской Коммуне» (Письмо Бебелю, 18—28 марта 1875 г.), привело Маркса и Энгельса к выводу о необходимости пролетарской партии, способной взять на себя эти функции (= Государство диктатуры партии) с целью последующего осуществления своей исторической программы (реализация коммунизма, что влечет за собой исчезновение государства). Утверждение необходимости политической стадии приведет Маркса и Энгельса к полному разрыву с анархистами, чья аполитичность, со своей стороны, приведет их к «революционному синдикализму» или анархо-синдикализму (Гаагский конгресс, 1872 г.). Но ограниченность концепции политической стадии понудит Маркса и Энгельса, после Гаагского конгресса и после роспуска 1-го Интернационала (который переместил свою штаб-квартиру в Нью-Йорк) идейно сблизится с немецкой социал-демократией и ее сторонниками (Второй Интернационал) не только благодаря компромиссам с лассалльянством (недостаточность критики Готской программы, слияние эйзенахских «марксистов» с лассальянцами в 1869 году), но и из-за неспособности их непосредственных преемников быть кем-либо, кроме «учеников». И это идейное сближение в первую очередь относится к Энгельсу, который вместо использования критического метода превратил его в идеологию под названием «марксизм» (см.«La Légende de Marx ou Engels fondateur» [Легенда о Марксе, или «Энгельс-основатель»], Максимильен Рюбель, Études de Marxology, Série S, No. 5. Socialisme: Science et Ethique [доступно в английском переводе онлайн по состоянию на август 2017 г. по адресу: http://marxmyths.org/maximilien-rubel/ article.htm]). Эта ограниченность концепции двух этапов также объясняет бюрократические процедуры (административные меры, свидетельства, основанные на слухах и т. д.) использованные для исключения Бакунина и других членов «Альянса социалистической демократии» на Гаагском конгрессе. Отсутствие каких-либо конструктивных дебатов, которые Генеральный совет мог бы инициировать относительно данных расхождений, особенно в отношении проблемы политического этапа, достаточно убедительно указывает на влияние этой концепции на формирование, а затем и на эволюцию Интернационала между 1864 и 1872 годами, эволюцию, которую некоторые люди пытаются представить сегодня как отличную от эволюции более поздних «марксистких» политических партий (мы повторяем, наша критика Маркса не является завуалированной защитой бакунистов, которые также, со своей стороны, использовали целый ряд «организационных процедур» в попытке захватить власть в Интернационале) [5]
Защищая тезис о том, что для Маркса принцип ассоциации отличен от принципа конституирования пролетариата в политическую партию, Клод Бергер, критикуя Глюксмана, пишет: «Более того, слабости Маркса не там, где [Глюксманн] хотел их найти. Маркса можно упрекнуть в том, что он уходил от трудностей ассоциативного движения, то есть Международного союза рабочих, и, в качестве компенсации этому стал склоняться к форме «массовой партии». Это благоприятствовало социал-демократии, которую он, тем не менее, безжалостно критиковал. Данный концепт исключал анархистов, с которыми, однако, у него было больше общего». (См. «Autopsie de la «Nouvelle philosophie» [Вскрытие «Новой философии»], Спартак, №10, июль-август 1978 г.). Фактически, несмотря на то существенное обстоятельство, что коммунистическая партия («марксисты» Генерального совета Интернационала) не имела гегемонии, поскольку, вплоть до Парижской Коммуны, ей приходилось сталкиваться с оппозицией других партий рабочего класса (прудонистов, бланкистов, бакунистов и т.д.) 1-й Интернационал являлся прообразом массовой пролетарской партии, задуманной Марксом после роспуска «Союза Коммунистов» (1852). Во 2-ом Интернационале идеи Маркса преобладали в форме социал-демократии, особенно в ее немецкой вариации: «В то время как Коммуна стала могилой раннего, специфически французского социализма, также и в то же время она стала для Франции колыбелью нового международного коммунизма». (Энгельс, октябрь 1884 г.)
Более того, 1-й Интернационал был ориентирована на то, чтобы стать массовой организацией, предшествующей всеобщей борьбе пролетариата за конституирование себя в класс; это, кстати, то, что Клод Бергер признает и выражает на своем эзотерическом языке: «Партии коммунистов» было предложено поддержать это движение за ассоциации, то есть организовать реальное движение вопреки всем похожим партиям наемных рабочих. Эти сходные по виду партии, защищающие исключительно самые непосредственные интересы (глобальные и иерархические) рабочего класса в целом, или, скорее, частные и зачастую расходящиеся интересы различных слоев иерархически организованных рабочих, работали поэтому в пользу системы наемного труда, с буржуазной ли или с пролетарской точки зрения (под термином «демократический»). Перспектива, очерченная Марксом, требовала, чтобы ассоциации рабочего класса существовали вне борьбы, для того, чтобы объединить эти ассоциации друг с другом и воплотить в жизнь их бессознательную, но реальную суть восстания против наемного труда и воссоздания человеческого существования… И, фактически, величие деятельности Маркса и Энгельса состоит в создании этого «реального рабочего движения» ассоциации». (Marx, l’association, l’anti-Lenine: Vers l’abolition du salariat [Маркс, Ассоциация, Анти-Ленин: к отмене наемного труда], Petite bibliotheque Payot, 1974, 238 стр.) Ассоциация и политическая партия; две формулы, которые фактически обозначают у Маркса один и тот же проект пролетарской организации!
с) Противоречие между концепцией партии как организации, существовавшей до массового пролетарского движения, и концепцией партии как организации, созданной массовым движением.
Помимо необходимости в партии, у Маркса есть противоречие относительно того, каким образом эта партия будет создана по отношению к пролетарскому движению. В тот момент когда утверждается, что партия должна быть организацией, созданной до существования массового рабочего движения, движение становится не чем иным, как средством развития партии. Вот что Маркс, например, пишет в своем письме к Болте: «Если эти движения предполагают определенную степень предшествующей организации, они сами в равной степени являются средством развития этой организации» (см. цитату выше). И в своей практике борца-активиста Маркс часто стремился к созданию партийной организации, более чем к движению рабочего класса в целом. Так было, как мы указывали выше, в его деятельности в «Союзе Коммунистов» (1847—1852) и тем более в «Международном Товариществе Рабочих» (1864—1872). Таким образом, политическая необходимость для пролетариата создать партию может быть резюмирована в формуле: «Партия есть класс», поскольку, по Марксу, ранее существовавшая организация должна представлять, как только она обретет форму массовой партии, рабочий класс в целом. Но он также утверждал обратное, а именно, что партия является организацией, созданной движением: ««Союз Коммунистов», как и «Société des saisons» в Париже и сотня других обществ, был просто эпизодом в истории партии, которая повсюду естественным образом возникает на почве современного общества». (Маркс, письмо Фрейлиграту, 29 февраля 1860 г.) « [Международное Товарищество Рабочих] не возникло на основе какой-либо секты или теории. Это стихийный рост пролетарского движения, которое само является порождением естественных и неудержимых тенденций современного общества». (Четвертый ежегодный отчет Генерального совета IWMA Брюссельскому конгрессу, 1868 г.)
Таким образом, реальное практическое движение имеет приоритет над любой ранее существовавшей организацией, независимо от того, окажется ли последняя преобразованной на основе критики, или же она станет реальным препятствием и, следовательно, ее необходимо распустить: «Интернациолнальная активность рабочего класса ни каким образом не зависит от существования Международного Товарищества Рабочих. Это была только первая попытка создать центральный орган активности; попытка, которая имела длительный успех благодаря импульсу, который она давала, но которая не могла быть более реализуема в присущей ей исторической форме после падения Парижской Коммуны». (Маркс, «Критика Готской программы»)
«Международное движение европейского и американского пролетариата настолько укрепилось, что не только его первая ограниченная форма – тайный «Союз» – но даже его вторая, бесконечно более широкая форма – открытое Международное Товарищество Рабочих – стали для него оковами, и уже простого чувства солидарности, основанного на понимании идентичности классового положения, достаточно для создания и удержания одной и той же великой партии пролетариата среди рабочих всех стран и языков». (Энгельс, «К истории «Союза коммунистов», 1885 г.) Пролетариат только создает партию как политический орган своей общей борьбы, и поэтому у него нет никакой склонности присоединяться к какой-либо ранее существовавшей массовой организации. Мы видим, что здесь формула противоположна предыдущей: «Класс – это партия!»
Один из компонентов ленинисткого течения, Итальянская Левая (бордигизм), попытался построить теорию на основе этого противоречия у Маркса, чтобы внутренне согласовать «диалектику партии». Так, ранее существовавшая организация была бы разновидностью формальной партии, в то время как тенденция классового движения превращаться в политическую организацию в ходе борьбы представляла бы собой так называемую историческую партию. Результатом этой теоретической конструкции является то, что формальная партия может ошибаться и может быть препятствием для развития исторической партии, что затем приведет к формированию истинно коммунистической Фракции, которая является единственной силой, способной дать действительную интерпретацию исторического развития в противоположность склерозу и искажениям формальной партии. Шахматная фигура сдвинута: пролетарская партия (классовое движение и фракция) снова поставлена на рельсы и сможет выполнить свою роль! Заметим, что в течении «коммунизма рабочих советов» в лице Максимильена Рюбеля была предпринята аналогичная попытка разрешить это противоречие у Маркса: с одной стороны, существовавшая ранее организация определяется как рабочая партия, то есть социологически, а с другой стороны, то, что производится историческим развитием, порождает пролетарскую партию, «которая в некотором роде выходит за рамки условий существующего общества», то есть которую нельзя «отождествить с реальной организацией, подчиненной кабале политического отчуждения». Но эта этическая концепция (магия слов!) пролетарской партии требует вмешательства, как и в случае бордигистов, истинно коммунистической Фракции, которая должна знать, как превратить эту партию в «стимул и орудие пролетарской стихийности», а не «орган классового сотрудничества» («Remarques sur le concept de parti prolétarien chez Marx» [Замечания о концепции пролетарской партии у Маркса], Revue française de sociologie, том 2, №3, 1961, стр. 166—176).
В ситуациях, когда историческое движение рабочего класса перестает быть реальным фактором, Маркс всегда пытается «усыпить» те организации, которые не сыграли определяющей роли в революционных движениях (1848, Коммуна):
– В 1852 году, с новой стабилизацией и расширением капитализма и периодом системной интеграции пролетариата, «Союз Коммунистов» был распущен
– В 1872 году, когда в Европе началась контрреволюция после поражения коммунаров, штаб-квартира 1-го Интернациола была перенесена в Нью-Йорк, что ознаменовало его роспуск в 1876 году.
В течении этих периодов Маркс критиковал каждую попытку сохранить формальные или институционализированные организации и отказывался подчиняться любым директивам существующих рабочих партий в следующих выражениях: «Я заявил им напрямик: наш мандат представителей пролетарской партии мы получили не от кого иного, как от самих себя. И он подтвержден за нами исключительной и всеобщей ненавистью, которою питают к нам все фракции и партии старого мира». (Маркс Энгельсу, 18 мая 1859 г.)
Кроме того, в определенных обстоятельствах Маркс предпочитал посвятить себя размышлениям и теоретическим разработкам, а не участвовать в организационных обсуждениях. Так, в 1866 году, когда он был занят продолжением и углублением своих исследований с целью провести как можно более полный экономический анализ капиталистической системы («Капитал»), он отказался, несмотря на уговоры своих ближайших друзей, принять участие в Конгрессе «Международного Товарищества Рабочих» в Женеве. Он объяснил свое решение следующим образом: «Я думаю, что та работа, которую я делаю, имеет гораздо большее значение для рабочего класса, чем все, что я лично мог бы сделать на любом Конгрессе». (Маркс Кугельманну, 23 августа 1866 г.)
Чтобы не оставить без внимания ничего, мы должны также упомянуть, что это предпочтение, выраженное Марксом, помимо приоритета теории над проблемами организации на данном конкретном этапе, должно также рассматриваться в контексте полемики с прудонистами, чей дух «рабочизма» преобладал в то время в Интернационале и понуждал его у умалению вклада работников умственного труда в борьбу пролетариата. Поэтому Маркс часто придерживался политики оставаться в стороне, будь то в отношении кампании бланкистского типа направленной на замещение рабочего класса, когда массовое движение рабочих подавляется и интегрируется в капитализм, или будь то в отношении реформистских дебатов внутри массовой партии, когда условия возобновления классовой борьбы, тем не менее, присутствовали. Как говорит М. Рюбель (см. «Le parti proletarien in Marx, critique du marxisme, Payot, 1957, стр. 190): «Становится ясно, почему Маркс говорит в своей переписке. и в некоторых публичных обращениях о «нашей партии» в то время, когда ни одна официальная организация не ассоциировалась с группой друзей образующих собой «партию Маркса». У этой политической группы не было устава, но у нее было кредо, коммунизм, и призвание Маркса было дать ему теоретические основы».
– «Партия Маркса» или элитистская концепция коммунистической партии.
Позитивная идея Маркса по вопросу организации состоит в его тезисе о невозможности революционной массовой организации вне периодов открытого противостояния пролетариата как целого системе. Эта мысль будет в дальнейшем признана Розой Люксембург в ее критике социал-демократии и Второго Интернационала в свете российского опыта 1905 года. Таким образом, историческая партия понимается как спонтанный продукт борьбы рабочего класса в ходе революционного процесса (фактически, именно Рабочие Советы возникнут в качестве единого политического выражения пролетариата, устраняя самим фактом своего существования разделение между партиями и профсоюзами, которое было характерно для предыдущих условий). В ожидании возникновения ключевых периодов, во время которых партия может быть сформирована, сознание того, какой историческая партия будет на практике, воплощается в «лабораторной секте», которая сохраняет (бордигистская тема инвариантности) или перестраивает (обогащает) – это зависит от текстов, к которым обращаются – коммунистическую Программу. Фактически, Маркс и его «группа» (Энгельс и др.) позиционировали себя как элитарные хранители теории, которую должно было принять практическое движение: они – историческая партия в теоретическом плане. Когда Маркс говорил: «Идея, овладевая массами становится материальной силой», это не так уж сильно отличалось от формулы Лассаля о «союзе науки и пролетариата» … и не было так уж и далеко от того, что Каутский и Ленин впоследствии напишут о сознании, вносимом извне классовой борьбы в пролетариат. Так, М. Рюбель утверждает в конце своего текста «Le parti proletarien» (цитируется выше): «Социологическому анализу остается показать, насколько такая концепция харизматического выбора отличается или не отличается от взгядов Маркса на политические секты».
На самом деле есть важные различия между тем, что писали Маркс и Энгельс, и, например, тем, что писал Каутский с его идеологическим и, следовательно, буржуазным взглядом на теорию: «Англия предоставила им [Марксу и Энгельсу – Ред.] большую часть экономических материалов, которые они использовали, а немецкая философия дала им лучший способ вывести из этих материалов цель современного общественного развития; французская революция ясно показала им необходимость завоевать власть, особенно политическую, для достижения своей цели. Таким образом, они создали современный научный социализм, объединив все великое и плодотворное, что есть в английской мысли, французской мысли и немецкой мысли». (Каутский. К. «Les Trois Sources du Marxisme» [«Три источника марксизма»], Спартак, серия B, №78, стр. 21) [6]
Эти различия по существу основаны на признании Марксом и Энгельсом решающей роли, которую играет реальное движение пролетариата по отношению к интеллектуальной продукции. Классовая борьба 1840-х годов помогла им отказаться не только от гегелевского идеализма, но и от буржуазного материализма, лежавшего в основе дуализма мысли и действия (см. «Тезисы о Фейербахе», 1845 г.): «Теоретические выводы коммунистов никоим образом не основаны на идеях или принципах, которые были изобретены или открыты тем или иным потенциально-универсальным реформатором. Они просто выражают, в общих чертах, реальные отношения, проистекающие из существующей классовой борьбы, из исторического движения, происходящего на наших глазах». («Манифест Коммунистической Партии», 1848 г.) «Они „развивают“ идею с помощью „последовательных“ исследований, которые не оставляют никакого плода. Затем они „несут эту идею в наши рабочие организации“. Для них рабочий класс – это сырье, хаос, в который они должны вдохнуть свой Святой Дух, прежде чем он обретет форму». (Маркс. Энгельс. «Les prétendues scissions dans l’Internationale» [Фиктивные расколы в Интернационале] (1872), «Спартак», «Тексты об организации», серия B, №36, стр. 89)
До этой критики маневров Бакунинского Альянса Маркс и Энгельс в том же тексте отграничили свою позицию от позиций утопических сект, показывая, что отличает Интернационал от последних: «Правила Интернационала, таким образом, говорят только о простых „рабочих обществах“, стремящихся к одной цели и принимающих одну и ту же программу, которая представляет собой общую схему пролетарского движения, оставляя при этом его теоретическую разработку руководствоваться потребностями практической борьбы и обмена идеями в секциях, неограниченно допускающих в своих органах и на своих Конгрессах все оттенки социалистических убеждений». (Выделено нами – «Pour une Intervention Communiste»)