«В кустах кирпичных, где поглуше…»
В кустах кирпичных, где поглуше,По переулкам, где тоска,Ночные хоботы церквушекКрестами лижут облака.Колоколов зеленых ушиВисят, как дряхлые листы.А небосвод, давно уснувший,Спросонок скалит на кресты.И золотых миров плевками —В седые хоботы церквей.И веры старой серый каменьЕще бледней, еще мертвей.И меж седыми облаками,Как переспелый плод, луна.И льнет к очам, к оконцам камер,Крылом неведомого сна.«Мы золотым подобны стаям…»
Мы золотым подобны стаямПериодических комет,В ночах веков перелетаем,Как моль, с предмета на предмет.Плетем метельные мы сетиНеунимающихся зим.Вечерним снегом тихо светимИ тихой гибелью грозим.Солнца далекие, как гнездаВ листве вселенной голубой…О, свет, не я ли слово создал,Не я ль смеюся над тобой?И я лечу, чтобы звучалоО струны волн мое крыло.Ведь твой конец – мое начало,Ведь холод твой – мое тепло.И чрез иную, как чрез эту,Я все миную рубежи.Творцу древнейшему, поэтуВселенная принадлежит.«Не извивайся, не упорствуй…»
Не извивайся, не упорствуй,Не проливай сладчайший яд, —Пособьями по свиноводствуВитрины времени пестрят.Народ стихов не терпит боле,Не разоряется на них,И говорят, что даже болен,Кто в ночь вырезывает стих.Уж мир заранее хоронитЕго насмешкой роковой.Да, он – неизлечимый хроник,Он вечен, как мятели вой.Кто знает, – не его ль зачатье —Его конец в лесу глухом,Когда крестом вы отмечаетеЕго могильный свежий холм.О, тихий друг, благодари же,Что на свободе ты пока,Что не больничный сторож рыжий,А лишь закат – на три замка.«Ни одного еще алмаза…»
Ни одного еще алмазаНад вечереющей Москвой,А здания закат измазал,И золото на мостовой.И в золотой пыли Тверская,В недвижно золотом дыму…Хотел бы знать, кому сверкает,Смеется счастие кому.У длинных черепов трамваевУже глаза воспалены.И рельс протяжней завываетОт колеса и от луны.И тот, кто счастлив, руки пучит,Чтоб искру лишнюю украсть.И телом женщины скрипучимПродажная смеется страсть.«Бичами вечер в очи хлещет…»
Бичами вечер в очи хлещет,Кнутами золотыми бьет,И в плечи – звезд впилися клещи,И жаром прет закатный рот.И голубой зарницы веерТрепещет на груди земной.Конец, описанный Матвеем,Крылами реет надо мной.Тебя я вижу, – ты насыпалКурган сырой лазури сам.Уж гром далекий басом сиплымНад нами панихиду там.Но я от света не ослепну,Я лягу на снопы лучей,И своего я света лепту —Тебе, вселенной казначей.За то, что нет на свете мрака,Лишь радуг мрачных свет кругом.И не чертей, а леших дракаВ лесу Эреба голубом.«Как мастер, будь молчаньем горд…»
Как мастер, будь молчаньем горд.Твою заря клеит афишу.И пусть ее не видит город, —Ее петух и рощи слышат.И для тебя как мука пусть —Купаться в блещущей витрине.Лишь непроявленная грустьВ аду зрачков, как пламень синий.И там в очах, в ночищах камерНеизреченных мыслей зуд,И вьются звезды светляками,По мозговым волнам ползут.А ты крепися, молодаяИ нестареющая мощь,И, никого не осуждая,Не преклоняйся, мастер, вождь.«Они у жизни ищут смысл…»
Они у жизни ищут смысл.Ни к блеске дня найти не могутИ ни в таблице звездных числ.Не видят вечную дорогу.Пропала истины игла.Не поднял ни один философ.Лишь перья скрюченных вопросовНад безднами качает мгла.Но надо жить лишь миг хотя бы,Чтоб очи сонные продрать,Чтоб видеть, как по сонной хлябиЛучей бесчисленная рать.И надо жить, чтоб смысл иметь,Чтоб ночь вопросами качала.Сначала жизнь, а после смерть,А после смерти вновь сначала.«Сказала молодость: всего хорошего…»
Сказала молодость: всего хорошего.И крепко дверь закрыла за собой.Заря, ночей и дней златое крошево,Лежала на тарелке голубой.Уж черви звезд давилися и лопали,Уж лезвие луны златила ржа.А я и друг мой, ветер, шли мы по полю,И друг меня за шиворот держал.Скажи мне, кем твой глас рожден, кем вынянчен,Кто сердце как язык в грудную медь,Скажи зачем, куда и где, а иначе —Строка на шею и дышать не сметь.И я сказал ему и душу вывернулИ золото покоя подарил.С тех пор я строфы шумные, как ивы, гну.И ставни глаз бушуют до зари.«Никогда он не будет покоен…»
Никогда он не будет покоенИ приюта нигде не вспоетПотому, что безумен, как Каин,И безумием проклят поэт.Не один только набожный АвельВзмахом глаз его гневных убитДля того, чтобы лужица кровиОтразила созвездий набат.Не баюкает буря, а гонитНа восток, на закат, на огонь…Спать-жиреть, ничего нет поганей.Вечно бодрствовать, вечно хоть сгинь.И с копьем вдохновенья, как воин,И с печатью тоски на челе,Он лучей золоченые сваиУ далеких миров подпилил.И скандал золотой во вселенной,Звезды падают, как шелуха.И хохочет безумием пьяныйВечно проклятый мастер стиха.«В неверьи злом, как в черной корче вы…»
В неверьи злом, как в черной корче вы…Ужель чудес вам мало?.. Вот,Вот этот почерк неразборчивый,Его ведь бес не разберет.А очи бредовые серые,Обыкновенные как бы,А лоб, что с фосфором и сероюНаправил лук в иные лбы?Ведь эти руки забывают,Что есть другие руки здесь.Эй, ты, карманник из трамвая,Ты не зевай, в поэта лезь!..«В душе созвездия засели…»
В душе созвездия засели.То глазками стреляет мгла.Из скуки я творю веселье,И ночь волшебней дня светла.И пахнет женщина цветами,И пахнут женщиной цветы.И там за синими кустамиВершинами черемух ты.Запушена до шляпки синейМетелью страстною луны.И в сны неведомой пустыниТвои глаза унесены.Там пасть ночная звезды скалит,И там я докажу пескам,Что стан твой жгуч и музыкален,Что струны ад на нем ласкал…«Морей немолкнущие гущи…»
Морей немолкнущие гущиСинеют и, как в облак, в брегДля стран, культурами цветущих,Протягивают ветви рек.На них плодами тяжелеютИзмызганные города.И в каменных громад аллеюЛюдская черная вода.У них чернеют словно зернаВ граненных камерах сердца.И солнцу старому покорныГлаза, оконца два лица.И сок морей, от зорь багряный,По жилам вьется голубым.И снятся счастия поляныВ лесах запутанных борьбы.На плоть богов под микроскопомЖивучесть звезд похожа там.И скачут под луной галопомТела прозрачные у дам.И в степь песчаную столетийВалятся в осень города.И оттого жемчужно светитМорей зеленая вода.«Золото, жемчуг, брильянты…»
Золото, жемчуг, брильянтыТихо смеются в веках.Смех роковой непонятыйКровями радуги пах.Выли художники – маги.Резали свет нипочем.Мазали кожу бумаги.Звезды сшибали плечом.В них они краски варили,В тонких горшочках высот.Мускулам стряпали крылья,Оси земли – колесо.Что это? – снова за даньюЖелтые скулы зари…Лунную, вечно бараньюРусь золотят октябри.Золото, жемчуг, брильянты —Прячьтесь в земную кольчугу.Нынче лишь вы нам приятны,Медь, свинец, чугун…«За фалды буря тащит вечер…»
За фалды буря тащит вечер,Как Петифара среди дня.У рощи говор человечийИ женская у птиц возня.И кистью молний свод расцвечен,И туч колокола звенят.И рожь смирением овечьим,Как жертва, смотрит на меня.Я знаю, скоро чей-то суд.Колосьев тоненькие душиБичей грозы смиренно ждут.И дождь, копытцами блестя,Рысцой бежит и жгет, и тушитКостры на сердце бытия.«Как эфир голубоватый…»
Как эфир голубоватый,Мир наполнила собой.И рассветы, и закаты,И часов созвездий бой.В грозах, в синем их настоеТишина растворена.В нем сверкает золотоеСтремя грома-скакуна.Знает синь, чьи руки пряли,Знает бурю наизусть.С черных раковин роялейПадает по каплям грусть.Их монах какой-то скромныйОторвал с подводных скал,И в каютах грустных комнатБлещет клавишей оскал.Жемчугом и песней блещет,Песней непонятной нам.Слушай, слушай, корабельщик,Пальцы бури по волнам…«Можешь притворяться кроткой…»
Можешь притворяться кроткой.Всё ж боятся старики.Закрывают щели, фортки,Прячут нос в воротники.А другая часть народаЛюбит тоже тишь и гладь.Буря, кто б тебя не продал,Кто б желал с тобой гулять?..Не увидят дно златоеИ за новенькую медьСолнца лени и застояПродадут, чтоб уцелеть.Двое лишь дрожат любовьюИ в веках летят к тебе.Гнезда вечности борьбой вьют,Чуют хмель любви в борьбе.Это, в золоте купаясь,Гордый парус над водойИ беременный, как парус,Лоб поэта золотой.«Как литавры, взвейтесь, зори…»
Как литавры, взвейтесь, зори.Флейты звезд засвищут пусть.Этот млечный лепрозорийПеревейте в ясный путь.В райский сад царицы некойАда вспенивайте зыбь.Язвы мира, солнце-лекарь,Порошком лучей засыпь.Я хочу, на самом деле,Чтоб от песен всех и всяДуши млечные зардели,Мир чтоб новый родился.«Песчаный лев давно привык…»
Песчаный лев давно привык,Очами тын стальной не выбить.Как нож тупой, молчит язык,И лапы, лапы спят, как рыбы.И, как сова, орел в углуСидит, и крылья, крылья дремлют.А плен прозрачен, тянет глубьВ иную солнечную землю.Лишь белый волк полярных снежищНе может волю позабыть.Он прут грызет, до пены режетГортань железную судьбы…«Ужели нет в душонках душ…»
Ужели нет в душонках душ,И духа дух застеган туго?..Не может быть, таков я уж,Я вижу в них веселый угол.Не паутина, не иконыВисят в углу душонки той,А смех безумный, беззаконныйДрожит, как зайчик золотой.И он не молкнет ни минутцы,И он единственный не глуп,Тот смех, чьи волны нежно гнутся,Тот смех души в святом углу.«Под храмом банка синий склеп…»
Под храмом банка синий склеп,В нем гробы золотые, слитки.Лежат с тех пор, как мир ослепИ стал от крови злой и липкий.Ну и желудки у планет, —Тысячелетия не могутПереварить навек, на нетМолитвы золотому богу.И было их вначале три, —Из камня, бронзы и железа.Упал четвертый с крыл зари,И в жилы гор мясистых влез он.И лег бесстыдно на поляНагим скуластым самородком,С тех пор в тисках виски болятИ мечутся в пути коротком.Но верю я в волшебный час, —Гроба из золота растаютОт наших же волшебных глаз.Мы новых дней увидим стаю.«Если ты на вершине, – держись…»
Если ты на вершине, – держись,Не сползай ты на крыльях в угоду.Пусть в долине трепещут за жизньИ хорошую ценят погоду.Ты ж ненастью бессмысленно рад,Путешественник дивный, художник.Пусть внизу про тебя говорят:Посмотрите, как мал, нас ничтожней!..В мире есть Арарат, Эверест…Высота до бессмертия душит.И в снега их страниц, словно крест,Тащат тело терновые души.Так лишь им ты кричи, чтоб дойти,Но лишь в оба гляди: высь упруга.Так орлы на лазурном путиОкликают над бездной друг друга.«Слово было вначале…»
Слово было вначале,Голос огненный был,Землю песни качали,Песни гнева, борьбы.Хаос бегал от боли,Но не падал, и вотКопья звезд прокололиЕго синий живот.Племена выходили,Чуя падаль вдали.Лили в чашечки лилийПлоть живую земли.И столетья кишели.И молчала заря.Золотые шинелиГлаз истории прял…Густо сумерки встали,Память прошлого чтя.Нынче вылит из сталиБелый месяц, дитя.Кудри тучки напялил,Бросил ныть и говеть.Луч стальной, не тебя лиЖдет лягушка в траве?Мастер пьян, безграниченОт эрекции строф.И в сугробы страничекОгневое перо.Мир на слове отчалитС маской мглы на лице.Слово было вначале,Слово будет в конце.«Листья звезд давно завяли…»
Листья звезд давно завяли,Млечный путь давно прокис.Всё нет лица, всё сеть вуали,Всё тот же каменный эскиз.Почтенным слоем пыли едкойТам скука вечности легла,И не смести ни звездной веткой,Ни мглой закатного крыла.Лишь запирает мастерскую,Как рыжий сторож, новый день.У врат ночных сильней тоскуют,И кудри слов еще седей.«В осиннике смеется сирин…»
В осиннике смеется сирин,В саду жар-птица, гамаюн…Я не один в журчащем мире,Еще люблю и, значит, юн.Еще звезда, белком сверкая,Гипнотизирует меня.И песня сумерок морскаяКраснеет, крыльями звеня.И ты, безумие, зачатьеИ юности и песни той,И ты, любимая, – качайте,Мой сон качайте золотой.«Еще весна не пропиталась…»
Еще весна не пропиталасьГорючей пылью городской.Еще поэт свою усталостьНе простонал своей строкой.А говорливый звонкий ветерУже по-новому звенитИ говорит, что есть на светеЛазурно-золотой зенит.У пирамид, у их подножийПесчаный стелется ковер.И сфинкс века и тайны множит,И луч подземный ход провел.Невесть чего ученый ищетНа берегу пустыни той.Плитой тяжелой над кладбищемЗенит лазурно-золотой.И мне б хотелось, чтоб до бронзыМою он кожу искусал,Самум чтоб молниею борзойОбнюхал туч уж близкий сад.Чтобы в бушующем саду тамБродила ты со мной одна,Чтоб я собой тебя закуталИ выпил всю тебя до дна.«Сверкает тихий и великий…»
Сверкает тихий и великий,В луну влюбленный океан.Поют его ночные бликиЛегенды схороненных стран…Они на дне, давно не слышат,Испепеленные огнем.И ветр подводный гнет их крышуИ волны голубые гнет.И вспыхивает вновь зажженныйТайфун и в руку – глубь, как флаг,И волн он вспахивает склоны,И пену скалит на валах.Уж туч колчаны гром наполнил,Уж колет небо пополамИ золотым прикладом молний —По взбунтовавшимся валам…Но в песне жив тайфун, и веченВ затишьи вод его баян.Не зря ночные блики мечетВ луну влюбленный океан.И те скалы, где ночевала,Где свет ее был так блудлив,Он зацелует до отвала,И дар со дна примчит прилив.«Горька на вкус людская туша…»
Горька на вкус людская туша,Она последний плод земли.Ее холодной надо кушатьИ хорошенько посолить.Бессмертен в мире мудрый Ирод.Детей в утробах бьют и вне.Лопатой солнца вечер вырыт,И черви-звезды в глубине.И блещет глиняная насыпь,Зарей желтеет и зовет.И говорят, что мир прекрасен,Что лишь не понят жизни гнет.И не одним лишь пальцем тычут,Любовь прозрачная, в тебя.Слюною плоти льют в добычу,Бородки мяса теребя.И вечных льдин очарованьяВ морях страстей – одни и те ж.И где-то там, в глухой нирванеВстает неслыханный мятеж.«Не гаснет в пустынном народе…»
Не гаснет в пустынном народеЗолотая души купина.А с площади ночи не сходитПроститутка столетий – луна.Под сводом ни марша, ни лая.Акробаты-миры так тихи.Протянута сетка гнилаяИз божественно-млечной трухи.А где-то вершинами скалит,Мышцы гор наливает земля,Чтоб с плеч заревых вакханалийГирю солнца свалить на поля.Чтоб златом до крови зеленойРазмозжить их, до первой травы,Чтоб просто, как вербы, как клены,Засмеялись от солнца и вы.«О, смерть, о, вечный Рим вселенной…»
О, смерть, о, вечный Рим вселенной,Пути планет к тебе ведут.Ты любишь воск, и воск отменныйКует из тела знойный труд.И песнь поет он, труд безумный.Зовется жизнью песня та.И за околицу, за гумна, —У песни слава золота.И в час зеленого рассветаС петлей луны на эшафот,Оставив мед в минувшем где-то,К тебе, о, смерть, мой воск взойдет.«Под фонтаном журчащего солнца…»
Под фонтаном журчащего солнца,Что струями полудня сквозит,На ковре замурудном пасетсяМолчаливое стадо изид.Их нагие тела загорели,Загорел и под елью пастух.Был и больше, и жарче свирелиОзириса цветок, что потух.Но никто не узнает об этом,Ни пастух, ни коровы его.Лишь с быком, одиноким поэтом,Тайну делит свою естество.«Пугает Пан голубоглазый…»
Пугает Пан голубоглазый,Вечерние болотца, вас.И небо в панике – не вазы,А звездные осколки ваз.И уголь месяца рогатыйИз пепла сумрака торчит.Золотокожие закатыКак хворост жгли свои мечи.И страстной стали наготу жгли.Вином просвечивал закал.И в млечные ночные джунглиКак тигр мой вечер ускакал.И там в росе неопалимойБлистающего тростникаБлуждает песней пилигримаМоя безбожная рука.«Веселый соловей не молкнет…»
Веселый соловей не молкнет.Веселый гром в лесу ночном.И в лунно-золотой ермолкеМой старый сумрак за окном.И ты, родная молодуха,С любовью старою, как свет…Уж полночь бьют созвездья глухоВ футляре млечном тысяч лет.То духа трепетное телоКрылами золотыми бьет.А там уж снова зажелтело,И новый день несет свой мед.И в сотах песни пальцы вязнут,Как ребра клавишей, лучи.День тянет к новому соблазнуИ в новую пучину мчит.«Таишься в утренней листве ты…»
Таишься в утренней листве тыНесмелой птичьей пестротой.Зелено-синие рассветыЛадонью гладишь золотой.А там на площади небесной,Там в синеве, наискосок,Дорога тянется над бездной,Тая вселенной млечный сок.И там бесчисленные встречиМолекул млечных вещества.И солнце солнц фонтаны мечетНе человеку в рукава.А человека нет. НапрасноЕго в столетьях ищут, ждут…Рассвет лишь пастью сладострастнойКусает вязкую звезду.«Большою буквою любили…»
Большою буквою любилиТебя отметить, Тишина.Не вечер был – огромный филин,Единый круглый глаз – луна.На ветке голубой сидел он.А в дереве вселенной дрожь.В листве созвездий поределойКак маятник качался нож.И кто-то буквою большоюСлова простые отмечал,По телу пробегал душою,Метался молнией меча.А утро золотым прибоемВ обои, в плечи, в потолок…И ночь, и день, – отдай обоимВесь полный песен кошелек.«По-вашему, проснулись птицы…»
По-вашему, проснулись птицыИ оттого веселый звон.И солнце старое струится,И старый день опять зажжен.А я стучу чернильным клювом,По голубой коре стучу.Подайте уши, говорю вам,Я тку бумажную парчу.У дня не смазаны колеса,И в дышле распевает осьО том, что не рассвет белесый,Что небо жирное зажглось.И вкусный запах по планетам,И головы – цветы в чаду.И весело безумно где-тоИ гостью золотую ждут.А солнце славно чешет бок свойО кресло, о мое плечо…И горя больше нет, лишь боксомЖивое всё увлечено.«Не лежит на месте камень…»
Не лежит на месте камень,Через край рассветный мед.Страх холодными рукамиСердце желтенькое жмет.С волками по-волчьи воют.Те же гимны. Та же тьма.Новых вывесок листвоюОбрастают пни-дома.Языки флагов трепещут,Как у сеттеров в жару.Жажда страшная у вещи.Песни мертвецы орут.Разберем на кости, кости,Дом планеты разберем.Плечи всех гигантов, сбросьтеВ пропасть счастия наш дом.«Опять зажглась моя блондинка…»
Опять зажглась моя блондинкаВеснушками листвы и звезд.И вихрь ее ласкает дикоИ в глушь зеленую зовет.И воет ей под ухом рыжим:Уйдем, любимая, туда,Мы тонким золотом забрызжемЗапуганную зыбь пруда.Ты косы как заря распустишь,Я буду твой последний гость,Я выпью мед тончайшей грусти, —В заре как соты сад насквозь.Утихну я, и тихо ляжемПод рыжей яблоней высот.На золотом пруду лебяжьемВсплывет луны распухший плод.А ночь – вся в звездных пантомимах…И в пасть блестящую прудаСлетит с ветвей необозримыхПоследним яблоком звезда.«Опять на заре разбудила…»
Опять на заре разбудилаБолтливая муза моя,Взяла меня за руку мило,В свои утащила края.Смотри, как из горных палаток,Чей вечен фарфоровый снег,Выходят в синеющих латахКолонны зыбучие рек.Вон пальцами скрюченных устийЖуют они копья свои,С безумными песнями грустиМорей затевают бои.И волны, оскалившись, гибнут,И брызжут как пена мозги.И звезды – победному гимну…А в безднах подводных ни зги.«Земля – и нет иной святыни…»
Земля – и нет иной святыни.Земля в кругу ночных светил.За угасаньем ночи синей,Как жрец, я пристально следил.Как уголь, месяц стал оранжев,Как чадный кончик фитиля.И день, как много тысяч раньше,Уж золотым хвостом вилял.А звезды в судорогах тлели,С гримасой горькой пили яд.Так где-то в мраке подземелийВ столетьях узники горят.И вылез из берлоги день уж,Янтарной гривой задрожал.О, день, кого ты не заденешьОгнистым языком ножа!..И камни, камни станут плавки.И грусть моя, как смех, легка.И без единой переправкиИз пальцев вылезет строка.«В резной бокал строфы мгновенной…»
В резной бокал строфы мгновеннойТоска не выльется моя.Полезет пламенная пенаЧерез зыбучие края.И матерьял всегда в остаткеДля новой схватки роковой.И сердце пьяно кровью сладкойИ бьется певчею волной.О грудь скалистую… Трепещет,Орленком в скорлупу звенит,Пока строки змеею вещейЗлатой расколется гранит.И скорлупа страницы треснет.То юный образ – головой.И синими крылами песняУдарит в купол мировой.«В снегу страницы мой костер…»
В снегу страницы мой костер.А хворост строк и сух и крут.Еще столетьями не стертЛуны червонный полукруг.И мутен лик, что там внутри.Не разглядеть, не разобрать…Отец ли там в огне зари,Или во тьме пещеры мать.Иль с пухлым пальчиком во ртуМладенец уцелевший тамУж шлет проклятия крестуОбдумывая новый храм.О, купол ночи расписной,Чьи фрески звездные горят!Века ты дремлешь надо мной…Проснись и раскачай свой ад.Ты желчью солнца просочиДо липкой зелени листы.Лучей острейшие мечиВонзи в бессмертье красоты.«Ну вот до сентября довез…»
Ну вот до сентября довезМой славный конь, росою мытый.Над головою кисти звезд,И в листьях золотых копыта.Их золото нежнее стружекСосново-золотой доски.И пес мой, ветер, с ними друженИ кружит их, как лепестки.То лепестки цветов огромных,Самих деревьев седина.Закатов бешеные домныИх раскалили докрасна.И вьется, вьется дым ленивый,И птиц и строк последний дым.И сумрак строг, и топчет нивыПоследним стадом золотым.«По камерам былых столетий…»
По камерам былых столетийЯ вечерами проходил.Я слушал, как решетка светит, —Язык луны в тисках удил.Чего, чего я там не делал,Кого, кого я не ласкал…И пенилось от женщин тело,Как вал морской от голых скал.И бард за то, что шкура барсаТам под плащом, как под фатой,Струями песни улыбалсяПантере ночи золотой.Не так давно я ломти грустиГолодным ивам подавал.А вот сейчас пропеллер спуститМеня на Марса странный вал.Не знаю, в камеру какуюЗашел я в этот вечер свой…Какой там век идет?.. Тоскуют.Двадцатый? – Нет. Сороковой.«Жена, твои несчастны уши…»
Жена, твои несчастны уши.В дырявые сосуды ихВливаю только что блеснувший,Еще не остуженный стих.Я знаю, знаю, знаю трижды,Что ловишь ты прекрасных мух.Когда читаю, не горишь ты,И где-то в тряпочках твой слух.И слышу смех твой полудетский…То звон строки, словечек бойСквозь тень, уснувшую мертвецки,Твоей ресницы голубой.Но, друг ближайший мой, пойми ты,Что никогда так одинок,Как в этот век, тоской облитый,Поэта не бывал венок.И снежную страницы скатертьВино тоски облило сплошь.И в час зеленый на закатеПоэт, как правду, ценит ложь.«Белый свет безбрежен…»
Белый свет безбрежен,Белый океан.Смерть зарею брезжит,Тушит звезды ран.Корабли да вьюгиПашут нашу гладь.На зеленом югеСеверу пылать.Быть снегам и пене,Выть луне и псам.В сердце песнопеньеУтоплю я сам.Никому навстречу,Руку никому.Тишиной отмечуГолубую тьму.«О, ночь, я вновь твою свирель ищу…»
О, ночь, я вновь твою свирель ищу.Упал как занавес закат.Конец неконченому зрелищуИ звезды свищут и галдят.А ты с луною целомудренной.Под ней земли живой экран.И парики садов напудрены.И блеск из окон, глаз и ран.И бледные гиганты прыгают.Кто пьян, кто счастлив, кто казнен.А день встает злаченой книгоюИ скупо счет ведет времен.«Черные строф кружева…»
Черные строф кружева.Белые плечи страничек.Пальцами песню жевал,С адом безумья граничил.Слушал, как движется ящерС воем о будущем Канте,Видел, как Дарвин блестящеТянет в лесах канитель.Пену прибоев оскаля,Челюсти рвал океан.Жрет Атлантиду каналья,Давится левиафан.Звери стекалися в груду,Звездно из них человек…Люди сливаются… будутНовые звери в траве.«Я только пел, я не курил…»
Я только пел, я не курил:Семашки слушался попросту.Теперь чуть звезды, – до зариЗа папироской папироску.Я звезды на бумагу свел,Зашелестели ярче, звонче…И вьется золотым червем,Клубится папиросы кончик.И снится мне в ночной печали,Что в Атлантиде за тоскуНе лаврами певца венчали,А вениками табаку.«Я хочу незаметным пройти…»
Я хочу незаметным пройти,Чтобы волны пустыни бескрайнойСхоронили навеки пути,Искривленные горкою тайной.Чтобы шли караваны столетийПо могиле песчаной моей.Чтоб никто, чтоб никто не заметилСхороненных, как золото, дней.«Сколько вывесок и кличек…»
Сколько вывесок и кличек,Сколько лавров и хулы…В шторма час кого приспичитВ цепи строк ковать валы?В шторма час – стихий прогулка,Плоть их – бешеной рекой…Кто же их окликнет гулко? —Но тюремщик есть такой.Режет волны. Сталью вырос.Кровью черной льет душа.Ночь схватил за лунный вырез,Звездно краски он смешал.Дикий мед – из львиной пасти,Из кишок себе венок…И зовут безумца мастер,И тот мастер одинок.«Есть Нетова земля. Для многих…»
Есть Нетова земля. Для многих{6}Ее не существует, нет.Но строки вьют ее дороги,Цветами вьют иных планет.Весна и осень на земле тойЖивут как сестры меж собой,Зима похожа там на лето,Рассвет на вечер голубой.И тишина в траве высокойПоет кузнечиками там.И бегают земные сокиСтруями плоти по листам.И Пан, боготворимый всеми,Великий, вечностей пастух,В прекрасном стаде, как в гареме,На славном тешится посту.И раскрывает лапы ширеИ стебель комкает луча.И где-то там, в далеком миреПоэт курчавый величав.«В гробах шкатулок умирали…»
В гробах шкатулок умиралиЕще живые жемчуга,А гром уж с молнией скандалил,Ковал нахмуренные далиИ крепко-крепко всё ругал.И кости зданий дребезжали,И кто-то крышу в барабан,И кто-то вдребезги скрижали,Гремучей молниею жалилИ бездны мира колебал.