Кавалергардский вальс. Книга третья

1798 год ноябрь

город Вильно

Дмитрий Платонович обрадовался освобождению, но тут же огорчился, что должен немедленно отбыть в Мекленбург, даже не побывав дома. Он попросил Алопеуса:

– Позвольте, я только отпишу письмо в Петербург супруге! Она там, должно быть, с ума сходит!! И можем ехать.

Когда они отъехали из Вильно в карете, Алопеус заметил:

– Как трогательно наблюдать Ваши нежные отношения с женой, Дмитрий Платонович. Я-то сам, знаете, никогда не был женат, и, признаться, не собираюсь.

– Напрасно, – улыбнулся Хотеновский, – Я ведь, тоже долгое время не женился! И считал всех мужей несчастными рогоносцами или подкаблучниками. Но вдруг влюбился, как мальчишка!! Жизнь вокруг изменилась. Стал видеть и чувствовать всё по-другому, как-то более радостно и многоцветно! Должен сказать, любовь приятным образом преображает человека. И с Надеждой Алексеевной я искренне счастлив!!

Алопеус скептически улыбнулся краешком рта. Дмитрий Платонович, однако, заметил его усмешку и насторожился:

– Что? Что Вы хотели сказать?

– Я?! – изобразил удивление Алопеус, – Нет. Ничего.

– Но я же видел!!

– Поймите, не в моих правилах, сеять сплетни, Дмитрий Платонович…

– Договаривайте, коли начали! – потребовал князь.

– Одним словом, по Петербургу ходят разговоры, что, пока Вы ездили по Европе, у Вашей супруги случился роман с великим князем Александром Павловичем.

– Как Вы смеете?! – побагровел Дмитрий Платонович, хватая Алопеуса за отворот кафтана, – Не боитесь, что за такие слова я вызову Вас на дуэль?!

– Помилуйте, Ваша светлость! – растерянно улыбнулся Алопеус, мягко освобождаясь от цепких рук князя, – Какие сейчас дуэли?! Кругом война, а мы с Вами на службе и при исполнении приказа. И потом, я лично совершенно не разделяю мнение светского общества. Мало ли что болтают! И супруга Ваша, Надежда Алексеевна, вполне добропорядочная женщина. Мой Вам совет – не берите в голову!!

Хотеновский насупился и откинулся спиной вглубь кареты.

1798 год ноябрь-декабрь

Санкт-Петербург

Аннушка Лопухина в роли фаворитки императора была скромна и неприхотлива. Она не вмешивалась в государственные дела и не оказывала влияния на действия Павла во внешней политике.

Лишь иногда, по наущению Ростопчина, просила за кого-нибудь из придворных, чтобы государь проявил милость или снисхождение в выборе наказании. Павел уступал просьбам Аннушки. А, если он противился, то стоило ей капризно надуть губки, и всё тут же выполнялось беспрекословно.

Дорогих подарков она не требовала, император итак безмерно осыпал её украшениями и нарядами. Воспитанная в строгости, она была не притязательна, и всякий раз смущалась очередной обнове или бриллиантовому колечку. И, выходя на люди, старалась быть умеренной в украшениях, и не демонстрировать своё привилегированное положение, которого искренне стыдилась.

По началу она невероятно боялась своего могущественного покровителя. Особенно её пугало расположение покоев, соединенных внутренней дверью со спальней императора. Первые ночи Аннушка, до рассвета не смыкала глаз, в страхе ожидая появления императора у себя в спальне…

Но Павел проявил неслыханное благородство, он не стремился овладеть юной красавицей помимо её воли. Напротив, он относился к ней с рыцарским поклонением. Ведь неслучайно он недавно принял статус магистра рыцарей, его поступки должны соответствовать образу! Павел окружил московскую барышню трогательной заботой и вниманием, буквально возвысил её до небес и провозгласил «дамой своего сердца»! Без устали чествовал её прекрасное имя и совершал ради неё «подвиги»!

Против всяких правил, он наградил её орденом Мальтийского креста. Имени «Анна» он приписывал мистический смысл. Этим именем Павел называл корабли. Орден Святой Анны, прежде самый незначительный из всех российских орденов, теперь сделался самым почётным. Любое желание фаворитки моментально исполнялось, любое её незначительное высказывание возводилось в культ. Например, стоило Аннушке как-то в беседе признаться, что ей очень нравится розовый цвет, как по велению императора, все придворные переоделись в платья розового цвета.

Ради Аннушки, которая любила танцевать, Павел вернул на балы танец «вальс»! А следом Лопухина упросила императора, вместо стесняющего движения, узкого придворного платья, вернуть прежний женский костюм с пышной юбкой, так как вальс требовал свободы движений.

Многие дамы вздохнули свободно и были в душе благодарны новой фаворитке.

Государевы милости золотым дождем сыпались и на отца Аннушки, Петра Васильевича Лопухина. Произведенный в чин генерал-прокурора, он был отмечен разрешением присутствовать на заседаниях Императорского совета. Очень скоро Павел пожаловал его в князи. Не прошло и месяца, как Петра Васильевича титуловали ещё и «светлейшим князем». Но, надо отдать должное, Лопухин преданно и ответственно выполнял свои обязанности по службе и не кичился положением.

А вот его супруга, Екатерина Николаевна, из кожи вон лезла, чтобы, пользуясь расположением императора, влезть в высшие круги общества! Поскольку дама она была малообразованная и вульгарная, в свете над ней посмеивались и только.

Своего молодого любовника, генерала Уварова, она-таки перевезла в Петербург, и теперь была озабочена тем, чтобы Аннушка составила бы ему протекцию перед государем, и тот пожаловал бы ему высокий чин и престижное место при дворе. Аннушка же пока всячески откладывала безнравственную, с её точки зрения, просьбу мачехи.

Зимний дворец

Будучи целый день занятым государственными делами, вечера Павел проводил в апартаментах у Аннушки. Он любил ужинать с ней вдвоём. Но, как и в случае с Нелидовой, ему хотелось, чтобы на этих ужинах присутствовал кто-нибудь из его семьи (таким образом, он утверждал статус фаворитки на одном уровне с домочадцами).

Однако, домочадцы не горели желанием принимать участие в этих унизительных сценах. Оскорблённая Мария Фёдоровна теперь вообще не появлялась в Петербурге, предпочитая проводить время в Павловске вместе с остальными детьми.

Константин с Анной Фёдоровной отказывались от приглашений. К тому же дурные манеры, которые Константин нарочито демонстрировал во время таких визитов, быстро избавили Павла от потребности видеть второго сына на совместных ужинах.

Оставался Александр с Елизаветой. Лиз категорично противилась и выдумывала различные предлоги избежать отвратительных посиделок. К тому же, находясь на четвёртом месяце беременности, она тщательно скрывала своё положение и редко выходила в свет.

И только бедный Александр, из-за природной дипломатичности и панической боязни гнева отца, не мог отказать и покорно потакал ему во всем.

Павел всегда относился к старшему сыну с недоверием и подозрительностью, зная, что тот был любимчиком бабушки Екатерины. Но, поскольку, теперь Александр официально считался законным наследником, отцу захотелось увидеть в нём соратника, приблизить к себе, привязать какими-то общими интересами.

Александр же привык к недоброжелательному отношению отца, и поэтому терялся и боялся его отчаянных нелепых попыток сблизиться. Тем более, что эти попытки больше походили на провокации.

Павел был наслышан о романе Александра с Хотеновской, понял, что сын не чурается фаворитизма. И ему неожиданно пришла в голову мысль, что поводом их сближения может послужить новая фаворитка Александра. И он сам выбрал для сына кандидатуру – среднюю сестру Аннушки Лопухиной, Екатерину по мужу Демидову. Как призналась ему по секрету Аннушка, Катюша Демидова была влюблена в великого князя Александра: попадалась на глаза, призывно строила глазки, кокетничала, но при этом так и оставалась без ответного внимания.

Идея свести Катюшу с Александром показалось Павлу просто превосходной! Разумеется, факт, что оба, и Катюша и Александр состояли в браке, ничуть не смутил императора. И он растворился в мечтаниях, как они, отец и сын, будут иметь фавориток-родных сестёр. Поселят их в одном доме, и будут вместе ездить к ним по ночам. Чем ни повод сблизиться с сыном?!

И он решил осуществить эту бредовую идею. Сегодня, взяв с собой Александра на ужин к Аннушке, он как бы «нечаянно» запихнул сына в соседнюю комнату, где его ожидала влюблённая Катюша Демидова. И запер снаружи дверь на ключ.

Отворил её он лишь на утро. И был очень разочарован тем, что за всё это время между молодыми людьми ничего не произошло. Все старания мадам Демидовой сблизиться с Александром в замкнутом пространстве не увенчались успехом.

Сын был чрезвычайно возмущён поступком отца! Во-первых, Катюша была не в его вкусе, а, во-вторых, Александр переживал подъём нежных отношений с Елизаветой и не нуждался в похождениях «налево», тем более таким насильственным способом!

На следующее утро

покои великого князя Александра Павловича

После бессонной ночи, проведённой в вынужденном обществе Катюши Демидовой, Александр пребывал в отвратительном настроении. Отец был зол на него за несостоятельность идеи с фавориткой и, в отместку, взвалил на сына инспекцию работы князя Долгорукова по формированию нового Кавалергардского корпуса. Он потребовал, чтоб цесаревич внёс необходимые поправки и дополнения, и доложил о результатах сегодня же на императорском Совете!

Александр клевал носом над ворохом бумаг и проклинал всё на свете.

Поутру, по заведённому порядку, к нему в покои явился адъютант Чернышёв для получения распоряжений. Великий князь несказанно обрадовался:

– Чернышёв! Иди сюда. Мне хочется знать твоё мнение. Гляди.

Саша с любопытством взглянул на проект рисунка мундира с малиновым супервестом и серебряным мальтийским крестом посередине, белыми панталонами, черными высокими сапогами и чёрной треугольной шляпой с плюмажем.

– Что это? – заинтересовался он.

– Форма новых кавалергардов.

– Император хочет вернуть кавалергардов?! – обрадовался Саша.

– Да. И мне через час нужно представить ему свои соображения относительно этих набросков.

– Форма красивая, – восхищённо оценил Чернышёв.

– Да бог с ней, с формой! Тут целая кипа каких-то расчетов, уставных порядков и прочей белиберды, в которой я, признаться, мало что смыслю.

– Позвольте? – заинтересовался Саша.

– Будь любезен, – обрадовался цесаревич, пододвигая ворох бумаг адъютанту.

Сашка обосновался за столом великого князя и принялся изучать документы. Спустя полчаса он весело заявил:

– Ну, что Вам сказать, Александр Павлович… Ничего нового тут не придумали, за исключением новомодной идеи с мальтийским орденом. Император желает теперь, чтобы его кавалергарды, поступая в полк, были поголовно пожалованы в мальтийские рыцари. Да ещё внесены кое-какие поправки в званиях: среди унтер-офицеров убраны звания вице-вахмистра, каптенармуса, гефрейт-капрала и капрала. Оставлены только звания вахмистра и квартермистра. Поступающих на службу дворян велено теперь звать юнкерами и три месяца служить им за рядовых.

– Понятно – кивнул великий князь, – Но мне государь велел внести свои поправки. А какие? Ума не приложу!… У тебя есть на этот счёт измышления, Чернышёв?

– Да. Как насчёт набора в корпус? Тут нет никаких распоряжений. Помните, как прошлая идея государя с набором из низшего сословия с треском провалилась?

– Отлично, – согласился Александр Павлович, быстро набрасывая записи скорым почерком на бумаге. – Надо предложить, чтоб набор был только из дворянского сословия. И не из всех полков подряд.

– А Вы посоветуйте набрать кавалергардов из Конной гвардии, – подсказал ему Сашка, – Государь же любит передвигаться верхом, поэтому его должны сопровождать лучшие наездники. А где наездники лучше, как ни в Конной гвардии? И заново учить не надо.

– Чернышёв, ты – голова! – похвалил его Александр, – Верно мыслишь.

– И ещё для почётных караульных подойдут работники из присутственных мест при письменных делах. Ух, у них дисциплина и выдержка! Целый день в канцелярии, не разгибаясь, корпят!

Цесаревич хихикнул:

– Молодец! Хорошая идея!

– Но отбор кандидатов, ни в коем случае, не доверяйте командирам полков, чтоб не наступить на старые грабли. Возьмите это на себя лично.

– Мне?! Самому набирать эскадроны?!

– Ваше высочество, Вы не смущайтесь. Если хотите, я Вам помогу. И даже фамилии напишу.

– Однако! – поразился Александр, – А ты, что же, знаешь желающих?

– Ага, – кивнул тот.

– И за каждого готов поручиться?

– Как за самого себя!

Тот протянул ему лист бумаги и придвинул чернильницу:

– Пиши!

– Только первая фамилия будет моя, – предупредил Сашка.

– Хочешь в кавалергарды?!

– Дозвольте, Александр Павлович.

Великий князь почесал подбородок и уточнил:

– В чин не ниже обер-офицера, чтоб по караулам не болтался! Ты мне самому нужен!… Будешь капитан-поручик!

– Благодарю, Ваше высочество! – улыбнулся адъютант.

1798 год декабрь

Герцогство Мекленбург

Мекленбургский Великий герцог Фридрих-Франц несказанно обрадовался предложению Максима Алопеуса породниться с Российским императором! Портрет великой княжны Елены Павловны, кисти придворного живописца Боровиковского, произвёл приятное впечатление на всю семью герцога.

Князя Хотеновского, который имел распоряжение императора Павла заняться на территории Мекленбурга подготовкой военных сил в намерении организовать жёсткий контроль торговых судов, следующих через Балтийское море, герцог душевно разместил в лучшем доме, выделив ему целый штат прислуги. И обещал оказывать всяческое содействие силами собственных военных подразделений до тех пор, пока в его распоряжение не прибудут русские войска.

От радости, что его маленькое государство попадёт под защиту могущественной империи в войне с Наполеоном, Фридрих-Франц заторопился поскорее уладить все формальности будущего брачного соглашения, дабы угодить Павлу. И выразил намерение немедленно вместе с Алопеусом отправить в Россию сразу обоих сыновей: Людвига и Карла. На тот случай, чтобы у прекрасной Елены Павловны был выбор. Герцог крайне волновался, а вдруг один из его сыновей чем-то не понравится великой княжне?

Отпраздновав с семьей рождество и наступление нового 1799 года, Людвиг и Карл Мекленбургские в сопровождении Максима Алопеуса выехали в Санкт-Петербург.

Несколькими днями раньше из Офена в Россию выехал и другой жених, Иосиф-Антон-Иоганн Австрийский.

дом князей Хотеновских

Надя получила письмо от Дмитрия Платоновича в середине декабря. Она обрадовалась личному сообщению мужа об его освобождении из-под ареста.

Но тут же огорчилась, что император отправил её супруга из Вильно прямиком в Мекленбург для выполнения долгосрочного государственного задания. И ещё больше её расстроило, что пребывание Дмитрия Платоновича на территории Мекленбурга может затянуться не только на период войны, но и на более продолжительное время.

– Что ты намерена делать? – спросила её Варька.

– Ах, Варя… Придётся писать прошение императору с просьбой разрешить мне поехать на жительство в Мекленбург, – вздохнула она, – Не хочу больше давать повода для сплетен и слухов. Муж и жена должны жить вместе.

1799 год январь

Санкт-Петербург

Высочайшим приказом в новый сформированный Кавалергардский корпус ордена святого Иоанна Иерусалимского был назначен шефом мальтийский рыцарь граф Литта, которого в Петербурге звали Юлий Помпеевич. Он, к тому времени уже основательно закрепился в России, оброс поместьем и крепостными душами в количестве пятисот человек и женился на молодой обаятельной вдове Екатерине Скавронской, в которую был влюблён ещё при жизни в Италии. Был обласкан императором Павлом, весьма благополучен и счастлив.

А командиром Литта и его помощником в полку был назначен генерал-майор князь Долгоруков.

Благодаря протекции великого князя Александра Павловича, друзья оказались зачислены в новый корпус в полном составе. При этом Чернышёв получил чин капитана-поручика, Щербатов – звание ротмистра, Барятинский – поручика, а Лёшка Охотников зачислен юнкером.

На радостях, Барятинский с Сашкой уговорили Алексея съехать с квартиры на Гороховой улице к ним на Вознесенскую! Петька ликовал! Сбылась его давняя мечта – все четверо теперь были кавалергардами! А то, что их посвятили ещё и в мальтийские рыцари, друзья восприняли как блажь императора и непременное условие для службы.

Нынче 8 января император принимал на дворцовой площади торжественный парад нового корпуса Кавалергардов-Мальтийских рыцарей. В парадной форме – в малиновых супервестах, касках с перьями и в двух перекрещенных на груди орденских шарфах, с финифтяными крестами в петлицах на чёрной ленте – новые кавалергарды стояли в ожидании приказа князя Долгорукова к началу парада.

Зазвучали барабаны, заголосили трубы и волторны, и полк громко в ногу шагнул в марш по дворцовой площади. Рядом с императором стояли сыновья Александр и Константин, а так же граф Литта с Долгоруковым. Позади них толпилась придворная знать.

Павел был доволен внешним видом новых солдат и просто светился от удовольствия. Плечо к плечу промаршировали кавалергарды по площади мимо императорской трибуны и зашли на второй круг.

– А почему они молчат? – спросил государь, обращаясь к Долгорукову, – пусть уже запевают строевую песню!!

Долгоруков в страхе переглянулся с Александром Павловичем; про песню-то они и не подумали! По спине у цесаревича пробежал холодный пот. Старясь не подать виду, Александр кивнул генералу:

– Прикажите, чтоб запевали.

Долгоруков дрожащим голосом отдал команду:

– Полковую песню запе-вай!!

Солдаты в строю опешили. Какую песню?!! Чернышёв шепнул Барятинскому:

– Петька!! Выручай!

Тот, не моргнув глазом, бравурно завёл первое, что пришло на ум, а именно, свою любимую:

– Как вечор, моя милая

В гостях был я у тебя!…

Солдаты, не раздумывая, подхватили громогласно:

– Ты не ласково приняла,

Огорчила ты меня!

И на всю площадь разудало понеслось:

– Ты прощай, прощай, милая

Прощай, радость, жизнь моя!!!…

Александр Павлович от неожиданности чуть не поперхнулся. Долгоруков присел от страха, что государь сейчас осерчает за такую вульгарную песню! И до конца парада трясся, как осиновый лист.

Торжественный парад закончился. Павел пожал руки графу Литта, Долгорукову и сыну Александру:

– Отлично!! Отлично, господа! Я доволен!! Хорошая работа! – и вдруг поинтересовался, – Где вы взяли эту песню?

Долгоруков похолодел и вновь переглянулся с Александром Павловичем. Пока цесаревич соображал, что сказать, император рассмеялся:

– Какая забавная находка! Надо сделать её гимном Кавалергардского корпуса!! До сих пор не могу избавиться от привязчивого мотивчика! – и пошёл, напевая, – «Ты прощай, прощай, милая! Прощай, радость, жизнь моя…»

Долгоруков обмяк и вытер пот со лба.

1799 год январь

Начало 1799 года ознаменовалось новыми событиями в политической расстановке сил: французы в ходе продвижения по Верхнему Египту занимали один город за другим, и вторглись в Южную Сирию. Турецкие войска решительно двинулись через Сирию держать оборону и, таким образом, открыто объявили войну Франции.

Европа несказанно обрадовалась появлению нового союзника и тут же пожелала видеть его в рядах коалиции. После непродолжительных переговоров России и Англии с Турецким омаром 3 января 1799 года в Константинополе был подписан Русско-Турецкий союзный договор и оформлено официальное вступление Турции в антифранцузскую коалицию.

Русский флот под командованием Ушакова вышел в Адриатическое море принимать бой в помощь Османской империи. Параллельно этому коалицией готовилось наступление на юго-западе Европы. Русские войска в союзе с Австрией должны были, объединившись, пройти освободительным движением через Германию к Северной Италии. Этот поход Павел поручил возглавить Суворову и позволил ему лично набрать войско, предоставив в распоряжение главнокомандующего любые из полков. И привлёк Константина Павловича проинспектировать выполнение полковыми командирами всех распоряжений фельдмаршала.

1799 год февраль

Зимний дворец

Разумеется, за чередой столь важных государственных дел у Павла просто не доходили руки до мелких житейских вопросов, в том числе до письменного прошения княгини Хотеновской, которое, валялось в канцелярии, передавалось от одного чиновника другому и, в конце концов, где-то затерялось.

Спустя два месяца Надя отчаялась получить ответ императора. Она набралась смелости и вновь обратилась за помощью к Александру Павловичу.

Тот был удивлён её просьбе:

– Надежда Алексеевна, Вы, действительно, настроены ехать в Мекленбург?!

– Да, – уверенно кивнула она, – Помогите, Ваше высочество. Я понимаю, что последнее время одолеваю Вас частыми просьбами.

– Что Вы, право, какие пустяки, – скромно заметил он, – Быть для Вас чем-то полезным – для меня истинное наслаждение, Надежда Алексеевна. Ступайте домой. Я постараюсь поговорить лично с императором, и непременно дам Вам знать сразу же, как будет что-либо известно.

– Я никогда не забуду Вашей ко мне доброты!

Павел прочёл прошение и вопросительно уставился на сына:

– Что это?

– Это просьба княгини Хотеновской на Ваше высочайшее разрешение отправиться ей на жительство к супругу.

– Я умею читать!!

Александр растерялся:

– Тогда я не понял Вашего вопроса, отец?

Павел демонстративно потряс листком бумаги перед лицом цесаревича:

– Дорогой мой сын! Я отлично осведомлён обо всём, что происходит в семье каждого из моих подданных! И то, что ты крутишь роман с Хотеновской ни для меня, ни для кого другого, уже давно не секрет!! Поэтому я отлично понимал твои намерения, когда ты настойчиво советовал мне отправить князя сперва – в Европу, затем – под арест, а потом подальше – в Мекленбург. Я послушно потакал тебе в этом. Но сейчас я тебя не понимаю! Чего ты добиваешься, подавая прошение о выезде мадам Хотеновской на постоянное жительство к мужу?

Александр покраснел до кончиков ушей и сдержанно пояснил:

– Я считаю, что место верной жены подле её супруга.

Павел пристально посмотрел на него и вдруг… расхохотался. Приобняв сына за плечо, он лукаво ему подмигнул:

– Вот теперь понимаю! Ты прав!! От надоевших фавориток следует избавляться! Ты, наверняка, уже приглядел себе кого-нибудь на замену?

Александр смутился ещё больше:

– Отец, что Вы такое говорите?! Я люблю Елизавету, и я предан ей!

– Вздор!! – перебил его Павел, – Твоя Елизавета – один пустоцвет! Вы живёте вместе шесть лет и никакого толку!! Твоя мать начала мне рожать детей на следующий же год после свадьбы! А вы с Константином на пару выбрали себе каких-то бесплодных кукол!! Впрочем, чему удивляться? Выбирала-то Вам бабушка Екатерина.

– Отец! – возмутился Александр, – Вы не справедливы. Елизавета как раз…

И тут же осёкся, поймав себя на мысли, что чуть не проболтался! А ведь дал слово жене никому не говорить о том, что они ждут ребенка!

К счастью Павел не расслышал его лепетания:

– Ладно. Держи своё прошение (он поставил размашистую подпись на листе). Пусть Хотеновская катится в Мекленбург к своему благоверному!!

Александр, поскольку уже давно потерял интерес к Надежде Алексеевне, не захотел наносить ей визитов. Он просто вызвал Чернышёва и вручил ему запечатанный конверт:

– Отвези это княгине Хотеновской и передай лично.

Дом князей Хотеновских

Саша, не зная содержания письма, был уверен, что Надя и цесаревич возобновили романтическую переписку, поэтому ехал на Мойку, стиснув зубы.

– Надежда Алексеевна дома? – грубо осведомился он у дворецкого, пыхтя от ярости, как закипающий самовар.

– Дома, – учтиво сообщил тот, – Как прикажете доложить?

– Адъютант Его высочества великого князя Александра Павловича.

Дворецкий впустил его в прихожую и пошёл докладывать. Надя обрадовано выбежала навстречу:

– Саша, здравствуй! Я так рада тебя видеть!

Чтобы Надя не вздумала его ещё обнять на радостях, он, обозначая дистанцию, вытянул вперёд конверт, и сухо сообщил:

– Я подолгу службы, сударыня! Вам письмо от Его высочества!!

Она не смутилась. Схватила письмо и тут же распечатала. Бегло пробежала глазами содержимое и не удержалась от реплики:

– Ах, какой же он молодец! Спасибо…

Сашку чуть не стошнило при виде этой сцены. Он щёлкнул каблуками и заспешил удалиться. Но она его окликнула: