– А где ваши дамы? – поинтересовался ротмистр, передавая причетнику увесистую торбу с продуктами. – Паненки сейчас будут, – ответил ксендз, с беспокойством поглядывая на ротмистра и пропуская его вперед.
В комнате уже были Регина с Романом и няней, они радостно поздоровались с вошедшими. Причетник стал накрывать на стол. Первым заговорил ротмистр:
– Как ни прискорбно, опять отступаем, вернее сказать, бежим. Стало ясно, что скоро оставим Брест. Скорее всего, поступит приказ взорвать крепость, а зачем, скажите, тогда ее строили, вложили огромные деньжищи? Как это, по-вашему, называется? Да сейчас только и слышно о предательстве. Немец наступает и с юга, и с севера, и никак его не остановить, дисциплина падает. Где обещанные боеприпасы, пулеметы, где они?!
Воцарилось молчание. Роман с испугом поглядывал на чужого дядю и уже собирался заплакать. Обстановку разрядил ксендз, он пригласил всех за стол, пожелал приятного аппетита и прочитал короткую молитву. Первые минуты завтрака прошли в молчании.
– Пан офицер, неужели все так плохо? – спросил ксендз, когда Януш стал подавать чай.
– Дела для нашей армии не просто плохие, они скверные. Вам нужно поскорее уезжать отсюда, через день-другой здесь будут толпы беженцев и отступающая армия.
Ротмистр встал из-за стола и обратился к Вацлаву:
– А вы куда путь держите?
Вацлав назвал место расположения своего поместья.
– Не знаю, что вам сказать и где вам найти пристанище. Фронт может докатиться и до тех мест, только назад дороги нет, при отступлении взрывают мосты, всё увозят и угоняют. Такое чувство, что русская армия туда уже никогда не вернется, – грустно закончил ротмистр.
– Кто придумал эту войну, тот преступник, страдают невинные люди. Мне некуда уходить, это моя земля, и я остаюсь здесь. Будем служить мессы по убиенным, так, Януш? – сказал ксендз.
– Именно так, пан ксендз, будем служить в костеле мессы, – подтвердил причетник, отхлебывая чай.
Ротмистр подошел к Регине и поцеловал ей руку.
– Мне жаль, пани, что так произошло и мы не можем защитить вас и детей и оставляем в безысходности. Такого Бог рыцарям не прощает, это аукнется офицерам русской армии… Ну да не будем о грустном, у вас сын, растите его, чтобы он стал достойным вашим защитником и защитником Отечества. Храни вас всех Бог, – с этими словами он отошел и вдруг обернулся. Маленький Роман на руках Ядвиги улыбался и тянул к нему ручки. Кольцов заулыбался и подошел ближе. Роман пытался дотянуться пальчиками до кокарды на фуражке и вдруг, картавя, произнес: «Другой папа». Его рука соскользнула, и пальчики схватили ротмистра за нос. Малыш залился смехом. Все это вышло так по-детски мило и непринужденно, что взрослые вдруг заговорили разом, перебивая друг друга. Ротмистр снял фуражку и надел ее мальчику на голову, тот слегка растерялся, потрогал околыш и неожиданно протянул ручки вперед, как бы прося этого незнакомого дядю взять его на руки. Кольцов приподнял мальчика на руках, а потом прижал к себе.
– Вот он, новый защитник нашего Отечества! Военным будет, это опасная и трудная, но нужная профессия. Так что расти на радость маме и папе! – Кольцов передал мальчика няне, сняв с его белокурой головки фуражку. Улыбка сошла с лица ротмистра, и он стремительно вышел из комнаты. За ним последовали ксендз и Вацлав.
– Я буду молиться и просить матерь боску Святую Деву Марию хранить вас, пан офицер, от всякого лиха, – и ксендз стал читать про себя молитву.
Ротмистр подал Вацлаву руку с напутствием не задерживаться здесь, а скорее уезжать.
Часть восьмая
1
Завершался очередной день, оставалось проделать ставшую привычной процедуру передачи карт, документов, журналов и информации очередной смене и идти отдыхать. Завтра этот день забудется, как и многие прожитые дни в этом красивом замкнутом пространстве. Вокруг почти одни те же лица, те же друзья и ненавистники, те же завтраки и обеды, те же доклады, приятные и неприятные разговоры с начальниками, переживания. Казалось, ничто не меняется, отдаются важные приказы и директивы командующим войсками, разрабатываются, по их мнению, новые, более реалистичные и продуманные планы, только появляется усталость и раздражительность, порой ее не унять, и она выплескивается в нижестоящие штабы – на тех, кто работает вместе с Сергеем Александровичем в этой ставшей неуютной для него комнате. Возникала жгучая уверенность в неспособности высшего военного руководства изменить положение на фронтах, а с этим разочарование, бессмысленность и даже вредность своих обязанностей и выполняемых поручений. Случались минуты отчаяния и возникали мысли о смерти, дальше так продолжаться не могло. Его напарник, Константин Федин, весельчак и балагур, высокообразованный и ответственный офицер штаба, успокаивал его, рассказывая очередной неприличный анекдот или историю из своего юношества, переводил беседу на семейную жизнь. Сергей Александрович вспоминал о жене и сыне, и ему становилось стыдно за свои мрачные мысли, но ненадолго.
В первых числах июля обстановка на фронтах резко накалилась, войска Южного фронта оставили Галицию и продолжали отступать уже на своей территории. Не лучше обстояли дела и у их соседей справа. Командующие фронтами подготовили очередные предложения по дальнейшим действиям их войск. Эти предложения обсуждались в квартирмейстерском управлении и вызвали много споров. Сергей Александрович стал защищать предложения одного из командующих армией, как услышал резкий ответ уважаемого им генерала:
– Этот командующий – полная бездарность, если не сказать больше, – и добавил: – Это самый настоящий олух.
Произнесенные слова унижали честь и достоинство командующего в присутствии нижестоящих чинов. Сергей Александрович, сдерживая себя, стал его оправдывать, напоминая о полученных им несколько недель назад наградах за умелое руководство успешной операцией. Генерал подошел к Сергею Александровичу и похлопал его по плечу:
– Вы не огорчайтесь, голубчик, в военном деле для полководца важна победа. Тогда его наградили, а сейчас ругают. За него и нас ругают последними словами, только мы тех слов здесь не слышим.
Внутри у Сергея Александровича все кипело, вечером он написал прошение об отправке на фронт. К этому поступку подталкивала его окружающая обстановка, уже в открытую шли разговоры об изменениях в руководстве Ставкой и смене места ее расположения, назывался город, который находился далеко в тылу. Уважаемый офицерами штаба, начальник их управления учтиво и вежливо просил его отправляться в составе единой и сплоченной команды к новому месту службы, Сергей Александрович же продолжал настоятельно проситься на фронт. В душе генерал понимал и поддерживал желание своего подчиненного. Он тоже переживал о случившемся на фронтах и тоже искал причины неудач, понимая, что Россия не была готова к такой затяжной войне. Ни в столице, ни в тылу генерал не видел тех устремлений, того напряжения сил, которое могло бы изменить существующее положение дел. Дело было не в войсках и командовании, фронт и тыл существовали сами по себе. Армию нечем было вооружить и обеспечить всем необходимым для разгрома противника. Генерал не мог высказать свои мысли сидящему напротив него грамотному и подготовленному для штабной работы полковнику. Для уважаемого генерала и убывающих с ним штаб-офицеров не являлось секретом, что на новом месте на них будут смотреть со злорадством и осуждением, как на виновников случившегося на фронтах. Для господ офицеров и генералов такое положение представлялось унизительным, поэтому у некоторых сослуживцев в окружении Сергея Александровича возникала зависть: опять этот счастливчик сумел правильно сориентироваться в обстановке. Другие с презрением расценивали его поступок как «побег» на фронт. Но все это были сугубо личные суждения, служба же требовала исполнения своих обязанностей, и сослуживцы Сергея Александровича готовились к переезду Ставки. С другой стороны, генерал как опытный штабист понимал, что без этих офицеров будет невозможно правильно и продуманно организовать работу на новом месте, и это являлось основной причиной вдумчивой политики по сохранению кадров. Знал генерал и другое: штабному офицеру, даже хорошо подготовленному, порой бывает сложно сразу же овладеть командирскими навыками, особенно если на это не будет времени, и он написал письмо командующему армии, которого некоторое время назад назвал «олухом», с просьбой по возможности определить полковника С. А. Дубровского в полк, который находится на переформировании или отводится в резерв.
Просьба Сергея Александровича была удовлетворена с условием, что он будет исполнять свои обязанности до убытия Ставки к новому месту дислокации, а затем направится в распоряжение командующего армии с последующим назначением командиром пехотного полка. Между тем события на фронтах разворачивались так, что здесь, в этом тихом и уютном месте, скоро мог оказаться противник. Такое не укладывалось в голове, хотя поспешное отступление войск называлось планомерным и временным отходом с целью выравнивания линии фронта и сохранения армии. Большим потрясением для офицеров квартирмейстерского управления стали вести об оставлении самой современной и мощной Новогеоргиевской крепости и сдаче в плен всех генералов, офицеров и нижних чинов гарнизона, не уступающего по численности армии, а также оставлении почти без боя крепости в Ковно.
Прощание Сергея Александровича с сослуживцами было тягостным, без пафосных слов и напутствий. Одни искренне завидовали, что на фронте можно прославиться, другие сожалели, что в их рядах не будет такого сдержанного и подготовленного офицера, способного заступиться, помочь в подготовке важных докладов и реляций, иным было всё равно, хотя проскакивала мысль, что там можно получить награды и стать генералом. За год, проведенный в небольшом коллективе среди штабных офицеров, Сергей Александрович четко уяснил для себя, насколько важным и нужным является их управление и как важно, чтобы службу в нем несли отлично подготовленные высшие офицеры. По его мнению, случайных людей здесь быть не должно.
Пройдет время, и Сергей Александрович встретит некоторых из провожавших его в тот вечер штаб-офицеров уже при других обстоятельствах. Утром полковник Дубровский убыл к новому месту службы, а часом раньше отошел литерный поезд, который увозил из чистого соснового леса часть высших офицеров в другую сторону, в новое будущее.
2
Из Барановичей в направлении Бреста Сергей Александрович уезжал в сопровождении штабс-капитана на легковой машине, которая накануне прибыла из штаба армии. Проходя по ставшей за время пребывания здесь привычной тропе, он вдруг почувствовал себя лишним и ненужным, все стало чужим и далеким, хотя вот там виднеется домик, в котором было проведено столько беспокойных дней и ночей, но там его уже не ждут, а может быть, уже и забыли. Настроение испортилось, и только завтрак отвлек Сергея Александровича от мрачных мыслей.
Набрав скорость, автомобиль помчал по свободной дороге, было приятно ощущать прохладный ветерок, который создавал благодушное настроение. Сопровождающий молчал, и Сергей Александрович стал обдумывать, как он представится такому известному на фронте генералу и сразу попросится в полк, ведь там будет настоящее дело, а вот что он будет делать по прибытии, в голове не складывалось, и это вызывало неудовольствие. Конечно, он там сразу разберется с обстановкой и выедет в батальоны.
Машина притормозила – навстречу шла колонна пеших пехотинцев без оружия, они с удивлением посматривали на легковую машину и важного военного чина. Сергей Александрович выпрямил спину, принял строгий вид и смотрел прямо перед собой, не поворачивая головы. Потом им пришлось обгонять колонну артиллерийской батареи большого калибра, лошади медленно тащили тяжелые орудия. Для этого их автомобилю пришлось съехать на обочину. Сергей Александрович стал вспоминать, давались ли какие-то указания на передислокацию тяжелых орудий и вдруг понял, что вот уже дня три он не владеет информацией о положении на фронте и не знает, какие приказы были отданы войскам. Наконец они снова выехали на дорогу, навстречу двигалась кавалерия, эскадрон, не меньше, подумал Сергей Александрович. Далее начался нескончаемый поток, встречный и попутный: двигались уставшие, запыленные беженцы. Вдруг к машине метнулась взлохмаченная женщина, притянула руку и с польским акцентом заголосила:
– Паны, дайте моему сыночку немножко хлеба, он ничего не ел. Будьте милосердны, паны, дайте хлеба сыночку…
Женщина споткнулась, но устояла на ногах, махнула рукой и побрела обратно к движущемуся потоку, навстречу которому шло большое стадо коров.
– О, да мы так до завтрашнего дня не доберемся, – вырвалось у Сергея Александровича.
– К ночи будем на месте, Ваше высокоблагородие, – заверил его штабс-капитан, и они снова замолчали.
Чем дальше они продвигались на запад, тем жарче припекало солнце, плотнее укрывала пыль и тем мрачнее становились их лица. А потоки, направляемые неведомой силой, все шли и шли, одни вперед, это были в основном военные, другие – и туда, и обратно. «Куда они бегут, что их там ждет? Лучше бы остановились и помогли войскам остановить германцев», – размышлял Сергей Александрович, пытаясь привести мысли в порядок.
К месту они добрались, когда августовское солнце уже садилось, жара стала спадать. Штаб армии сменил место дислокации, и им бы пришлось долго плутать по забитым дорогам, но помог случай: штабс-капитан встретил знакомого офицера-казака, который выполнял поручения штаба, и тот объяснил, как туда проехать. Сергей Александрович вез с собой пакет для командующего армией. Выйдя из машины и приведя себя в порядок, он подумал, а если там срочный документ, он ведь уже может утратить свою актуальность, оказаться ненужным и даже вредным. Поэтому он сразу же предупредил встретившего его подполковника о том, что у него пакет командующему армии из штаба Верховного главнокомандующего. Долго ожидать не пришлось. Командующий армией занимал просторную комнату в небольшом здании. Солнце уже село, настольная лампа освещала лишь часть стола, и в помещении стоял полумрак. Выслушав доклад Сергея Александровича, командующий армией подошел к нему, пожал руку, принял пакет и предложил сесть. Это был полноватый круглолицый мужчина с большими седыми усами и мохнатыми бровями, глаза его выдавали человека бывалого и спокойного. Он неспешно и вдумчиво прочитал бумаги и сказал:
– Сергей Александрович, о вас лестно отзывается начальник квартирмейстерского управления. У нас сложилась сложная обстановка в дивизии, которая прикрывает наш левый фланг, дела там крайне расстроены, и к тому же начальник штаба получил тяжелое ранение. Бог мне послал вас, примите эту должность, вы не пожалеете. Там вы будете на своем месте, поверьте мне, – он замолчал, пристально глядя на полковника.
Дубровский выдержал этот взгляд, быстро поднялся, одернул китель:
– Я согласен, Ваше превосходительство. Когда прикажете убывать? Командующий армией встал, протянул руку:
– Спасибо, Сергей Александрович, приказ о вашем назначении вы получите чуть позже, а сейчас приглашаю вас на ужин. Затем можете убывать к месту службы, вас туда доставят. Идемте, – и они, как давние знакомые, вышли из комнаты.
Уже под утро, когда на востоке зарозовела полоска неба, полковник Сергей Александрович Дубровский прибыл к новому месту службы.
3
Командир дивизии, уже немолодой генерал, вначале с недоверием отнесся к назначению начальником штаба полковника из квартирмейстерского управления, даже пытался уговорить командующего армией не делать этого. С другой стороны, дела дивизии были совершенно расстроены, и срочно нужен был помощник. Полковник прибыл в штаб рано утром, а вечером уже бойко докладывал о делах дивизии и подготовил, как считал генерал, весьма дельные и продуманные предложения, которые в дальнейшем принесли результат. С этого момента генерал доверился этому еще не нюхавшему пороха, но весьма толковому штабному офицеру. Дивизия три дня отбивала атаки немецкой дивизии, нанесла ей значительный урон, а главное, дала возможность соседям справа отойти на подготовленные для обороны рубежи. Сергей Александрович сразу же выявил слабые звенья, которые не позволяли дивизии успешно вести боевые действия, их оказалось не так много: не было налажено должное взаимодействие с полками, кроме того, из рук вон плохо была организована разведка. Через несколько дней он уже чувствовал доверие к себе со стороны командиров полков и офицеров штаба, а еще перед ним открылась реальная картина происходящего на фронте, о которой он не имел представления, находясь в уютном домике в сосновом лесу. Подготовив первое донесение в вышестоящий штаб, он с ужасом понял, что оно и близко не отражает истиной обстановки, к тому же ежечасно меняющейся. Не успевали ликвидировать прорыв в одном месте, как выяснялось, что соседний полк уже отошел на другие позиции на целый переход, и нужно срочно нацеливать полки на другие задачи, хотя в это время командующим армией было приказано контратаковать противника. Накануне в состав дивизии прибыл кавалерийский полк без обозов и одного эскадрона. Выслушав по телефону доклад командира, Сергей Александрович понял, что для приведения полка в готовность к участию в боевых действиях необходим хотя бы один день. Собрав офицеров и привлекая к обсуждению командиров полков, он подготовил предложения для проведения контрудара: сформировать сводный отряд из батальонов двух пехотных полков и одного эскадрона. Оставалось подписать такой приказ по дивизии и начать незамедлительно его исполнять.
В это утреннее время командир дивизии заканчивал туалет и готовился к завтраку, поэтому его адъютант не советовал Сергею Александровичу беспокоить Его превосходительство. Однако Сергей Александрович потребовал немедленно доложить, что дело очень срочное и не терпит отлагательств. Адъютант вышел с недовольным видом и пригласил его в комнату. Генерал пил чай, он с удивлением и некоторым недоумением взглянул на вошедшего. Сергей Александрович поприветствовал своего начальника и пожелал ему приятного аппетита. Генерал, опустив седую голову, принялся помешивать в стакане чай и сухо разрешил докладывать. При этом лицо его посветлело и стало не таким надменным, что придало Сергею Александровичу уверенности. Да он и не сомневался, что подготовленный приказ непременно будет подписан, а генерал выскажет ему слова благодарности. Он подал документ, генерал выпрямился, откинулся на спинку кресла, надел пенсне, потрогал правый ус и начал читать. На его лице появилось подобие улыбки.
– Нас с вами, дорогой Сергей Александрович, за такое самоволие могут ох как взгреть, а то и под суд отдать. Это в высших штабах можно предлагать воевать и так и этак, и всяк правильно будет, а здесь нам командующий армией приказал, дай ему Бог здоровья и уважения всяческого, контратаковать ненавистного нам противника, и силы нам необходимые дал, и не велел нам привлекать наши полки, возможно, они для других важных планов предназначены. Потрудитесь, Сергей Александрович, исправить написанное и направьте кавалерийский полк в дело. В этой обстановке кавалеристы как никто другой выполнят поставленную задачу, немцы боятся нашей кавалерии – и генерал отодвинул от себя доклад.
На мгновение Сергей Александрович оторопел, краска стала заливать его лицо.
– Ваше превосходительство, по данным разведки, недалеко от места контратаки обнаружены батареи немцев, они могут накрыть атакующих конников, и для нас неизбежны большие потери. Это серьезный риск, пехота будет находиться рядом с окопами противника, артиллерия не сможет вести по ним прицельный огонь.
Генерал нервно отодвинул стакан с недопитым чаем.
– Дорогой Сергей Александрович, уж поверьте мне, я нахожусь на фронте с первых дней этой войны и хорошо знаю противника – и немцев, и австрийцев. Завидев атакующую конницу, они приходят в ужас, а то, что могут быть потери, я знаю не хуже вас, на то она и война – генерал все больше распалялся и говорил тоном, не терпящим возражений. – Мне поставлена задача контратаковать противника, и мы обязаны выполнить приказ, а не рассуждать, как это делается в академиях и высших штабах.
– С полком еще не прибыли обозы, у них отсутствуют боеприпасы, – привел последний аргумент Сергей Александрович.
– А сабли и пики они не оставили в обозе? Это их основное оружие, – последовал ответ, после которого стало ясно, что дальнейший разговор бесполезен.
Сергей Александрович быстро подготовил новый доклад и снова представил его командиру дивизии. Тот пребывал в хорошем расположении духа, смеясь, он с кем-то разговаривал по телефону. Генерал прочитал доклад и со словами: «Вот это другое дело», – подписал его.
– Храни их Бог, напоследок сказал он, – а когда полковник уже подходил к двери, добавил: – Да, Сергей Александрович, неплохо бы оставить здесь при штабе в резерве один эскадрон, который задержался на марше, мало ли что.
Начальник штаба остановился, четко, по-военному повернулся кругом и бодро ответил:
– Слушаюсь, Ваше превосходительство.
4
Из комнаты командира дивизии Сергей Александрович вышел подавленным и раздраженным, никто раньше не разговаривал с ним в таком тоне. Обстановка в дивизии требовала энергичных мер и действий, за которые Сергей Александрович отвечал по долгу службы. Он отдавал приказания, уточнял задачи командирам полков, и недовольство и разочарование после разговора с генералом ушло. От командующего армией поступил очередной приказ: отходить на новые рубежи. А зачем же была нужна контратака, недоумевал Сергей Александрович и снова почувствовал прилив раздражения. Вспомнилась размеренная служба там, в сосновом лесу, и захотелось вернуться туда…
Его размышления прервали доклады с места нанесения удара, они были и обнадеживающими, и удручающими. Кавалерийский полк прорвал оборону противника и преследует его, в плен взято более полутысячи немцев, захвачены орудия. Но преследовать противника дальше нет сил, командир полка ранен, но остается командовать и просит подкрепления, хотя бы эскадрон, оставленный в резерве.
Сергей Александрович поспешил с докладом к командиру дивизии, который находился в полевом штабе. Тот радостно его встретил:
– Молодцы кавалеристы, я знал, что они выполнят задачу и погонят немцев. Командующий армией нами доволен и просил передать вам благодарность, – командир дивизии взглянул на нахмуренное лицо своего подчиненного и, перестав улыбаться, с беспокойством спросил, что с ним случилось. Сергей Александрович стал докладывать о сложившейся обстановке в полку и необходимости направить ему подкрепление.
– Да Бог с вами, дорогой Сергей Александрович, дивизии дан приказ совершить дневной переход и занять новый рубеж, а полк будет прикрывать отход остальных полков. Ни сегодня, ни завтра немцы атаковать их не станут, они два дня будут приходить в себя после заданной им хорошей трепки, а эскадрон пусть останется у нас в резерве, – с воодушевлением закончил генерал.
– Полк понес очень существенные потери, по докладу командира, конников наберется всего-то на один эскадрон, они не смогут сдержать противника и будут уничтожены.
– Э, какой вы неугомонный, Сергей Александрович, так это же война, это вам не карты рисовать, здесь смерть рядом ходит. У меня есть уверенность, что немцев мы разобьем, хотя у них и боеприпасов полно, и стреляют они метко, но у нас есть неоспоримое преимущество – мы можем мобилизовать в армию огромное число солдат, а у них раз-два и хонде хох. Поэтому нас победить нельзя, а войны без потерь не бывает, поверьте мне, дорогой Сергей Александрович, и давайте будем готовиться исполнять приказ командующего армией.
Снова нужно было определять место размещения штаба, пути движения, налаживать все виды связи и многое другое, а главное, не дать противнику беспрепятственно наносить удары по отходящим полкам и другим воинским частям. В этой суматохе незаметно прошел день, встал вопрос о необходимости обеспечения охраны движения штабных колонн и обозов. В этот момент Сергей Александрович вспомнил об отставшем от полка эскадроне и с досадой подумал: «А ведь прав был генерал, оставив его в резерве». Он приказал вызвать к себе командира эскадрона. Тот представился ротмистром Кольцовым и, вытянувшись, застыл в ожидании своей дальнейшей участи. Кольцов уже знал о судьбе, постигшей полк, а его эскадрон почти в полном составе находился здесь, в довольно безопасном месте, и, направляясь к начальнику штаба дивизии, он ожидал нагоняя за опоздание отправки туда, где погибали его однополчане. Но узнал он и другое, что начальник штаба назначен в дивизию из самого главного штаба недавно и армейскую фронтовую жизнь еще постиг слабо, да и с подчиненными он хоть и заносчив, но доброжелателен, это немного успокаивало.
В этот момент Сергея Александровича связали по телефону со штабом полка, который находился уже на переходе. Из доклада следовало, что немцы прорвали оборону на стыке с соседней дивизией и зашли в тыл полка, практически окружив его. Там, где находятся остатки кавалерийского полка, слышна артиллерийская канонада, требуется срочное подкрепление. На этом связь прервалась. Сергей Александрович изменился в лице и даже на миг забыл, зачем здесь стоит ротмистр и кто его сюда вызывал. Напрягся и Кольцов, он почувствовал, что назревает серьезное дело, в котором ему придется участвовать. В такие ответственные минуты Сергей Александрович весь сжимался и начинал, казалось бы, спонтанно предпринимать меры, но впоследствии они давали нужный результат. Вот и сейчас он попросил ротмистра подойти к столу, где лежала карта, и, чеканя каждое слово, поставил перед ним задачу: отправить в указанном направлении разведку, в бой не вступать, получив сведения о противнике, немедленно доставить их сюда в штаб. Он тут же приказал выделить взвод для сопровождения штабной колонны и обозов. Кольцов уточнил на карте места разведки, маршруты движения и был отпущен для выполнения приказа.