Повесть безвременных лет

Шёпот толпы стал громче, послышались одиночные возгласы. Лектор, резко обернувшись, рыская злым и рассеянным взглядом по аудитории, не нашёл причины беспокойства студентов, и, выругавшись в адрес всех первокурсников, продолжил объяснять тему. Влас и Варя чуть не лопнули, пытаясь не засмеяться.

––

С тех пор они почти всё время проводили вместе. Занимали друг другу очередь в столовой в перерывах между парами, гуляли после занятий. Со временем Влас даже начал звать её к Хрису и познакомил с компанией.

Варя им понравилась. Она общалась, слушала, пила – всеми силами старалась включить экстраверта. Власу это нравилось. Иногда приводила с собой за компанию девчонок, причём часто довольно адекватных, но больше всего Чернуха покорила ребят своими спонтанными вопросами, из которых почти всегда рождались бурные споры.

– Если бы про вашу жизнь сняли фильм, то как бы он назывался?

Хрис кивнул Лепсу:

– Вот у тебя точно был бы «Тысяча поводов выпить».

Лёха шутливо пригрозил кинуть в ответ в Диму зажигалкой:

– А твой – «Дон Жуан с физкультфака» или «Ищу Венеру».

Все засмеялись, Христофоров тоже, но заметно покраснев. Валера, видимо, заметил это и попытался разрядить обстановку:

– Да ладно вам Хриса смущать. Он же предохраняется.

– Так, Крас, а ты откуда знаешь? – спросил Влас.

Вся комната вспыхнула диким хохотом. Атмосфера осеннего вечера была более чем приятная, хоть и с такими сальными шутками. Хрис достал откуда-то специи для глинтвейна, и теперь пряный напиток на дешевом вине кипятился и булькал в кастрюле под бестолковые милые разговоры на кухне, в которых тогда, казалось, было столько смысла.

– А Валеру точно продюссировал бы Макс Корж8, – улыбнулась Варя.

– Да ну, – рассмеялся Красников. – А если про Власа?

На секунду все замолчали в попытке найти, за какую же Власову черту зацепиться. Лепс сообразил и озвучил быстрее всех, не дав паузе затянуться:

– «Щас втащу!»

– «Хлебало закрыл!» – сипя, вытянул шею Хрис, подражая севшему голосу Власа.

– «Щас втащу 2» – подхватил Крас.

– «Переехать женщину и влюбиться» – отозвалась Варя так тихо, что услышал только Влас и Валера, сидевший ближе всех.

Влас показал ей язык в той же манере, в какой это делала она, и сказал:

– Вот что должно произойти для того, чтобы ты перестала стебать меня по поводу нашей первой встречи?

– Наша последняя встреча, ВАХАХАХАХА!! – Варя уже напилась глинтвейна и по полной дурачилась. – Влас, ты только учти, что если надумаешь попрощаться со мной раньше, чем я выйду на пенсию, я возьму твою фамилию и буду ходить тебя бесить!

Винные запасы и специи быстро закончились. Когда ты юн, ценно общение. Еда, алкоголь и всё остальное отходит на второй план. Ты воплощение крайности в этом убеждении. И во всём остальном тоже. Ты – чист и пуст, как стакан, который на 90% наполняется общением и только на 10 – алкоголем.

—–

—–

Когда Влас только начал брать Варю с собой на тусовки у Хриса на правах девчонки, которая точно ничего не испортит, ребята легче поверили в то, что Влас обзавёлся другом-девкой, чем в то, что у него могут завязаться какие-то отношения. И уже позже, когда все поняли серьёзность дела, Хрис завёл тупую привычку при любом упоминании Вари в разговоре иронизировать, мол, на его памяти ещё не было такого, чтобы Влас позволял себя очаровывать.

– Дурень, – ответил тот, – ты меня всего-то два месяца знаешь.

Но, честно повествуя, для Власа это мало походило на реальность. Легче было представить, что всё это – красивое лирическое отступление, и скоро всё вернётся на круги своя.

Помимо всех симпатичных Власу черт была у Вари ещё одна интересная особенность: она быстро пьянела. Такой высокой крепкой девке было достаточно стакана пива, чтобы улицы Тюмени начинали кружиться над ней. В сентябре ещё было тепло, и вечерами было приятно пройтись по сырым от дождей дорожкам, залитым тёплым осенним светом фонарей, почувствовать, как остывает пропаренная летними месяцами земля, а ближе к закату – непременно пойти на крышу панельной десятиэтажки, которую показал Власу Валера Красников.

Кстати, где-то в середине октября компания всё-таки намозолила глаза жильцам, и те повесили замок на чердачную дверь. Крас притащил здоровенные кусачки и попытался восстановить доступ к любимому месту встреч закатов, но ничего не вышло. В другой раз он просто пришёл с отмычкой и за пять минут снял замок.

Но однажды Влас захотел впечатлить Варю и нашёл новую крышу – только для них двоих. Одалживать инструменты не понадобилось: чердачная дверь симпатичного дореволюционного четырёхэтажного домика была закрыта на обычный засов.

– Неплохой тут вид, – с деловым видом одобрила Варя, едва выглянув из-за последней ступеньки.

Выбравшись из неровного квадрата чердачного окошка, Влас подал руку спутнице.

– Аккуратно, тут немного скользкое покрытие.

Варя вылезла, выпрямилась во все свои «почти метр восемьдесят», как она иногда это называла, разгладила складки на юбке и куртке и огляделась.

– Хорошо здесь. Ты молодец, что нашёл крышу, пока тепло.

В действительности было уже не очень тепло, но хотя бы обошлось без ветра. Влас смотрел на Варин счастливо-задумчивый взгляд.

– Как чувствуешь себя? – спросил он.

– Честно? – она повернулась и обратила взгляд прямо в центр его зрачков. На секунду Власу показалось, что глаза её сменили цвет: стали ярче. – Мне непривычна такая прямота. Но хочется. Хочется описать это сейчас, чтобы запомнить, чтобы смаковать потом эти секунды.

Она снова повернула голову в сторону города, будто застеснявшись говорить ему в лицо, и продолжила:

– Невероятное тепло. Ощущение эмоциональной близости на очень высоком уровне. Это кажется чудом, забытым со времён смерти родителей. Или нет, даже ещё раньше… Ты мне так не понравился в самом начале и тем поразительнее теперь находить всё новые и новые точки соприкосновения. Чёрт. Так сложно объяснить всё. Крайне непривычна для меня такая ситуация. Извини.

– Я тоже не имею привычки говорить о чувствах.

И, погодя, Влас добавил:

– Разве не лучше просто в них погружаться и никак это не называть?

Они осторожно пробрались к краю крыши и сели. Да, четыре этажа не сильно возвысили их над городом, зато оттуда были видны крыши ближайших домов с нитями проводов и антеннами, которые торчали из-за ржавых листов стали и крон пожелтевших деревьев как шпажки в праздничном торте, только чуть мрачнее.

– Немного на Питер похоже.

– Я видела его только на картинках в гугле, – печально приулыбнулась Варя.

– Значит всё ещё впереди, – приободрил её Влас. – Тебе всего лишь восемнадцать.

– Как и тебе, собственно, – усмехнулась Варя. – Кстати, к нам скоро одна питерская группа приезжает. Не хочешь пойти? Они классные, но не шибко известные, потому вход по фигне стоит.

– А что за группа?

– «Почти счастье» называется.

– Звучит неплохо. Послушаю на досуге, но в целом я за любой движ, так-то считай, идём.

Влас предвкушал. Как всё, что они с Варей впоследствии задумывали сделать. В провинциальном городе используешь любую возможность подкинуть в жизнь приключений, потому на той же неделе Варя и Мари побежали целоваться под табличкой «деканат педагогического факультета». Влас взял на себя роль оператора. Ещё с ними был Валера.

– Ай-яй-яй, – кричал он, давясь от хохота, немногочисленным людям, сидящим в коридоре. – И эти дамы будут учить Ваших детей. Запомните их!

С диким смехом, держась за животы и скользя по перилам лестницы, они убегали оттуда, пока работники деканата не вышли из кабинетов на шум.

Октябрь

Шёл разговор о «Формуле-1», когда Варя и Влас, уже опьяневшие от второй «Балтики 9», окончательно перестали замечать остальных людей в компании и после нескольких минут взаимного разглядывания туманными глазами, не обмолвившись не словом, одновременно встали и ушли в другую комнату, закрыв за собой дверь на защёлку.

Оставшиеся в комнате люди мгновенно умолкли и заулыбались:

– Вот это мо-ощь, – понизив голос, прокомментировал Христофоров. – Я думал, они друг друга загипнотизируют.

– А ведь они реально как два сапога, – заметил Валера.

– Ой, ну вот, пошли сопли, – перебил их Лепс. – Нормальный же вечер был.

– Лучше б порадовался, ворчелло, – вставил одногруппник Валеры Денис.

– Ладно, хорошие они с Варей, хорошие. Правда, лучше б они просто целовались, чем весь вечер друг друга глазами раздевать. Менее интимно бы выглядело.

Конец последнего слова заглушил грохот чего-то тяжелого и ругательства, слышащиеся из соседней комнаты.

Валера и Дима подскочили с места. Думали, что-то случилось, но уже через секунду по обрывкам экспрессивных фраз стало понятно, что Влас и Варя просто ссорятся. Сначала все вздохнули с облегчением, но ссора начала приобретать угрожающие масштабы: голоса стали громче и Хрис решил вмешаться, потому как вспомнил о маминой вазе, стоявшей на комоде.

Но разнимать их не понадобилось: едва лишь Дима дотянулся до двери, как щёлкнул замок, она настеж распахнулась, и из комнаты вылетела Варя с немедленным намерением уйти и крайней степенью возмущения на лице, а Влас, до невозможности раздражённый, пошёл в кухню и начал пить коньяк залпом. На вопрос о том, что произошло, он пообещал разбить бутылку об голову тому, кто ещё раз спросит об этом.

—–

Варя пришла домой и молча, прямо в пальто легла на кровать. Уставилась в потолок. Там много трещин и подтеков, долго можно считать.

– Ты чего так рано сегодня? – Не отрываясь от учебников спросила Рита.

Варя не ответила. Она чувствовала, что количество влаги на роговицах уже на пределе, стоит лишь немного пошевелиться – и скатится слеза.

"Впитайся обратно, – умоляла про себя Варя. – Я знаю, ты можешь".

– Варь? – переспросила Рита и снова не услышав ответа, обернулась.

Слеза всё же скатилась.

"Ох, чёрт," – пронеслось в голове Вари.

Рита встала из-за письменного стола и подошла к кровати. Провела рукой туда-обратно перед глазами. Ноль реакции.

– Варь, ты же ничего не употребляла?

Лицо, склоненное над ней, плавало в пелене вновь набирающейся слезы.

– Не думай так, Рит, я против наркотиков.

– Ты расскажешь мне, что случилось?

Тишина в ответ. Рита ещё немного постояла над соседкой, раздумывая, чем ей помочь, и в итоге сняла с длинных ног, не помещавшихся на кровати, ботинки и попыталась освободить ее от пальто. Варя зарылась вглубь одеял и подушек, продолжая беззвучно плакать.

Так комната жила в молчании до того, как домой вернулась Мари. Она, конечно, уже всё знала, хоть её сегодня и не было у Христа в гостях. Варя не слышала, как она зашла – только звук чашки, поставленной на тумбу над кроватью и терпкий запах имбирного чая.

Среди ночи Варя проснулась оттого, что кто-то гладил ее по плечу. Выглянув из-под покрывала, она увидела соседку Лизу, видимо, только что вернувшуюся с работы. Красиво подведённые уставшие глаза выражали сожаление.

– Прости, – прошептала она. – Не хотела тебя разбудить.

—–

В следующий раз Варя проснулась в воскресенье в половине пятого вечера. Ей казалось, что она сходит с ума. Как мог быть одним и тем же человеком Влас, с которым они гуляли по лесу в сентябре и тот хладнокровный циник, который даже не дрогнул, увидев, в каком глубоком отчаянии находится Варя, и только продолжил ранить её каждым последующим словом.

Нет. Не думать. Не вспоминать ни в коем случае дальше.

Она повернула голову, взглянула на чай на тумбе, так и оставшийся нетронутым и снова уснула.

Так Варя засыпала и просыпалась в течение почти двух суток. Иногда её будил какой-нибудь совсем маленький шорох соседок, но вставать она не спешила: вертикальное положение тела теперь доставляло ей сильную головную боль.

И всё же: вот зачем люди так делают? Привязывают к себе покрепче, изучают самую глубину твоего внутреннего мира, тысячи его деталей, но стоит им найти лишь одну поверхностную, существующую в твоем характере случайно и недолго занозу – и они бьют пощёчину всему хорошему, что было.

Вот зачем?

—–

На третий день с сотой попытки Мари уговорила ее пойти поесть. Варя потрогала ложкой липкую поверхность остывшей овсянки с ягодами. Соседка так старалась для неё – вон фруктов нарезала, ещё орешков насыпала. А Варин аппетит от этого лучше не стал. Уже после двух-трёх ложек через силу каша перестала лезть в горло, а желудок до краёв наполнился и всё норовил прервать трапезу рвотными позывами.

Быть может, тошнило её не от каши, а от ситуации?

«Какого чёрта?» – пронеслось в голове Вари.

И действительно, какого чёрта она уже который день киснет дома из-за какого-то там Власа? Ведь слова его не про Варю. Слова его – про его неумение выплеснуть обиду другими способами.

А через пару дней ей и думать о нём станет противно. Господи, кажется, уже противно.

Варя взглянула на часы. Полдвенадцатого. Она ещё может успеть к третьей паре, если очень постарается побыстрее принять душ. Горячие капли побегут по телу, скатываясь в ручьи, и унесут с собой всю эту жесть. Всё, что было.

—–

На учёбу она ходила первые два дня по инерции, по привычке выполняя домашку и почитывая вечерами Камю разнообразия ради. Влас на лекциях не появлялся, и ей было от этого немного лучше. На третий день они пересеклись в коридоре, и Варя, остужая ёкнувшее слишком громко сердце, всё думала: он не поздоровался потому, что не хотел или потому, что разнонаправленные потоки людей унесли их друг от друга слишком стремительно?

То была пятница. В этот же день Мари решила устроить самый девчачий в мире уикенд и позвать погулять и вкусно покушать всех обитательниц дома, кроме Лизы, которая, как всегда, была на работе. Предложение было принято и реализовано в течение следующих полутора часов.

Сначала девчонки славно прошлись по подмёрзшей набережной, а когда октярьский вечерний минус дополнил ещё и ветер, речь зашла о выборе заведения.

– А давайте в «Свою компанию» пойдём? Там пицца классная, – предложила Мари.

– Ну нет, – прервала её Рита. – Я туда не хочу.

– Почему?

– Просто я не люблю новые места.

– Ты ни разу не была там?

– Нет.

– И попробовать не хочешь?

– Не очень.

– Окей, тогда куда Ты предлагаешь пойти?

– В «Сабвей».

– Да ну, в «Компании» же вкуснее и намного качественнее.

– Марь, я люблю ходить в одно и то же место и брать одно и то же блюдо. Я не люблю новое.

Варя, не вмешиваясь в разговор, слушала, и понимала, что отношение Риты к общепиту напоминает её ситуацию с Власом. Прикипая душой к старому, но понятному и предсказуемому, боясь будущего, она наверняка упускала что-то лучшее, пусть пока и не до конца представляла себе, что именно.

Упрямая.

«Сабвей» даже в один ряд нельзя поставить с пиццей из «Своей компании». Блин. К чертям такое постоянство.

—–

Когда девчонки вернулись домой, было уже за полночь. После плотного ужина клонило в сон, но сегодня была Варина очередь мыть полы.

Кто вообще придумал белую плитку в ванной? Перфекционизм не позволял оставить там хотя бы одну крохотную соринку. Выжимая тряпку, Варя думала о том, что жизнь её сложилась неправильно, потому что все более-менее осознанные годы, с тринадцати лет ей каждую зиму кто-то нравился, и это её грело. А нужно было учиться жить независимо, быть огнём, который греет окружающих, а не искать жалкие искры. Краем глаза она взглянула в зеркало, которое, по-хорошему, нужно было тоже помыть.

«Что я за человек такой?»

В отражении на неё исподлобья глядели запуганные туманного цвета глаза. Впереди холодная сибирская зима – первая, которую Варе предстоит провести одной. И научиться дружить с собой.

—–

Отвратительно. От-вра-ти-тель-но. Прошла всего неделя, и Варя уже недоумевала: как её угораздило так вляпаться?

Срочно нужно обрубить все контакты… Едва оправившись от пережитого, Варя заблокировала Власа во всех соцсетях, чтобы не оставить им обоим шансов повторно напороться на эти грабли. К сожалению, у него остался мобильный. Если занести его номер в чёрный список, Влас знает, где она живёт. И даже представив себе, что ещё не поздно съехать в другую квартиру, чёрт возьми, они всё ещё учатся в одном вузе. Обойдётся. Больно много чести для такого мудака.

Вот и всё. Стоит ли говорить о причинах, если едва начавшие узнавать друг друга Влас и Варя уже разругались в конец? Да так, что оборвали все надежды на простое человеческое, что у них так успешно складывалось и даже не пожалели, что разошлись. Обоим было настолько неприятно, что они негласно решили вернуться к своим жизням и отсечь друг друга, дабы не мозолить глаза и не раздражаться ещё больше.

«Тупая девка очередная», – думал Влас, идя на концерт.

«Хорошо хоть пораньше себя показал, подонок», – рассудила Варя, надевая чёрные рваные джинсы. Она тоже решила, что нет причин пропускать концерт любимой группы только потому, что туда может прийти Влас. «А может и не прийти», – думала она. – «Не помню, чтобы он от них фанател». Варе даже было плевать, что она шла туда одна. «Ничего, музыки больше послушаю. И, может, даже потанцую».

—–

«Блядский чёрт, ничего я не послушаю!»

Сердце бешено заколотилось в ушах, когда Варя увидела в толпе толстовку Власа. Он стоял к ней спиной. Со всей той же компанией.

На сцену вышли музыканты, начали играть песню, которую Варя включала, когда они с Власом впервые вылезли на крышу. Потом ту, которую они слушали в перерыве на лекции. После неё – ту, под которую танцевали пьяные дома у Христофа. «Чёрт, а ведь ещё предстоит четыре года в одном вузе учиться и как-то переживать лекции по вторникам», – с ужасом подумала Варя. И теперь, несмотря на всё произошедшее, ей хотелось контакта. Но нет, нельзя… какого рожна он вообще пришёл на этот концерт? Хотел её увидеть? Напросился, сейчас увидит.

—–

Два с половиной часа назад:

Дни шли, и расставание становилось всё менее значимым. Варино отвращение к ситуации утонуло в повседневности, да и Влас больше об этом не вспоминал. Потому он и не особо возражал, когда Хрис напомнил о концерте группы «Почти счастье». Изначально идея пойти туда принадлежала Варе, но теперь всё, что было связано с ней, затёрлось в памяти, и Власа не особо волновала вероятность их встречи. Да и нечем больше было заняться тем вечером, кроме как всей компанией вкатиться в ободранный местный клуб.

Музыка, честно говоря, Власу не очень импонировала, но именно под такую ноги неслись в пляс, и после второго стакана пива он не сопротивлялся. Всё равно никто не видит сквозь толпу людей.

Лепс позвал с собой девчонок в полтора раза больше, чем им нужно было, так что они вместе выкроили себе кусочек зала в углу под сценой и пританцовывали там. Третье пиво, четвёртое… «Существует ли в этом мире что-то лучше пива?» – думал Влас, когда в голову дало давно знакомая хмельная придурь, ноги стали легче, и мир задвигался.

Прикрыв глаза, Влас наслаждался музыкой. Толпа зрителей периодически взвывала, свистела, поддерживая группу музыкантов, и ничто не помешало бы Власу плыть по течению всех этих звуков, если бы Валера Красников не заорал ему на ухо: «Еб твою мать, Влас, твоя девка со сцены прыгнула».

От неожиданности Влас распахнул глаза. И правда, прыгнула в толпу. Он уже успел испугаться, что её не поймали, когда ноги в рваных джинсах вынырнули на поверхность моря поднятых вверх рук. Влас сначала подумал, что она очень пьяна, но поймав взгляд зелёных яростных глаз, понял, что она не пила вообще. Поток разномастных ладоней выбросил её на сцену, и она прыгнула ещё раз. А Влас стоял, смотрел, не слыша больше музыки – только разговоры друзей о том, что его де… кхм, бывшая девушка тусит сегодня круче, чем все остальные двести человек в зале вместе взятые.

Ну и пускай прыгает. Пусть хоть голову себе расшибёт. Дженис Жоплин9 хренова. Только Влас подумал о том, что провокации танцевать не мешают, как Варя, будто услышав краем уха его мысли, начала жестить ещё больше: вылезла на сцену с какой-то девкой и – вот же дрянь – поцеловала в губы и за руку с ней прыгнула в толпу.

– Ого, Влас, что ж ты раньше не рассказывал, что она такая горячая? – прокричал сквозь музыку Христофоров. Он собирался ещё что-то сказать, но одного взгляда Власа было достаточно, чтобы он заткунлся.

Третий раз на сцену она уже вылезла с другой девчонкой, тёмненькой и по старой схеме притянула её к себе грубым мужским рывком, который исходил будто бы из чужих рук, не из её бледных тонких пальцев. Перед прыжком откуда-то взявшийся охранник схватил Варю за щиколотку, но она резко рванулась в толпу и вот полсотни человек снова катают её на руках под обалдевшие возгласы моих друзей. Влас лишь мельком поймал взгляд оголтелых зеленых глаз. Нет, не музыка, а эти безумные радужки рвали ухо криком: «Ты меня ещё не знаешь, а уже отказался». В остальное время он видел лишь её ноги, торчащие из толпы, кусочки белых носочков и те самые кеды, которые они вместе хотели похоронить на заднем дворе, но не успели.

За весь вечер они не обмолвились ни одним словом, но всё в Варе, каждая чёрточка этого чёртова создания, въедалась, режа зрение, и кричала: «Не знаешь, не знаешь, а бросил». Она была зла, очень зла.

Власу уже её выходки начали доставлять изрядные неудобства. Он стал заглядываться на руки толпы, которые носили его бывшую пассию под потолком. Какого чёрта они её трогают? Ладонями и пальцами. За ноги и голые предплечья. За ткань майки, которую он не раз снимал с Вари.

Примечания