Саша. Маленькие повести

Павла Большетрубного Иван нашел в сельповской котельной. Тот был уже довольно пьян, вертел в руке деревянный подрозетник и пытался откусить от него небольшой кусок, видимо спутав его с пересохшим тульским пряником. Сидящий напротив его кочегар, взглянул на участкового недоуменно и спросил:

– Опять вчера накушался, Павел Егорович?

– Не твое дело, – ответил Павел, потом поднял лицо, посмотрел на Ивана Филипповича мутными глазами и почтительно замолчал.

Кочегар понял его взгляд по-своему и поспешил налить Ивану сто граммов в темный от чайной заварки стакан.

– За встречу, Филиппович! Пей, не стесняйся. Здесь все свои.

– Да я не хочу, – стал отнекиваться Иван, – я по делу зашел, с Павлом Егоровичем посоветоваться. Поговорить.

– Не сегодня, – громко отрезал участковый и замотал тяжелой головой, – Не сегодня, Иван Филиппович. Ты, конечно, извини, но сейчас я о деле говорить не могу. Горе у меня.

– Горе у него, – поддержал участкового кочегар.

– А что произошло? – участливо спросил Иван.

– Личное оружие потерял вчера при загадочных обстоятельствах, – поведал участковый.

– По пьянке, – уточнил кочегар.

– Не по пьянке, а по недоразумению, – уточнил Павел.

– Потеряешь тут, если спать будешь неизвестно где, – снова добавил кочегар.

– Надоел, – отмахнулся от него участковый, изображая на лице брезгливую физиономию, говорящую, должно быть, о крайней степени раздражения. – Я вчера у Машки Малининой ночевал.

– А проснулся где? – снова вставил свою реплику щуплый работник котельной.

– На колхозной конюшне.

– Вот! В этом всё дело! Скажи ты ему, Иван, в этом всё дело! Как он в колхозной конюшне-то оказался, если у Машки заночевал. А?

– Не знаю, – ответил милиционер.

– А я знаю. У неё же до Пашки чечен был, Амангельды, который водкой торговал самопальной. Помнишь? Вчера вечером его машину у магазина видели. Вот… Скажи спасибо, что он тебе башку не отрезал, только оружие забрал.

– Да ну тебя! – отмахнулся Павел

– С кавказцами шутки плохи.

– Шагай. Шагай, давай отсюда лучше, – сказал кому-то Павел, опустив голову и махнув рукой в сторону двери.

– А как насчет разговора? – снова спросил Иван.

– Да какой с ним сегодня разговор, – ответил за участкового кочегар.

– Оклемаюсь – зайду, – пообещал Павел.

Иван Филиппович посмотрел на него озадаченно и направился к выходу. Действительно, что от такого человека проку. Он ничего толком понять не способен. Едва ворочает языком.

***

Придя домой, Иван первым делом наказал жене, чтобы к вечеру непременно приготовила что-нибудь вкусненькое.

– Павел Егорович в гости может зайти, – пояснил он. – Побеседуем… Так-то он человек неплохой и родители у него были люди приличные, работящие. Только выпивает он лишнего.

– Ну, да кто сейчас не пьет-то, – отозвалась Евгения Семеновна примирительно, – лишь бы не дрался да дело знал.

– Женится – остепениться, – согласился Иван.

– Разве что…

Весь вечер Евгения Семеновна хлопотала на кухне возле стола. Выбегала то в погреб, то в клеть, но, кажется, не от радости металась по дому, от беспокойства: ладно – ли они с мужем поступают, насылаясь девкой этому проходимцу? Он хотя и милиционер, но забулдыга порядочный, вот и оружие свое потерял неизвестно где. Как на такого положиться? А Верка, хотя и странная немного, но зато писаная красавица и по хозяйству всё может. Неизбалованная она. Да если бы не эта странная болезнь – не видать бы ему Верки, как своих ушей.

В семь часов вечера проскрипели по сеням старого дома Ивана Филипповича новые яловые сапоги местного милиционера. У Евгении Семеновны от этого скрипа сердце застучало в висках. Идет супостат за ее лебедушкой, за ее красавицей ненаглядной.

– Можно к вам? – раздался из-за двери уверенный голос милиционера.

– Заходите, заходите, – враз откликнулись ему супруги Голенищины. – Мы вас заждались.

– Здравствуйте, – поздоровался милиционер, шагнув за порог и внимательно приглядываясь к чужому жилищу.

– Проходите к столу.

– Да нет, что вы, я так – поговорить зашел.

– Проходите, не стесняйтесь, – пригласила его Евгения Семеновна вторично. – Сейчас поужинаем вместе и поговорим. Да вы снимите пиджак-то. Без него свободнее. Дома у нас тепло… Проходите, садитесь.

Стол в тот вечер у Голенищиных и, правда, был отменный. Он чем-то походил на яркий натюрморт с одной знаменитой картины голландского мастера, репродукция которой висела в местной столовой с незапамятных времен. В центре стола у Голенищиных на этот раз возвышалась красивая бутылка шампанского из тёмного стекла. Рядом с ней притулилась простоватая пол-литра водки в алюминиевом берете, а дальше теснились салаты и закуски, копчености и солености; жареная рыба и холодец, клюквенный морс и вишневый компот. Видя всё это изобилие, Павел Егорович многозначительно потер руки и восхищенно произнес:

– Такого я не ожидал. Наготовили, как на свадьбу. Даже неудобно как-то… Неужели из-за меня это всё?

– Жена постаралась, – разъяснил Иван Филиппович с довольной улыбкой. – Она у меня на этот счет мастерица. Да и Верка вся в неё пошла. Тоже готовить-то умеет.

– Сади гостя да угощай, потом объяснять будешь, – посоветовала мужу Евгения Семеновна. – А то стоит человек у порога и ждет. Неудобно.

– Да, да, Павел Егорович, присаживайтесь.

Павел Егорович хотел было для приличия вначале присесть на диван, немного побеседовать о том – о сем, но хлебосольные супруги не позволили ему это сделать. Усадили за стол. И первое время за столом Павел Егорович с явным интересом смотрел по сторонам. Его внимание привлек книжный шкаф, до отказа заполненный разноцветными книгами в хороших переплетах. Потом он задержался взглядом на картине Шишкина «Дождь в дубовом лесу», и ему даже показалось, что нечто подобное он уже видел когда-то, только в реальной жизни. Он запомнил эту туманную даль, и эти лужи, и блестящую от влаги нежно-зелёную траву. Он даже испытал тогда чувство просветленности в душе, которое пришло к нему сейчас при взгляде на эту картину.

Первую рюмку, как водится, выпили за встречу. Вторую – за родителей. Иван Филиппович стал вспоминать, как ездил с Егором Петровичем Большетрубным, отцом Павла, на рыбалку поздней осенью, когда сорога скатывается с озер. Рассказал, как много они тогда поймали. Егор был отменный рыбак, каких сейчас не сыскать. Павел, слушая его прослезился, и стал вспоминать своё послевоенное детство, где не было, кажется, ничего примечательного, однако для Павла это была целая эпоха, в которой важное место занимал отец. Павлу вспомнилась маленькая местная пристань, баржи и пароходы, цыгане и пьяные мужики возле пивного ларька, рассуждающие о прошлой войне. Из своего детства Павел почему-то хорошо запомнил, кто с кем подрался и когда, кто утонул, кто замерз, не дотянув до дома два десятка метров. У Ивана Филипповича в памяти осталась суровая трагедия войны, у Павла – невеселое время послевоенной жизни, но по силе впечатлений они почему-то казались сейчас равнозначными.

Потом мужчины ещё долго выпивали и закусывали, продолжая беседовать и чувствуя, как начатый диалог становится всё более душевным и желанным, пока Евгения Семеновна красноречивыми жестами из-за спины милиционера не напомнила мужу о главном, что обязательно нужно сегодня обсудить. После этого Иван Филиппович надолго замолчал, выжидая подходящий момент для нужного разговора, а когда такой момент настал – быстро посерьёзнел и громко сказал:

– Вот что, Павел Егорович! Я вокруг да около ходить не умею, сам знаешь. Я честно скажу… Пригласили мы тебя, Павел, по важному делу, зная, что человек ты холостой, во всех отношениях порядочный и при должности.

– Ну!

– Так вот, предлагаем мы тебе такую вещь…

– Какую ещё вещь?

– Ты знаешь, что у нас с Евгенией Семеновной есть дочь Вера…

– Ну!

– Так вот, по причине своей болезни она приобрела очень нужную в вашем служебном деле способность. А именно…

Иван Филиппович многозначительно наморщил лоб и поднял кверху указательный палец. При этом Павел перестал есть и удивленно вытаращил на собеседника глаза.

– Она научилась чувствовать преступление… на расстоянии. В частности: она может точно сказать, когда и где украли ту или иную вещь. Кто украл и у кого эта вещь сейчас находится… Мало того – она может читать чужие мысли на расстоянии, легко видит сквозь стены и прочее. Всего не пересказать и не перечислить…

– Вот те на!

– Для тебя, Павел – это клад, это находка. Ты с ней обязательно станешь генералом. И никто не будет знать твой секрет. Ты один сможешь бороться с мафией, наркобизнесом и терроризмом. Ты станешь первым в своем деле… И всё это благодаря ей, благодаря нашей Вере.

Иван Филиппович на секунду умолк и замялся, переходя к самой ответственной части разговора.

– Если, конечно, тебя не смутит то обстоятельство, – продолжил он неуверенно, – что наша Вера лечилась пару месяцев в психбольнице…

В это время Павел прищурил глаза и вопросительно посмотрел на Евгению Семеновну. Она поджала губы и отвернулась. Иван Филиппович мельком взглянул на неё и на какое-то время тоже замолчал.

– Она девка умная, – немного погодя, продолжил Иван. – Очень умная девка. Просто есть кое-какие странности в её словах, в поведении… Но, я думаю, когда она станет твоей женой, когда родит тебе ребеночка или двух – то это у неё проедет. Вот увидишь.

– Нет, – замотал головой участковый, – нет, это у нас не пройдет… Не надо, Иван, не проси. Девка твоя непроста – с вывертом… Хотя я тоже не сахар, сам знаешь. Но. – Павел изобразил растопыренной пятерней что-то нескромное возле уха. – Все знают, где она лечилась.

– Ну, лечилась, – вступилась за дочь Евгения Семеновна. – В наше время многие лечатся, кто от пьянки, кто от белой горячки, кто от дурных пристрастий, а наша девка – от сотрясения мозга… Ну и что? Сейчас она здоровая. У неё и справка есть от врача. Здоровая девка, чего там. Кровь с молоком.

– Давай сюда справку, – пьяным голосом потребовал Большетрубный. – Справку в дело пришьём, как положено.

Он ещё что-то бормотал, почесывая мощный подбородок, щурился, вяло улыбался. Потом прикрыл глаза огромной ладонью, сделал вид, как будто засыпает, голову не может удержать, но тут же встрепенулся и громко скомандовал:

– Привести сюда подсудимую!

Евгения Семеновна даже вздрогнула от неожиданности: «Чего мелет, дурак».

– Привести, говорю! – снова скомандовал Большетрубный и стукнул кулаком по столу. – Где она?

В это время из-за кухонной перегородки, не дожидаясь приглашений, появилась Вера. Она была в белом шелковом платье с голубыми горошками, румяная и по-детски угловатая, как бы виноватая в чем-то перед этими взрослыми людьми. И в то же время – какая-то совершенно беззащитная, толком не понимающая, что им всем от неё нужно. Павел с трудом поднял на неё глаза и тут же удивленно подумал: «Надо же, какая красавица девка, и никому не нужна!»

А Вера, между тем, уже присаживалась за стол рядом с ним, внимательно и скромно поглядывая на участкового.

– Ну и дела! – озадаченно обронил Павел, чувствуя, как по его спине пробегает странный холодок, и одновременно понимая, что ему, пожалуй, лучше убираться отсюда по добру по здорову, пока не натворил каких-нибудь несусветных глупостей, потому что сердце его неожиданно размягчилось, а в голове запела какая-то вещая струна – предвестница сентиментальных чувств.

– Я, пожалуй, пойду, – скромно изрек он, вставая со стула, и стараясь при этом ничего не задеть на столе, чтобы не пролить или не разбить ненароком.

– А над нашим предложением подумайте, – сказал ему Иван Филиппович. – Дельное ведь предложение-то.

– Ладно, – от порога откликнулся Павел. – Как-нибудь в следующий раз. Это дело нужно обмозговать.

***

Наступила тихая январская ночь. Одна из тех ночей, когда одинокие старики видят непристойные сны, а молодые влюблённые вообще не спят; когда в ночные окна проникает таинственный лунный свет, наполняя душу странным восторгом; когда молодые женщины мечтают забеременеть, а угасающие мужчины – вдруг чувствуют прилив свежих сил к середине тела, но не торопится расплескать свой пыл… Январская ночь в Пентюхино – это вовсе не то, что майская или апрельская ночь. Если долго не спать в эту ночь, то можно увидеть очень много интересного. Например, можно увидеть, как сгорбленные от натуги мужики, несут канистры с бензином от местной нефтебазы, а пьяный сторож весело подбадривает их, провожая от ворот к дороге; как от колхозной мельницы домовитый мельник везет на санках куль муки и устало кряхтит. Как бессонные старухи тащат дрова из сельповской поленницы и при этом шепчут молитвы. А если очень повезет, можно среди сонма ночных жуликов, пьяниц и разного рода проходимцев встретить подозрительно пугливую парочку настоящих влюбленных, которые при вашем появлении непременно шарахнутся куда-нибудь в прошлогодние репейники возле дороги и будут тихо дышать там пока вы не пройдете мимо.

В одну из таких ночей из местного продовольственного магазина под названием «Сельмаг», который больше напоминал деревянный барак тридцатых годов, кто-то украл два ящика водки. Воры на этот раз не были оригинальными, ничего нового не изобрели, они разобрали в магазине кирпичную трубу, спустились вниз, взяли интересующий их товар и, поднявшись обратно на крышу, исчезли в неизвестном направлении.

Слух об ограблении магазина дошел до Павла Егоровича быстрее, чем продавщица, успевшая за это время добежать до сельского Совета и напугать секретаршу Шуру Пшеничкину одним своим видом. Потом продавщица побывала у сторожа местной нефтебазы, чтобы поинтересоваться, не видел ли он кого из местных бедолаг в пьяном виде с большим количеством спиртного. И только после этого она оказалась у дома местного участкового. Из её испуганно-торопливых слов Павел понял, что два ящика водки – это ещё не всё украденное, ради этого печные трубы не разбирают. Скорее всего, из магазина исчезло ещё что-нибудь более ценное, надо всё проверить, всё как следует пересчитать. Ревизию провести…

В тот же день Павлу Егоровичу позвонил главный следователь районной прокуратуры и осведомился о принятых мерах по случаю воровства. Павел ответил, что осмотрел место преступления внимательно, можно сказать досконально, соседей опросил, магазин, как положено, опечатал, но пока ничего определённого о преступниках сказать не может, потому что улик на месте не нашел никаких… Следователь посоветовал приниматься за это дело без раскачки, ему позарез результаты нужны. Во всем Красновятском районе неуклонно падает процент раскрываемости преступлений. По этой причине районное начальство на прокурора давит, прокурор – на милицию. Только успевай поворачиваться.

– Так что выручай, Паша. Сейчас на тебя вся надежда.

– Я постараюсь, – ответил Большетрубный. – Сделаю, что могу.

– Не подведи, – попросил старший следователь…

После этого разговора Павел прошелся ещё раз по Кооперативной улице с грозным видом. Зашел к Михаилу Смагину, который вернулся из колонии месяц назад. Михаил, как ни странно, был трезв и с веселым азартом колол дрова у престарелой соседки, которая иногда выручала его деньгами. Он держался свободно, вполне независимо и не давал повода для каких-либо подозрений. А его бывшей сожительницы на этот раз дома не оказалось. Конечно, Мишка мог припрятать спиртное до поры до времени, он калач тертый, но в его глазах и улыбке не было никакой двусмысленности, не было даже намека на хитрость. А Юлька – его сожительница – могла упалить в район к своему одноногому ухажеру – инвалиду афганской войны. Инвалиды сейчас получают большие пенсии, поэтому у пьющих женщин такие люди в почете.

Потом Павел Егорович заглянул в колхозную котельную, чем-то напоминающую заброшенное бомбоубежище. Спустился по узкому лазу под пол кирпичного гаража, повернул в темноте направо и уперся головой в шершавую железную дверь, за которой слышалось гудение водяного насоса. Плечом открыл дверь, и сразу ему в нос ударил запах угольной копоти, которая украшала тут не только подоконники, но и стены, и потолки. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел в углу комнаты грязный деревянный топчан и какого-то человека на нем, который спал, свернувшись калачиком и прикрывшись какой-то захудалой рогожкой, отдаленно напоминающей конскую попону. На полу, возле спящего, блестящим веером лежали осколки разбитой стеклотары, а на столе, возле топчана, всё ещё стояла полная кружка какой-то мутноватой жидкости.

Павел тронул спящего человека за плечо, тот нехотя пошевелился и, не открывая глаз, пробормотал: «Ё – моё, задолбали уже эти ходоки»! – Повернулся на другой бок и снова затих. Павел, в раздумье, постоял немного возле спящего, с грустью посмотрел на остывающий котел, потом осторожно заглянул в тёмный угол за ним, пошарил рукой под топчаном и, не обнаружив там ничего подозрительного, направился к выходу.

Светлая улица после тёмной котельной показалась ему раем. Даже захотелось прогуляться немного по зимнему селу без всякой цели, прислушиваясь только к скрипу снега под ногами. Так он прошагал до половины Набережной улицы, когда неожиданно вспомнил о Вере. Кажется, её отец говорил вчера о каких-то странных способностях дочери, которые в сыскном деле могут пригодиться. Павел несколько секунд потоптался в нерешительности на зимней дороге, потом резко развернулся и зашагал назад к дому Ивана Филипповича.

Иван, к счастью, оказался дома. Он сидел на кухне возле стола, пил чай с медом и ел горячие блины, замешанные на свежей простокваше. Но как только увидел Павла – так сразу поднялся ему навстречу и широким жестом пригласил к столу.

– Присаживайся Павел, друг дорогой. Если голова болит – сейчас жене прикажу наливки подать смородиновой. Говори, не стесняйся. Наливка у меня – первый сорт, сам знаешь.

– Да не откажусь, – отозвался участковый, продвигаюсь к столу.

– А мы ведь знали, что придешь, – огорошил милиционера Иван, когда тот уже сел за стол и на секунду замешкался. – Знали. Верка сказала, что вчера наш магазин ограбили. Я хотел было сегодня утром до тебя сбегать, да проходил по хлевам, устал и не пошел. Сам придет, думаю, если нужно будет, если нужда появится… Так оно и вышло.

– Надо же.

– Да. У нашей Верки талант. Я тебе говорил.

– Ну, а не сказала она, кто… это самое сделал-то?

– Кто? – с иронией в голосе повторил Иван. – Кто это сделал?

– Да.

– Верка говорит, будто – Вася Рашпиль с Колей Безменом.

– Да?

– Да.

– А чем я это докажу? Мне ведь доказательства нужны.

– И доказательства будут… Вот я сейчас Верку позову, она тебе всё и расскажет.

Иван постучал концом ложки по краю стола.

– Женя, Женечка! Позови нам Веруню сюда. Скажи, Павел Егорович пришел.

Евгения Семеновна появилась на секунду из кухни, ласково улыбнулась смущенному участковому и опять исчезла за перегородкой, как будто растворилась. Через несколько минут к мужчинам вышла раскрасневшаяся от смущения Вера в новом бардовом платье с оборками. И снова Павел обратил внимание на её нездешнюю красоту, которая поражает сразу и наверняка, а после держит на почтительном расстоянии недостойных, не имеющих права приблизиться и понять. «Ну, совсем не походит на дуру девка»!

– Вер, скажи Павлу, как за это дело можно зацепиться? Каким путем пойти? Сама знаешь, о чем я говорю.

Вера в первый момент застенчиво улыбнулась мужчинам, потом смахнула русую прядь с гладкого лба и, взглянув на Павла как-то по дружески-нахально, ответила:

– Очень просто.

– Как это? – переспросил милиционер.

– Один ящик водки у Васи Рашпиля в погребе стоит, а другой – в сарае, возле курятника, под пустыми мешками спрятан.

Иван Филиппович после этих слов взглянул на Павла свысока, с явной усмешкой и даже гордостью в глазах. Мол, знай наших дружек и цени. Девка-то действительно клад. Большетрубный от этого взгляда даже смутился немного, отвел глаза и проговорил скороговоркой:

– Пойду проверю… сейчас же. Если правду говоришь – вернусь и расцелую, честное слово.

– На дорожку ещё рюмочку выпей, – стал останавливать его Иван. – Мы ещё рябиновки с тобой не попробовали. Сейчас рябиновой налью. Она покрепче будет. Сейчас…

– Нет, Иван Филиппович, пить я не буду… Всё, всё, потом, – отозвался участковый уже от порога. – Дело надо делать.

Вера с сожалением посмотрела ему в след, потом на себя в крупное зеркало на стене и лукаво подмигнула своему отражению. Накрутила на палец русую прядь, серпантином висящую возле виска, потом отпустила. Накрутила – отпустила, и с тайной радостью подумала о том, что Павел сейчас у неё на крючке, никуда он от неё не денется, придет ещё не раз. Такая у него работа…

Примерно через полчаса участковый вернулся обратно сияющий и возбужденный. Кажется, даже пуговицы на его шинели блестели по-особенному, и огромные яловые сапоги приятно скрипели, издавая порой вполне мелодичные звуки. От него слегка пахло потом, он всё ещё куда-то торопился, но высказать свою признательность Вере решил в первую очередь, потому что у неё криминальный талант, можно сказать, дар божий.

– Я с её помощью наведу в селе порядок, честное слово! – забасил он.

– И не только в селе, – уточнил Иван, – ты выше бери. В районе, а потом и в области… Да с её способностями можно всю Россию в кулаке держать. Понимаешь.

– Ну уж, это ты хватил лишнего, честное слово, – осадил Ивана Филипповича Павел.

– А чего… У меня не девка, а клад. Я тебе говорил.

– Зови её сюда. Поцелую. Раз обещал.

– Да ну… Ни к чему эти церемонии.

– Зови, говорю.

В это время Вера сама неожиданно появилась в дверях. И мужчины разом замолчали. В наступившей тишине было слышно, как гудит под потолком одинокая зимняя муха. Как зевнул на печи рыжий кот. Несколько мгновений Павел со странным любопытством смотрел на Веру, пытаясь сконцентрироваться на главном, потом решительно шагнул к ней, обнял и поцеловал в мягкие по-детски манящие полуоткрытые губы. Сладкое мучение поцелуя захватило его, опрокинуло, понесло. Он вдруг почувствовал, что весь в её власти. Если она не захочет, он не в силах будет оторваться от неё… Вот это, наверное, и есть настоящее счастье – сила притяжения между разными полюсами, то ради чего живут и умирают люди. Та абсолютная истина, для которой альтернативы нет.

И тут Павел Егорович неожиданно вспомнил про свое недавно утерянное оружие. Нерешительно отстранился от Веры и промычал что-то с явной досадой. Рассказать про свою беду он не мог из-за тайной связи с Машей Малининой, но и признаться в утере оружия перед начальством тоже было страшно.

– Да вы не переживайте, – успокоила его Вера, – пистолет ваш в надежном месте… покоится.

– Как покоится? Где? – встрепенулся Павел, осознав, что они и правда может читать чужие мысли.

– В туалете. Вы его туда обронили ещё по утру, когда с похмелья маялись, не могли себе места найти. Неужели забили?

– Забыл. Честное слово, забыл.

– Вот вернётесь домой и найдете его, если пожелаете. А сейчас не переживаете зря. Отдыхайте. Ничего страшного не произошло.

И она уверенной походкой удалилась в боковую дверь, где, по всей видимости, располагалась спальная комната. Провожая её газами, Павел почувствовал себя женатым человеком. Эта женщина сейчас была нужна ему как воздух. Страшно было представить, что произошло бы, если бы они не встретились во время – он и она – эта удивительная женщина, способная всё понять без слов и во всем разобраться за несколько минут.

***

А в это самое время к Васе Рашпилю пришла Ольга Безмениха своего непутевого мужа искать. Вася, как только увидел её через окно, так сразу сердце у него предательски ёкнуло. Он решил, что Кольку менты повязали, вот и пришла баба к нему разобраться. Узнать, что да как. Колька у Васи всегда был первый товарищ. Признаться честно, когда Вася Ольгу увидел – он в чулане хотел спрятаться, за мучным ларем, там, где старые мешки навалены пыльной копной, но потом передумал. Ольга ведь баба ушлая, перед тем как уйти везде проверит.

Между тем Ольга зашла в дом, подозрительно огляделась, неласково поздоровалась с Васей и громко спросила прямо от порога:

– Мужика моего не видел, Вася? Если видел – сразу скажи… Он ведь три дня дома не ночует, вторую неделю пьет.

– Как не ночует? – сделав удивленные глаза, переспросил Вася. – Он только вчера от меня ушел, можно сказать, почти трезвый. Ну, дня два, может, он дома не был, но вчера-то точно – домой ушел. Я сам его провожал.

– Нету его дома, – отрезала Ольга и невесело посмотрела на Васю, как будто уже уличила его во лжи.

– Да как это? – снова повторил Василий.

– Нету, тебе говорю.

– Ушел, сам видел… Своими ногами ушел.

– А дома нет, – повторила Ольга.

– Почти трезвый был… Ну, слегка выпивши, но ушел, честное слово… Сам…