Когда магия покидает мир

Если он встрянет, начнёт что-то объяснять или оправдываться со всей своей горячностью, то беды не миновать: его попросту разорвут напуганные поселяне.

Священник сельского прихода, отец Валент, быстрый умом и скорый на расправу, и сейчас нашёлся, что ответить.

– Господь наш небесный только Сыну Своему такую силу дал, лечить наложением рук, а внук твой на великое дело посягает. От дьявола в нём такая сила, потому и доброе дело у него без порчи не получается и не получится никогда. Сейчас он ещё мальчик, а потом что будет? Он земли наши иссушит? До голода нас всех доведёт? Продавший душу дьяволу должен раскаяться и получить очищение в огне…

– Я не колдун! Я только помочь хотел! – крикнул, не выдержал-таки Эйнард, поверх плеча своего деда глядя на людей и на отца Валента. – Я не хотел ничего испортить! Я не знал, что так получится…

– Зло способно принимать любое обличье и любит прикрываться благими намерениями. Невинное дитя может быть опаснее дикого зверя, если в нём воплотится злая воля Отверженного… – Голос священника звучал негромко и ровно, как на воскресной проповеди, но в тёмных глазах тлел хорошо знакомый огонёк упрямой фанатичной веры. – Насколько опасен твой внук, определит суд и положенные в таком случае испытания. Испытания водой, землёй и огнём…

По воле Создателя будет решаться судьба отрока твоего, почтенный. Мы не требуем казни без суда, да и не казни мы хотим, а спасения души оступившейся… А укрывая преступника, ты сам преступаешь закон. Ты сам в таком случае будешь наказан…

Отец Валент, выступивший из общей массы крестьян, ближе всех стоял к Мэйвину и его внуку. Прижимая к груди толстенную книгу Священного Писания с оттиском просветляющего знака, он, казалось, преградить им путь пытался собой и своей книгой. Будто могла она остановить колдуна и его опасную силу. Но может, и могла, кто точно знает?

– Будет лучше, если вы позволите нам уйти, отец, – заговорил, наконец, Мэйвин. Испуганным он не выглядел, и голос его тоже оставался ровным. – Я не отдам вам своего внука ни на суд, ни на испытания. То, что он пытался помочь, это не одержимость дьяволом. Каких-то двадцать и даже десять лет назад вы бы и слова не сказали, случись такое. Потому что это не колдовство – это магия. И я тоже маг, а не простой лекарь-травник. И все вы об этом догадывались. Нет, даже так скажу: все вы про это знали!

В ответ на эти слова народ в толпе обеспокоено зашумел, задвигался. Многие за прошедшие пять лет обращались к Мэйвину за помощью, всем он казался немного странным, но добрым стариком. А оказывается, вся сила лекарская в нём и знания его от магии, от волшебства.

– Все вы ко мне приходили со своими болячками, я никому не отказал в помощи и платы никакой не просил. Справедливо будет сейчас просто отпустить нас. Мы уйдём прямо сейчас, и вы никогда нас не увидите.

Мэйвин шагнул вниз с последней ступеньки крыльца, посохом чуть повёл справа налево – и ветерок, пока ещё слабый, прокатился по лицам собравшихся людей, вставших перед ним плотной стеной.

– Колдуна до́лжно судить по закону! – крикнул отец Валент, еле успевая прихватить шитый серебряной нитью шарфик. – Удержите их! Обоих держите!

– Назад! – Нескольких мужчин, послушных приказу священника, Мэйвин сбил с ног невиданной силы ударом. Они на землю покатились, и женщины в толпе все разом выдохнули со стоном, а отец Валент побледнел до серого.

– Я убью любого, кто хоть шаг ещё сделает! – предупредил Мэйвин. Непрозрачный камень-вставка на навершии его посоха засветился огненным светом. После того, как слабый с виду старик свалил на землю трёх крепких мужчин всего одним движением раскрытой ладони, проверять на себе силу его магии больше никому не хотелось.

– Эйн, – шепнул Мэйвин внуку, – иди выводи мула. Меня не жди, иди в сторону Аннбурга, я догоню тебя.

Эйнард не решился спорить, боком-боком двинулся к крошечной конюшенке за домом. Слышал на ходу, что дедушка говорит что-то своим сильным твёрдым голосом. Оглянулся он, лишь на дорогу выбравшись.

Над зелёной ещё по-летнему стеной леса поднимался густой столб дыма. Как будто горело что-то как раз в той стороне, где остался посёлок.

Нельзя было, наверное, бросать его одного. Против стольких людей. К тому же ты сам виноват во всём, что случилось. Сколько раз тебе дед говорил: будь осторожен в каждом деле и в каждом слове. И всё равно не удержался. А как тут удержишься, когда рядом человек умирает? Ведь знал же Жанника Лансова не один год, вместе в речке купались, сколько раз рыбачили бок о бок.

Жалко его, хороший ведь парнишка. И у матери самый старший, любимец.

Мул глухо стучал коваными копытами по белой отсыпке тракта, уныло смотрел по сторонам, когда Эйнард останавливался передохнуть.

Он не стал садиться верхом, чтоб дедушка успел догнать их, хоть и напугался изрядно, часто сворачивал к обочине, отдыхая, ещё на раз перепроверял подпругу и седельный мешок.

Жаль, что собираться пришлось впопыхах. Всё, нажитое за пять лет, бросить пришлось. Опять крутись, как хочешь, денег-то в деревне, считай, не скопили. Деда всё больше за еду лечил, за хлеб да за крупы. Кто что сам нёс, тому и рады были.

Хоть и походили они по королевству порядком, где только ни жили, а в Аннбурге Эйнард не бывал ещё ни разу. Знал, что город этот небольшой, стоит на пересечении двух торговых дорог с севера на юг и с запада на восток. Там всё больше постоялые дворы для проезжих купцов, много торговых лавочек и ещё рассказывали, что в этом городе очень красивый храм с высоченной колокольней, оканчивающейся острым шпилем.

Если всё время идти пешком, до города и к ночи не доберёшься, а на ночь городские ворота всегда закрывают. Велика ли разница: спать в лесу или под стенами Аннбурга? Всё одно под открытым небом. Но когда ты один – это другое дело. Одному жутковато как-то ночью, хоть и знаешь, вроде, не меньше десятка охранных заклинаний; знаешь, как отогнать неприкаянную душу казненного разбойника или самоубийцы; сумеешь отвести глаза голодному зверю, а всё равно не по себе. Не по себе от одной только мысли о предстоящей ночёвке в полном одиночестве без зоркого присмотра и контроля деда Мэйвина. Никогда раньше он не оставлял одного так надолго.

Уже когда на лес спустились сумерки, а от солнца осталась лишь золотисто-розовая каёмка нагретых последними лучами облаков, Эйнард свернул с дороги. Первым делом расседлал мула и собрал в кучу все сухие ветки и сучья, какие сумел найти поблизости и поднять.

Дров никогда не бывает много, это правило он усвоил совсем ещё мальчишкой. А постоянный огонь – это главное. Это и тепло, и защита, и хоть какой-то намёк на устроенность.

Чтоб сработало заклинание, рождающее огонь, в правой руке нужно держать что-нибудь из железа. Эйнард вытянул из-за голенища своё единственное оружие – небольшой остро наточенный нож с отлично сбалансированной рукояткой. Стоя на коленях над сложенными для поджога ветками, удерживая нож за лезвие, Эйнард читал наизусть «Заклятие живого огня». Глаза закрыл, чтоб лучше сосредоточиться. Поэтому и сумел расслышать у себя за спиной тихий шорох. Шаги человека! Шаги живого человека! Не призрака, не духа.

Кто это может быть? Вор? Разбойник? А может, путник? Он один, это Эйнард по шагам смог определить, и нож в руке переложил поудобнее, приготовился к броску, и потом только обернулся, вставая.

– Тихо, Эйн, это я. – Мэйвин прошёл вперёд своей лёгкой, совсем нестариковской походкой, почти незаметным движением пальцев послал горячую искру, зажигая огонь.

– Дедушка… – радостно выдохнул Эйнард, опуская в смущении руку с ножом. – Я не слышал, что это вы…

Обычно Обращённые хорошо чувствуют друг друга на довольно приличном расстоянии. Исходящая от них сила магии у дружелюбно настроенных магов вызывает чувство радости и удовлетворения. Но сейчас Эйнард не почувствовал этого, и потому удивился тому не меньше, чем самому появлению Мэйвина.

– Я шёл за тобой почти целую лигу… Но ты и не мог меня слышать, я отгородился метаморфозом от всех людей, и от тебя тоже…

Эйнард понимающе повёл подбородком, больше ни о чём не спросил, хотя узнать хотелось о многом, и особенно о том, что случилось в посёлке после его ухода. Неужели дедушке удалось убедить поселян и отца Валента? Или он просто хорошенько напугал их? Может, потому и пожар был?

– Ты выбрал не очень хорошее место для ночёвки, – заметил с упрёком Мэйвин, проходя ближе к огню.

– Я разложил корни тикса через каждые пять шагов. Всё так, как вы показывали. Никто не прошёл бы…

– Но я прошёл! – Мэйвин чуть-чуть голос повысил, и Эйнард промолчал, лишь губы поджал с обидой. Он был рад появлению деда, был рад тому, что не придётся ночевать одному, но строгость Мэйвина его удручала.

– Тикс и заклинание «тесного кольца» помогают только когда земля не освящена…

– А разве…

– Так ты не видел?! – Мэйвин плащ запахнул поплотнее, перехватил посох в другую руку. – Пойдём, я покажу, и ты сам всё поймёшь.

Меньше всего Эйнарду хотелось куда-то идти, ночью в темноте и добровольно, да ещё и бросить свой костерок с таким тёплым, таким уютным пламенем. Но Мэйвин шагнул в сторону от костра, властным движением руки заставляя идти следом. Засветившийся тусклым светом камень в навершии его посоха слегка потеснил темноту, но Эйнард всё равно чуть не упал, споткнувшись о корень сосны, отстал, как последний растяпа. Но подождать не попросил, не позвал, не крикнул – знал, что с дедом это бесполезное дело. Он только обругает за нерасторопность, или – что ещё хуже! – взглядом строгим из-под седой широкой брови окинет с ног до макушки, и всё. В такую минуту сам себя начинаешь ненавидеть, и слов никаких не надо.

Они вышли почти к самой дороге, и Мэйвин остановился возле каменного грубо отёсанного креста с еле-еле намеченным резцом распятием. Если наискосок по прямой идти, то от креста этого до костра всего ничего. Эйнард, понимая свою ошибку, лишь губу закусил. Он и не подумал даже, что под крестом земля может быть освящена. А сейчас, стоя от него в трёх шагах, и сам чувствовал, как земля сквозь подошву лёгких сапожек ощутимо греет ступни. Это тепло ни с каким другим не спутаешь. В нём сила, опасная древняя сила, разрушающая любое магическое влияние. Вон, и камень в посохе Мэйвина, и тот потускнел.

– Кто здесь похоронен? – спросил Эйнард, нарушая молчание ночного леса.

Мэйвин громко хмыкнул в ответ, казалось, больше и не скажет ничего, но он заговорил, поворачиваясь к мальчику лицом:

– Если б ты не ленился сосредотачивать свою волю и свою силу так, как я тебе показывал, ты бы и сам мог всё видеть и знать… – начал с упрёка и потом только добавил: – Это могила монаха-микаэлита. Я тебе рассказывал про этот орден, да мы уже сталкивались с ними. Они выступают против таких, как мы с тобой, против магов и колдунов. Наш епископ Крисби из этого ордена, это он и объявил поход против еретических знаний и всякого волшебства… Против всего, что, по его мнению, не угодно Богу…

А этот монах умер в дороге, потому что простыл под дождём. Бог не помог ему, а знахаря-травника поблизости не оказалось. Перетопили всех знахарей и посожгли. Потому что не различают, где магия, а где знания и опыт. Хотя иной раз одно от другого отделить очень сложно…

Эйнард ничего на это не сказал, да ему и нечего было сказать. То, что многое в мире изменилось, он и сам видел. И в первую очередь изменилось отношение людей к таким, как он и его дедушка Мэйвин.

Лет пять-шесть назад их бы в любом посёлке приняли с почтением и страхом. Не знакомые с магией люди всегда очень осторожны. Слово грубое сказать боятся, взгляда неосторожного. И при нужде всегда о помощи попросить готовы. Скотину подлечить, снять сглаз или порчу с себя и детей, погадать на будущее или помочь советом.

Так было до того королевского указа о запрете магии и колдовства. После этого всех, кто мог лечить, колдовать и знахарить, судили и казнили огнём или водой.

Мэйвин, до указа проживший на одном месте почти семь лет, вынужден был теперь постоянно переезжать с места на место. Как только люди начинали что-то подозревать, как только появлялись разговоры, слухи и сплетни, он снимался, бросая всё нажитое, и уходил подальше. Он научился быть осторожным. Многие знали его как знахаря и травника, но не мага.

То, что случилось с ними сегодня, не было единственным случаем, поэтому и обсуждать тут было нечего.

Эйнард так и не решился ни о чём спросить, сам же Мэйвин не спешил ничего рассказывать. В полном молчании они вернулись к костру, занялись приготовлением ужина и места для ночёвки.

– Куда мы теперь? – спросил всё же Эйнард, не сдержав своего любопытства.

– В город, – коротко ответил Мэйвин, разливая на две кружки горячий травяной чай.

– В Аннбург?! – Эйнард аж привстал. – Но ведь вы же… Вы всегда говорили, что в городе опаснее всего. Там судья и королевский гарнизон… И эти монахи тоже… Там нас найдут очень быстро.

– Мы не будем долго. – Мэйвин чуть-чуть улыбнулся в седые усы, лицо его тут же смягчилось, приобрело такие редкие черты миролюбивого добродушия и ласки. – И, надеюсь, ты больше не сделаешь никакую другую глупость…

Даже после всего, что случилось, Эйнард не назвал бы это «глупостью». Он не жалел о том, что спас своего друга от гибели. Повторись всё заново, он бы помог ему всё равно, даже если после пришлось бы снова отбиваться от напуганных, разъярённых поселян и остальных мальчишек, ставших свидетелями чуда.

– Это не глупость, – буркнул себе под нос, упрямо склоняя голову, исподлобья бросил взгляд на деда, но тот лишь улыбнулся в ответ, покачал головой, отпивая чай из своей кружки.

– Нас могут начать искать по всей округе. Наверняка начнут, – произнёс Мэйвин, немного помолчав. Он сам заговорил о произошедшем и глядел немного в сторону, мимо костра. В свете огня было особенно видно, какое усталое у него лицо. Он даже постарел ещё больше как будто, осунулся и похудел.

Магия всегда забирает много сил, а сегодня Мэйвину её помощь понадобилась особенно. Если бы не заклинание огня и не метаморфоз, позволивший под личиной другого человека в суматохе пожара покинуть посёлок, всё могло закончиться очень плохо. Но Бог спас и на этот раз, а теперь нужно найти недалеко отсюда какое-нибудь спокойное, тихое место и отдохнуть, подкопить растраченные силы и проверить, не объявят ли на них двоих охоту.

Мэйвин знал лишь одно такое подходящее по всем параметрам место: у своего старого приятеля Кревиса, книгочея и просто отличного человека.

Г Л А В А 2

Они и раньше бывали в городах, а в прошлом году на осеннюю ярмарку заходили даже в столицу, но в Аннбурге Эйнард оказался впервые. Город не был большим и ничем не отличался от всех других, виденных ранее. Те же каменные дома и узкие улицы, звон колоколов над городом, перекрывающий все другие звуки, и люди, очень много людей.

Мэйвин ориентировался на улицах Аннбурга так, будто прожил здесь всю жизнь, нужный ему дом нашёл легко и с хозяином его при встрече обнялся с такой радостью, как будто со старым знакомым.

Эйнард на всё это смотрел с некоторым удивлением, ничего не понимал. Таким весёлым и довольным деда своего он давно уже не видел. Хозяин дома, книжник Кревис, ему понравился при первом знакомстве. Его добродушное простое лицо излучало прямо ощутимое тепло: Кревис был магом, таким же, как и Мэйвин, и Эйнард это сразу почувствовал.

Кревис держал крошечную книжную лавку, а сам жил над ней, на втором этаже дома. Ремесло переписчика рукописей, переплётчика и книготорговца не приносило почти никакого дохода, да и дом у Кревиса не был рассчитан на большое количество жильцов. Но, несмотря на всё это, появлению Мэйвина и его внука Кревис был искренне рад.

Единственная проблема – где поместить мула – разрешилась в ходе общего обсуждения. Эйнард отправился на ближайший постоялый двор, где имелась своя конюшня. За небольшую плату там согласились взять мула на время, хоть и предупредили сразу, что корм не ахти какой.

Эйнард не успел за дверь выйти, как Кревис спросил с улыбкой, поводя плечом:

– Решил всё же взять нового ученика? Ещё одного… А мне говорили: ты зарёкся после Ангуса. Да и запретили тебе, как помнится. Совет Магов своим общим решением запрет вынес. Насплетничали, значит…

– Он не совсем ученик…

– В этом мальчике потенциал просто огромный. Где ты нашёл такого одарённого? Он при хорошей выучке сумеет превзойти и тебя, и меня.

– Я не хочу его обращать. По крайней мере, пока… Он ещё совсем мальчишка…

– Ну, не совсем, – возразил Кревис. – Сколько ему сейчас? Тринадцать? Четырнадцать? Вполне подходящий возраст. Давно он у тебя? Кто его отец? Откуда он у тебя вообще?

Мэйвин помолчал немного, покусывая губы, видно было, что отвечать на все эти прямые вопросы ему не очень хочется.

Как радушный хозяин Кревис накрыл на стол, выложил на блюде холодную отварную телятину и мягкий белый хлеб, а по кружкам разлил свежее охлаждённое пиво. И теперь Мэйвин в состоянии трудного, тягостного раздумья крутил в пальцах высокую глиняную кружку, вмещающую в себя целую пинту пива.

– Мать Эйнарда – бродяжка, нищенка – умерла при родах. Я просто пожалел и взял себе её мальчишку. Я и не думал делать его своим учеником и, тем более, обращать. Возможно, слугой или помощником, но не учеником, не преемником, не магом…

В комнате всего с двумя узкими стрельчатыми окнами уже начал сгущаться вечерний сумрак, и Кревис поднялся за свечами. Не тратя времени на поиск кресала, зажёг фитиль простым движением пальцев. Возвращаясь к столу, похлопал Мэйвина по плечу и с улыбкой упрекнул:

– Ты не хочешь говорить мне всю правду? Я, конечно, не требую и настаивать не буду, это твои личные дела. Но я ведь вижу, что ты и сам…

– Да-а… – протянул Мэйвин со смешком. – С этим парнем вообще не всё гладко…

– Ещё какие-то семейные секреты? – Кревис прошёл к своему стулу, но сразу не сел, подлил в кружки пива из покрытого испариной кувшина, приготовил себе ещё один бутерброд.

Мэйвин ничего не сказал, просто снял с шеи небольшой замшевый мешочек, раздёрнув шнурки, вытряхнул что-то мелкое на ладонь, вытянув через стол руку, положил перед Кревисом… женское золотое колечко.

Кревис бровью дёрнул, пережёвывая мясо и хлеб, указательным пальцем подтянул украшение к себе поближе.

– Оно принадлежало его матери…

Узкий золотой ободок казался ещё меньше в крупных узловатых пальцах Кревиса. При виде гравировки с девизом и гербовым голубком Кревис и о мясе с хлебом забыл, даже жевать перестал. Поднял глаза на своего гостя и друга, выдохнул через разжатые зубы:

– Бродяжка и нищенка, говоришь?

Мэйвин ничего на это не сказал, вспомнив о пиве, приложился к кружке, а Кревис, напротив, аппетита окончательно лишился.

– Это была наша Жастин, наша пропавшая принцесса… Кто был отец этого мальчика, она успела тебе сказать? Хотя, впрочем, это не так уж и важно при всех сложившихся обстоятельствах, какие мы имеем. Корона Белых королей уже передавалась по женской линии, и значит… Твой Эйнард – наш законный наследник, наследник из династии Танн. Поверить не могу! – Кревис рассмеялся, откинулся на спинку стула, потирая высокий с залысинами лоб тыльной стороной ладони. – И ты молчал все эти годы?! Мэйвин, как можно? А сам мальчик знает, кто он такой? Ты показывал ему кольцо? О матери рассказывал?

Мэйвин медленно-медленно двинул головой из стороны в сторону.

– Может, это и правильно, что ты молчал, – подумав, согласился Кревис. – Хорошо, что никто ничего не знает пока. Если наш король Корвинус узнает, он всё сделает, чтоб избавиться от последнего претендента на трон… от законного наследника перед Богом и людьми. Как вообще он позволил ему на свет появиться? Как удалось принцессе сбежать от него? Как смогла она дожить до родов? И почему она скиталась по стране? Почему никто не встал на её защиту?

– Что толку гадать? Мы всё равно никогда ничего не узнаем. Не нам вмешиваться в дела королей.

– Так или иначе, Мэйвин, ты уже вмешался. Ты спас наследника Лиан-Мун, ты вырастил его, воспитал… Ты ведь всё равно ему всё расскажешь рано или поздно. Он должен знать. И все в королевстве должны знать. Корвинус занял трон незаконно. Все мы знаем, что он убил Лайнела Кроткого, что он просто вероломный узурпатор. Он никакого права на корону не имел…

Сам посмотри вокруг! То голод, то неурожай, то болезни. И ещё эти постоянные войны с соседями… Бог отвернулся от нас и от нашего королевства. Так оно и будет до тех пор, пока на трон не сядет законный наследник.

Помяни моё слово, хочешь ты того или нет, но твой Эйнард будет нашим королём. По закону высшей справедливости!

– Скорее он станет магом, чем королём, – возразил Мэйвин, в задумчивости поглаживая бороду, спускающуюся до груди. – Вот в это я могу ещё поверить… Кто был его отец, я не знаю, но силой своей он с мальчиком поделился сверх всякой меры.

Кревис на ноги вскочил, рот раскрыл, но сказать ничего не успел: на пороге появился Эйнард с уздечкой в руках. Смущение и Мэйвина, и хозяина дома почувствовал сразу и нахмурился невольно. Понял, будут ругать за то, что ходил так долго. В городе вечерами лучше не бродить, если жизнь дорога и дорог кошелёк.

– Хозяин двора сказал, чтоб оплату вносили в начале каждой недели. Если забирать придётся раньше срока, деньги он возвращать не будет.

Мэйвин кивнул, принимая к сведению услышанное. Денег у них с собой совсем мало и новых не предвидится, но ведь они недолго собираются испытывать гостеприимность Кревиса.

– Сядь, поешь вместе с нами. – Засуетился хозяин дома, подставляя к столу ещё один стул, принёс кружку чистой холодной воды, пододвинул ближе и хлеб, и мясо.

Эта забота ещё больше смутила Эйнарда. Он, правда, послушно принялся ладить себе бутерброд, хоть и чувствовал, что своим появлением помешал какому-то важному разговору, и разговор этот, как видно, касался почему-то его самого.

Дедушка снова хмурится и думает о чём-то серьёзном. Когда он так смотрит и ещё когда мнёт в пальцах свой замшевый мешочек на шнурке у горла, то с ним лучше не спорить и не задавать никаких вопросов. И дядя Кревис, тот вообще какой-то странный. Днём он совсем другим показался. А сейчас такими глазами глядит, будто графа какого-нибудь породистого в доме своём принимает. Под этим взглядом Эйнард, давясь, еле-еле сжевал один кусок и, отпросившись спать, ушёл по лестнице наверх.

Мэйвин и Кревис, снова оставшись один на один, очень долго молчали. Также в полном молчании Кревис убрал со стола всю еду и посуду, а потом принялся раскуривать трубку на длинном изогнутом чубуке.

– А ты, Мэйвин, не хочешь? – предложил, с пыхтением крайнего довольства пуская кольца ароматного терпкого дыма. – У меня неплохой запасец отличнейшего табачка. Мне тут один купец привозит напрямую из Дарема…

Мэйвин и слова сказать не успел, как Кревис круто тему сменил:

– А что, мне наш наследник нравится. Неплохой парнишка. Воспитанный и неглупый… И сила нераскрытая в нём просто огромная. Он и магом может стать великим… Да-а, короля-мага на нашем троне ещё не было. То-то будет! Особенно после всех этих казней, после указа короля… Всё равно, что с ног на голову, а потом обратно на ноги…

Кревис с довольным предвкушением рассмеялся.

– Глупо на это надеяться, да и доказательств у нас никаких. Колечко это… Любой мастер-ювелир сделает таких хоть десяток… – А вот Мэйвин головой с сомнением повёл. – Что-то мало мне в такое верится…

– Какие ещё могут быть доказательства?! – Кревис не рассмеялся – расхохотался в ответ. – Этот мальчик из рода Белых королей. Все из династии Танн рождаются с таким редким цветом волос. Платиновый с пепельным… А цвет глаз у него от отца. Все Танн обычно зеленоглазые и с очень светлой кожей. Я это точно знаю: короля Лайнела я видел на коронации. И отца его помню, Эйнарда Славного. Это ты в честь него назвал мальчишку? К чему тогда лукавить? Взял родовое имя, значит, с самого начала верил, что быть ему королём. Нашим королём!

Мэйвин не придумал, что ему на всё это ответить. Ведь так оно и есть, в сущности. К чему тогда какие-то ещё объяснения и оправдания? Но сомнения на то и сомнения, от них избавляются с трудом и очень медленно.

– Это невозможно. Маг – на троне?! Мальчик не рос быть королём…

– Он справится, Мэйвин, поверь мне. Мы иной раз и сами не знаем, на что мы способны, а что уж о других говорить? Судьбу не минуешь…

Мэйвин головой покачал, не скрывая сомнения. Трудности, ожидающие впереди его воспитанника и его самого, пугали и тревожили. «То-то будет»,– повторил про себя слова Кревиса, полностью с ним соглашаясь.

Г Л А В А 3

Пальцы правой руки, бросившей мелкую монету – плату за кружку пива – едва заметно дрожали. Чёрт, плохо дело! Все неприятности, как недаром говорят, сваливаются разом.

А всё потому, что много сил потратил, чтоб сбежать и скрыться. Покров незримого один съел столько сил. Тут простой едой потери не восполнить, нужна пища иного рода.