Я прекрасно знал, что перебивать старших нехорошо, а генералов и начальников – тем более, но, как всегда, не удержался и вставил вслух свою мысль:
– Неужели всю нашу водку собираются скупить или ликероводочные заводы страны обанкротить? Так ведь нас этим не испугаешь, самогон начнем варить.
Начальник Управления опешил и остановился на полуслове с открытым ртом, а полковник из Комитета громко засмеялся. Я понял свою оплошность и даже сам немного испугался нетактичной шутки. Генерал же хмыкнул себе под нос и покачал осуждающе головой. Мои шутки-прибаутки всегда ему нравились, и он не обращал на них внимания, но в этот раз, напустив на себя строгость, сказал:
– Александр, ты прямо как ребенок, ей-богу! Ну что подумает человек из серьезного ведомства, а подумать он может только…
Генерал сделал выразительную и весьма многозначительную паузу, осуждающе покачивая головой.
– Извините, товарищ генерал, что перебиваю вас, – не дал договорить ему Климов, с трудом сдерживая желание вновь рассмеяться. – Не ругайте полковника! Наоборот, очень приятно, что ваши люди даже при обсуждении столь важных и трудных вопросов не теряют чувства юмора. С такими намного приятнее иметь дело, честное слово!
Я внимательно посмотрел на Климова, стараясь понять, говорит ли тот от души или так, ради приличия, чтобы меня выгородить? Это было важно. Ведь нам предстояло делать работу вместе, поэтому и хотелось подробней изучить характер и настроение этого неизвестного человека. Пока комитетчик[4] мне нравился. Мы с генералом частенько разыгрывали и не такие спектакли, чтобы разобраться в людях, с которыми приходилось беседовать или раскручивать для дальнейшего использования. Полковник мне был симпатичен своей искренностью, с ним можно было иметь дело.
Молчание длилось недолго. Генерал внимательно обвел всех взглядом и продолжил далее уже тоном, который я прервать не посмел бы:
– Итак, на чем мы остановились? Ага, значит так, они собираются провести акцию с далеко идущими последствиями. На берегу озера оборудована секретная лаборатория. Все выглядит буднично, потому как замаскирована эта самая лаборатория под обычную турбазу. И самое удивительное, что она действительно функционирует, как самая настоящая турбаза, то есть туда приезжают туристы, ходят по маршрутам, загорают, катаются на водных лыжах и гидромотоциклах, короче, маскировка отличная, лучше придумать невозможно. Места там прекрасные и живописные. Туристы едут туда на отдых с большим удовольствием.
Я не стал перебивать генерала добавлениями, а тем более вопросами, но про себя подумал: «Расписывает все прелести так, словно сам отдыхал на этом курорте».
Начальник Управления тем временем взял со стола большой пакет и со словами: «На, скептик, посмотри!» – протянул его мне. Я взял пакет и вскрыл его. Там лежала пачка цветных и черно-белых фотографий, на которых в различных ракурсах были изображены какие-то строения. Снимки отличались высоким качеством, на них все просматривалось очень и очень подробно, видимо, специалисты поработали весьма основательно и добросовестно. Мои предположения подтвердили слова генерала, который сказал:
– Это – объект нашего интереса и вашего проникновения.
– А разве в КГБ нет своего отряда? В Первом главке «Вымпел» – отличное подразделение! – обратился я к генералу, рассматривая фотографии.
– Одна попытка предпринималась, но закончилась ничем, а если говорить точнее, то полным провалом. Но об этом потом полковника Климова расспросишь, – кивнул генерал в сторону стоявшего у стола офицера из Комитета государственной безопасности. – Ребята из военной и комитетовской разведок хорошо отработали свой хлеб и умудрились сфотографировать всю территорию турбазы со всех вероятных направлений, откуда можно было бы к объекту подступиться. Вот, смотри! Здесь есть виды и со стороны озера, и с горных склонов, и с центральной автострады. Имеются фотографии и внутреннего расположения коттеджей. Внимательно, внимательно все изучай! Пригодится!
На столе лежали и черно-белые снимки, сделанные, по-видимому, из космоса, на которых можно было подробно рассмотреть расположение всех строений на территории турбазы. Где лаборатория, стало ясно сразу, как только я увидел именно эти снимки. Особняком от стройных рядов коттеджей, где, наверное, размещались туристы, находилось несколько отдельных домиков. Они были отгорожены от основной массы домов зарослями колючих кустов, то есть живой изгородью высотой приблизительно метра два. Мне сразу пришла в голову мысль, что среди ветвей наверняка спрятаны малозаметные препятствия и прочая электронная ерунда, не позволяющие проникнуть на объект, не подняв шума или тревоги на пульте охраны.
– Система безопасности там наверняка серьезная! А что они, собственно говоря, там изготавливают или разрабатывают, если такая мощная охрана, и чего вдруг так испугалось наше руководство? – поинтересовался я у генерала и полковника, спрашивая их как бы одновременно.
– Сейчас тебе Владимир Александрович все подробно доложит, а я тем временем самовар поставлю да чайку заварю, сидеть ведь всю ночь придется, я думаю, и днем прихватим еще несколько часов, если не целый день. Обмозговать надо все так, чтобы провала не было и чтобы домой всем вернуться, – сказал генерал.
Немного помолчав, он добавил:
– По возможности, конечно.
И вышел из комнаты на кухню, оставив нас одних.
Климов встал из-за стола, подошел поближе ко мне и четко, по-военному, начал докладывать:
– По нашим сведениям и по данным военной разведки, полученным агентурным путем и при помощи технических средств, в лаборатории, расположенной на турбазе, разрабатываются опытные образцы химического вещества широкого спектра действия. Сейчас объем выпускаемого препарата ничтожен, но вскоре его начнут производить в большом количестве. Следует подчеркнуть, что производимый на турбазе химикат – довольно опасный вид психотропного препарата, который в недалеком будущем можно будет использовать и качестве боевого отравляющего вещества. Способ и механизм его воздействия досконально неизвестен, но мы точно знаем, что этот препарат активно влияет на психику человека, его мозг и центральную нервную систему. У нас чисто случайно оказались десятые миллиграммы этого вещества. Наши химики произвели анализ и сделали соответствующие выводы о его фармакологии и прочих характеристиках. Но это не все! Оказывается, лет пятнадцать назад в нашей стране проводились аналогичные опыты. Это вещество могло бы совершить переворот в лечении многих болезней, связанных с расстройством человеческой психики. Но работы были свернуты. Причины неизвестны, просто приказали свернуть работы без всяких объяснений, и все! После небольшого расследования выяснилось, что причины оказались самыми типичными и тривиальными, просто-напросто руководитель приревновал к будущей славе, а ученик не захотел поделиться – вот и вся подноготная остановки в конечном итоге перспективной научной разработки. В институте микробиологии нам дали консультации по поводу тех работ и заявили, что они не привели к положительным результатам, ученые не могли закрепить характеристики препарата или еще что-то там – это вторая причина, почему работы свернули. Нами установлено, что в течение длительного времени американцы проводили эксперименты с аналогичным веществом и достигли положительных результатов. Сейчас применение препарата затруднено, ибо ввести его в организм человека можно только вместе с пищей, но ведется и разработка новых способов воздействия, например, через органы дыхания, через кожу, и так далее. Разработчики придумали препарату оригинальное название «ген деструктивного поведения». Опыты проводятся прямо на месте производства вещества, то есть на турбазе, непосредственно на отдыхающих. Им вместе с пищей дают препарат в определенной концентрации и потом через время отслеживают результаты опытов. Некоторые отдыхающие находятся под контролем и наблюдением даже после окончания отдыха. Нам доподлинно известно, что вещество это оказывает влияние на человека и его психику на генном уровне, меняя структуру генетических процессов и программируя наследственность в нужном направлении и с определенными необходимыми, я бы даже сказал, заданными качествами. Механизм работы этого препарата весьма сложен, понять его можно только при наличии самого вещества или технологии его производства. Почему это так нас интересует? Дело в том, что при введении препарата в организм в нем происходят непонятные процессы, но через какой-то отрезок времени при произнесении определенной ключевой фразы человек начинает неосознанно выполнять действия, порой не отвечающие даже его личным интересам, желаниям и убеждениям. Причем эти действия будут носить абсолютно алогичный и деструктивный характер. Управлять объектом воздействия можно через что угодно, например, посредством телефона, радио или телевидения, даже с помощью поздравительной праздничной открытки, на которой будет написан нужный текст. Представь себе: кто-то выступает с рекомендациями, скажем, с телеэкрана, говорит, как следует решать те или иные экономические, военные, промышленные, политические, национальные и прочие проблемы, а слушающий потом их выполняет точно и в срок. Сведения об успешных результатах проведенных опытов на людях у нас имеются. Результаты эти впечатляют до ужаса. При желании и соответствующих указаниях применить этот препарат можно на самом высоком политическом уровне, например, для воздействия на любого лидера иностранного государства, при этом главное – накормить его этим веществом. Вот и политика глобального контроля. Мечта «золотого миллиарда», для которого трудится весь остальной мир, сбылась. Здорово, да?
– Интересно! Очень интересно! И отлично придумано, насчет глобального и всеобъемлющего контроля! А почему американцы у себя не производят препарат, этот «дефективный ген»? Ведь на своей территории легче обеспечить безопасность, сохранность и прочее. Все-таки здесь чужая страна, хотя и натовская, но работа слишком уж секретная, а в случае огласки, так еще и скандальная. Представляешь, какой вой поднимется в мире, когда узнают об этом «дебильном» гене. Есть на этот счет какие-нибудь мысли у дружественной организации?
Как-то незаметно друг для друга мы перешли на «ты».
– Конечно, с одной стороны, правильно, Турция – это их союзник по блоку НАТО…
* * *Организация Североатлантического договора (НАТО) создана по инициативе и под руководством США. Документ о создании был подписан в Вашингтоне 4 апреля 1949 года. Первоначально в организацию входили 12 государств: США, Великобритания, Франция, Италия, Канада, Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Португалия, Норвегия, Дания, Исландия; с 1952 года – Греция и Турция; с 1955 года – ФРГ(Зап. Германия); с 1982 года – Испания.
НАТО с самого начала стала активным орудием в руках Вашингтона в проведении политики «холодной войны» и силового воздействия на СССР в годы после окончания Второй мировой войны. В этой связи НАТО имела основными целями превратить эпизодическое устрашение в постоянную угрозу военного вмешательства во внутренние дела Советского Союза и усилить подрывную деятельность против социалистических стран в послевоенной Европе. По существу, территория Западной Европы служила своеобразным военным плацдармом, нацеленным против нашей страны.
По состоянию на 1991 год США имели в Европе группировку сухопутных сил общего назначения численностью более 355 тысяч человек, 220 пусковых установок баллистических ракет, 5000 танков, 2500 орудий и минометов, более 5000 пусковых установок противотанковых управляемых ракет (ПТУР), 1200 боевых самолетов, из них свыше 400 истребителей-бомбардировщиков, около 200 боевых кораблей, 54 ударные подводные лодки, 7 многоцелевых авианосцев. В странах НАТО размещено свыше 7000 ядерных боеприпасов.
После самоликвидации СССР и роспуска Варшавского договора советские войска были выведены с территорий всех бывших социалистических государств и, таким образом, расформированы крупные воинские соединения, части и подразделения Южной, Центральной, Северной групп войск и группа советских войск в Германии общей численностью около 1 миллиона человек и более 60 000 танков.
Группировка сухопутных войск США в Европе даже после окончания «холодной войны» и ликвидации так называемой «советской угрозы» значительных сокращений не претерпела.
(Сведения из Ежегодного сборника Лондонского института стратегических исследований.)
* * *– …Но это только с одной стороны, а с другой! Здесь все намного тоньше и хитрее. Американцы, наши нынешние «друзья и союзники», не такие простачки, да и не были они никогда простачками-дурачками. Это мы со своим новым мышлением кажемся им таковыми, потому как все им показываем и рассказываем. Я думаю, они правильно поступают. У себя в Штатах для них больше вероятности засветиться перед журналистами, чем здесь. А если те пронюхают что? Представляешь масштабы скандала, который они раздуют, если обнаружат, что у них производят такой препарат и еще испытывают его на американцах? А здесь глухомань, туристы приезжают преимущественно из Европы, причем восточной, а над такими, как мы, мы же ведь для них – люди второго, если не третьего, сорта, можно и поэкспериментировать, как над подопытными кроликами. Это – во-первых. Во-вторых, мы с Иваном Федоровичем думаем, что здесь легче соблюдать режим охраны и обеспечивать контрразведывательное прикрытие: все кругом просматривается, имеются и связи с местной полицией, которую прикармливают или даже содержат. Здесь любой вновь появившийся человек сразу попадает под наблюдение местных спецслужб. Маскировка очень удачная – под горный курорт. Но основное, почему они выбрали это место, – шикарная возможность и благоприятные условия для практического применения разрабатываемого препарата с одновременным контролем результатов опытов. Ну, где еще они нашли бы такое место? Если случится что, всегда можно оцепление выставить, блокпосты, патрули и вообще особое положение ввести.
– Понятно! А по поводу охраны? Система, порядок, режим – эти моменты известны?
По его взгляду я понял, что мой вопрос поставил в тупик не только полковника из Комитета, но и вошедшего в комнату генерала. Иван Федорович нахмурил лоб, вынул из кармана брюк любимую вересковую трубку, которую курил в минуты наивысшего волнения, и, набивая ее табаком от папирос «Герцоговина Флор», прошелся в полном молчании несколько раз по гостиной. Молчание длилось довольно долго. Наконец генерал сказал:
– После неудачной попытки спецназа КГБ проникнуть на объект шума было много, но нам официальных претензий не предъявляли. Ребята погибли все до единого, по крайней мере сведений, что они живы, ни у Комитета, ни у нас не имеется. Вообще что и как там происходило, – мы ничего не знаем. Режим охраны там, конечно, сменили: что-то усилили, улучшили и прочее, поэтому вам на месте придется вскрывать систему охраны объекта. С прежними схемами вас, конечно, ознакомят, но после той неудачной попытки они, естественно, все поменяли. И последнее, чтоб не оставалось никаких недомолвок и прочих недоразумений, – мы должны сказать тебе, Александр, что действуем без санкции руководства страны. Вот так! На свой, значит, страх и риск. Тебя надо было, конечно, сразу предупредить. Владимир Александрович предлагал, да я чего-то не согласился. Извини, но можешь отказаться. Я пойму. Приказывать и посылать тебя на верную смерть не могу, да и не хочу. Если даешь согласие, тогда ты для всех в отпуске. Подготовка – до восемнадцатого августа. Крайний срок – к двадцатому числу. К этому времени группа должна быть собрана, лучше чуть пораньше. Еще раз повторяю, риск такой, что о нем даже думать не хочется, не то что говорить, так что подумай, прежде чем согласие давать.
– Иван Федорович! А что вдруг так секретно? Разве для нашего руководства факт разработки принципиально нового психотропного оружия не важен? Для страны, например, для армии, для народа? Наконец, для будущего нашего и наших детей?
– А ты будто не знаешь и сам не видишь? Мы сейчас сильнее всего дружим с теми, у кого камень, целый булыжник, за пазухой. Кому и как прикажешь докладывать? Да его некоторые начальники, недавно назначенные, – генерал кивнул на Климова, – тут же на улицу Чайковского побегут! Да, да! Побегут! Межрегиональная депутатская группа вообще из американского посольства не выходит. Так что ставить в известность наше руководство нельзя. На всякий случай! Я не говорю, что все руководство бегает… но на всякий случай… Короче, действуем самостоятельно, на свой страх и риск. Некогда нашему руководству! Грызня у них там сейчас идет на самом верху, грызня за личную власть. Вот так! Ну? Согласен?
– А как же полномочия? Блеф?
– Тут ты можешь не беспокоиться, Александр. Все, что я говорил про возможности Комитета, – это правда. Все силы и средства задействованы и находятся в твоем распоряжении.
Он еще хотел что-то сказать, но неожиданно генерал, перебив его, вступил в разговор:
– Он же доверенное лицо. От имени того самого лица и действует!
– А если кто проверит? – задал я естественный вопрос.
– Что ж, вопрос резонный, – сказал полковник Климов. – Ответ прост – вопросом на вопрос! А кто может, будет или посмеет приказы самого председателя КГБ проверять и подвергать сомнению полномочия его помощника? Тем более, все проходит под грифом «совершенно секретно». Блеф имеет место быть, но, как говорил один умный человек: «Цель оправдывает средства».
– Значит, как говорится, я смогу работать по своему усмотрению и по собственному плану, полная свобода? – опять спросил я, обращаясь к генералу.
– Конечно! Только без самодеятельности и глупостей, – ответил тот.
– Ну, это ведь совсем другой коленкор, – обрадовался я, – так бы сразу и сказали. А сколько человек в курсе дела?
Иван Федорович поднял сжатую в кулак правую руку и распрямил, поочередно и молча, указывая на каждого из присутствующих в комнате, три пальца. Это значило, что он, полковник Климов из Комитета и я. Немного помолчав, генерал добавил, глядя пристально мне в глаза:
– Помощи тебе, полковник, ждать будет неоткуда, надеяться тоже не на кого, только на себя, поэтому подобрать нужно людей надежных и самых толковых. Приказывать не могу, на серьезное дело идете. Выбраться оттуда будет крайне сложно, но, правда, содействие пограничного спецназа Владимир Александрович обещал. У него там командир отряда – хороший друг, однокашник. Здесь, на территории Союза, мы будем ждать вас во всеоружии, когда обратно пойдете. Ох, и сложно же там будет! Кого думаешь взять с собой?
Я ответил быстро:
– Три человека, думаю, будет вполне достаточно для решения поставленной задачи.
Генерал и полковник из Комитета переглянулись и вопросительно посмотрели на меня, видно, их смутило решение взять с собой только двоих бойцов. Но не мог же я взять весь отряд?
– Чем больше народу, тем сложнее остаться незамеченными.
– Один из троих, конечно, ты! – сказал генерал. – Второй, бесспорно, Дед, то есть прапорщик Сокольников, а третий кто?
– А третьим будет майор Чернышев, наш с прапорщиком крестник!
Глава 4. Майор Чернышев Алексей Николаевич
Группы армейского спецназа действовали всегда одиночно и скрытно. Они не выходили в эфир, и вертолеты забирали их по сигналу радиомаяка, вылетая в заранее обозначенный район.
В тот день после завершения работы мы возвращались на базу, до района ожидания, откуда нас должны были забрать вертушки[5]. Желая сократить дорогу, я повел группу несколько иным маршрутом, через заброшенный кишлак. Еще не поднявшись на гребень гряды, с которой начинался спуск в долину, мы услышали ожесточенную перестрелку. Где-то недалеко шел бой.
У прохода, ведущего на сопредельную территорию, держали оборону наши десантники. Почему их было не более взвода и отчего солдат не поддерживали с воздуха, нас тогда не интересовало. Мы видели, что десантники несут потери от превосходящего впятеро, а может, вдесятеро, противника, а мы не можем им помочь. Ведь расстояние в горах – это не на равнине! Здесь километр можно пройти за пятнадцать минут, а можно и за час или за сутки, как повезет! Мы наблюдали в бинокли за происходящим, но добраться смогли лишь через двенадцать часов, когда было уже поздно. Мне не пришлось увидеть, как молодой капитан, когда закончились патроны, поднял бойцов в рукопашную и сам лихо рубился с душманами[6], калеча и убивая их саперной лопаткой.
На двух высотах, расположенных по сторонам прохода, мы вскоре обнаружили наших десантников. Живых среди них не было. У нас не было с собой радиостанции, поэтому вызвать вертолеты мы не могли.
Я собрал бойцов группы на импровизированное совещание.
– Товарищи офицеры! По всей видимости, наши коллеги-разведчики случайно обнаружили этот проход в горах и поняли, что через него можно уйти, вот они и оседлали господствующие высоты. Мы видели, что их было здесь около взвода или чуть более. Погибших двадцать человек. Значит, остальных захватили в плен. Будем искать все, что может указать, куда их потащили, – приказал я бойцам.
После небольшой паузы добавил:
– Живых или мертвых! На карте этого прохода нет. Ведет он предположительно в Пакистан. Свою задачу мы выполнили. Можем по прибытии на базу доложить, что здесь произошло, а мажем заняться поисками сейчас. У кого какие соображения?
Все офицеры группы высказались за поиски, невзирая на то, что мы сами неделю лазали по горам и почти не выходили из боев. Таков закон боевого братства – не бросать своих. Мы сложили тела погибших ребят в одном месте, забросали их камнями и ветками. После чего установили радиомаяк, по которому сюда должны прибыть вертолеты, закрепленные за моей группой.
– Командир, а ты не думаешь, что при отходе «духи» могли заминировать проход? – спросил один из офицеров.
Вопрос был вполне резонный.
– Не думаю, хотя я, например, заминировал бы, – вступил в разговор прапорщик Сокольников.
– А почему ты так думаешь, Дима?
– Потому, что «духи» уходили впопыхах, торопились, разведчики их здорово потрепали. К тому же они боялись, что их могут атаковать с воздуха.
– Логично! Но соблюдать надо все меры предосторожности. А потом, они захотят сюда вернуться. Проход-то замаскирован. А разведчиков они уничтожили. Вот и получается, что свидетелей нет. Зачем же им тогда всякий раз мины ставить, снимать, ставить, снимать? Утомительно это и нецелесообразно.
Я выслушал соображения всех бойцов и сказал:
– Думаю, что мины они не ставили, но максимальное внимание – это главное при передвижении. Тогда вперед!
Мы устремились в горный проход, который напоминал лабиринт Минотавра, заблудиться в нем можно было в два счета. Несколько раз мы упирались в тупик, приходилось возвращаться. Сил и времени было потрачено очень много. Мы ходили, ползали, рыскали, кружили по горам, словно волки, но след наших ребят все-таки обнаружили.
К исходу дня мы вышли к кишлаку. Бандиты забрались сюда для отдыха после боя. Пленных солдат они держали в глубокой яме, вырытой под домом в самом центре кишлака. Я лежал за камнем и наблюдал за деревней.
– Командир! – зашептал мне на ухо Димыч. – Ребят надо вызволять! Для них каждый проведенный час, день в плену – смерти подобен.
– Один ты среди нас такой сердобольный нашелся, а то я без тебя, что ли, не знаю, поучи курицу яйца нести! Как их только вытаскивать? Думаешь, мне их не жалко? – огрызнулся я, обидев ни за что ни про что своего друга. – Извини, Димыч! Но ты знаешь, что мы на пакистанской территории? Это ж потом скандал на международном уровне.
– Да прекрати ты! – ничуть не обидевшись, горячо зашептал Димыч. – Пропади он пропадом, тот скандал. Скажем, чуть что, мол, случайно здесь оказались. Командир! На войне как на войне! Я и один могу пойти, а там пусть хоть под трибунал отдают, мне будет уже наплевать.
– Случайно отклонились на тридцать верст? Горячку-то не пори! Один он пойдет! Тоже мне, Рембо Шварцнегеров. Все вместе пойдем. Даже если ты один пойдешь, отвечать мне придется. Помереть – дело нехитрое, особого ума не надо. Вот ребят вытащить – это совсем другая работа! А то один, умру, хоть под трибунал! Короче, всю ответственность беру на себя, а там, как судьба положит! Победителей не судят, так, что ли, говорят?
– Да вроде те слова Наполеону принадлежали, хотя, возможно, я и ошибаюсь, и они твои, – зашептал прапорщик, повеселев.
Ну что делать, любил Димка повоевать.
Душманов, по моим расчетам, было около шестидесяти-семидесяти человек, а может, и больше. Нас – в пять раз меньше. Силы, конечно, неравные, но мы же ведь спецназ, поэтому наше преимущество – внезапность, подготовленность и вера в себя. Я нащупал на переговорном устройстве кнопку вызова и трижды нажал ее. В наушниках каждого бойца группы прозвучал зуммер, который означал работу исключительно на прием. После получения ответных сигналов о готовности я передал всем команду: «Внимание! Начнем под утро! В оставшееся время вести наблюдение и проверить оружие!» Я понимал, что отдыхать бойцы не будут, какой бы приказ и от кого бы ни получили, ибо не то время и не та обстановка, чтобы лечь и спокойно уснуть. Все думали о наших парнях, которых предстояло освободить, причем желательно живыми.