Дневник прожигателя жизни

Тут Вася, не выдержав, резко обернулся и ринулся на меня. Сделал два быстрых больших шага в мою сторону, но Серый, крикнув «Успокойся!», схватил его обеими руками в районе груди. Из такой хватки Васе вырваться будет не так просто – Серега парень ростом метр девяносто и нехилого телосложения, весит он порядка ста килограмм.

– Думаешь это конец?! – начал орать Вася на всю округу. – Я это так не оставлю! Я тебя, гниду, отмудахаю так, что родители не узнают! Я тебя порву нах! Отпусти меня! – последнее было уже адресовано Сереге.

Вася изо всех сил пытался вырваться, и к Серому на подмогу подключился еще один парень со словами «Да успокойся же ты! Сколько можно?!». Поняв, что освободиться у него не получится, он ткнул рукой пальцем в мою сторону и продолжил орать в истерике:

– Ты не жилец! Я тебя найду! Голову, бля, оторву! Говно ты!

Жалкое зрелище, должен сказать. Из-за площадки женский голос начал орать что-то вроде «Вася, сам ты мудак! Успокойся наконец!». Но эффекта ноль.

– Давай, иди! – никак не мог он угомониться. – Все равно не скроешься! Сыкло!

Ну, уж нет! Я не собирался это так оставлять. Чтоб какой-то чмошник выставлял меня в свете, будто мне слабо с ним один на один? Повернулся лицом к нему и пошел в его направлении, попросив отпустить этого говнюка.

– Оно тебе надо? Забей, ща успокоится. – Сказал Серый.

– Да. Ты лучше пойди присядь, а мы его до дома лучше проводим и будем играть дальше.

– Нет, – возразил я, – отпустите его.

– Остынь!

– Отпусти его! – крикнул я. – Если этот мудак думает, что может меня говном поливать при всех, да еще я типа боюсь его, он ошибается! Отпусти, я ему мозги вправлю! – и обратил внимание, что сам ору во всю глотку.

Человек пять из окружающих начали снимать все происходящее на свои телефоны, предвкушая весело зрелище, а завтра все в школе будут говорить «Смотри, как Ники Васю отметелил» или, если мне не повезет «Зацени, как Вася его отмудохал».

У меня есть только один вариант ответа на вопрос, почему Серый и еще один парень отпустили этого морального урода. Как раз из-за того, что Вася – моральный урод! И он всех достал. Они отпустили Васю в надежде, что этому козлу сейчас достанется.

Кто-то из-за спины сказал «Ники, да забей ты. Нахуя оно тебе надо-то с ним связываться?».

Но если я и собираюсь «забить», то не на него, а его – не буду лишать окружающих удовольствия посмотреть, как этот дегенерат, который всех уже достал, получит то, что давно уже должен был получить.

Вася, получив свободу, сразу пошел на меня, пожимая кулаки.

– Ну че, бля? Урою ща! – проговорил он, подойдя ко мне уже ближе, чем на метр.

По движению его тела понял, что будет бить правой рукой, чего и ждал, но получил мощный удар ногой в район бедра. Жуткая боль сковала меня на пару секунд. Тут же, с лету, Вася ударил рукой в голову, но я смог лишь прикрыться руками, слегка склонившись, после чего он намеривался двинуть мне с левой ноги по голове, но удар пришелся в плечо, и, подпрыгнув, нанес мне ногой прямой удар в корпус. Хорошо, что я успел на несколько сантиметров отскочить назад, так что последний удар пришелся мне по животу не так сильно. После этого Вася на ходу сделал хук каждой рукой, но я молниеносно уклонился от них и отскочил на пару шагов в сторону, и теперь мы стояли друг напротив друга.

Кто-то из плотно окружающей нас толпы крикнул: «Давай, Вася, мочи его!». Не удивительно – болеть за сильную сторону всегда интересней. В тоже время женский голос просил: «Мальчики, остановите же это! Разнимите их». Но никто и не желал слушать ее. Хлеба и зрелищ – вот что нужно толпе.

Вася, не медля, набросился на меня с кулаками. Увернувшись от первого же его удара, двинул ему в висок. Он, схватив меня за футболку, ответил мне также в голову.

Такие времена, такие дела брат

Говорить как есть нужна смелость, а не талант

Мы обменивались ударами, иногда у каждого получалось изворачиваться, при этом Вася дважды пытался коленом попасть мне между ног, но неудачно. После моего хорошего удара ему в глаз, он все же не отпустил мою футболку, но на секунду застыл. Воспользовавшись этим, придвинулся к противнику вплотную и стукнул его лбом по носу. Он схватился за лицо, и получил прямой ногой по животу. На ногах устоял, но откинулся на пару шагов назад. Я бросился на него, а он на меня.

«Мочи!»

«Давай!»

«Дави его!»

Не ясно, кому были адресованы эти крики, но кроме них в ушах ничего не было.

Мы сцепились и начали стоя бороться. Сделал ему захват шеи. Вася произвел несколько ударов коленом по моему корпусу, но они казались какими-то слабыми. Под Васиным весом мы повалились на землю. Вася оказался сверху. Я прислонил ладонь к его лицу так, что нижняя ее часть упиралась ему в нос, отстраняя ее от себя, при этом я получил несколько ударов по лицу. Вася попытался отстранить мою руку, и в этот момент, что было сил, я выбросил кулак вперед в направлении его челюсти. Удар оказался очень сильным, и Вася привстал, после чего второй раз получил ногой в живот. Я вскочил и со всех сил ударил его левой рукой по голове. Почувствовав соленый вкус во рту, я сплюнул кровью и срубил его с ног ударом по голове с правой руки.

Добивать лежачеuj это не моя причуда. Я уже готов остановить бой. Но Васе, наверное, оказалось мало, и он, поднявшись, налетел на меня, тут же получив еще два удара по голове – сначала от моего кулака, потом от колена.

Ему этого оказалось достаточно.

С трудом поднявшись, он побрел в сторону. Через пять шагов, вытерев лицо футболкой, на которой сразу же оказалось огромное красное пятно, он обернулся ко мне:

– Тебе пиздец! – и пошел в сторону домов.

– Иди уже. – Махнул я ему в след рукой и по Васиному примеру провел футболкой по лицу.

Крови на лице было не так много, а вот отплеваться от нее никак не могу – с внутренней стороны щеку разодрал, да и нижнюю губу Вася мне разбил. Без зеркала больше повреждений оценить не могу.

Первым ко мне подошел Дима.

– Ты как? Нормально?

– Жить буду.

По-хорошему, я должен был послать его куда подальше. Всем моим ссадинам и слегка побитому лицу я должен быть благодарен, в том числе, и Диме. Если бы только он мог в нужный момент рот свой заткнуть и не открывать больше, то все было бы иначе.

Еще несколько человек подошли спросить о моем самочувствии, кто-то одобрил – «Правильно. Давно надо ему по башке надавать. Может, мозги на место встанут», «Классно ты его! Что заслужил, то и получил этот говнюк».

После пяти минут обсуждений прошедшей драки игра возобновилась, но не для меня, я расположился на газоне рядом.

Солнце уже опустилось, и стало по-весеннему прохладно. Несколько игроков ушли, «зрители» тоже начали расходиться. Антон тоже уехал. Через час тут уж точно никого не останется.

Мне семнадцать лет. Чуть более, чем месяц исполнится восемнадцать. Среди моих друзей, одноклассников и вообще ровесников есть наркоманы, алкоголики, панки, тусовщики, не заботящиеся ни о чем, компьютерные маньяки, которым кроме как играть в он-лайн игры ничего в жизни не надо, гламурные девчонки, у которых только одна цель в жизни – найти богатого жениха (причем, без разницы, какого возраста и чего он из себя представляет, а пока не нашли, готовы переспать с кем угодно за дорогие подарки), больные СПИДом, и еще многие другие личности, которые вообще не задумываются о будущем и которым даже все равно, если это будущее для них не настанет.

Я не курю. Алкоголь пью редко. Наркотики не употребляю ни в каком виде, и никогда не пробовал. Есть девушка, от которой без ума. «Мы можем быть только друзьями», – услышал я от нее, когда полгода назад признался ей в чувствах. Но ухаживать за ней не перестал – цветы, стихи, проводы до дома, походы в кино, – все как полагается. Оканчиваю школу без единой тройки в дипломе. Собираюсь поступать в МГИМО. Я не знаю, кем хочу вырасти, не вижу, кто я в будущем, но уверен, что будущее у меня могло быть очень хорошим. Жаль, что «могло быть», потому что тот парень, у которого могло быть будущее, который мог быть примерным студентом и иметь все прелести студенческой жизни, мог с помощью папы получить низкооплачиваемую, но перспективную работу и сделать отличную карьеру, мог быть хорошим другом, мог быть любимым человеком у девушки, которую он давно добивался и которая, может, поймет, что этот парень, который заботиться и пылинки сдувает, ничего другого не желая, именно тот, кто ей нужен – сегодня он умрет.

Рядом с площадкой припарковался черный полностью тонированный Мерседес. Я, наверное, еще под стол пешком ходил, когда он сошел с конвейера.

Из машины вышли пятеро парней лет на восемь-десять старше. Одеты они были для такой погоды теплее нужного – все в кожаных куртках, будто в одном магазине покупали. Да и парикмахер, видимо, один на всех – короткая стрижка–ежик. Трое совсем выпендрились, решив сейчас еще и солнечные очки надеть.

Одного из этих «братков» я узнал. Но когда вспомнил, кто это, пятерня была уже на площадке. Это был брат Васи по имени Валера, а «кореша» звали его Валеро. Понятно, откуда у Васи такие повадки и словарный запас – подражание старшему брату налицо.

У меня была возможность «сделать ноги», но, убежав, я бы не решил проблему. Если Вася хочет показать мне (да и другим тоже), что с ним связываться не стоит, то мое бегство ничего не изменило было. Ему без проблем узнать где я живу, не говоря уже о том, что Валеро с дружками может и после уроков у школы меня подкараулить.

Ходить в страхе, постоянно ожидая, что из-за угла на меня может напасть кучка отморозков, я не собираюсь.

А зря. Наверное, именно так и стоило бы сделать. Убежать сейчас, объяснить все родителям, попросить маму месяц отвозить меня в школу и забирать из нее, сдать ЕГЭ, а потом уговорить папу снимать мне квартиру на другом конце города – папа, уверен, не откажет. Прервать общение со всеми старыми друзьями и завести новых.

Я так не сделал.

– Это ты Ники? – Борзо спросил Валеро, подойдя именно ко мне.

– Да.

Только я ответил, как спустя долю секунды его кулак ударил мою голову.

А ведь я хотел объяснить ему, что лишь защищался, что Вася сам виноват, что с разбитым носом ушел отсюда, что все было «по понятиям» и «по чесноку».

Страшной силы удар должен был свалить меня с ног, но Валеро схватил меня за футболку в районе груди, не позволив этим мне упасть. Двинул для эффекта еще и под дых и потащил в сторону. Этим ударом Валеро выбил из меня силы разом, я мог лишь еле перебирать ногами, чтобы не волочиться по земле, как мешок с мусором. Остальные члены бригады подошли к нему.

Подбежали двое ребят, один из которых был Сергей. Серый успел лишь сказать «Парни, он…», как самым крупным мордоворотом был срублен на землю, а другой, что поменьше, прорычал «Только шелохнитесь!». Предупреждение было ни к чему – никто и не думал связываться со старшими «крутыми» парнями. Все замерли в тишине.

Поняв, что меня хотят затолкать в машину, я постарался вырваться, но, получив два мощных удара по голове, потерял сознание.

Прибой.

Лежу на пляже в чем мать родила. Вечер. Солнце уже село. Вода с каждой волной поступает, повышая свой уровень. Все лежаки пустые, кругом ни души. Я лежу. Хочу встать и пойти, но не могу даже шевельнуться.

Очередная волна накрыла меня уже по пояс. В панике что есть сил кричу, зову о помощи, но вдруг понимаю, что я, словно рыба, лишь открываю рот, а звуки оттуда не исходят.

Я просто в ужасе. Над водой осталась лишь голова. Напрягаю каждый мускул, хочу вскочить, но тело меня не слушается. Вода накрывает меня с головой, отходит, и я отплевываюсь, и тут же еще одна волна. Понимаю, что мне не хватает воздуха. Я задыхаюсь.

Вскакиваю.

Голова шумит так, будто она превратилась в аэродром, и тысяча самолетов одновременно садиться на посадку, а другая тысяча взлетает.

Открываю глаза. Толком разобрать ничего не могу. Все будто в тумане. Передо мной человек. Спустя десять секунд могу разобрать, что это стоит Вася. Стоит и ухмыляется. Пошевелиться не могу. Не могу даже понять, это силы бросили меня, или я связан. «Где я?», – мысленно спрашиваю я сам себя.

Не успел я ответить самому себе «Да хуй его знает», как Вася, все с той же усмешкой говорит мне «Ну чего? Оклемался?». Последнее, что я видел, перед тем как вырубиться от удара затылком о что-то очень твердое, это подошва Васиного ботинка.

Я сижу рядом с Надей у нее на кухне. Мы пьем чай. Как же сильно я ее люблю! Она берет меня за руку, отчего я чувствую себя самым счастливым человеком на земле. Ее золотистые волосы ниспадают на плечи. Она мило улыбается. А я ловлю себя на мысли, что смотрю на вырез в ее белой кофточке. Поднимаю взгляд на ее лицо.

В начале одиннадцатого класса мы начали тесно общаться. Особого повода не было, лишь сходили в кино на фильм, который оба хотели посмотреть. Она не отказывала мне погулять вечером, сходить в кафе, покататься на коньках зимой, приходила ко мне в гости, я заходил к ней «на чай». И вот однажды, у нее дома, мы сидели на диване и болтали ни о чем. Моя рука лежала на ее руке – это было самым интимным в наших чистых отношениях. Она мне очень нравилась. И главная причина моей тяги к ней – легкость в общении. Мне еще ни с кем из девушек не было так легко и комфортно в общении. Она очень красивая. Пришла к нам в девятом классе и сразу стала пользоваться популярностью у старшеклассников, и я понимал, что я уж точно не ее поля ягода. Но, сидя с ней на диване, сжимая ее руку, я дождался паузы в разговоре и сказал: «Я люблю тебя». Надю это слегка смутило. Даже меньше, чем я ожидал. Она опустила взгляд и ответила: «Я знала, что ты когда-нибудь скажешь это. Но давай не будем больше об этом, хорошо? Мы с тобой хорошие друзья, я даже могу назвать тебя лучшим своим другом, и будет лучше нам обоим, если так все и останется».

Сейчас, сидя напротив Нади у нее на кухне, слушаю от нее, как ей надоел ее одноклассник, который прохода не дает нигде. Уже не знает, куда от него деваться. Продолжает рассказывать, и с каждым словом я все больше убеждаюсь, что этот надоедливый одноклассник, это и есть я.

– Но как хорошо, что у меня есть ты, – говорит она. Встает, обходит стол в мою сторону и обнимает меня. Крепко-крепко сжимает.

Открываю один глаз, и несколько ребят, курящих в метре от меня, отвлеклась от своих разговоров. Один из них толкнул слегка Васю, обращая его внимание на мое пробуждение.

– Ну что, мразь, очнулась? – Вася присел надо мной. – Слушай меня сюда – смотри на меня, и запомни мое лицо. Я тот, кого тебе стоит бояться.

Он взял мою ладонь и просунул свои пальцы через мои. Максимально выгнул мой средний палец и резко дернул так, что тот хрустнул. Я лишь чувствовал, что что-то не так, но никакой боли почему-то не было.

– Ты понял меня, дерьмо? Пока это только палец.

У меня было сил лишь кивнуть, но он сломал мне и указательный палец.

Я опять отключился.

Пивной бар. Приглушенный свет. Я такие пивнушки видел только в кино. Сидим с Сергеем за деревянным столом.

– Они подняли тебя и положили в багажник. – Начал рассказывать он почему-то моим голосом, держа в руке кружку с пивом. – Швырнули туда и уехали. Я пробовал заступиться, но толку мало от этого вышло. Нас, ребят, было человек пятнадцать. Надо было налететь на них и отмудохать. Похоже, то, что они меня, самого здорового из всех, свалили, произвело на наших впечатление, и они тупо зассали ввязываться в драку. Они ведь старше нас. И крепкие. Но, не смотря на это, мы бы смогли их замесить, хоть и досталось бы нам тоже хорошо. Без проблем вытащили бы тебя, отбили, но, как уже сказал, наши оказались сыкунами.

Я хотел было поблагодарить его, что хоть он вмешался, но не мог рта открыть, словно он зашит был. А Серый одним глотком опустошил целую кружку. Ниоткуда на столе появилась еще кружка, и ее он также высушил. Одним глотком «убивал» кружку за кружкой, а я уже беситься начал, что не могу сказать ему «Спасибо». На глазах почему-то выступили слезы.

Опять очнулся оттого, что на лицо полили водой. На губах почувствовал солоноватый вкус – кровь, наверное, у меня по всему лицу.

– Вставай! – услышал я из ниоткуда. В глазах туман.

Собрал силы. Встал с трудом на обе ноги, но вытянуться не успел – получил толи рукой толи ногой удар в живот. Но, на удивление, устоял, не упал. Взгляд прояснился. Передо мной Вася. Но я все еще не могу понять, где же я. Даже не могу разобрать где-то на улице я или в каком-то помещении.

Вася схватил меня за шею и ударил в глаз. Сразу же ударил еще раз. Я начал задыхаться и вцепился в его руку, которая сжимала мне шею. После третьего удара я, обессиленный, упал на колени и теперь стоял на четвереньках перед ним. Сзади меня кто-то поднял. На Васю я смотрел сейчас только одним глазом – второй ничего не видел. С ужасом бросил взгляд на нечто у Васи в руках. Так и не понял, что это, но это приложилось по моей голове, и я рухнул на пол. Остатками сознания чувствовал, как насколько ног бьет меня. По голове, по почкам, по ребрам, по груди. Даже не могу сказать точно в какую часть тела, но нечто (скорее всего тот же инструмент, которым Вася двинул меня по голове) двинуло меня, после чего адская боль пронзила всего меня с головы до пят, и я в очередной рад отключился.

Мой друг Саша умер год назад в автокатастрофе. Это был самый позитивный человек, которого я только знал. Веселый и отзывчивый. Когда он появлялся среди людей, время шло в бешенном ритме. Где был он, там было движение. Девчонки сходили по нему с ума. Причем не только шестнадцатилетние и малолетки – в его послужном списке значилось немало девушек, которые были намного старше него. И никто не стыдился на следующий день, да и потом при возникновении каких-либо разговоров, признаться, что накануне они переспали с Сашей, не было видно ни капли смущения на их лицах. На моей памяти не было ни одной чумовой тусовки, в которой не был бы он замешан. Его любили буквально все! И не только за позитивный настрой – он ни разу в жизни не отказал в помощи. Я мог бы позвонить ему, сказать, что застрял на Аляске, будучи уверенным на все сто пятьдесят процентов, что он меня выручит. И не ошибется тот, кто скажет, что ему было под силу абсолютно все!

Но жизнь его оборвалась. Когда он с отцом ехал в машине, в них на перекрестке, желая проскочить, на скорости сто пятьдесят километров в час въехала «девятка». Не смотря на то, что удар пришелся на пассажирскую сторону (над Сашей целый день трудились медики, чтобы можно было в открытом гробу его хоронить), отец тоже умер. И виновник этой аварии также не выжил.

Мы идем вдвоем в… пустоте. Только это светлая пустота, а не мрак. Все мутно-белое кругом. Саша в белой рубашке и белых брюках. Он блондин и всегда ходил только в белой одежде. Как и всегда раньше, он улыбается. Никто ни разу в жизни не видел, чтобы он грустил. Саша рассказывает, как хорошо ему живется, у него все замечательно, он не унывает.

– А ты чем занимаешься? – спросил у меня он.

– Убиваю людей. – Почему-то так ответил я.

– Ладно, – он положил руку мне на плечо и улыбнулся во весь рот, – все будет хорошо. Выкарабкаешься.

Голубое небо. И ватные облака плывут по нему.

Я не чувствую своего тела. В голове шумит. Попытка пошевелить хоть чем-нибудь привела к волне резкой невыносимой боли, которая вмиг нахлынула.

Все те же облака. Не понял, отключался ли я от боли или я лишь моргнул. Но сейчас, собрав остатки разума воедино, становиться ясно, что шум в голове это шум проезжающих машин. А это значит, что я недалеко от дороги. Но я не в силах даже головой повернуть, чтобы осмотреться хоть как-то. От воспоминаний того, что произошло, – не знаю когда, – меня начало мутить. Перед глазами все поплыло.

Я с головой засыпан снегом. Я полностью голый. Мне чертовски холодно. Прокапываю руками путь наверх, но снег не кончается. Холод пронизывает до костей.

И опять небо и облака. Если я еще раз вырублюсь, то хочу уже навсегда. Боль и холод – больше я ничего не чувствую. И в ушах вместо шума машин только гул, как от самолетного двигателя. На глазах, видимо от чувства жалости к самому себе, выступили слезы.

Не знаю, сколько времени прошло. Не знаю, был я в чувствах или в беспамятстве. Но я ощутил, как что-то подняло меня. Спустя секунды понял, что это чьи-то руки. Три пары рук куда-то понесли меня. Положили на что-то. Я почувствовал жжение в правой руке и отключился.

Яркий белый свет режет глаза. Я умер? Всегда считал, что нет ни рая, ни ада, что после смерти душа отправляется в небытие. Или же человек, умирая, засыпает навечно, и продолжает жить во снах.

Где я, что я – сказать не могу, и слегка приоткрытыми глазами кроме яркого света ничего не вижу. Голова не поворачивается – сил нет даже на это.

Сознание постепенно начинает активизироваться, и первое, что я понял, это что я жив. Вторая мысль, которая меня посетила – я лежу в каком-то помещении.

Части разума постепенно собираются воедино. Спустя десяток секунд я могу хоть как-то размышлять.

Я жив, я где-то лежу, я голоден, меня тошнит, я без сил. Не могу пошевелить ни одной частью тела, будто мне во все внутренности залили чугун. У меня ничего не болит. Последнее навело мысль, что, может быть я все же мертв, но тут же пришла вторая версии – я в больнице.

И я хочу спать. С этой мыслью я уснул. За короткий промежуток времени я так часто это делаю, что возникает ощущение, что у меня под лопаткой находится кнопка «Вкл./Откл.» и некто ее постоянно нажимает.

Точно сон пересказать не могу, но там были мои родители.

Очнулся от чувства, что кто-то пальцами раздвигает мой правый глаз. Вот и фонарик появился, святящий в него. От этого света глаза захотелось закрыть, но пальцы не давали. Передо мной все плывет, и, склонившуюся надо мной голову разглядеть не могу, вижу только контуры.

– Скажи что-нибудь, – прозвучал голос издалека.

«Где я?», – прозвучало лишь в моей голове, но, в чем уверен точно, губами пошевелил, чтобы сказать это.

Через некоторое время услышал:

– Сейчас нельзя. Он даже говорить не может. – Пауза. – Не волнуйтесь, его состояние стабильное.

И я опять уснул.

Проснулся я как после хорошего сна с пятницы на субботу.

Понадобилось несколько секунд вспомнить, как я оказался в больнице. Я потянулся и с радостной мыслью отметил, что силы начали ко мне возвращаться. Хотя не настолько, чтобы мог мешки с поезда разгружать – чувствовал я себя уставшим и немощным, но это все же лучше, чем ничего.

Я лежал в одиночной палате, а слева от меня у стенки (как же я сразу его не заметил) на стуле сидел пожилой мужчина в белом халате, читал какой-то журнал. Он был крупного телосложения, с короткими седыми волосами, точнее с остатками седых волос – почти всю его голову занимала лысина, – и козьей бородкой. Он сильно напоминал мне Джима Хэкмена.

– Где я?

Только спросил, как обнаружил, что видеть могу только правым глазом.

– Что это?! – я в панике схватился за левый глаз. На нем была повязка. – Вы вырезали мне глаз?!

– Успокойся, – спокойно ответил он, медленно складывая журнал. – Глаз удалось спасти. Как ты уже, наверное, понял, ты в больнице. И ты в хороших руках.

Врач встал и подошел ко мне.

– Не волнуйся, через месяц, а может и раньше, выйдешь отсюда, как ни в чем не бывало. – На его лице появилась улыбка. – Повязку с глаза дня через три уже снимем.

Я постарался привстать, но тут же очень больно стрельнуло в левом боку. Меня скрючило. И еще обнаружил, что на правой руке загипсованы два пальца.

– Тебе лучше лежать в покое, – он проверил пульс на моей руке.

Рядом с койкой установлен огромный агрегат, на котором высвечена целая куча всяких разных показателей. Уверен, что и пульс там тоже показан. А его этот жест с проверкой пульса на руке это лишь показуха заботы обо мне.

– У тебя два ребра сломаны, – продолжил он. – И внутренности отбиты, особенно досталось почкам. Глаз спасли, но при первом осмотре врач сказал, что придется удалять. Ну, и по мелочи хватает: ушибы, пара гематом, синяки. Как ты, наверное, уже сам обнаружил, пальцы на правой руке сломаны. И еще сотрясение мозга. Хорошо, что обнаружили не поздно. Не знаю, сколько ты там провалялся, но еще несколько часов, и ты умер бы.

Я посмотрел на свою грудь и ужаснулся – она была вся красно-синего цвета.

– Спасибо Вам, доктор.

В ответ он лишь улыбнулся.

Несколько секунд подождал, а затем продолжил:

– Скажите, а это нормально, что я весь дрожу?

– Да. Скорее всего, это от голода.

Понимая, что он собирается уйти, я все же спросил его:

– А мои родители? Они знают, что я здесь? Они видели, что со мной?

– Конечно, они знают, – он придвинул стул к койке и сел на него. – И как узнали, что ты здесь, так сразу подсуетились, чтобы ты лежал в одиночной палате и за тобой был особый уход. Если честно, не люблю я весь этот блат. Я главврач этой больницы, и все пациенты для меня одинаковы – нет особенных у меня пациентов, – а тут звонят из министерства и указательным тоном говорят, что ты вот такой вот важнее остальных. Не знаю, кто твой отец, а может и мать, но они мне уже не нравиться. А как сестра доложила, что твое состояние нормализовалось, я пришел навестить тебя, и сидел, ждал, пока проснешься.