Игры в героев. Воля свыше. Часть первая

5

– Вторая стадия всё ещё, а пора бы уже и четвёртой наступить. А быстрого сна так совсем не дождёмся, – проговорила Анна с заметными нотками разочарования в голосе.

– Совсем не обязательно, вполне возможны отклонения от нормы. А в нашем случае может быть всё, что угодно. Если только наш друг не наврал, – отозвался Сартаков-старший.

– Он говорил, что эти сны снятся постоянно, но это совсем не обязательно. Пациенты любят преувеличивать, – тут же высказался Русаков, стараясь немного поддержать разом поскучневшего Стрижевского.

Иван Сергеевич посмотрел на монитор, покрутил пальцами карандаш в задумчивости и, бросив его на стол, проговорил нехотя, выдавливая из себя каждое слово:

– Едва ли он согласился бы на обследование без реальной проблемы. Любой человек в здравом уме должен понимать, что его ложь тот час будет раскрыта. А я считаю, что наш пациент хоть и с проблемами, но в уме здравом. Во всяком случае на первый взгляд. Ладно, разбудим его, сидеть так дальше нет ни смысла, ни времени. Попробуем ночью, может именно ночь покажет то, что мы хотим увидеть.

Александра разбудили. Отчаянно зевая, он потянулся и сел, протирая руками глаза. Анна принесла чашку кофе и поставила её на прикроватную тумбочку.

– Спасибо, – проговорил тот хриплым после сна голосом и сделал хороший глоток бодрящего напитка.

– Что-то приснилось? – вкрадчивым голосом спросил Стрижевский.

– Как всегда продолжение. Если в двух словах…

– Не стоит. Мы ничего особенного не увидели. Вы точно не пытаетесь нас разыграть?

– Я говорю правду.

– Хорошо. Допустим, это правда.

– Вот спасибо, – буркнул Александр и отпил ещё кофе. Поставив чашку обратно на тумбочку, он отправился переодеваться за ширму.

– Вы, только не расстраивайтесь, молодой человек. Приходите вечером, мы снимем показания ночного сна.

– Хорошо, – переодевшийся Давыдов вышел из-за ширмы, попрощался с командой Стрижевского и покинул комнату.

Ярко светило солнце. Было довольно тепло, и даже предвещавший осень прохладный северо-западный ветер пока не мог остудить воздух. Александр подъехал к набережной и, оставив машину на стоянке у кафе, отправился прогуляться. Он часто бывал здесь и любил такие прогулки, особенно когда свежий ветерок с реки сдувал прочь запах выхлопных газов. В будние дни на набережной немноголюдно, можно было встретить лишь женщин с колясками, да пенсионеров, выгуливающих собачонок. Никто не мешал спокойно посидеть и подумать.

Александр присел на одну из многочисленных скамеек, вытянул ноги, откинулся на спинку. Перед ним медленно несла свои воды река, по реке неторопливо плыл белый круизный теплоход. Пара чаек лениво парила над кромкой воды в поисках неосторожной рыбешки. В этот момент словно что-то переключилось, все чувства исчезли. Он не слышал плача ребёнка неподалёку, не чувствовал аппетитных запахов, доносившихся из близлежащего ресторанчика, кожа не чувствовала дуновения ветра. Кровь гулким ударом вдруг стукнула в висках, и чей-то глуховатый голос раздался не только в ушах, но и в самом сознании: «Тебя ждут. Всё уже подготовлено, тебе нужно лишь набраться смелости. Тебя ждёт разгадка твоих снов. Иди же, иди».

Саша, вздрогнув, пришёл в себя, огляделся – вокруг никого не было.

«Что за чертовщина. Сначала сны, теперь и голоса мерещатся.»

Оглянулся ещё раз – по-прежнему никого, лишь вдоль противоположной стороны аллеи пробежала трусцой пожилая пара. Хорошо зевнув – он пока так и не отошёл от дневного сна – он поднялся со своего места, прошёлся немного в сторону моста и пересел на другую скамейку. «Иди», – снова раздался тот же голос.

Александр резко обернулся, да так, что заболела ключица – никого, вокруг ни души. Посмотрел даже на окна домов далеко позади, вдруг оттуда доносятся чьи-то слова, может и не ему адресованные. Но и там ничего подозрительного не заметил.

«Кажется, я начинаю сходить с ума», – прошептал он и от этого ему стало по-настоящему страшно.

Давыдов поспешил к машине. Стоило вернуться домой, пока совсем не поехала крыша. Правда спокойное вождение по полупустым из-за отпусков улицам успокоило его, все беспокойные мысли куда-то исчезли, и к концу пути настроение стало под стать погоде, такое же хорошее и солнечное.

Александр жил в просторной, светлой квартире-студии на втором этаже небольшого трёхэтажного дома. Два года назад этот дом постройки более чем полувековой давности реконструировали, оставив от старого лишь добротные стены. Теперь здесь, в двух шагах от городского парка, со своей стоянкой и консьержем, жили респектабельные работники сферы финансовых услуг. Квартира с большими окнами, выходящими прямо на липовую аллею, досталась Давыдову по счастливой случайности, когда его бывший босс продал её практически за бесценок, решив вдруг перебраться жить на тропические острова.

Александр поздоровался с дежурившим в вестибюле консьержем – женщиной средних лет из соседнего дома, бывшей учительницей. Она приветливо улыбнулась ему и, посетовав на чрезмерно бледный цвет его лица, добавила:

– Сашенька, дорогой, ты себя совсем не жалеешь. Сколько уже откладываешь отпуск?

– Э-э, да всё никак, работа не отпускает. Эльвира Петровна, меня никто не искал?

– Нет, никого не было.

Александр пожелал ей спокойного дня и поднялся к себе. Открыв дверь, он вошёл в прихожую, заученным движением, не глядя, нажал клавишу выключателя. Яркий свет почему-то больно резанул глаза, заставив прикрыть их ладонью, чтобы привыкнуть. Сняв куртку и ботинки, он прошёл в комнату. Под руку попался купленный вчера автомобильный журнал, Саша взял его с журнального столика и, листая страницы, подошёл к гардеробной переодеться в домашнее. Внимание его вдруг привлёк лежавший на кровати свёрток. Александр удивлённо посмотрел на нечто объёмное, тщательно завёрнутое в обычную мешковину и перевязанное верёвкой. Никого же не было!

Он осторожно дотронулся до лежавшего на кровати предмета. Даже если кто-нибудь приходил, Эльвира Петровна не пустила бы незнакомого человека сюда, да и посылку оставила у себя. Залезть через окно никто не мог. Хотя, может, кто-то решил устроить сюрприз, и его хорошо знала Эльвира, раз посылка оказалась в его квартире.

Александр сходил за ножом, разрезал верёвку и развернул свёрток. Пожалуй, он ожидал увидеть там что угодно, но только не это. Внутри, аккуратно упакованными, лежали сапоги из толстой рыжеватой кожи, причём сделанные так топорно, что их постеснялся бы одеть и лесник-отшельник. Затем в руки попали коричневого цвета шерстяные штаны с широким кожаным поясом и сероватая рубаха, видимо льняная, под которыми лежали – у Саши от изумления открылся рот и перехватило дыхание – потёртые ножны с мечом, длиной с руку, но довольно широким, напоминавшим римскую спату и увесистый медальон на цепочке.

– Ну и чьи это шутки, – Александр усмехнулся. – Не Стрижевский же решил поиздеваться надо мной.

Пожав плечами, он начал переодеваться в эту одежду – любопытство взяло вверх над брезгливостью – хотя, надо признать, она была совершенно чистой. Как ни странно, всё пришлось впору, словно подкинувший это человек хорошо знал его, а таких было лишь трое – родители, да бывшая, которую он не видел уже полгода. Даже эти нелепые сапоги оказались на редкость удобными.

Прикрепив к поясу ножны с мечом, Александр подошёл к зеркалу. Неплохо. Наряд определённо был ему к лицу. Он уже подумал, что кто-то из знакомых решил затеять оригинальную вечеринку, но зачем тогда золотой медальон? Жёлтый кругляш лёг в ладонь и приятно отяготил её – определённо золото. Вот уж это очень странно. Саша внимательно рассмотрел его. На немного неправильной формы диске виднелись полуистёртые буквы неизвестного языка, напоминавшие арабскую вязь. Понять, что там написано, не представлялось возможным без посторонней помощи, и он подумал, не показать ли эту безделушку знакомому дипломату, вдоль и поперёк исколесившему Ближний восток. Вдруг показалось, что медальон недостаточно блестит, не так, как положено золотому. Держа его на ладони левой руки, Александр прикоснулся к нему пальцами правой, а затем и всей ладонью.

Яркая вспышка расцвела в глазах ослепительным белым цветком. Сознание помутилось, словно от наркотического дурмана, всё тело обволокла непонятная слабость, и возникло такое чувство, словно кто-то тянет за ноги вниз. Всё прекратилось так же внезапно, как и началось. Но перед глазами уже был не знакомый интерьер квартиры, а заросли орешника. Большие светло-зелёные листья касались щеки, на лоб, тонко пропев, сел комар. Запах цветов, хвои, листьев, чистый пьянящий воздух разом вскружили голову, помогая преодолеть испуг. Перед глазами всё ещё мелькали радужные круги, но он видел, что за кустами, всего в шагах двадцати от него находится дорога, по которой марширует колонна вооруженных мужчин.

Александр всё понял сразу – сон и явь слились воедино. Теперь он здесь, но почему? Для чего? Он подошёл ближе, вылез из кустов – к нему тот час направился ехавший отдельно от всех всадник – рыжеволосый здоровяк с довольной улыбкой на лице. А в толпе внезапно мелькнуло до боли знакомое лицо, лицо, которое он всегда видел, склоняясь во сне над водой. Их глаза встретились, и Саше показалось, что тот тоже узнал его.

– Эй, земляк, ты как тут очутился? – окликнул его всадник.

6

Встретили Эйнара в полку не то, чтобы плохо, но и без особого восторга. Неизвестно откуда взявшийся деревенский парень – и сразу десятник. Ни дать ни взять, родственник самого Эллирия объявился. Такое звание, да что там десятник, сотник тоже, среди добровольцев ровным счётом ничего не значило. Не сегодня-завтра кончится война, и этот выскочка опять займёт своё место, станет тем, кем был. Но всё равно обидно, завидно. Так что пришлось Эйнару и Бирнезию целый день слушать недовольное шушуканье.

Правда, ближе к вечеру, по лагерю прошёл слушок, что неспроста куда-то запропастился Салтис, и причина его отсутствия – новый десятник. А после того, как в лагере ещё раз побывал Каллист, пожалуй, только глухой не знал во всех красках о поединке между Эйнаром и Салтисом. Как ни странно, это пошло на руку молодому десятнику. Сильного телом, но не умом сотника здесь никто не любил. Терпели, боялись, подчинялись ему, но друзей здесь у него не было. Во всяком случае, никто Эйнару в глаза не сказал – ты убил моего друга, и я хочу отомстить.

Этот день прошёл довольно уныло. Занимались тем, что готовили выданные из арсенала доспехи и оружие. Всё было грязным, порой даже ржавым, но выбирать не приходилось – даже такой хлам мог спасти жизнь. Затем привезли щиты и копья – на этот раз свежесделанные, но и тут тоже беда – пришлось шкурить каждое древко, чтобы потом, в бою не насажать себе в руки заноз. Щиты оставляли желать лучшего. Сделанные наспех, да из сырой древесины, они норовили развалиться на части, что и произошло с парой десятков. До вечера солдаты приводили всё в порядок и грузили на подводы. А перед закатом, когда измученные люди собрались спать, Эллирий, успевший опрокинуть стаканчик-другой вина, выступил перед всеми с краткой речью:

– Завтра в полдень мы выходим, и, возможно вечером, мы вступим с противником в бой. Так что прекращайте все свои ссоры и перебранки, сами уже знаете, что из этого получается. Ну, ладно, давайте спать все живо. И чтобы ни единого звука, не приведи боги, если снова на вас местные пожалуются. Шкуру спущу.

Эйнар и Бирнезий едва дошли до своей палатки. Оба, не раздеваясь, рухнули на жёсткие лежанки и мгновенно уснули, даже не перемолвившись словом. А на следующее утро Бирнезий еле растолкал товарища уже перед самым началом построения. Тот с трудом поднялся и, совсем ещё сонный, выбрался на улицу. Полк уже почти построился, и их, немилосердно подгоняя тычками в спину, поставили в строй. Прибежало ещё несколько опоздавших. Теперь все были в сборе. Появился Эллирий в сопровождении пятисотников. Оглядел внимательно строй, прошёлся перед ним, помахивая ивовым прутиком, и гаркнул так, что стая ворон взвилась в небо:

– И что как долго?! Сколько вас ждать можно, или мало вас гоняли?! Напра-во! Марш!

Полторы тысячи человек разом повернулись, правда, некоторые совсем в противоположную сторону. Эллирий поморщился, хотел сказать этим олухам пару ласковых, но махнул рукой. Этот сброд не перевоспитать. Едва ли среди них наберётся два десятка действительно способных держать в руках оружие. А остальные так, пришли поиграть в героев, либо сбежали от надоевших жен. И ведь каждый надеялся вернуться домой с десятком-другим монет, обещанных казной за службу.

Полк, на удивление дружно, зашагал вперёд, громко топая сапогами по доскам, которыми была застелена проходившая через пустырь улица. Следом, скрипя плохо смазанными осями, двинулись подводы, заполненные оружием и припасами. Грохочущие железом повозки разбудили окрестные дома, и из-за открывавшихся ставен вслед колонне понеслась отборная ругань.

– А ну, пасть закрыли все! – заорал Эллирий. – Парни кровь проливать идут, а вы их хаете?!

– А без грохота нельзя идти кровь проливать? – нагло спросил кто-то.

Командир забористо выругался в ответ, прихватил из попавшейся под руку поленницы деревяшку и запустил её туда, откуда донеслись эти слова. Ставни вовремя закрылись, и полено ударило по ним, оставив на гладко отструганных досках вмятину.

Вскоре, дерево под ногами сменилось камнем, дома вокруг стали добротнее, выше, да и горожане здесь уже не позволяли себе ругани, а лишь укоризненно смотрели вслед нарушавшей покой толпе. Отряд миновал городские улицы и, пройдя через ворота, те самые, через которые Эйнар и Бирнезий зашли в город, вышел на ограниченное рекой и крепостными стенами, поросшее редкой пыльной травкой поле.

Сбор войска назначили, как всегда, здесь, но кроме полка добровольцев на плацу были лишь несколько человек, как сказал Эллирий, «дворцовых лизоблюдов». Их послали сюда следить за порядком, и они заставили командира расположить своих людей подальше от проходившей в сторону моста дороги.

– Ну да, – проворчал он. – Добровольцев, как всегда, на задворки загоняют. Ладно, сидите, стойте, кому как удобнее. Хотите – ешьте, хотите – пейте, только, чур, не до пьяна. Ждать долго придётся.

Прождали часа три, пока полки его величества не заняли на плацу свои места. Эллирий с завистью смотрел на чётко маршировавших солдат, на добротные, хорошо смазанные повозки, нагруженные аккуратно сложенной справой, сравнивая их со своими доходягами и вздыхал, не забывая вставлять в промежутках между вздохами крепкое словцо. Наконец, все в сборе. Последними из ворот выехала группа из пяти десятков всадников со знамёнами – полководец со своей свитой. Они быстро проскакали вдоль рядов, проверяя готовность и, не заметив ничего предосудительного, отдали приказ выступать. Пятнадцатитысячная армия зашевелилась, вытягиваясь на дороге в узкую ленту колонны, и двинулась вперёд, провожаемая толпой зевак.

Они шли уже около часа по южному тракту, ведущему сквозь хорошо знакомые Эйнару леса. Дорога была однообразной и скучной, люди шли вперёд, перебрасываясь друг с другом редкими фразами. Эллирий разъезжал рядом на коне, то и дело взбадривая уставших крепким словцом. Внезапно он заметил кого-то, отъехал в сторону, что-то крикнул – Эйнар не разобрал. Однако он пробился к краю колонны – странное желание подначивало его взглянуть, в чём же там дело. На обочине, рядом с возвышающимся на коне Эллирием, стоял человек, совсем ни чем не примечательный, но какой-то до боли знакомый. Как показалось Эйнару, он его уже где-то видел, правда, никак не мог вспомнить, где именно. Они о чём-то говорили, затем Эллирий повернулся – его взгляд встретился с взглядом десятника.

– Эй, бери себе новенького.

Незнакомец пробился сквозь строй и очутился рядом с Эйнаром.

– Звать то как? – спросил тот.

– Александр, можно Саша.

– Странное имя какое-то, не обижайся только, первый раз встречаю такое. А меня Эйнаром зовут.

Он замолчал, затем спросил, наверно, чтобы разрядить неловкое молчание:

– Ты первый раз на войну идёшь?

– На войну? – переспросил новенький, и Эйнар увидел, как побледнело и вытянулось его лицо.

– Ну, а куда же ещё.

Война?! Александр сразу понял, куда направляются эти люди, и слова застряли у него в горле. Хватило сил лишь слегка кивнуть головой. Никакого желания воевать не было. Одно дело надеть на себя меч, покрасоваться перед зеркалом, но сражаться… В памяти сразу всплыли батальные сцены из фильмов, и ему стало не по себе. Всё, хватит приключений. Он понял, что это за сны и больше не желает быть участником этих событий. Незаметно для окружающих Александр достал медальон, но, странное дело, из золотого он стал серо-стальным. И сколько руки не сжимали его, ничего не получалось. Саша едва сдержал стон отчаяния, затравленно огляделся по сторонам.

– Да не дрейфь ты, – хлопнул ему по плечу сосед.

– Ничего, нормально всё, – ответил он, и только сейчас заметил, что говорит на совершенно другом языке, причём, ему не приходится переводить фразы, всё получается само собой. – И долго нам идти?

– А кто его знает? Сегодня-завтра сражение. Да ты не думай, нас в пекло не бросят. Если только с фланга ударим, или, скорее всего, обоз охранять будем. А если дело худо повернётся, главное – не геройствуй, бросай оружие да в лес беги.

Александр молча кивнул. Легко сказать – не думай. А если жить ему осталось несколько часов? Но время шло, а войско продолжало свой путь. Лишь раз остановились совсем на чуть-чуть, чтобы немного перекусить и справить нужду. В руки Александра сунули ломоть пахучего ржаного хлеба, кусок вяленого мяса и флягу с водой.

– Ногами шевели, – пробурчал стоявший за его спиной солдат, и Саша отошёл от повозки, впившись зубами в удивительно вкусный, ещё свежий хлеб..

И снова в путь. Люди шли и шли, казалось, они будут идти до тех пор, пока путь им не преградит гора или море. Прошёл ещё час, может полтора, как показалось Александру. Он вдруг почувствовал – что-то произошло. Вдоль колонны проскакало несколько всадников, и солдаты всполошились, зашептались. Началось – пронеслась в голове мысль, и сердце ёкнуло в груди.

– Говорят, но Ороге они ждут нас, – послышался рядом шёпот.

Один из всадников остановился рядом с Эллирием и, сказав ему что-то, поскакал дальше.

– Быстрооо! Все к обозу! – надрывал глотку командир. – Разобрать доспехи! Копья в руки, щиты в руки и строиться!

Суета поднялась неимоверная. Наверно, на базаре не бывает такой, когда стража ловит шайку карманников. Все стремились первыми пробраться к повозкам, чтобы выбрать снаряжение получше. Толкая соседей, Саша устремился следом за Эйнаром.

– Вы что, белены объелись! – орал Эллирий, с трудом удерживая испугавшегося суматохи коня. – Куда рвётесь, в очередь встать быстро! Позор на всё войско!

Но никто не обращал на командира внимания. Сотни рук тянулись к повозкам с криками: «Давай мне! Давай сюда!». Перепуганные возницы не глядя бросали в толпу то кольчугу, то шлем. В конце концов, люди сами начали растаскивать из повозок оружие. Эйнару повезло, повезло и Бирнезию с Александром. Их не затоптали в этой свалке, да и оружие с доспехами досталось всем троим ладное. Эйнар, правда, хотел прихватить в обозе меч, но ему перепал лишь кинжал, но вполне внушительных размеров. Порядок, в конце концов, восстановили. Люди построились и замерли в ожидании команды.

Колонна разбилась по полкам, одни пошли по дороге дальше, другим пришлось продираться через лес, и спустя полчаса войско вышло на широкую, утопающую в зелени трав, долину реки. Там, впереди серебристой змеёй несла свои воды Орога, но путь к ней был преграждён шеренгами войска противника. Едва первые ряды элаиров вышли на прибрежный луг, со стороны врага донёсся глухой рёв – тысячи голосов слились воедино, может они слали проклятия, а может даже приветствовали – никто разобрать не мог. Мечи ударили по щитам, добавляя ко всему жуткий грохот. Элаиры ответили пением боевого гимна, призывающего крушить врага; синими и алыми птицами взвились боевые знамёна, и полки двинулись вперёд. Позади, где находился полководец, вверх поднимались вымпелы, и в ответ на это середина войска ускорила шаг и, оторвавшись на добрую сотню шагов от флангов, ударила во врага. Резкий грохот ударов щитов о щиты заглушил остальные звуки, следом по полю битвы разнёсся звон мечей, треск копий, а затем и крики. То тут, то там раздавались победные возгласы, им вторили истошные вопли раненых и хрипы умирающих. Казалось, всеми овладело неудержимое безумие.

Полк добровольцев оказался в стороне от битвы, во второй линии левого фланга. Вся первая линия уже вступила в бой, на подходе была и вторая линия правого фланга и даже остававшаяся в резерве конница, а они продолжали стоять, оставаясь безучастными свидетелями этой резни. Внезапно по ним хлестнули выпущенные откуда-то с тыла талланцев стрелы. Несколько человек застонало от боли, несколько, в том числе сосед Александра по шеренге, упали замертво. Саша вздрогнул от неожиданности и повернулся – человек был уже мёртв, стрела попала в незащищённое горло. Мёртвые глаза, не мигая, смотрели в небо, из уголка рта медленно сочилась кровь.

– А-а! – он отшатнулся в сторону, едва не сбив Эйнара с ног.

На него тут же зашикали, толкнули – Саша наступил на руку мертвеца, неловко подпрыгнул, едва не упав.

– Что с тобой, успокойся, – донёсся до него сквозь шум сражения голос десятника. – Скоро пройдёт… Хм, да ты бледен, как поганка.

Александр ничего не ответил, он лишь тяжело дышал, стараясь справиться с подступившей к горлу тошнотой. Тем временем позади поднялось ещё несколько вымпелов.

– Полк! – раздался зычный голос Эллирия, перекрывший даже шум боя. – Щиты сомкнуть! Вперёд!

В ответ раздался рёв, подобный звериному, и полторы тысячи бойцов ринулись в круговерть схватки. Полк ударил в никак не поддающийся левый фланг талланцев, стараясь смять его и прорваться к переброшенному через реку мосту.

Нестройные шеренги добровольцев ударили как надо. До сих пор стоявшие непоколебимо ряды врага отшатнулись в сторону от остро отточенных копейных наконечников, попятились, не забывая, всё-таки, отмахиваться мечами, ловко перерубая попадавшиеся на пути древки.

– Копьё дай! – услышал Александр, и в тот же миг стоявший впереди него человек выхватил из рук копьё взамен своего перерубленного.

– Очнись! Щит выше! – гаркнул на ухо Бирнезий и легонько стукнул кулаком по шлему.

Саша вздрогнул и быстро прижал щит к груди. В тот же миг стоявший перед ним солдат с криком бросился назад, зажимая рукой выбитый глаз. Налетев на Александра, он упал на колени и быстро пополз на четвереньках прочь. Застывший в ужасе, Саша проводил раненого немигающим взглядом. Но раздавшийся мгновение спустя предостерегающий оклик вывел его из оцепенения, он повернулся вперёд и увидел перед собой перекошенное в ярости, забрызганное кровью лицо врага. Рука сама подняла щит, отбив удар меча сверху. Между тем правая рука лихорадочно пыталась вытащить из ножен меч. И вдруг враг исчез, а вместо него перед глазами появилась широкая спина Бирнезия. Через мгновение тот повернулся, держа у щита залитый кровью до эфеса клинок.

– Бери свой меч, или тебе конец!

Рука, наконец, вырвала оружие из ножен. Справа возникла пустота, в которую шагнул здоровый как медведь, высокий талланец с всклокоченной, окровавленной бородой. Он махнул своим топориком – Александр пригнулся, подняв над головой щит. Лезвие секиры ковырнуло толстую бычью кожу, развернулось обухом вперёд, едва не вырвав рукоять из руки. Этого мгновения хватило, чтобы сделать полшага в сторону, к незащищенному щитом боку противника и… Рука сама завершила начатое. Пока сознание противилось, кричало – «Нельзя убивать!», она послала остриё под рёбра врага. Меч со скрежетом пробил пластину из тонкой бронзы и вошёл в тело. Струйка крови потекла по лезвию, и Александр, вздрогнув, вырвал клинок из раны, провожая взглядом падающего под его ноги врага. В душе смешались страх и отвращение, ненависть к себе и крик оправдания: «Я защищался! Если не я, то он бы убил меня!» Но вокруг продолжался бой, взгляд видел искажённые лица, брызги крови над орущей толпой. В тот же миг возникло желание броситься на них и порубить на куски, чтобы все они замолчали. Кровь гулкими ударами застучала в висках. Он крепче сжал меч. Шаг вперёд. Молниеносный удар. Лезвие входит в горло противника, словно горячий нож в масло. Странное чувство, уже не страх и отвращение, а удовольствие. Его рука забрала жизнь врага. Он победил. Жажда крови перевернула душу до основания, помутив на мгновение рассудок. А когда наваждение прошло, когда рассеялся перед глазами туман, Александр бросился вперёд, неся на острие своего клинка боль и смерть.