Этнология через «ЧЁТ» и «НЕЧЁТ»: Великие Империи. Россия и Китай

(к выходу в свет «Древнерусской космологии»Института философии РАН)

Выход в свет коллективного труда «Древнерусская космология» под эгидой Института Философии РАН (СПб, Алетейя, 2004 г.) следует только приветствовать, как некую точку отсчета с которой можно говорить, что десятилетия ожидания этой крайне важной работы сменились если не плодотворный разработкой темы, то по крайней мере практическим приступлением к таковой научным сообществом, не зазеркальем процветающего на ее нивах дилетантизма, от Рериховского высокого, до откровенного шарлатанства Барашковых-Деминых.

Можно согласиться отчасти с обоснованностью общего плана издания в виде набора самостоятельных статей-разделов, написанных разными авторами, и связанными преимущественно общностью темы и подходом к предмету, что позволяет с большей объективностью осветить очень спорное состояние изучения вопроса; неровностью и разноплановостью текста вскрыть неоднозначно ломкий состав его источников, их видения, подходов, оценок. Уровень авторов, преимущественно активно работающих исследователей по различным аспектам этой проблемы, позволяет почерпнуть немало интересного и полезного в конкретных вопросах хронологии, кампутистики, методом фиксирования времени в древнерусских памятниках, кругу источников, влиявших на представления древнерусского социума в этой области – но, увы, очень мало о собственно Древнерусской космологии, т.к. последняя рассматривается и утверждается авторами только через призму книжных христианско-апокрифических заимствований от болгар, Византии, сербов, немец и проч., с исключением крох немногочисленных письменных памятников иного плана.

«Говорить об однородности и оригинальности древнерусской космологии не приходится в связи с тем, что собственных космологических теорий выработано не было. Космологические представления наших предков базировались на идеях переводных текстов, сознательно отбиравшихся отечественными книжниками и помещавшихся в оригинальные русские компиляции» – вот кредо авторов.

Что такое «оригинальная компиляция», не разновидность ли это «квадратного круга» долго задумываться не приходится, т.к. автор Мильков В. В., еще более убавляет градус «оригинальности» и «сознательности» русского отбора «Не только книжность в целом, но даже в рамках одного произведения уживались разнородные по своим идейно-мировоззренческим основаниям космологии» – какая тут выборность? Скорее всеядность…

Именно в этом ключе решаются все проблемы Древнерусской космологии – ровно настолько, насколько они затронуты в книжно-богословских источниках, трудах Отцов Церкви, или муссируются в апокрифическом шлейфе канонического православия.

Право, даже в первом приближении это вызывает законное недоумение: – разве космология ограничивается рамками одного книжного изложения, не использует всех исторически наличных средств информационной коммуникации? Даже в системах права признаются не только нормы письменного законодательства, но и основанные на неписаном сложившемся обычае. Разве та же эллинская космология, на которой выросли системы Отцов Церкви, не существовала большую часть своего генезиса в форме Сакрального Предания; даже при наличии систем письма передаваемая преимущественно изустно, как например в крито-минойской традиции, где через письмо (во всяком случае линейное Б) передавалось только профанно-бытовое? Разве фольклор, эпос, культурные традиции, культовая обрядность не являются источниками реконструкции национально-исторических форм космологии: эллинской, германо-скандинавской, индо-арийской, финно-угорской, палео-азиатской…?

Эти риторические вопрошания полагают очевидный ответ; и авторы его дают, в затруднительных случаях неканонического или внецерковного подхода обращаясь к бытованию фольклорных сюжетов эллинской, римской, еврейской мифологии – но увы, всегда нерусской, даже когда отсутствие подходящих аналогов в вышеуказанных как бы само подталкивает обратиться к ней.

Вот, например, оценка сюжета оформления мира из Мирового Яйца: «Пока не обнаружены прямые источники столь оригинальной мифологической концепции» … Увы нам, и бедной Курочке Рябе, а также А. Н. Афанасьеву, В. Я. Проппу, установивших Космологическую основу сюжета о ее Золотом Яйце. Впрочем, это можно отнести к общей не информированности авторов, т.к. данный сюжет присутствует и в финно-угорской мифологии; и в эллинско-римской, рисующей мир через брак Лебеди-Эвриномы и Змея-Офиона – это уже стоило бы знать.

Авторское кредо естественно сказалось и на отношении даже к письменным национальным оригинальным текстам с космологической тематикой. Поразительно, что в 4-х основных разделах издания нет на одного обращения к «Стиху о Голубиной книге», удовлетворяющему всем признакам заявленного корпуса источников по теме: и письменный, и целенаправленно космологический; и только в 5-м, трактующем «о космологиях вообще» в форме свободных вариаций общего характера скороговоркой упоминается в качестве проходной иллюстрации. Естественно, о гипотезе существования собственно «Голубиной книги», которую в 1860-х годах вроде бы видел у старообрядцев А. П. Щапов, и свидетельствует о наличии таковой в 1910 г. у духоборов в Канаде В. М. Бонч-Бруевич, как и вообще о гипотезе бытования космогонических и космологических текстов в форме «Г [о] лубиных книг», восходящих записями едва ли не к 12 веку говорить не приходится.

Впрочем, пуризм авторов в отношении источников можно было бы даже приветствовать в эпоху безудержной вакханалии околоисторических мифов; можно было бы полагать и от того оформления серьезной картины Древнерусской космологии, если бы авторы методологически следовали своему заявлению: «В мифологических сюжетах апокрифов по ассоциации мотивов узнавалось свое, созвучное славянскому мировосприятию», и это СВОЕ авторы попытались бы достать из содержания переводного корпуса литературы; через систему привлекавших внимание русских книжников сюжетов реконструируя ценностные ориентации и предпочтения их голов; а через то идеогемы подспудно проступающего мировоззрения – этого не состоялось как противоречащее утверждаемой исходной пустоте русских голов.

В 4 ведущих разделах книги, выдержанных в «естественно-научном формате» на используемом материале, методиках, результатах и выводах – не на заклинательной декларации, которой достаточно – проводится одна и та же мысль о полной подчиненности отечественной донаучной космологии, как вторично-производной, от достижений христианско-византийского социума. Несколько в иной форме, полного растворения-утопления в «мировом космологическом пространстве», это наличествует и у И. М. Денисовой, которая следуя систематизаторам-аналитикам Тейлору, Фрэзеру, Баховену не вычленяет единое тело древнерусской космической мифологемы как органическое целое, а разлагает его по косточкам «архетипических конструктов» от Африки до Чукотки; подход, при массе информативных достоинств для читателя рождающий подозрение, а не присутствует ли тут святоотеческий принцип «в огороде бузина, а в Киеве дядька». Но кроме того, в отсутствии следования одной идее, делающий невозможным оформление согласованной общей картины, как и связности изложения – в сущности, это набор «мотивов», из которых проступает авторское пристрастие к культу Быка / Коровы = Земля / Вселенная и Всемирному дереву с изрядно подмоченной трехчленкой Дюмезилева деления мира. Тем более, что все это затемнено неряшливой размашистостью в обращении с исторической терминологией, столь обычной у представителей сторонних дисциплин (как я понял, г-жа Денисова лингвист).

Когда читаешь такие утверждения «не случайно, по-видимому, в Европе среди погребенных животных, прослеживаемых уже с верхнего палеолита, резко преобладал бык», возникает естественное сомнение в компетенции автора. Здесь неверны обе посылки: погребения животных возникают в эпоху нижнего палеолита у неандертальцев; при этом в знаменитых звериных некрополях Западной Европы от Регурду (Франция) до Драхен-Лох (Швейцария) безусловно преобладает пещерный медведь. В верхнем палеолите звериные захоронения значительной роли не играли. Для мезолита это преимущественно олень, потом лось и медведь. Заметное наступление культа быка начинается только с неолита, разворачиваясь с плацдарма т.н. «неолитической революции», или «зеленого полумесяца» от Малой Азии до Инда. Также закономерно, по мере перехода от присвающего хозяйства к производительному культ быка-Аписа теснил культ гиппопотама-Тота, и крокодила-Себека у насельников Нильской Долины по иконографии наскальных рисунков 6—4 тыс. д.н.э.; впрочем, так никогда и не вытеснил.

В своей неумеренной буцефаломании исследовательница пропустила действительно очень важный для заявленной темы сюжет славянской солярной тотемии восходившей сложными путями к культу волка-хорта (Хорс); и еще более древнему культу солнечного кабана, отложившегося не только в устойчивом определении-загадке «свинка – золотая щетинка» (ответ – Солнце), но и в священных дубах с врощенными в них кабаньими челюстями, найденными в Среднем Поднепровье, и в районе Запорожья. К сожалению их идентифицируют только культом Перуна по дереву, не учитывая 2-го зооморфного признака божества. При этом, если не произошло профанирующее искажение исходного текста загадки, восходящей к сакральному кругу обязательных знаний, демонстрируемых на инициационном испытании, форма женского рода «свинка» соответствует-свидетельствует об исходном индоевропейском представлении Солнца в облике солнце-девы Соль.

«Архетипический» подход, при котором искомый результат возникает как бы из кирпичей, извлекаемых из разных корзин, при отсутствии строгого самоконтроля исследователя, чреват большим соблазном не реконструировать по деталям общее, а «творить свое»: увы, автор зачастую даже не собирает детали – лепит и перелопачивает их по своему усмотрению. Так, столкнувшись с оригинально-неудобной особенностью египетской космологии, антропологизированные божества неба и земли в которой, в отличие от индоевропейских, имеют иное распределение полов, Земля – мужской, Небо – женский (Геб и Нут), она просто отметает это препятствие категорическим утверждением «по мнению ученых, в древнейшие времена в Египте земля также представлялась в виде женского божества» – увы, таковых не знает даже энциклопедический компендиум «Мифы народов мира». Что усмотрела г-жа Денисова в подтверждении своей ниспровергающей гипотезы во фрагменте «Текстов пирамид» «Земля вся лежит перед тобою, ты охватила ее, окружила ты и землю и все вещи своими руками» – понять просто невозможно, налицо классическое распределение ролей: Нут обнимающая Геба. Может быть, автора-женщину смутила активная сексуальная роль богини в эпизоде – но это уже не задача исторической науки причесывать небесные отношения к практике 19 века. По поводу другого утверждения автора, рискованно сближающего культ фараона с культом Земли-Коровы, следует заметить, что на протяжении всей истории Древнего Египта культ фараона возводился к небесным богам, в обиталище которых отлетает его душа после смерти, обращаясь в звезду-бога в созвездие Ориона.

Странным, уже в рамках индоевропейских мифологий, является отождествление земли с образами Ио и Геры по признаку «коровистости» – как известно, неоспоримой богиней-землей у эллинов всегда была Гея, символом хтонической близости с которой являлось змееморфность; например змееногость. Где увидела исследовательница таковую у «волоокой» Геры, чтобы утверждать «в образе Геры явно присутствуют черты хтоничности и связи с культом земли» понять затруднительно; налицо единственно желание автора перепрыгнуть тесные рамки мифологии, временами опускающие ее до неприличной предвзятости.

В том, что в преданиях южных славян, осетин и проч. Земля помещается на быке она усматривает их тождество – кажется, это очень удивило бы и славян, и осетин и лингвистов, которые в особом выделении Земли и Быка в космосоустроении скорее усмотрят структурную инаковость, чем гомогенное единство. Кстати, учитывая, что в подобных моделях бык преимущественно стоит на рыбе (например, в староарабских космологиях), даже отбрасывая апокрифически-русских «китов», китайского «сазана», корейского «карпа», не лучше ли «Мать-сыру-землю» проводить при таком подходе по «рыбному цеху»? Не всегда правомочно используются в данном пункте и материалы сторонних авторов, так из наблюдения А. Н. Афанасьева над значением санскритского корня «Gо» (сохранился как реликт в русском слове «говядо») как «бык, корова; земля», она выводит тождество «корова=земля» уже и в русском миропонимании; между тем как и А. Н. Афанасьев и А. И. Веселовский имели в виду праиндоевропейскую общность и именно санскрит, пути которого от протославянских дорог разошлись во 2 тыс. д.н.э., так что в Индии корова стала священно-неприкасаемым животным, а в России – поставщиком «говядо».

Впрочем, эти построения автора можно было бы сразу опровергнуть указанием роли быка в культе буфонии, развернувшемся между 7 и 3 тыс. д.н.э. хотя бы у протоахейских племен эпохи их пребывания на Дунае. Бык почитался как оплодотворитель земли, именно в этой роли он и выступает ипостасью тех или иных боговластителей позднейшего времени, уже безотносительно земле; исторический Посей-дон энеолита был божеством оплодотворяющих пресных вод: как следствие довольно частое его представление в виде коня «Посейдона Гиппия» – лошади очень привередливы к качеству воды. Именно в этой роли носителя «рождающих вод» выступал бык на ежегодном жертвоприношении в честь Посейдона в Афинах у посвященного тому источника пресной воды на северо-западном обрыве скалы Акрополя. С культом оплодотворения связано обилие гидронимов с основой на «ДН» в Дунайско-Кавказском Причерноморье: (Дунай, Днепр, Днестр, Дон и т.д.). Полагать быка землей значит утверждать партеногенез; здесь нет примысливаний за автора, ведь у осетин в ее примере держит землю на рогах бык, а не корова.

В таком же методологическом ключе раскрывается автором и культ деревьев, в преимущественном соответствии с теорией Ж. Дюмезиля о наличии 3-частного деления космоса в представлениях древних индоевропейцев, в том числе и древнерусской народности. Новым здесь является лишь то, что в качестве обоснования наличия «растительной» вертикали мира в один ряд ставятся и терракотовые статуэтки из Алтын-Тепе (2 тыс. д.н.э.) и современные глиняные игрушки работы народных мастеров, что совершенно недопустимо кроме как иллюстрации, и разумеется ни в чем не убеждает; а также использование сборника русских народных загадок Д. Н. Садовникова в таком например плане «когда свет зародился, тогда дуб повалился и теперь лежит» (отгадка: дорога), откуда делается вывод о наличии идеи мирового дуба в древнерусском размышлении. Дуб то тут есть…

Впрочем, можно понять и отчасти посочувствовать автору: русская этнография и фольклор как раз наиболее бедны в отношении культа деревьев. Ничего подобного захоронениям в дуплах или на стволах, подобных полинезийским, здесь не бытовало и гипотезировать о подобном занятие хотя и не бесполезное, но совершенно надуманное, что косвенно признает и сама г-жа Денисова, в качестве примера культа деревьев приводя сюжет о… гороховом стебле. Попытка же увидеть таковой в обычае протаскивания больных через сквозные дупла и развилки деревьев совершенно неубедительна: подобный обряд совершался и через отверстия в камнях, и через полости в тушах зверей – его смысл очевиден, иммитация перерождения из больного в здорового, с очень широкой шкалой вовлекаемых реципиентов, отнюдь не исключительно деревьев; сравни, например, с обрядом «перепекания» больных детей в печи. Налицо иммитационная магия, сверхъестественное содержание которой не всегда переносится на ее инструментарий (и «перепекание детей» и получение «философского камня» осуществлялось на вполне обыденных пекарской лопате и в химической реторте).

Впрочем, вся эта обширная выборка приводится здесь только для демонстрации общей методики автора и способов получения ей результатов. Завершая этот экскурс следует еще раз повториться – вопреки заявленному заглавию и даже ссылкам на полевые исследования (у И. М. Денисовой) мы имеем перед собой не Древнерусскую, а Книжно-всеобщую космологию, некоторый вариант ее донаучного состояния, бытовавший в разряде прочих среди образованной, преимущественно церковной среды; со всеми вытекающими отсюда следствиями, самое неприятное из которых: попытка опорочить идею самостоятельного наличия и развития таковой у славяно-россов 6—13 в. за пределами книжно-переводных заимствований или «всеобще-мирового процесса»; самое положительное: наличие богатой, в основных разделах книги труднодоступной по другим изданиям информации о состоянии предмета, источниках, дебатируемых проблемах, позволяющей идти уже и далее заблудившихся в своих идеологических предпочтениях авторов.

***

Начиная развернутую полемику по всему корпусу положений книги, следует сразу указано, что краткость срока ее востребованности, неудача в перспективном плане, общий проходной характер обусловлены не состоянием, качеством и количеством источников, на что постоянно жалуются авторы, а слабостью системного подхода, как следствие, порождающего методологические издержки вплоть до беспомощности. В одном случае древнерусская космология сводится к утверждению христианской и квази-христианской экзегезы; во втором растворяется в информационной окрошке. И если первая убивает национально-русскую космологию на корню, опуская великую европейскую народность ниже она и яган Огненной Земли, которые, в отсутствие штанов, тем не менее таковой обзавелись; то вторая топит дите в безбрежном море фантазий «архетипического», сама широта которого свидетельствует об отсутствии ясного представления таковой в размышлениях автора. Поэтому принципиально расходясь с первой, надо начинать со второй, как содержащей возможный материал в обретении новой системности. Говоря же о состоянии источников, а через то и о методологии источниковедческой работы по теме следует отметить: за 200 лет интенсивных, хотя и не всегда наилучшим образом продуманных поисков и извлечений, основной их корпус сложился почти окончательно; никакими пламенными заклинаниями не будет существенно расширен; и принципиальные прорывы здесь возможны не в обретении какого-либо нового заветного «Слова» или «Глубинной книги», которые, если и есть где-то, то в единичных безвозвратно уходящих экземплярах – а в новом прочтении и осмыслении наличных текстов, извлечения образов уже не из их теней, а из теней теней, случайно, хаотически, непредсказуемым способом отложившихся на общем корпусе материалов; зачастую сторонних, лежащих за пределами узко-специальной области космогонических и космологических демонстраций. И здесь камертонность исследователя почти неслышимым созвучиям, которая обретается через теоретическое состояние его головы, становится не только особо важной – определяющей. Если вы не полагаете за стеной леса слона, ухвативши за хобот, вы определите его змеей…

Приступая к заявленной теме, реконструкции национальной космологической системы донаучного периода автор должен первоначально решить несколько принципиально-практических вопросов. Естественно, первый: а есть ли в наличии таковая вообще, не оформилась ли последняя за пределами равнодушного к ее проблемам социума, только заимствовавшего и переработавшего сторонний вариант под свои потребности, как это было в случае духовного взаимодействия Китая и Индии, где порождающий импульс всегда исходил от второй; есть ли свидетельства свежего, оригинального интереса к космологической тематике в фольклоре, эпосе, реликтах языка, символике быта, много говорящем наличии или отсутствии национальной астрономической терминологии; специфически обобщающих формах сознания… Никакого решения этого вопроса г-да С. М. Полянский, В. В. Мильков, А. В. Григорьев, Р. А. Симонов не осуществили, отбарабанив свой отрицательный вывод на пустом от наличного материала месте.