Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Добавить отзывДобавить цитату
Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы
Григорий Ширман
Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы
© Ширман Г.Я., наследники, 2012
© Радошевич М.Г., составление, статья, 2012
© Резвый В.А., составление, подготовка текста, 2012
© Молодяков В.Э., послесловие, примечания, 2012
© М. и Л. Орлушины, оформление, 2012
© Издательство «Водолей», оформление, 2012
{1}
Машина тишины
{2}
«День вскрыл себе ночные вены…»
День вскрыл себе ночные вены,И синей кровью мгла видна.Я снова твой любовник вдохновенный,Шумящая живая тишина.С тобой сижу под лампой снова.Вблизи, как мельница времен,Часы выстукивают то же слово,Чем с ранних лет я был тобой пленен.Ах, это слово роковое…Оно, как резвая звезда, —То губки сложит, мне в глаза завоет,То хрупкой бабочкой слетит туда.И всюду в снах земного краяЯ слышу звон твоей тоски.И, черной бездной в радужках сверкая,Как пасти, разверзаются зрачки.И уж ничто на белом свете,Ни блеск, ни счастие, ничто —Не в силах глаз поэта переметить,Что выжег ад на лбу его перстом.«Не нашел в морях приюта…»
Не нашел в морях приютаМой прапрадед Архилох.Все пути он перепуталИ в громах пучин оглох.И другие плыли, плыли,Клали весла на костры,Парусов сжигали крылья,В синь огнистые вихры.Вот и я теперь такой же.Солнце лапой по плечу,Звезды бегают по коже,Не плыву, а, знать, лечу,В терем Майи я крылами,Ставни вечности я рву.Наготы увидеть пламяЗалегло в мою главу.Не согну в борьбе колена,Буду петь и звать к борьбе.Одиночества вселеннойСлышу музыку в себе.«По железному тракту машиной…»
По железному тракту машиной,По костям, по костям тишина.Звезды лезут с украдкой мышиной.Падаль синяя мглы зажжена.Лунный голод, и лакома мгла та.Клюв пера тишиной отточен…Ты на плахе святой циферблатаРубишь головы мигов мечом.И в пещерах затопленных сердцаСталакмиты ломаешь и гнешь,И не можешь ты в мире согреться…Золотая проклятая дрожь.А в садах, что до пят облетели,Скрип и ход и ветвей, и ворот…Этой ночью на желтой постелиВетер голую землю берет.«Беда и счастье, блеск и гром…»
Беда и счастье, блеск и гром.Дымясь, неистовствуют краски.И каждый вечер за окномЗари не молкнет пляс цыганский.И высь линяет вечер каждый,И язвы звездные горят,И не залить безумной жаждыЗа то, что кровь – не кровь, а яд.И в синь закинуты ресницы,И в невод прыгают миры.И ненасытным песням снитсяПора неведомой поры.Чернеет слово, как зародыш,Сквозь снег страницы – скорлупы…Эй ты, поэт, – миры городишь,А надо быть скупым, скупым…«Слова теряют быстро свежесть…»
Слова теряют быстро свежесть,Быстрей, чем вечер и апрель,И под лучом, недолго нежась,Их выцветает акварель.Вчера левкоем слово нюхал,Пропал сегодня аромат.Луна, закрашенная шлюха,Крадется снова в синий сад.И вновь за старенькой оградойЗаката грязная рукаЛегла кирпичною громадойНа скомканные облака.Лишь те слова цветут огнисто,Что не вскопал еще язык.Их блеск невиданный неистов.Их гром неслыханный велик.«Ты вазы бедер налила…»
Ты вазы бедер налила,И вихрем пламенным оттуда,И глаз волнующая мгла,И грудей каменная груда.Не знаю, что там будет: ложеИль край, край света впереди.Ведь в каждой женщине, быть может,Изида млечная сидит.И в ночь зрачками, как волчица,И вечный путь в парном дыму,И в колеснице звездной мчитсяК возлюбленному своему.И шар земной кружится свято,Вдыхая жадно млечный дым,Чтоб кинуться в хмелю закатаФаллосом солнца золотым.«Мгновенна с вечностью беседа…»
Мгновенна с вечностью беседа,Лишь миг живут ее цветы.Певец, ты миг до дна изведал,Но миг продлить не волен ты.И ты скорей к тетради глупой,Под пресс живые лепестки,И – строк засушенные трупы,Скелеты черные тоски.И будешь вечно недоволенСвоим бессмысленным трудомЗа то, что где-то там, на волеГорел иначе этот том.«Мудрые дремучие деревья…»
Мудрые дремучие деревья.Под корой мозольной свиток лет.Лишь порою тучи их разгневят,И шумят за тучами вослед.Тучи голыми руками молнийВ тишине синеющей гребут.Гром строку Бетховена исполнил:Юный день безвременно в гробу.Хорошо тогда дубы бушуют,Мудрость деревянную губя.Я гляжу в немую и большую,Тайна бытия, гляжу в тебя.«Я вам завидую, легко вам…»
Я вам завидую, легко вамБез груза вечности гулять.А я свинцом ее окован,И как магнит в ногах земля.И змеи слов меня кусают.И как вино змеиный яд.И мне про гневного ИсайюВека созвездий говорят.И всё, что было, на ладони.И всё, что будет, предо мной.И ветер кровь земную гонитИ веет мудростью земной.И рад свинцовому я грузу.Свинец, как золото, тяжел.Чтоб не ласкать, чтоб выпить музу,Я в этот пьяный мир пришел.«Старикам бы верить, греться…»
Старикам бы верить, греться,Чтобы с верой околетьНа печи глухого сердца,Не пустой оставив клеть.Нам бы гром подземный Этны,Жгучий холод вышины.Мы безверием бессмертны,Мы безумием сильны.Нам по глетчерам бы лазать,По грудям молочных Альп,Привязать к седлу ПегасаРыжего заката скальп.Погулять в степи зазвездной,Голубую вспенить гладь,Тихим вечером над безднойЖаждой вечности пылать.Перегнуться на лету нам.Звезды сливочные – сласть.В мутном сумраке безлунномМетеорами упасть.«Грозою смелой и жестокой…»
Грозою смелой и жестокойТы прошумела и прошла.И стынут в судорогах строки,Сгоревших мигов черный шлак.И след от мига золотогоСозвездья желтые клюют.И буйный полдень четвертован:Восток и запад, север, юг…И беспощаден и огроменПалач… Он в фартуке зари.И лезут из лучей – соломинМгновенных радуг пузыри.А там, на площади заклятой,Где пасть луны над трупом дня,У золотой стены закатаПоэты воют и звенят.«Начало Песни Песней: шир…»
Начало Песни Песней: шир.А «ман» в Европе – человек.С далеких стран, с широких рекПришел скучать я в этот мир.Я слышу ветра звон и гуд,Несет зачатье милой ржи.И рвет он тучки на бегуИ, задыхаясь, вновь бежит.И улыбается в шелкуРасчесанная солнцем рожь.И тени сизые текут,И ветер мил, любим, хорош…И забываю, что скучатьЯ в этот милый мир пришел.И я свирель беру луча,И тела ржи хвалю я шелк.«Женщина мне встретилась в пути…»
Женщина мне встретилась в путиВ белом на асфальте размягченном.Вежливо кривясь, я дал пройти,Но остался полон я трезвоном.Оттого, что сшиблись мы зрачкамиНа пороге остром встречи той,И в мои – скатился пестрый камень,Женщины кусочек золотой.И ее улыбки алый хвостикМолнией по жилам голубым.И, как скрипки, друг о друга кости,Мускулами музыка по ним.И я шлю проклятья вам, культуры,Что святую страсть за семь дверей,Что в холодных, скучных и понурыхСтрастных превратили дикарей.«Размером ледяным столетий…»
Размером ледяным столетийМиров поэма сплетена,И со страниц полночи светятИх золотые письмена.То мысли звездные, как птицы,На тонких жердочках лучей.И чей-то дух в мирах томится,И сам творец не знает чей.И два героя, вечно двое,Два брата странных, рай и ад,Метелью млечной вечно воютИ струны ребер шевелят.И женщин дюжины лихиеВыходят из костей мужчин.И в каждой новая стихия,И страсть мышиная пищит.А шпоры звезд, – им вечно звякать.Миров поэма такова.И, как поэмы в мире всякой,Ее не кончены слова.«Цвела вселенная другая…»
Цвела вселенная другая,Огнем бессмертия цвела,И с раскаленных звездных гаекНе сыпалась на землю мгла.И не было самой земли-то,А было сердце из огня.В нем все земные были слитыИ то, что там, внутри меня.Огнистой шерстию обросший,Как зверь, метался рыжий шар.Незримой инфракрасной ношейНа нем болталася душа.Но время занавес спустило.Огня, как рампа, гасла прыть.И толп воды глухая силаПодмостки суши стала рыть.И с той поры доселе длитсяАнтракт безумный, роковой.И звезд гримасничают лица,И волн и строк не молкнет вой.«Быть может, я тебя наивней…»
Быть может, я тебя наивней,Но верю я в грядущий век.Подымет счастие на бивниДревнейший мамонт – человек.Залезет лапой закорузлойВ зарю оранжевых садов.И новых рек иные руслаОмоют бедра городов.Вздохнут невиданные крылья,Решетки зла преодолев.И лунный мед мужчина выльет,Как в ночь египетскую лев.И будет женщина иначеИ раздеваться и рожать.И жизнь, рождаясь, не заплачет.И смерть не выйдет из ножа.А солнце в блузе неба синейЗлатые руки засучитИ всей охапкой людям кинетКолосья новые – лучи.«Мы не воруем, переходим…»
Мы не воруем, переходимОдин в другого мы.Пере селенье муз в природе.Так звезды на скрижалях тьмы.И был Гомер, и был Гомерик.И тот же звон, биенье то жПроходит и на вечность меритПевца немолкнущую дрожь.Себя найду во многих, знаю.И многих я найду в себе.Над бездной я иду по краю.И та же синь в моей судьбе.«Не уйдешь и не укроешь…»
Не уйдешь и не укроешьЗмей, мечей, миров, дорог…Сердце алое такое жВ этих черных ребрах строк.Но другие, снеговыеУлыбаются меж тех,Гнут невидимые выи,Непокорные мечте.Рельсы белые на шпалахБукв обугленных речей.Здесь промчались в искрах алыхПаровозы всех ночей.Строки между строк, лишь по триВ четных врезались строфах.Но их пламень белый смотритВ триста глаз, сердец и плах.«Вильнет столетий длинный хвост…»
Вильнет столетий длинный хвост.Автомобиль – в музейных стенах.Как сено, радий будет простКак вила, радиоантенна.Лишь археолог будет знатьСуществованье мотоцикла.Давно в народ, как прежде в знать,Скучища смертная проникла.Поэтов нынешних, как древних,Пред сном откроет кто-нибудь,И скука зимняя деревниСщемит американцу грудь.Как искры солнц подземных, людиДо многих Марсов долетят.И понимать Эйнштейна будетНоворожденное дитя.И станет жизнь еще короче,Улыбка смерти веселей.А звезды в черном храме ночиНе перестанут лить елей.И все машины будут стары.Лишь вечно будет та нова,Чьи неустанные ударыВ затишьи ночи ткут слова.«У певца сегодня праздник…»
У певца сегодня праздник.Как шампанское, закат.Струны бешеные дразнитОпьяненная рука.Близкий ветер по-цыганскиВоет, пляшет, тра-ля-ля.Золотой вечерней ласкиЖаждет смуглая земля.И встают из звезд-словечек,Как миры, встают слова.И певец минуту веченИ минутой мир сковал.«Я вижу час, он жутким будет…»
Я вижу час, он жутким будет,На костылях лучей придет.С закатным панцирем на груди,С улыбкой лунной во весь рот.За ним, дыша шагами, войско,Машины тишины за ним,И вьются конницей геройскойТысячелетия и дни.Зайдет в шатер дырявой ночи,И в свитке млечного путиОн вместо звездных многоточийСлова разврата начертит.«Забыл в тумане, и следа нет…»
Забыл в тумане, и следа нетОт слова, что сказала ты.Огонь бежит по ребрам зданий,Визжит на скрипках золотых.И звезд граненые бокалыДо голубых краев полны.И бродит половой усталыйС лицом бессмысленным луны.И не дано мне слово помнить,То слово, что сказала ты.Огонь всё ближе, всё огромнейНа скрипках скачет золотых.«Глаза бывают непролазны…»
Глаза бывают непролазны,Как монастырские болота.По берегам цветут соблазны,В зрачках чернеет позолота.И ничего не разглядишь.Одно лишь видно: не хорошИх пламень и тревожна тишь,И слышен шепот век: не трожь.Душа какой-то силы вражьейЛегла в зеленой глуби глаз техИ ткет одной рукой миражи,Другою губит их, как мастер.Стирает губкой облаковРаззолоченную лазурьИ ронит, как звезду, легкоТворенья жгучую слезу.«Как блондинка, ты, осень, любима…»
Как блондинка, ты, осень, любимаЗа настурции губок, за всё…Пьяных звезд началась пантомима,Пьяный ветер опять режиссер.Ох, банкиру так злато не дорого,Как поэту издохший листок.Нет ни друга теперь, нет ни ворогаУ моих отлетающих строк…Будет завтра опять, как сегодня,Кувыркаться вот эта звезда.Что на свете свежей, что свободнейКрыльев ветра, чей путь – никуда.«На что душа, – а я строками…»
На что душа, – а я строкамиВ ее бумажный барабан.И тела бел горючий камень,И вечер нож к моим губам.И с холма сердца голубогоСтекают слов моих стада.И паром млечным пахнет слово,Иначе значит, чем всегда.И в небе золотые жилкиСтучатся пульсом золотым,И чудится, что вечер жидкий,Что мертвой зыбью мир застыл.«Распустила постель кружевная…»
Распустила постель кружевная{3}НЛепестки снеговые белья.В ней, тычинки лучей раздвигая,Забарахталась крошка моя.Как положено ей, закричала,Заорала на комнату всю.Пью до дна золотого бокалаЗа любимую Тамарусю.Покупать я ей стану игрушек,Всё пичужек да крошечных дам.Чтобы старые формы разрушить,В пионеры малютку отдам.Расскажу ей, далеко на юге,Где морей голубые бои,Пляшут в горах лиловые вьюги,О зарю точат крылья свои.Там лежит, и не дружен ни с кем он,И о зле уж не думает он,И прекраснее ангела демон,Оттого, что в Тамару влюблен«Вот здесь бродил я одиноко…»
Вот здесь бродил я одиноко,Грустил ребенком в роще той.Заря причесывала локонСвоей гребенкой золотой.И целовала прямо в лобикИ провожала до крыльца.И был от грусти так беззлобенОвал у вечера – отца.Углом белка он исподлобья,Осколком месяца глядел.Уж звезд нетающие хлопьяВозились в сизой бороде.А тишина у ног лежала,Как бессловесная змея.Но я ее почуял жало,И мудрость звезд поведал я.И с той поры горит доселе,Вином клубится вещий яд.И бродит вечностью похмелье,И строфы звездные звенят.«Ворота времени раздвину…»
Ворота времени раздвинуРасчищу путь, что вихрь замел.Конец, начало, середину —Измерю все концы времен.Всё то, что я таил намедни,Скажу теперь я напрямик.Грустнейшее из слов «последний»Скажу тебе, желанный миг.Придешь, придешь, хвостом кометыПоля земные закоптишь.И в городах в полночной тьме тыКак львиц из клеток – Смерть и Тишь.А Солнце как всегда с прохладцемВзойдет над миром, что угас.И будет как всегда смеятьсяНад миром, чья могила – газ.«Приду и уйду непреклонный…»
Приду и уйду непреклонный,Надушенный жуткой любовью.Страниц меловые колонныГирляндами строк обовью.Опять золотыми рукамиЗа лук полумесяца вечер.Я сердце, как бешеный камень,Как в стекла – в глаза человечьи.О, там полдесятка желудков!..Жуют вековую бурду.Любовью, и гордой, и жуткой,Я орды зари приведу.«Всюду тела узкий гроб…»
Всюду тела узкий гроб.Всюду плеч свинцовых плети.По рогам былых Европ,По хребтам былых столетий.Рук изломанных стволы.Бурелом непроходимый.Не таким ли ты прослыл?Не такого ль ждем в пути мы?Демон милый, голубой,Мефистофеля племянник, —Вот и я лечу с тобой.И земля, и небо тянет.И я, падая, лечуИ горю, горю, сгорая.Шлю проклятия мечуОскандаленного рая.В синий вечер упаду.Звезд мозгами синь обрызну.Горы черные в адуСправят огненную тризну.«Упал и крылья изломал…»
Упал и крылья изломалИ лег на жестком опереньи.И мир ему как прежде мал,И кто-то мир как лодку кренит.И он глаза, лавины глазШвырнул лиловыми руками.И где-то буря подняласьИ в бездну кинула свой камень.И закипела глубина,Волнами злобствуя и тужась.И в черном мире застонал,Как чайка беленькая, ужас.А он до сей поры лежит.Не мертв, но, словно мертвый, нем он.Влюбленный в звездные ножи,Влюбленный безнадежно демон.«Ты, как бокалы, черепа…»
Ты, как бокалы, черепаДо их бездонной смертной глуби.В горах вечерних откопалТвою печаль лиловый Врубель.И саркофага тонкий мечОт перьев желтых зорь очистил.И ребра все до синих плечИзрезал лотосами истин.И через край хватил златойИ в сумасшедшем доме умер.Но, горькой жаля красотой,Живет прекрасное безумье.«Не надо нам добра, не надо…»
Не надо нам добра, не надо…И дней золы не надо нам.Многовековым звездопадомРодная Русь удобрена.Кругом, как войско, перелескиК боям готовые стоят.А грусть гармошки деревенскойПо сердцу льет вечерний яд.Тот яд горит и не застынет,Куда, куда ни заберусь.И в Африке, в ночной пустынеТвои шаги я слышу, Русь.И там во мгле неопалимойПод акварельной синевойФлиртует месяц с юной пальмойИ душит лапой пуховой.И синий Нил похож на Волгу.И не папирус – камышиВ ночищах шепчутся подолгуИ звезды там жуют в тиши.«Тебя пою, покой вселенский…»
Тебя пою, покой вселенский,Покой неведомой тоски.За то, что плавишь в черном блескеМои зыбучие зрачки.И ракушками бездн усыпанКружочек радужки любой.Возникла песнь из пены хрипаНа ниве той, где мчался бой.Луны бессмысленная лапаНочей ласкает купола.Топленым воском звезд закапанПасущий облака Алла.И ты, о снежная страница,Крылатых песен барабан, —Мне на кривом Арбате снитсяТвоя скрипучая арба.И эхо там в мозгу, в ущельи…Над бездной – быстрой мысли вскок.А вон по кручам заблестелиЗмеиные тропинки строк.«Дыханьем осени огнистой…»
Дыханьем осени огнистойУже листва обожжена.И роща в золотых монистах,Как в праздник пухлая жена.Вот скоро-скоро засмеется,Блондинкой прыснет золотой.В объятиях звериных солнцаПоследней крикнет красотой.И будет грустью и худищем.Скелетом черным захрустит..Лишь ветер меж ветвей засвищетО том, что к смерти все пути.«Я бряцаю сердцем юным…»
Я бряцаю сердцем юным,А кругом народ, костры…Как ножи лихие струны,Струны жгучие остры…Из-за пищи, из-за хижинНа костры идет народ.Саранчою звезд засиженБесколонный низкий свод.В синях ночи пар Кастальский,Песней млечною дымок.Тот, кто слышит мало-мальски,Песню б ту расслышать мог.Голод уши увеличил,Ловят молнии, прядут.Голод в золотом обличьиНа сухую пал гряду.У красавицы-страницыВ пухлоснежном животеСтроф кишечник шевелится,Тот же голод, муки те…«Неистовей Виссариона…»
Неистовей Виссариона,Вольнее ветра самогоОгонь души моей бессоннойСвое справляет торжество.Свое же пламя сам же славит,Свои же пляшут языки.А может, сон вернее яви,Да, может, смех мудрей тоски?О черепа, – иль глаз нет,Иль костяные, что ли, сплошь?Не чуете, как сумрак гаснет,И сон по-вашему, что ложь.И стрелка синяя компасаНе отклоняется у васОт многослойного Парнаса,Чьи недра не провидит глаз.Я взрыть хочу седые склоны.Киркою звонкой – я туда,Где сил подземно раскаленныхТаится звездная руда.«Жокеев развелося – страсть…»
Жокеев развелося – страсть,Лихих наездников по сотне.Одни галопом славят власть,Другие шагом – день субботний.Тебе, любовь, мы не изменим.Метелью фыркает на насНеисчерпаемым ячменемВ веках откормленный Пегас.И пусть одни кричат: заезжен,Куда ему, куда лететь!И пусть другим он слишком нежен,Чтоб грудью рвать созвездий сеть.Мы голову к лебяжьей вые,И – чрез закат, и чрез рассвет,Чрез все преграды огневые,Чрез всю вселенную – поэт.«Во мне позвякивают звенья…»
Во мне позвякивают звеньяЕще не начатых поэм.Не знаю, кто мне вдохновенья,Душа переночует с кем.Любимец был какой-то Надсон,Весенний, падкий на скандал.Ах, я боюсь, друзья, признаться,Что я Тарзана не читал.А дрянофил наш Облаковский…Похож на клоуна и льва.Пиит Республики МосковскойМне перепонки волновал.Куда забраться мне, бродяге, —Не к старикам ли в старый дом?Иль, может, выстроить мне лагерьНа берегу том золотом?И там бродить и волны слушать,И бури ждать, как ночи тать.Быть мужем вероломным суши,О пене голых волн мечтать.«Так вот оно, море, какое…»
Так вот оно, море, какое.Стихия бесформенных форм.Засеян в подводном покоеНеслыханный бешеный шторм.Зеленое, синее, черное.Шумящий волшебнейший рост.Вспухают незримые зерна.И пена растет из борозд.И сыплет, что яблони в мае.Сугробы. Метелицей, что ль?И сердце метет свою боль,Стихия стихии внимает.И зреет на дне, хорошеетЖемчужница, глубже ростки.Приснились ей талии шеекВ объятьи сокровищ морских.«В цилиндре образа частенько…»
В цилиндре{4} образа частенькоЯ посиять, друзья, не прочь.На струнах строк люблю потренькатьВ испепеляющую ночь.Один купался я в закате.Деревьев черный дым висел.Сосед мечтает: видно, спятил,Не гасит света мой сосед.А я зари влюбленный сторож.У двери золотой стою.Один, один. С зеленых стор ужРассвет сползает в мой приют.Прянее он старые мне вести,Что снова чье-то торжество,Что в небе звездных нет отверстий,И можно солнце влить в него.И буду днем я вам враждебен,О, струны скомканные строк.Поэты странное отребье.Стихия – мать, а батька – рок.«В цилиндре черном и вертлявом…»
В цилиндре черном и вертлявомБанкир, и кучер, и поэт.В карете мира тонкий дьявол.Как барин. В черном разодет.Вчера видал, конь мира пал какНа мостовой в кругу зевак.В колоннах банка – катафалкаОстанки золотые. Звяк.И в мир глядит потусторонний,Певец глядит и славит сон.И этот мир строфой хоронит.Зато в цилиндре черном он.«Не завянут, не замолятся…»
Не завянут, не замолятсяНезабвенные года.Загубила добра молодцаЗабубенная беда.Как седлал росою мытагоСтрекопытаго коня.Завязал с зарею битву он, —Звезд-затворов стрекотня.Залегла змея – дороженькаВ синем поле у села.Добра молодца художникаЗвоном звеньев заплела.В том селе торгуют дешевоИ любовью, и пшеном.Песня смеха скоморошьегоНе смолкает за окном.Не ходи ты зачарованно,Той дорожкой не ходи.Из дремучих вечеров онаЗаползла к твоей груди.«Кремнями крепкими Кремля…»
Кремнями крепкими КремляО небо стукнулась земля,Из стали звезды выбивая.И синь зажглася мировая.И вьются радио сигналыПо голубым путям миров.В такую ночь земля узнала,Как с рог Изиды снять покров.Вон там она, где в безднах роясь,Клубится млечная струя,Где Ориона яркий поясБлестит застежками тремя.На голубом лугу пасется.Кузнечиками звездный бой.Коровкой божьей божье солнцеПолзет по коже голубой.Жует, молчит, и синей кровиЯ чую песнь в ее груди.И синей бездной взгляд коровий.И вечность падалью смердит.И пред убожеством богиниУпала вновь толпа миров,Карабкаясь по скалам синим,Целуя содранный покров.На синеву опять накинутьХотят таинственную сеть.Но легче льву давать мякину,Чем двери тайны запереть.«Клубится фимиам легенд…»
Клубится фимиам легенд,На блюдах горизонтов лица.Опять твой нежный ум двоится,Сними пенснэ, интеллигент.Теперь не вещие глаза,Теперь лишь вещи только руки.Уж топорами молний рубитСветлицу новую гроза.Зайди омытый ей и станьУ закаленного станка ты.Плевать на томные закаты,Сдерем их золотую ткань.Вон там за рощей, где туман,Луны причалила ушкуя.Уж, буйной дробью звезд воркуя,Бушует небо – барабан…Клубится фимиам легенд,На блюдах зорь кровавых лица.Опять твой нежный ум двоится,Сними пенснэ, интеллигент.«От Мнемозины только девять…»
От Мнемозины только девятьУ Зевса было дочерей.Ах, я боюсь его разгневать, —Я имена забыл, ей-ей.Одно я помню… Вот нелепость!Сидеть на пне и не мечтать,А всю историю и эпосВ свою записывать тетрадь.То имя: Клио. Знала меру,Покойно мерила строкой.И, говорят, тайком ГомеруДарила, как глаза, покой.Но тот к иной невыразимоТаил безмерную любовь,И люто северные зимыКовали солнечную кровь.Быть надо лириком сперва,Чтоб начертить в веках словаВо имя вечного союза:О ты, эпическая муза.«Никто не знал, чей пламень жег там…»
Никто не знал, чей пламень жег тамИ перья вырывал из крылИ знаменем тревожно желтымОстанки вечера закрыл.А те объевшиеся дали,Что солнце разжевали всласть,Ушами желтыми прядали,Точили молниями пасть.Из глаз домов глядели люди.Блистали храмы. Жуткий вид.Гроза ль неслыханная будет,Иль это пригород горит?Мир был один, и было не с кемРассыпать ливень серебра,И долго тьму мешал он с блеском…Такой закат любил Рембрандт.«Чем туже память я сжимаю…»
Чем туже память я сжимаю,Тем глубже то, что позабыл.Какому яблочному маюЯ подарил свой первый пыл?Поила медом и кружилаЗари янтарная мятель.У сумерок взбухали жилы…Что в лепестках страниц, – не те ль?Не те ль, что вьются неустанноИ хлещут песней по ночам,Когда затянутые раныБезумец ковыряет сам?«Заката распустились маки…
Заката распустились макиИ облетели в тот же час.И в голубом хрустальном мракеХмелеют диски чьих-то глаз.И кто-то близкий необъятныйТихонько к сердцу подошел,И гранит в безднах бриллианты,И грез натягивает шелк.Забуду час теперь который,Забуду я который век.Уйду я в синие просторыПо лунной матовой траве.Забуду миф о солнце милом,Я ванну лунную приму.Влюбился в мертвое светило,Что шлейфом по столетьям – тьму.И сил у мира не хватает,Чтоб лунный вытравить загар.И кожа сердца золотаяЗвенит, звенит от стрел врага.«Обиды грустными крылами…»
Обиды грустными крыламиОбвеяна издревле Русь.Недаром в мировое пламяЕе бушующая грусть.Здесь ветры пляшут неустанноПод звон сосновый, звон гитар.Вон там березки ЛевитанаВ девичьем поле ждут татар.И платина, металл крепчайший,В спине меж двух материковЗалег многопудовой чашейИ тянет многих ходоков.А солнце – молот, реки плющит…На мостовых у нас трава.Волшебны наши сны, – а пущеШироко-низкая Москва.«Какое странное занятье…»
Какое странное занятье{5}Стихи пописывать, друзья.Небось, и сами верно знаете,Какая скользкая стезя.Почитывать нас мало стали,Не покупают нас хоть бей.Кому нужны немые далиИ громыхание зыбей?Куда нужней, куда полезнейРоманы, пудра, башмаки…Зачем вздыхать о синей бездне,Быть вечным рыцарем тоски?И вот, по мнению ученых, —Столбцы элегий и балладМикробами болезней сонных,Как выси звездами, кишат.От их безбрежного потопаПогибнет снежная Европа,Как наш недавний верный друг,Профессор славный ЭренбургАвторизация