Джокер в пустой колоде

– Он мог сам утром застелить постель? – получив отрицательный ответ, продолжил:

– Рисунки сделаны на полях, а этот как будто завершающий, ставящий точку под всей его работой. Вполне возможно, что профессор, работая, вдруг вспомнил что-то или услышал, и решил таким образом высказать свою догадку? Почему не позвонил? Номер свой я ему оставил,– взгляд Калошина непроизвольно упал на телефон, стоящий отдельно на узкой тумбочке, покрытой вышитой салфеткой, он подошел и поднял трубку. Телефон молчал. Майор опять обратился к женщине, стоящей тихо у дверей с каким-то обреченным видом:

– Как давно он не работает? – потряс трубкой Калошин.

– Да как же не работает! – Екатерина Самсоновна всплеснула руками, – Вчера днем хозяин с кем-то разговаривал, я хорошо слышала!

– О чем был разговор, не припомните?

– Да я особо не прислушивалась, говорил вроде бы о том, что должен куда-то пойти, но куда?. Нет, не помощник я вам в этом – не приучена слушать чужие разговоры. А если нечаянно и услышу, то тут же и забуду – ни к чему мне это. – Женщина горестно вздохнула, – Кабы знать, так я, может, и спросила бы его, куда он собрался.

– Да не казнитесь вы, просто постарайтесь припомнить все мелочи прошедшей недели, может быть, раньше было ещё что-то такое, на что вы обратили внимание, но сейчас забыли, – Калошин повернулся к Доронину:

– Сходи, Василий, глянь на провод во дворе, и посмотри, на месте ли машина. – Сам же взял со стола рисунок руки, раздумывая: изъять ли его, как улику, тогда нужны понятые, постановление следователя, или же оставить пока: если профессор удалился из дома по каким-то неведомым всем присутствующим причинам, что было весьма желательно, то изъятие рисунка оказалось бы совершенно не нужным. Если же произошло что-то из ряда вон выходящее, тогда здесь придется еще кое-что изымать, проверять.

Вернулся Доронин:

– Машина стоит в сарае, а вот с проводом непорядок – перерезан у входа в дом, – негромко сказал он, поглядывая на домработницу, как бы, не желая ее тревожить этим сообщением, но она услышала и еще больше разволновалась.

– Екатерина Самсоновна! Скажите еще одну вещь: двери вы на ночь в доме запираете? – та утвердительно закивала. – А утром они не были открыты? – теперь последовал отрицательный ответ. – Ну, что ж, я очень прошу вас, возьмите себя в руки, постарайтесь помочь нам. Выпейте успокоительного, отдохните. Ведь ничего неизвестно. То, что профессор никогда так не поступал, еще не значит, что не может сделать этого. – Калошин старался говорить мягко и убедительно, что, в конце – концов, возымело действие – женщина немного успокоилась и пошла на кухню. Калошин предупредил ее, чтобы она пока ничего не трогала в комнате до выяснения всех обстоятельств.

Оперативники отправились осмотреть двор и территорию возле дома. Ничего примечательного они там не нашли, только примятая трава неровной полосой шла к кустам, где в прошлый раз видела кого-то домработница. За кустами также не нашли ничего, достойного внимания, за забором простирались огороды с еще не выкопанным картофелем. Туда решили пройти попозже и осмотреть тропинки между участками.

– Черт! – в сердцах Калошин сплюнул. – Ну и как этот ученый муж удрал из дому. Улетел, что ли? Изобрел какую-нибудь хреновину и вылетел вон в окно, – едко пошутил он. – Пошли пока к соседу. – И они направились через дорогу.

Глава 8.

Ворота были по-прежнему заперты. Доронин, опершись о край забора, подпрыгнул, желая увидеть что-нибудь во дворе, но за забором не было даже собаки. Калошин досадливо крякнул, зная, что придется разыскивать, в конце – концов, этого неуловимого соседа, а это может занять много времени, его-то как раз у оперативников и не было – действовать надо было быстро, решительно, пока не случилось еще что-нибудь. Но только они повернулись, чтобы уйти, как увидели шагающего вдоль забора по направлению к ним высокого роста мужчину лет пятидесяти пяти, довольно спортивного вида. Приблизившись к оперативникам, он довольно благодушно обратился к ним:

– Позвольте спросить, молодые люди, кто вы и по какому поводу в гости ко мне, да еще через забор? – улыбнулся, но в голосе почувствовалось какое-то напряжение.

Оперативники спокойно достали и предъявили свои удостоверения. Прочитав, мужчина, внутренне подобравшись, что не укрылось от глаз оперативников, представился:

– К вашим услугам Каретников Степан Михайлович – хозяин сего строения! – показав рукой на дом, спросил: – Чем могу быть полезен товарищам из УГРо? У кого-то обнесли яблоньки или бельишко с веревки сняли? – Калошину показался странным нарочито-шутливый тон Каретникова, как будто он хотел прикрыть свои истинные чувства за маской эдакого добрячка. – Поверьте, – он опять, как-то шутовски, хлопнул себя по груди и мотнул седоватой шевелюрой, – не повинен, не брал, не … – Калошин довольно жестко остановил кривляние Каретникова:

– Степан Михайлович, вы человек грамотный, и прекрасно понимаете, что УГРо подобными преступлениями не занимается, и уж если мы пришли к вам, кстати сказать, уже второй раз, то поверьте мне, не из праздного шатания. – И приняв сбивчивые извинения Каретникова, продолжил:

– Нам бы хотелось поговорить о вашем соседе, профессоре Полежаеве, и, как мы понимаем, в недавнем прошлом, «соратнике по цеху», как он сам выразился.

– Вот как? И что же такое произошло у многоуважаемого Льва Игнатьевича, что он направил вас ко мне? – вопрос прозвучал несколько фальшиво, и в слово «многоуважаемый» Каретников вложил изрядную долю сарказма – было заметно, что он либо не интересуется совершенно делами соседа, либо что-то знает и за вопросом прячет свою осведомленность.

– Степан Михайлович, я думаю, что нам удобнее поговорить у вас в доме, если вас это не стеснит, – проговорил Калошин, дружески беря под руку и ненавязчиво подталкивая мужчину к воротам.

Каретников понял, что однозначным ответом на свой вопрос разговор с оперативниками не закончится, и гостеприимным жестом пригласил мужчин в дом.

На веранде, обставленной довольно добротной мебелью, было очень чисто, на тумбочке стояли дорогие статуэтки, а на столе, покрытом скатертью, вышитой огромными маками, красовалась большая фарфоровая ваза с замысловатыми картинками из жизни средневековых бюргеров. Такую вазу и статуэтки Калошин видел лишь в антикварном магазине, куда заходил однажды по делу. Доронин же при виде всего этого вдруг подумал, что у его Галочки тоже все красиво и чисто, но как-то проще, легче в восприятии, уютнее. Каретников предложил стулья, накрытые белыми чехлами, смутив некоторым образом обоих оперативников, но показав легким движением руки, что все в порядке. Когда все сели, придвинул большую хрустальную пепельницу и открыл свой портсигар: