«Опять на плахе ночи канул…»
Опять на плахе ночи канул,Как голова любимой, год.К певцу на ложе, к великануДенница новая идет.Скорей. Зари тончайшим мясомК бокалам глаз моих прильни.Молочным сумраком дымяся,Гаси последние огни.И ты уйдешь. И в ночь такую ж.Под звездную глухую медь…Бессмертная, лишь ты ликуешьШехерезадой черной, смерть.«Радуйтесь, – петь я не стану…»
Радуйтесь, – петь я не стану,Выжму молчанье из грусти.Месяц свой коготь янтарныйВ сердце поэта запустит.Звезды в трапециях ночиНомер последний исполнят.Ветер мой лик обхохочетВ третьем кругу преисподней.Будут и гимны, и ругань.Дни разлетятся, как стаи…На ночь метель лишь для другаБедра сугробов оставит.«Я накипь твою золотую…»
Я накипь твою золотуюНа заросли строк променял.Последние звезды воркуютНа крыше зажженного дня.Я вижу, как сеют мужчиныВсю злобу, всё счастье, весь яд…И, корчась от жажды пустынной,Их женщины влаги хотят.Я слышу, как рожь просыпаетсяУ ветра зари под бочком.А солнце тончайшие пальцыКладет ей на плечи тайком.И крепче винтовку пера я.Как утро, безмолвен и строг.Костром я трещу и сгораюВ блистающих зарослях строк.«В стекло листа строка стучится…»
В стекло листа строка стучится,Костьми ветвей слова стучат.Их учит осень, как волчицаЛюбимых тепленьких волчат.В траву заря и сад осыпались.Ни волоска на полосе…Ах, звезд тысячелетний сифилис —У голой ночи плечи все.Стучись, строка, стучись приветомВсего, что потеряло мощь…За то, что ночь гуляла с ветромНа золотых базарах рощ.«Прильнула рыжими власами…»
Прильнула рыжими власами,К ногам земным легла заря.И слов гирлянды вьются сами.И очи звездные горят.И пахнет ландышем дорога.И в белом женщина и я.Как струны, тело буду трогатьВсей буйной святостью огня.Да будет то, что стыдно, – свято.На всей планете мы вдвоем.Ран струны счастья в листьях спрятал…А мы повязки все сорвем…«Ковшами строф души не вычерпать…»
Ковшами строф души не вычерпать,Не выплеснуть кнутами слов.Страницы снегом занесло.А звезд на тыне синевы – черепа.А с плеч вы думаете что ж,Как не головушек орехи?..Ночей и дней галопом дождь.Эй, конь земной, куда заехал?..Вот так, по степи мировой.А то, как в цирке, по орбитеПод хлыстик солнца… Эй, смотрите, —Луна сквозь обруч зорь – дугой.Ковшами строф души не вычерпать,Не выплеснуть кнутами слов.Страницы снегом занесло.А звезд на тыне синевы – черепа.«Тело света еще…»
Тело света ещеС черного креста не снято.Раны звезд никто не счел.Пьют из лужи заката.Миру давно не тепло.Воздух от холода синий.Скрижалей разрезанный плодЗернами слов на витрине.Эй, раскрывайтесь, шкафы.Свитки в дорожки скорее.Четыре полена строфыМир коченелый согреют.«За сердца кулак неразжатый…»
За сердца кулак неразжатый,За факелы глаз, за кусокНачищенной меди заката, —Сижу за решеткою строк.Как кружка, чернильница налита.Мозг – пресная каша тоски…А город по рельсам асфальтаВперед, как колеса, шаги.За птицами бегают… КолятПухлейшую грезу штыки…Звон… В потных рубах колокольняхТо бронзовых мышц языки.Я чую, планета быстрееВорочает времени винт.Пол гнет свои алые реиПод пар, а не парус любви.Вот берег желанный сегодня.Девятую песню валы.На зорь золоченые сходниУж луны, носильщики мглы.Вот солнца приказ. Чтобы сухо,Не то в ребра лужи – лучи.Все клеточки тела и духаПо шарикам всё получили.Поэт на свободе… Но всё жеЗа струн паутину рука.За то, что на свете дороже,Дороже, чем радий, тоска.«На этот лунный снег бумаги…»
На этот лунный снег бумаги,На эту мертвую парчу,Всесокрушающий, всеблагий,Себя я выплеснуть хочу.Кто выпил этот вечер крепкий?Кто эти звезды наплевал?Осушенных бокалов черепки —Стихов колючие слова.На лошадях бурана мчусь я,На снег страниц чтоб лечь костьми…Не строф торчат в страницах сучья,То кости черные мои.«Горят везде мои цветы…»
Горят везде мои цветы,И я срываю их повсюду.И, тишина, в раскатах ты,И в мраке – солнц я вижу груду.И грустные такие ж лицаНа улицах встречаю я.Из века в век покорность длится,И древней чудится земля.И ничего не знаем. Дети.Письмо лишь разбираем чуть.И серый волк зрачками светитИ бродят вместе Русь и Чудь.И ночи синяя страницаВся в кляксах золотых чернил.И вечный мир века двоится.И Темзе снится синий Нил.И сам себе кажусь я древним,И злак неведомый строкиВ глухой занесенной деревнеКладу я в ночь на угольки.«Великой любовью – до пепла Сахара…»
Великой любовью – до пепла Сахара,До пудры червонной песка…Тобой мое сердце в кустах полыхало,Тебя я в поэмах искал.Тянулась по дюнам страниц караваномС горбами косматой тоски.Бубенчиком рифма болталася чванноНа шее верблюжьей строки.Великой любовью – на диком пожаре,Что в диких столетьях гулял…Все складки зеленые пламень обшарил,И в тишь золотую – земля.Молчит от шатров пирамид до Марокко.Лишь черный самум на пескиОрлом вдохновенья наскочит жестокоИ вытащит петлю строки.«Не за заставой в сорной яме…»
Не за заставой в сорной яме,Не по глазам лесных озер, —На площадях под фонарями,По жилам улиц мрак ползет.Есть теплое у мрака мясо,Яд сладости у мяса есть…И где-то там, ножом смеяся,За сердцем притаилась месть.А луч мечом по вековому,На стол снопами с высоты…И не легко жуют соломуПривычные к мясному рты.«У ней терпение востока…»
У ней терпение востока,Она выдерживает всё.Бичами строк ее жестокоПоэт, палач и режиссер.И оттого как снег страница,И ни кровинки нет в снегу.На дыбе тянут, дух струится,Из глыб висков ручьи бегут.А на завалинках вселеннойВека в прическах всех былых,И нюхают табак священныйИз табакерок зорь и мглы.И желтый след закатом стынетНа пальцах уходящих дней,И молний клинопись отнынеВыбалтывает тьму ясней.«Ветер, ветр, поэтический пес…»
Ветер, ветр, поэтический песНа луну завывает на каменной площади.Вам я, улицы, крылья принес,Вы ж белье фонарей в мутной сини полощете.Ах, луна распустила свой лен.То земли неизменный в столетиях пудель.Ветер, ветер столетья влюблен,Ни и воде, ни в огне, никогда не забудет.В роковой фиолетовый час,Рассказав о заре опьяневшему ландышу,Он, в окно золотое стучась,Камень бешеной скуки положит мне на душу.И в глазастую ночь октября,Вея запахом плоти, и гнили, и сырости,Он зайдет ко мне в гости не зря,Солнце мая в душе моей вырастит.Верен ветер всегда и, метелью дымяся,У крыльца он последний свой вал.Потому что певец своим огненным мясом,Мясом сердца его годовал.«По дереву вселенной синей…»
По дереву вселенной синей,Что ветер магнетизма гнетХолодными руками осени, —Я мчусь не белкой – мчусь огнем.Не след от лапок строфы эти,Колючки строк не коготки.От тренья медленных столетийРешетки вспыхнули тоски.Позабыл святую проповедь:В травах рая ползай ты.Захотелось мне отпробоватьЗвездных яблок высоты.Два вечных палача в рубахах тамИз заревого кумача.Восток и Запад. Кроют бархатом,Да рубят со всего плеча…«Теперь я знаю, отчего…»
Теперь я знаю, отчегоГарем берез – пожар зеленый,Когда мелькает каждый ствол,Руками ветра опаленный.В зеленый час не оттого лиЗвездами вздрагивает глубь,Что царь-завод ее изволитНасиловать лесами труб.А дрожь поэта ледяная,Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Комментарии
1
В настоящем издании полностью воспроизведены все прижизненные книги Г. Я. Ширмана, подготовленный им к печати сборник «Апокрифы» и избранные произведения послевоенного периода (1946–1951), когда им было написано более трех тысяч стихотворений. «Апокрифы» (за исключением трех стихотворений) и произведения послевоенных лет публикуются впервые по авторизованной машинописи из архива поэта, хранящегося у его дочери М. Г. Радошевич (Москва).
Мы отказались от комментирования многочисленных астрономических, географических, исторических и мифологических имен собственных, которыми насыщена поэзия Ширмана. Как заметил Анатоль Франс по поводу Жозе-Мария де Эредиа, которого Ширман считал одним из своих учителей, «он коллекционирует редкие слова, как дети собирают камешки и стекляшки. Выискивает их во всех словарях. <…> Выкованное под ударами словаря произведение нельзя читать без словаря» (Бруссон Ж. Ж. Анатоль Франс в туфлях и халате. Л.-М., 1925. С. 185). Полагаем, что интересующийся читатель без труда найдет необходимую информацию, тем более что для понимания стихотворений это не всегда необходимо. Основное внимание в примечаниях уделено биографическому и историко-литературному контексту произведений Ширмана, однако в нашу задачу не входило установление всех поэтических аллюзий и реминисценций в его стихах, что может стать темой отдельного исследования. Сведений о ряде адресатов посвящений найти не удалось.
Примечания составлены В. Э. Молодяковым при участии А. Л. Соболева.
2
Москва: Всероссийский союз поэтов, 1924. 216 с. 2000 экз. Нумерация стихотворений авторская.
3
Посвящено дочери поэта Тамаре Григорьевне Ширман (1924–1929).
4
Тема цилиндра – возможно, иронический выпад против имажинистов, включая знакомых с Ширманом С. А. Есенина и А. Б. Мариенгофа, видевших в цилиндрах не только предмет гардероба, но и деталь литературного имиджа.
5
И.Г. Эренбург упомянут здесь как автор книги «Трест Д. Е., или История гибели Европы» (1923).
6
Нетова земля. Этот образ в поэзии Ширмана, вероятнее всего, связан с рассказом С. Д. Кржижановского «Страна нетов» (1922; опубл. 1989) и его повестью «Штемпель: Москва» (1925).
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги