Игры в героев. Воля свыше. Часть первая
Сжатый со всех сторон, враг сопротивлялся недолго. Паника пронеслась по его рядам, и талланцы, потеряв надежду на победу, ринулись бежать. Одни бежали без оглядки, побросав своё оружие, другие старались отступить по всем законам военного искусства. Полк Эллирия очутился около единственного на всю округу небольшого моста, куда и пыталось прорваться большинство из отступающих. Ещё бы мгновение, и всех бы до единого, втоптали в этот несчастный мост, но со всех сторон ударили несколько полков, и враг рассеялся на небольшие группы. Некоторым удалось всё же прорваться на мост, и полк добровольцев ринулся было в погоню, но с полсотни смельчаков развернулись к ним навстречу и приготовились умереть, но прикрыть отход своих товарищей.
– Стойте! Расступитесь! – раздался из рядов талланцев сильный голос.
Вперёд вышел закованный в воронёный панцирь гигант, сжимавший в руке тяжёлый, широкий меч.
– Все мы храбрые воины, но не наша вина, что мы сошлись друг с другом на этом поле. Довольно крови. Пусть любой из вас сразится со мной, и если победа будет на его стороне, мои солдаты сложат оружие, если выиграю я, мы уйдём. Вы согласны?! Подумайте, иначе здесь ляжет не одна сотня ваших солдат, я это обещаю.
– Ну уж загнул, – послышался насмешливый голос, и Александр с удивлением узнал голос Эйнара. – Посмотри лучше, как твои дружки драпают.
– Я вижу, смельчак нашёлся, – спокойно ответил талланец. – Так выходи, покажи какой ты храбрый воин.
Среди солдат раздались смешки, кто-то буркнул, де острослов в штаны наложил уже от страха. Но Эйнар вышел. Не спеша, подошёл к талланцу, положив на плечо добытый в бою меч. Тот удивлённо посмотрел на противника.
– И ты думаешь справиться со мной? – спросил он. – Может, подумаешь хорошенько, прежде чем идти на верную смерть. Я ж тебя щелчком зашибу.
– Попади сначала.
– Как знаешь.
Противники поудобнее перехватили оружие и начали медленно подходить друг к другу, присматриваясь к каждому движению, примеряясь, ища слабину. Талланец вдруг молниеносно преодолел оставшиеся пару шагов, размахнулся и, резко выдохнув, махнул мечом. Тяжёлое лезвие с шипением рассекло воздух и ударило в подставленный Эйнаром щит. Раздался треск, но щит выдержал, зато державший его человек невольно присел от мощного удара. Тут же на щит обрушился ещё один удар, и Эйнар упал на политые кровью доски, но быстро перекатился в сторону и, вскочив на ноги, нанёс ответный выпад. Его противник отвёл клинок в сторону, сделал шаг вперёд и ударил кромкой щита по руке. Эйнар удержал в руках меч, но споткнувшись о чьё-то бездыханное тело, упал под ноги врага. Талланец занёс меч для последнего удара.
Все вокруг замерли, Бирнезий же ринулся вперёд сквозь строй, хотя и был слишком далеко, чтобы успеть прикрыть друга. Но прежде чем меч начал своё роковое движение, Эйнар изо всех сил ударил противника ногой в пах. Тот согнулся, выронил оружие и упал рядом, застонав от нестерпимой боли. Эйнар схватил его же клинок и с силой рубанул по спине так, что лезвие разлетелся на несколько осколков. От удара о броню застёжки на спине разорвались, и доспехи слетели с врага – остались лишь наплечники. Тот всё же поднялся, сжимая в руке длинный кинжал. Взревев, словно зверь, он бросился на врага, но Эйнар, подняв попавшийся под руку боевой топор, ловко увернулся и, с разворота, нанёс по спине противника последний, смертельный удар. Страшное оружие, дробя кости и хребет, вонзилось в тело гиганта. Брызнула кровь. Талланец замер, повернул к Эйнару искажённое от боли лицо, видимо что-то хотел сказать, но жизнь покинула его, и мёртвое тело упало навзничь. Тут же раздался звон оружия – оставшиеся талланцы, верные слову командира, сдались на милость победителя.
Эйнар повернулся и, устало улыбаясь, пошёл назад, сквозь строй своих товарищей. Отовсюду слышались поздравления, его хлопали по плечу, кто-то совершенно незнакомый бросился пожимать руку. Тут же рядом стоял Бирнезий и негромко выговаривал юноше за его безрассудство. Отведя душу, он крепко обнял Эйнара и подтолкнул навстречу пробиравшемуся через строй командиру. Эллирий, не говоря ни слова, заключил его в свои медвежьи объятия и расцеловал в обе щеки. Эйнар осторожно отстранился, покачал головой.
– Мне бы прилечь, поспать немного, – вздохнул он. – Устал я.
– Иди, отдыхай, что спрашиваешь! – воскликнул Эллирий. – Вон кустики вдоль берега, там хорошо и никто не помешает. Отдыхай, сколько хочешь, заслужил.
Войско праздновало победу. Рядом с полем боя, где пленные под присмотром стражников сносили тела погибших к погребальному костру, зажглись костры и для ждавших своего часа в обозе окороков и другой снеди. Из раскупоренных бочонков щедро разливали вино, и уже слышны были пьяные крики, здравницы за полководца и императора.
Александр, стараясь не привлекать к себе внимания, отошёл в лес, в густой малинник. Здесь уже стоял густой сумрак. Аромат малины сводил с ума, и Саша, не замечая колющих руки шипов и тонкого пения комаров, срывал с веток небольшие, поразительно сладкие ягоды и жадно ел их. И лишь только когда приторная сладость во рту начала вызывать отвращение, он достал из-за пазухи медальон. Тяжёлый, чуть меньше ладони, диск был жёлтым.
7
«Это не сон… Это не сон», – словно в бреду шептал Александр, пытаясь нащупать в сумраке комнаты диван.
Перед ослеплёнными вспышкой глазами плыли радужные круги, руки дрожали, но, наконец, он нащупал рукой мягкий подлокотник и упал на подушки, так и не сняв испачканных пылью и кровью доспехов. Сердце гулко билось в груди, отдаваясь болезненными толчками крови в висках. Саднило задетую вражьим клинком руку. Эта несильная боль заставила придти в себя. Саша посмотрел на рану – сквозь распоротую рубаху был виден небольшой, кровоточащий порез. Ещё немного – мелькнула мысль – и лезвие задело бы кость, а то и артерию, и тогда… Что тогда – не хотелось думать. В следующий раз кольчугу надо брать с длинными рукавами. В следующий раз?! Да никогда больше… И зачем послушал этого Бирнезия. Легче рубиться будет, рука меньше устанет. Да, ещё немного и остался бы без руки. Александр поморщился – эта мысль всё-таки пришла в голову. Он собрался с силами и поднялся на ноги. Надо снять с себя всё это, отчистить, залить йодом рану и… бросить в стирку чехол дивана.
В первом же кухонном ящике под руку попалась упаковка протирочных салфеток с ароматом лимона. Выбирать не приходится. Пусть железо пахнет лимоном, а не этим дурманящим запахом крови. С чисткой Александр справился быстро, одежду и испачканный чехол бросил в стиральную машину. Уставшее тело просило отдыха, и он, даже не поужинав, тем более мысль о еде сразу вызывала приступ тошноты, лёг на кровать. Нужно отдохнуть не только мышцам, но и разуму. Но едва он закрыл глаза, снова в сознании начали мелькать сцены битвы. Непроизвольно, Александр начал считать тех, кого сразил его меч. Перед глазами неслись перекошенные от боли лица, в ушах снова стоял крик. Он досчитал до семи и сбился. А сколько их там всего было? Десяток? Два?
«Ловко убиваешь», – сказал ему после боя кто-то из тех, что стоял рядом.
Ночь проходила, а Александр по-прежнему лежал на спине, смотря в потолок широко раскрытыми глазами. Лишь под утро, когда отсветы зари окрасили небо над деревьями в парке, он забылся в тяжёлом, тревожном сне. Поспать получилось всего лишь часа три. Утром зазвонил телефон, и Саша проснулся, но так и не взял трубку, слушая, как аппарат выводит птичьи трели. Вставать всё равно не хотелось, и он пролежал до полудня. Телефон звонил ещё несколько раз, но Александр смотрел на него ненавидящим взглядом и продолжал лежать. Из этого оцепенения его вывела мысль о Стрижевском. Он же ему так и не позвонил. Наверняка, это доктор названивал всё утро, чтобы узнать, куда делся его подопытный. Сначала захотелось просто забыть его, сменить квартиру, но Александр решил, что это, по меньшей мере, неприлично, да и слишком хлопотно. Пусть Иван Сергеевич и его подручные засыпают его своими счетами, но он должен поехать к ним и всё рассказать.
Стрижевский смерил Александра недовольным взглядом. Внешний вид пациента оставлял желать лучшего. Одежда помята, под глазами синяки, у лица нездоровый оттенок, словно человек провёл бурную, бессонную ночь. Коллеги Ивана Сергеевича терпеливо молчали, предоставив право устроить разнос руководителю проекта.
– Что случилось, почему ты вчера не пришёл? – Стрижевский скрестил на груди руки и сделал шаг вперёд. – Ты чем ночью занимался? Вижу, что не скучал.
Александр проигнорировал внезапный переход на «ты», осторожно обошёл разгневанного доктора и присел на кровать. Стрижевский резко повернулся на каблуках, взял стул и, поставив его напротив спинкой вперёд, сел на него, продолжая сверлить пациента свирепым взглядом.
– У тебя неприятности? Если так, то не надо держать в себе. Для того и нужны такие врачи, как мы, чтобы помочь разобраться в любой жизненной ситуации. Так что бери себя в руки и поведай о своих проблемах. Нам не нужно, чтобы они мешали исследованиям.
Александр поднял взгляд, внимательно посмотрел в глаза врача и проговорил:
– Я был там.
– Где – там? – не понял Иван Сергеевич.
– В своих снах. Вот только случилось это не во сне, а наяву. Я видел всё своими глазами, я дышал тем воздухом и ходил по той земле. Это существует, живёт, так же как и мы…
– Стоп, стоп. Ты точно в порядке?
– Я в полном порядке. И могу ещё раз повторить всё сказанное мной. Можете мне не верить, но это так.
– Можешь повторять, можешь не повторять, но ты, друг мой, совсем не в порядке. Разреши осмотреть тебя, – Стрижевский осторожно приблизился, коснулся подбородка Александра, чтобы приподнять лицо и увидеть глаза. – Надеюсь, это не наркотики?
– Какие к чёрту наркотики! – Саша резко отбросил руку доктора. – Думайте, я сумасшедший или наркоман?!
– Тихо, успокойся, – Иван Сергеевич сделал едва заметный знак рукой, и Анна шагнула в сторону кейса с лекарствами. – Я понимаю, эти сны доведут любого. И ты правильно сделал, что обратился ко мне, ведь именно я смогу тебе помочь.
– Это не сны! – закричал пациент так, что все вздрогнули. – Это реальность. Вот, что случилось со мной, поглядите, – он рванул на себе рубашку, оторвал потемневший от просочившейся крови пластырь и протянул вперёд руку, на которой около локтевого сустава была небольшая резаная рана, ещё свежая, слегка воспалившаяся.
– Просто обычный порез, такое случается в быту, – задумчиво проговорил Русаков сидя в кресле.
– Порез?! Думаете, я недостаточно аккуратно брился? Или, всё-таки, отвёл рукой меч, чтобы бы мне не проткнули шею?!
– Ты не обижайся, но первое более вероятно. И мне кажется, тебе нужно присесть, расслабиться, отдохнуть. Спокойно расскажешь нам обо всём, а мы поможем тебе разобраться, что реально, а что нет.
Почему-то эти слова стали последней каплей и вывели Александра из себя. Разразившись бранью, он бросился на доктора, но у коллег Стрижевского реакция была отменна, да и опыт работы с психически неуравновешенными людьми присутствовал. Его тут же схватили, повалили на кровать и прижали так, что не пошевелить было ни рукой, ни ногой. Он, конечно, сделал отчаянную попытку вырваться, но вдруг ощутил весьма болезненный укол в левой ягодице. Анна заранее успела приготовить шприц с коктейлем из успокоительного и снотворного, а теперь безжалостно вколола ему эту смесь. Саша, всё-таки, сделал ещё одну попытку вырваться, но лекарство уже подействовало, тело бессильно обмякло и он быстро уснул.
– Совсем парень спятил, – устало проговорил Сартаков-старший, вытирая платком со лба пот.
Стрижевский разочарованно махнул рукой и вышел из комнаты.
Александр просыпался. Глаза не открылись, тяжесть век никак не проходила, но разум уже не спал. Первой в голову пришла мысль о том, что не было снов. Он не мог забыть их, всегда запоминал каждый с точностью до мелочей. А в этот раз их попросту не было, чего не случалось уже много лет. Затем пришла другая мысль – где я. Последнее, что Саша помнил, это скрутивших его врачей и боль от неожиданного укола. Он попробовал открыть глаза, в душе боясь, что увидит сейчас больничную палату одной из психиатрических больниц города, но нет. Его вырубили, раздели до нижнего белья и положили на всё ту же кровать в бывшей комнате отдыха доктора Стрижевского.
Александр, наконец, открыл глаза и осторожно, стараясь не делать резких движений, посмотрел сначала направо, потом налево. Голова, всё-таки закружилась, и его едва не стошнило. В комнате он был совершенно один.
– Здесь кто-нибудь есть? – делать нечего, пришлось звать помощь, по крайней мере для того, чтобы найти штаны.
Послышались шаги, щёлкнул дверной замок, и Александр увидел склонившееся над ним лицо Леночки. Не говоря ни слова, она помогла ему сесть, облокотившись спиной на спинку и дала ему в руки стакан с водой, куда высыпала какой-то порошок.
– Что это? – шёпотом спросил Саша. Разговаривать в полный голос почему-то не получалось.
– Пейте, полегчает, не будете как овощ выглядеть.
Не долго думая, он залпом осушил стакан, сразу скривившись от горького вкуса лекарства. То ли оно, действительно, подействовало, то ли пробравшая горечь как следует взбодрила, но Давыдов почувствовал себя значительно бодрее.
– А где эти… Иван Сергеевич и другие?
– Скоро придут. Ваши вещи на вешалке, оденьтесь, сделайте себе кофе и подождите их. Иван Сергеевич просил. А это, чтобы скучно не было.
Леночка вручила ему книжку – детектив в мягкой обложке – и вышла в приёмную.
Стрижевский пришёл примерно через полчаса. Он долго стоял в дверях, внимательно наблюдая за сидевшем на кровати пациентом. На мгновение показалось, что он сейчас запрёт дверь на ключ и сбежит, но нет. Он осторожно прошёл в комнату и сел на стул поодаль.
– У меня такое чувство, что вы меня боитесь, – усмехнулся Александр.
– После вашей выходки – есть немного. Вдруг покусаете.
– Странно, что не запрятали меня в психбольницу.
– Ай, бросьте. Если каждого за нервный срыв в палату для буйных запирать, палат не напасёшься. Вы свободны, как ветер, можете идти домой, если хорошо себя чувствуйте. Вот только нам нужно разобраться в наших отношениях. Что прикажете делать?
– Я не знаю, что делать. Исследования больше не нужны, ваши услуги мне тоже не нужны. Я готов оплатить расходы и неустойку, не сразу конечно, постепенно, но оплачу. Если не верите, могу хоть сейчас подписать нужные бумаги.
– Не в деньгах дело… В них, конечно, тоже, но не это главное. Мне интересны вы, именно вы. Совершенно нормальный молодой человек, но ведёте себя так, словно ваша бурная фантазия берёт верх над здравым рассудком. Не понимаю, что произошло, может, что-то случилось личное, или нечто угрожает вам.
– Мне ничего не угрожает. Я совершенно нормален. И… и забудьте, что я наговорил вам… Фантазия, знаете ли, бывает выплёскивается наружу. Я сейчас же ухожу отсюда.
Александр резко встал и, не говоря более ни слова, даже не попрощавшись со Стрижевским, вышел из комнаты. Доктор проводил его задумчивым взглядом и тоже вышел. В соседнем кабинете его ждали коллеги.
– Ушёл? – спросил Русаков.
– Ушёл, даже спасибо не сказал. Правда, обещал оплатить все мои счета, так что время потрачено не зря… А ведь согласитесь, тяжело с ним. Никак не могу понять, что же случилось. Не так много мы общались, но мне показалось, что по своей натуре человек он тихий и спокойный. Но что послужило причиной сегодняшней выходки? Есть в нём что-то, но, боюсь, этого не узнать. На контакт с нами Давыдов едва ли ещё раз пойдёт, так что как бы ни хотелось мне завершить обследование – увы, – Стрижевский развёл руками.
– А вдруг Александр говорит правду? – осторожно предположила Анна, но, заметив на себе непонимающие взгляды коллег, поправилась. – Я имею в виду, что сны кажутся ему реальностью. Это вполне возможно, хотя и кажется он всем нам нормальным А если понаблюдать за ним? Пусть без ведома, это даже лучше – на его поведение не будет влиять мысль о том, что он подопытный кролик.
– Как? Наймём частного детектива, а то и Топосова попросим, пусть напичкает его квартиру жучками? Анна, он на нас в таком случае или заявление в органы напишет, или ребят с битами пришлёт. Если только, – глаза Ивана Сергеевича весело сверкнули, и он внимательно осмотрел смутившуюся девушку с головы до ног. – Если только ты не поможешь нам.
– Я?!
– Почему бы нет. Вы примерно одного возраста, привлекательны, одного социального уровня. На мой взгляд, вы легко найдёте общий язык.
– С каких это пор доктор Стрижевский записался в сводники?! – возмутилась Анна, покраснев до кончиков волос.
– Да, приходится становиться сводником. И заметь, дорогая моя – это и для твоего блага, – парировал Стрижевский. – Кто мне жаловался, что «…такая проблема познакомиться с порядочным молодым человеком…» Вот твой шанс, милая моя. А уж если не понравится, всегда можно отказаться. И не думай, что он ненормальный. Так, есть небольшие сложности. А у кого из нас их нет?
Возмущённая до глубины души Анна резко встала, случайно смахнув рукой на пол чашку с недопитым кофе, и, наградив наставника испепеляющим взглядом, вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
– Подумай! – крикнул ей вдогонку Стрижевский, а затем, повернувшись к прячущим улыбки коллегам, спросил:
– Ну что я такого сказал? Или я не прав?
8
Победоносные полки возвращались в столицу. Не все – большая часть отправилась следом за отступающим врагом. Путь до границы не близок, кто знает, что придёт на ум остаткам талланской армии. Хорошо, если так и будут бежать, а если решат пакость какую учинить? Да и пленных побольше захватить не мешало к тем двум с лишним сотням, которых вели под конвоем всё к той же границе. Издавна повелось между неспокойными соседями менять пленников на своих или на золото.
Полк Эллирия возвращался домой. С добровольцев спрос не велик, никто не заставит их гнать врага до порубежья. И без того они сделали больше, чем на то рассчитывал военачальник. Шутка ли – продержаться в самом пекле, да потерять убитыми и ранеными меньше сотни.
Отдохнувшие солдаты шли весело, с песнями, с шутками. В руках мелькали наполненные совсем не водой фляги, но Эллирий не обращал на это внимание, он и сам был не прочь приложиться к своей. Сейчас можно.
Город встретил победителей восторженными криками. Уже за мостом, вдоль дороги выстроились толпы горожан, опьянённых общим восторгом. Немногочисленные стражники едва сдерживали людей, которые так и норовили вырваться на дорогу, обнять любого из уставших, покрытых серой пылью, солдат. То и дело какая-нибудь взбалмошная девчонка ускользала от рук стражника и повисала на шее первого попавшегося воителя, да целовала взасос. Женщины постарше беззлобно ругались, грозили бесстыдницам, а сами бросали солдатам цветы и, что особенно было приятно изголодавшимся в пути воинам, пирожки и хрустящие малосольные огурчики.
Когда ликует толпа, когда у самого на душе радостно оттого, что выжил в тяжёлой схватке, да ещё вернулся героем, сам становишься частью этого действия. Эйнар и Бирнезий что-то кричали, как и все, махали руками всем подряд, словно полгорода ходило в их знакомых или родичах. Разом забылось всё, даже сгоревший Феринол и погибшие друзья. Сейчас они жили только этим мгновением, совершенно не думая о том, что будет дальше.
Армия прошла по городским улицам к Рамийским воротам, рядом с которыми находился замок императора, и остановилась на огромной дворцовой площади. Эйнар с удивлением озирался по сторонам, впервые увидев в этом городе по соседству с узкими, кривыми улочками так много свободного места. Он уже начал прикидывать, сколько же здесь можно понаставить домов, когда шум вокруг стих. Из ворот замка выехала группа всадников. Эйнар стоял слишком далеко и не мог разглядеть их, но понял, кто это такие. Он привстал на цыпочки, стараясь хоть что-то увидеть поверх голов, но развевающиеся знамёна то и дело мешали взгляду. До его слуха донеслось начало поздравительной речи, но толпа вновь загудела, неясный гул вновь превратился в восторженный рёв, и слова человека утонули в этом шуме. Эйнар разочарованно вздохнул и принялся стряхивать с себя пыль, не обращая внимания на тычки Бирнезия всё еще старавшегося услышать хоть что-то из произносившейся речи. Он уже приготовился к длительному ожиданию, но всё внезапно закончилось. Шум толпы перекрыл громогласный голос Эллирия. Полк дружно повернулся и направился на тот же пустырь, откуда вчера вышел в поход.
Солдаты расположились на отдых в ожидании долгожданной раздачи денег. Разгорелись костерки, на которых жарилось оставшееся в обозе мясо, опять раскупорили несколько бочонков с вином, прибережённых Эллирием как раз на возвращение. С минуты на минуту должен был появиться армейский казначей, и тогда в палатку командира выстроится очередь – первыми, как всегда, сотники, затем десятники, ну, а после простые солдаты. Следом за ними появятся родственники погибших, унаследовавшие право получить эти несколько золотых за жизнь своего родича.
Солдаты с аппетитом уплетали жаркое, краем глаза наблюдая за улицей. Ждать долго не пришлось. Не успели доблестные воители заморить червячка, как по застеленной досками дороге загрохотали колёса казначейской кареты, а вскоре появилась и она сама в сопровождении пары десятков всадников на здоровых, откормленных конях. И сами их хозяева казались пришедшими из сказки великанами – кому как ни таким доверить стеречь казну. Из кареты вышел невысокий, тщедушный старик, с трудом взваливший себе на плечо увесистый кожаный мешок. С некоторой опаской посматривая в сторону глазеющих на него добровольцев, он, пригибаясь под тяжестью золота, на удивление быстро прошмыгнул в палатку Эллирия.
Казначей пробыл там недолго. Вскоре он вышел и, провожаемый взглядами солдат, сел в карету. Хлопнул кнут, копыта барабанной дробью застучали по доскам…
– Эй! А ну, стройся в очередь! – рявкнул Эллирий, и добровольцы, оставив свой обед, выстроились перед входом в палатку.
Сотники, десятники, солдаты заходили по одному, получали своё, выходили и, забрав вещи, возвращались домой. Эйнар и Бирнезий тоже получили причитающееся им от казны, поставили закорючки-росписи гусиным пером на пергаменте и вышли из палатки.
– Куда пойдём? – растерянно спросил Эйнар.
Бирнезий пожал плечами и вернулся к костру, где его ждал недоеденный кусок курицы. Эйнар подсел рядом, бросил взгляд на палатку. Солдаты выходили из неё, забирали вещи и уходили прочь. Никто не оставался, похоже лишь они одни оказались здесь бездомными. Оба решили дождаться Эллирия, в надежде, что он подскажет им, как быть. А ему пришла пора рассчитываться с плачущими родственниками погибших, и ведь нет бы они забирали свои деньги и уходили. Каждый просил рассказать, как погиб их близкий, какое было его последнее слово. Чтобы никого не обидеть, Эллирий заранее приготовил пару-тройку таких рассказов, и по очереди рассказывал их пришедшим.
Уже близился вечер, когда командир добровольцев вышел из своей палатки. Потянулся, разминая затёкшие мышцы, и вдруг увидел оставшихся у костра Эйнара и Бирнезия. Он нисколько не удивился, разом вспомнив, что этим двум совсем некуда идти. Заметив обращённые к нему с надеждой взгляды, Эллирий подошёл.
– Вам ведь некуда податься? Может, родичи где есть?
– Нет, никого, – ответил Эйнар.
– Никого, говоришь. Плохо, когда у человека угла нет. У меня можете пожить.
– Да где ж мы денег напасёмся, чтобы платить тебе? – отмахнулся Бирнезий.
– У меня для вас каморка есть, за которую деньги, честно говоря, стыдно брать, – засмеялся Эллирий. – Подумайте, какой-никакой, а угол.
– Каморка? Да нас и каморка устроит. Лишь бы переночевать место было, а днём мы сидеть не собираемся без дела.
– Тогда идёмте, – Эллирий вдруг поднёс палец к губам. – Только мне сказать вам ещё кое-что надо. Брат Салтиса был здесь, и он, похоже, знает как тот погиб. Проболталась какая-то гадина. Будьте осторожны, этот тоже весьма неприятный тип. Если первый был дураком и задирой, то братец какие-то тёмные делишки крутит и любит исподтишка гадости делать. Вы хоть рубаки хорошие, да только берегитесь ножа, либо стрелы в спину.
Прошло пять дней. Деньги, которые заплатила казна, позволяли спокойно прожить ещё неделю, а если затянуть потуже пояса, и больше. Но ждать пока в кошелях перестанет звенеть монета ни Эйнар, ни Бирнезий не собирались. Эллирий предложил им поискать работы в городской страже, либо подмастерьями в многочисленных мастерских, но они, привыкшее к вольной жизни, не хотели идти в кабалу. Тем более, охотники и рыбаки были отменные. Раздобыв снасти и неплохой охотничий лук, оба товарища ходили в им одним известные места, где можно было разжиться и рыбой, и дичиной. Приходилось, правда, уходить далеко от города, гораздо дальше, чем ходили другие городские охотники, но эти старания не пропадали даром. Они всегда возвращались в город увешенные трофеями. Что-то попадало на кухню постоялого двора Эллирия, что-то покупали в соседних трактирах, так что в кошельках Эйнара и Бирнезия монет не только не убавилось, но и прибавилось. Они уже начали свыкаться со своей новой жизнью, думая, что теперь всё должно наладиться, а через годик-два хватит денег уже и на пару приличных комнат. Но однажды утром в их крохотную комнатку протиснулся Эллирий, присел на кривой табурет и сказал: