Сказочница

*

Проснулась утром Маруся, а из кухни запахи вкусные, ароматные доносятся. Улыбнулась девушка, втянула ноздрями воздух. Пирогами пахло пышными, сочными и румяными. Ни с чем этот запах не спутать. И так тепло, уютно на душе у нее от этого стало. Повезло ей с братом. «Да я ползком ползать буду, лишь бы обузой ему не быть! А боль – это ничего, это и потерпеть можно». Взяла костыли и захромала к двери.

– Что за праздник такой у нас сегодня, братец, – радостно сказала она, входя в кухню, – что так задорно и весело пирогами пахнет?!

А голос ей женский из-за печи отвечает:

– Ты уж не серчай, девонька. Похозяйничала я здесь. Порадовать да побаловать тебя захотелось. Вы ребята славные, хорошие. Вот и напекла пирогов с грибами да с капустой. Садись, моя хорошая, отведай.

Тетя Дуня соседка поставила на стол большой поднос с румяной выпечкой.

– А где Егор? – растерянно пробормотала Маруся.

– Так что же не сказал он тебе? В город он ушел. За лекарствами какими-то для тебя, так мне объяснил. Просил приглядеть за тобой, помочь, если что понадобится.

– В город, за лекарствами, – упавшим голосом прошептала себе под нос девушка, догадываясь о настоящей причине отлучки брата.

– Да что ты? Побледнела вся. Поесть тебе надо. Бедняжечка! Совсем иссохлась. Вот покушаешь, да я тебя на свежий воздух выведу. На крылечке посидишь.

– Не хочу я, тетя Дуня, на крылечке сидеть. А за пироги спасибо большое. Очень вкусно, – отщипнула она кусочек теста и в рот положила. Улыбнуться себя заставила.

– Хочу, не хочу, а надо! – серьезно возразила соседка. – Лицом ты девка красивая. Глядишь, мужичок какой мимо проходить будет, да и залюбуется. А ты улыбнись в ответ. Может, чего и завяжется, и срастется, и женится он на тебе.

Маруся от таких слов покраснела. Ни с кем она подобных речей не вела. Мечтать-то мечтала, как любая девушка, о любви да о суженом. Да только понимала, что пустые это мечты, несбыточные.

– Да что Вы, тетя Дуня, говорите. Кому я такая нужна, калека безногая.

– А ты почем знаешь, нужна, не нужна? На каждый товар свой купец найдется. А мужик тебе нужен. Егорке-то тяжело одному со всем справляться. Помощь ему в хозяйстве требуется. Вон и дом у вас обветшал совсем. Ты послушай. Я знаю, что говорю. Я-то, как мужа схоронила, совсем одна осталась. Все сама, сама. Трудно мне стало. С мужиком-то все легче.

Неожиданный для Маруси разговор на время отвлек ее от тяжелых мыслей. Волнение за Егорку чуть приутихло. А тетя Дуня продолжала.

– И помочь-то мне совсем некому, – горестно вздохнула она. – Сын-то у меня, знаешь ли, совсем непутевый стал.

– А что такое с сыном Вашим? – поинтересовалась девушка. Увлеченная беседой, она и не заметила, что уже доедала третий пирог.

– Так пьет беспробудно, жену бьет. Та и дитя потому выносить не может, все скидывает. Эх, говорила я ему в детстве: не лезь ты к чертенку этому. Нет, не послушался меня. Вот теперь и расплачивается, – взгляд тети Дуни затуманился, стал грустным, задумчивым.

– К какому чертенку, теть Дунь, – не поняла Маруся.

– Да к ребенку Фроськиному. Все чертенком его называли. Уж больно страшный был. Да что уж тут говорить! Уродец! А кем ему еще быть, если папаша-то его черт рогатый?

Маруся вздрогнула от этих слов. Руки ее задрожали так, что даже чай в кружке расплескался. Но соседка, погруженная в свои воспоминания, этого и не заметила.

– Это та Фрося, которую все ведьмой зовут? Про нее еще небылицы всякие рассказывают, детей ей пугают? – решила уточнить девушка.

– Она, она, – закивала тетя Дуня. – Только не небылицы это. Ведьма, она и есть ведьма! Слыхала, что с Матрениным сыном, с Никиткой, случилось?

– Да, медведь на него напал.

– Медведь, – насмешливо повторила женщина. – Фросины проделки! Мстит она. Всем, кто сына ее загубил. Ведь Матрена тоже там была.

– А еще кто там был? – Марусю все больше волновала эта история, и все меньше она сомневалась в ее правдивости. – Они-то как? Или тоже, плохое что с ними случилось?

– А как же! – уверенно и серьезно сказала тетя Дуня и встретилась взглядом с Марусей. – Случилось.

– Да, и что же?

– Павлушка там был. Так у него второй ребенок уже родился и тоже дурачок. Совсем детишки его ничего не понимают, говорить даже не умеют. Только слюни пускают да в мокрых штанах ходят. А у Соньки Денисовой сын без вести пропал прошлым летом. Скажешь, совпадение? А я так не думаю. Обещала Фрося, что возмездие их настигнет. Вот и сбывается ее пророчество! Тарасову только беда стороной обошла. Но это пока! Думаю, ей-то больше всех достанется. Ее ведьма, знать напоследок, на сладкое оставила. Она ведь главная зачинщица того безобразия была. Дочурка у нее славная, хорошая девочка. Жалко будет, если с ней что недоброе случится.

– Да, хорошая девочка, знаю. И красивая. Она Егорке уж больно нравится. Только, теть Дунь, может, и впрямь совпадение? Может, просто судьба такая? Не всем ведь в жизни везет. Мы-то вот с Егоркой за что расплачиваемся? Вроде грехов за нами и за матушкой нашей покойной нет никаких. А ведь вот, – кивнула Маруся головой, на свои ноги указывая.

– Это верно, – вздохнула женщина. – Но ты, девонька, не печалься и не отчаивайся. Судьба-то она, знаешь как? Сегодня – так, а завтра – эдак, – развела она руками. – А мы-то ей и помочь иногда должны, судьбе-то этой.

Тетя Дуня улыбнулась ласково и лицом сразу посветлела, и морщинки на лбу разгладились.

– Так что давай-ка ты поднимайся да иди на улицу. Сейчас от свежего воздуха да от пирогов моих еще краше станешь. Ни один парень мимо не пройдет! Это я тебе точно говорю! Не все Фроське одной предсказания выдавать, – она рассмеялась.

И Маруся заразилась ее настроением веселым. И почувствовала она, что, и правда, на улицу хочет выйти. И боль в ногах как будто поубавилась.

*

А Егорка тем временем без особого труда отыскал домик, прятавшийся в лесу от людских глаз. Распахнул калитку, притормозил немного. Ожидал, собака сейчас большая черная на него выскочит. Для этого он с собой захватил косточку сахарную из борща. Но никто его не встречал. И мальчик постучал в дверь незапертую и вошел. И тут же наткнулся на взгляд колючий темный из-под сдвинутых бровей.

– Ты кто такой? – грозно спросила женщина и еще сильнее нахмурилась. – Чего тебе здесь надо?

Хозяйка дома была высокой, статной женщиной. Сверху вниз на Егора смотрела. Коса черная синевой отливала, вокруг головы змеей обвивалась. Приятным и миловидным лицо бы было, если бы не строгое, неприветливое выражение его.

Егорка взгляд ее суровый выдержал, потом поклонился почтительно и, приказав себе не трястись и не бояться, спокойно ответил:

– Из деревни я, тетя Фрося. Поговорить с Вами хочу. Помощи попросить. Не спешите наказывать! Выслушайте сперва.

– Наказывать я тебя и не собиралась. Взашей разве что вытолкать! Чего сказать-то хотел? Говори да и проваливай, – грубо сказала она.

– Сестра у меня есть, Маруся. Сироты мы, – начал мальчик. – Одни живем, со всем худо-бедно справляемся. Только вот Маруся больна сильно. Ножки ее совсем почти не ходят. Кое-как по дому на костылях передвигается. А такая она у меня красавица да умница! – воскликнул Егорка. – Сердце у меня разрывается, глядя, как она мучается. Да и она переживает тоже. Обузой себя, калекой изуродованной чувствует. Помочь я ей хочу. Вот бы можно было ножки ее больные вылечить! – мальчик замолчал и поднял просительный взгляд свой на собеседницу.

– От меня-то ты что хочешь? – спросила она. – Не врач я, не лекарь. За лечением-то вроде к ним идти надо. Ко мне-то ты зачем пожаловал?

– Знаю я, что все, что Вы скажете, всегда сбывается! Если сказку про кого сочините, так та непременно былью станет.

– Наслушался сплетен деревенских, – возразила женщина. – Мало ли чего люди болтают. Сами похлеще любого сказочника будут.

– Тетя Фрося, – он молитвенно сложил руки, – нам с Марусей надеяться не на что! Доктора давно от нее отказались. Говорят, неизлечимая это болезнь. А насчет сплетен, не знаю. Может, и врут что. Только вот недавно с Никиткой я говорил. Так он сказал, что про сказки Ваши правда все. Сбываются они.

Женщина усмехнулась, на стул опустилась. Пригасила мальчика рядом сесть.

– Так если с Никиткой говорил, знаешь, чем для него встреча со мной обернулась. Что же, хочешь судьбу его повторить?

– Нет, не хочу, конечно. Если б не сестра, не стал бы я Вас тревожить, тетя Фрося. Просить я Вас пришел. Сочините сказку, в которой сестренка бы моя выздоровела, бегать да плясать могла бы, – наконец, мальчик озвучил свою просьбу, опустил голову и застыл в ожидании ответа.

– Знаешь, что скажу тебе, Егорка? Дурное-то дело, оно, известно, нехитрое. Злую-то, страшную сказку легко сочинить. С добром-то все посложнее будет. Тут непременно усилие приложить надо. А злые дела, они будто сами собой совершаются. Потому откажу я тебе. Не смогу я сестре твоей помочь. Возвращайся ты к ней. Да живите, как жили.

Плечи Егоркины затряслись. Как ни старался он, не удалось ему слезы сдержать. Полились они ручьями солеными по щекам его да на стол закапали. Сидит, ревет, носом хлюпает, головы не поднимает.

– Ну нечего мне тут мокроту разводить. Не хватало мне тут еще сопли детские подтирать, – сердито проворчала женщина. – Собирайся и уходи.

Мальчик поднял на нее свои светлые и чистые глаза, слез полные, посмотрел умоляюще, потом руку ее схватил и целовать начал, и заговорил быстро, сбивчиво.

– Я на все готов! Что хотите, для Вас сделаю! Не прогоняйте! Попробуйте хотя бы. Я любую сказку выслушаю, все стерплю! На коленях просить буду, – он плюхнулся перед ней на колени.

Фрося руку высвободила, вздохнула и в глаза ему заглянула. Как-то по-другому, по-новому смотрела. Странный то был взгляд: темный, глубокий, затягивающий. У Егорки по спине холодок пробежал. И даже слезы его в один миг высохли. Долго смотрела она, не отрываясь. И мальчик глаз отвести не мог, хоть и пытался.

Наконец, откинулась ведьма на стул, вздохнула и говорит:

– Сказка-то, она у каждого в глазах написана. Не выдумываю я ничего, не сочиняю, читаю только да озвучиваю.

– И что же у меня в глазах написано, тетенька? – с замиранием сердца спросил мальчик.

– А ничего не написано. Хороший ты парень. И сестрица твоя – умница и красавица, сильная девушка. Есть у вас беда, да одна. И новых искать не надо.

– Так неужели сделать ничего нельзя? – обреченно вздохнул он.

– Ну если не боишься испытаний страшных, препятствий опасных…, – с жалостью посмотрела она на мальчика.

– Не боюсь, ничего не боюсь! – перебил он ее. – На все согласен! Любой приказ, любую просьбу Вашу выполню!

– Ох, опасные слова говоришь, Егор, – вздохнула она. – Ну да ладно. Будет у меня просьба одна. Коли выполнишь, попробую помочь. Может, и поправится твоя сестра. Только вот чем заплатить за это придется, пока не скажу, потому как сама еще не знаю. Но цена может быть очень высока! Да и долгой сказка твоя будет. Ну так что, согласен?

Егорка вновь за руку ее схватил и целовать начал. И вновь слезы у него ручьями полились, но уже не от горечи, а от радости и благодарности.

– Да хватит мне руки-то слюнявить. Говори, что решил.

– На все, на все, тетя Фрося согласен! Просьбу Вашу готов сей же час выполнить!

– Ну ладно, – Фрося хмыкнула, – пес у меня есть, верно, знаешь ты. Так вот запропал куда-то. Он и раньше погулять любил. Но уж третий день нету. Волнуюсь я за него. Люблю кобеля непослушного. Мишкой его зовут. Найдешь, вернешь мне собаку, будем сказку про тебя с сестрой сочинять.

– Готов, готов я, тетя Фрося. Сейчас же искать побегу.! – и Егорка вскочил, волосы взъерошил и к двери кинулся.

– Да стой! Куда ты, неразумный?! Где искать-то будешь?

Парнишка остановился, с ноги на ногу переминается.

– Садись напротив да слушай сказку про пса моего Мишку.

Мальчик сел послушно и вновь увидел странный темный взгляд, тянущий, туманящий.

*

– Отправился Егорка на поиски Мишки. Идет, бредет по лесу темному, куда, сам не знает. Под каждую ель, под каждый куст заглядывает. А сам кричит все время, зовет:

– Миша, Миша! Отзовись! Где же ты запропастился?

Вдруг показалось Егорке, кусты неподалеку захрустели, зашевелились. Он туда со всех ног кинулся. Ветки раздвинул, а там медведь малиной лакомится. Чуть лбами не столкнулись. Медведь даже испугался. Вид у мальчика был шальной, дурноватый, – тут рассказчица усмехнулась.

– Зверь занятие свое бросил и бежать оттуда. А Егорка даже страха не почувствовал: так быстро все произошло. Вздохнул только и дальше побрел. И не заметил, как на землю болотную ступил. Кочки влажные, скользким мхом поросшие. Нога мальчика и съехала. Пошатнулся он, не удержался и в воду гиблую упал. Барахтаться начал и понял, что все глубже в топь погружается, затягивает его болото. За корягу схватился, а это не коряга оказалась, а змея черная. Извернулась она и за руку его укусила. Та в миг покраснела и распухла. Понял мальчик, плохо дело. Ядовитая змея была. Не выбраться ему уже из болота. Но на счастье его птица огромная над ним пролетала. Крылья солнце закрывают, а от взмахов их шумит лес, как от ветра сильного. Поднял мальчик вверх голову. Видит, бревно птица в лапах несет. Он как закричит:

– Птица невиданная, помоги! Пропадаю я!

Та со страху да от неожиданности бревно и выронила. Оно прямехонько перед Егоркой в болото плюхнулось, чуть, правда, по голове его не стукнуло. Ухватился он за сучок, подтянулся, потом за другой, еще подтянулся. Так потихоньку и выбрался из болота.

А рука уже вся красная почти до локтя. Хорошо, ножичек у него с собой был. Разрезал он ранку, яд высосал, выплюнул. Обошлось вроде. Поболит укус и пройдет.

Дальше пошел. Долго еще бродил по лесу. Но вдруг волка увидел. Волк, не собака, сразу понял мальчик. Нож в руке сжал, напрягся. Только волк нападать не торопился, глазами зелеными сверкнул, морду задрал и завыл. Потом развернулся и пошел куда-то. А сам оглядывается, подвывает, будто за собой зовет. Ну Егор и отправился вслед за ним.

Привел его волк на поляну красивую, солнечную, всю цветами голубыми, лазоревыми заросшую. Васильки здесь, незабудки, другие какие-то. Всех названий Егор и не знал. А посреди поляны волчица сидит, а напротив нее – пес большой, черный, лохматый. Сидят звери и друг на друга, не отрываясь, смотрят. Носы их подрагивают, уши торчком стоят. И как такая мысль в голову пришла, только сразу догадался Егор, что любовь это. А волк, который его сюда привел, рычит, недовольство свое выказывает. А это – ревность, понял мальчик.

Вышел Егор из кустов, позвал:

– Мишка! Вот ты где! Ищу, ищу тебя! Зову, ты не откликаешься. Ты что же, милый, забыл: дома тебя ждут! Хозяйка плачет, волнуется.

Тут волчица подскочила к мальчику и в глаза его заглянула. И удивительный то был взгляд. Никогда раньше Егор таких глаз не видел: больших, ясных, лучистых. «Как у Маруси моей», подумал мальчик. И сразу заволновался, забеспокоился. Как сестренка-то там его одна-одинешенька справляется? Надо и ему домой торопиться!

Что дальше произошло, он и не понял. Очнулся, под деревом сидит. Лицо все мокрое. Глаза открыл. Голова черная, мохнатая носом в него тычет, слезы его языком слизывает.

– Мишка, – обнял он пса за шею, – ну что же ты? Пойдем скорее! Ждут ведь нас давно!

– Ну что, Егор, страшно было? – спросила тетя Фрося, когда они с собакой в дом вошли.

– Страшновато. Да только я ведь сказку до конца дослушал, знал, что все обойдется. Сил и бодрости мне это придавало.

– Ну и хорошо, – одобрительно кивнула женщина. – А ты, проказник, что же, выходит, влюбился без памяти и про хозяйку забыл? – пожурила она Мишку.

Тот уши опустил, глаза жалобные сделал, вид виноватый принял. Женщина не сдержалась и рассмеялась.

– Вот притворщик! Веревки из меня вьешь! Ну иди, поешь. Проголодался, наверное.

– Тетя Фрося, я вот только не понял, что же это все-таки было: сон или явь?

– А это и не надо понимать. Сказка ведь это была. А там и явь, и сон, все сплетено да перепутано.

Посмотрел мальчик на руку свою, а она красная и ранка кровоточит еще чуть-чуть. Знать, не во сне змея кусала, укус-то настоящий, вот он. Но отчего-то сейчас все как в тумане вспоминалось, будто бы и не наяву было.

– А что за волчица такая необыкновенная?

– Ясноглазую волчицу ты, парень, повстречал. Хороший это знак. Значит, ничего плохого с тобой в лесу не случится. Спасибо тебе, Егор. Помог ты мне, не испугался. А теперь ступай домой. Маруся тебя заждалась уже, наверное.

– А как же про сестру сказка? – обеспокоенно спросил мальчик.

– Вижу, не терпится тебе, торопишься. Ну что ж, раз не напугала тебя сказка про Мишку, раз решения ты своего не изменил, начну, пожалуй, про сестру твою сказывать.

– Маруся тем временем, пока Егорка по лесу болтался, на крылечке сидела. Совету тети Дуни последовала. Время раннее еще. Вернется скоро Егорка, сестру не бросит, успокаивала она себя. Да и от пирогов сытных мысли тягостные отступили, не сильно тревожили. Сидит девушка, по сторонам поглядывает, красотами местными любуется.

И ведь есть чем любоваться! У каждого дома палисадничек с клумбами цветочными, за каждым забором сады пышные зеленые, ветки под тяжестью плодов сочных гнутся. А дальше за деревней и вовсе чудесные пейзажи вырисовывались. Небо светлое чистое с облаками белыми пушистыми, из-за которых солнышко выглядывает да подмигивает игриво. Луга пестрые, травами разноцветными заросшие, над которыми птицы да бабочки порхают. Глаз радуется такой красоте, и на сердце сразу светлее становится.

Права тетя Дуня, почаще надо на улицу выходить. Подумала так Маруся, посмотрела в небо лазурное и улыбнулась.

А тут мимо парень как раз проходил. Видит, девушка красивая сидит, взгляд лучистый мечтательный. То ли небо в глазах отражается, то ли на самом деле глаза такие чистые синие, как озера, что близ деревни. Косу тугую светлую теребит. А на губах нежных розовых – улыбка добрая и ласковая. Задумалась, видимо, о чем-то.

Засмотрелся парень, остановился. Любуется приятной, теплой картиной. Тут девушка почувствовала, что кто-то смотрит на нее, взглядом с парнем встретилась. Засмущалась, ресницы пушистые опустила. Кожа нежная бархатная на щеках порозовела. Про себя подумала: незнакомый человек, не видела она его раньше. И хоть недолго их взгляды пересекались, успела девушка заметить, что высокий парень и симпатичный. Слова тети Дуни вспомнила, улыбнулась ему. А он, как будто только и ждал этого, разговор сразу с ней завел.

– Здравствуй, красавица, – поклонился слегка, ближе подошел. – Позволишь ли спросить, как зовут тебя?

– Позволю. Маруся меня зовут, а Вы кто будете? Незнакомо мне лицо Ваше.

– А я из другой деревни, что по ту сторону озера. Василием меня зовут. День сегодня чудесный, – продолжил он беседу. И Маруся с радостью ее поддержала.

Разговорились они. И смущаться перестали. И не заметили, как много друг другу про себя рассказали. И тут говорит Василий:

– Да что ж мы, Маруся, все на месте топчемся. Пойдем погуляем, к озеру сходим, уточек покормим. Я видел недавно, там и утятки маленькие вовсю уже плавают.

У девушки улыбка с лица спала. Глаза вниз опустила. Побледнела сначала после этих слов, потом краской залилась. А Василий не понял, почему собеседница его замолчала и погрустнела.

– Ну не хочешь к озеру, в поле пойдем цветы собирать.

И опять никакого ответа не услышал. Отвернулась Маруся, в сторону глядит. Заскочил он, не раздумывая, на крылечко да и застыл, как статуя, рот раскрыл и тоже покраснел. Не ожидал такого увидеть. Платье у Маруси коротковато было, до пола не доставало, а из под него только одна ножка выглядывает. А в уголке у двери костыли стоят. Остолбенел парень, сказать что, не знает. Неудобно, неловко все получилось. Понравилась ему девушка очень, а с таким изъяном оказалась. Растерялся Василий.

А Маруся уже слезы еле сдерживала. Видит, как знакомого своего нового разочаровала. Ей-то тоже парень приглянулся. Да разве нужна она ему такая. Спрятаться ей захотелось, укрыться от взгляда этого растерянного, обиженного и виноватого одновременно. Дернулась она в порыве, вскочила, костыли схватить хотела, да не удержалась на ножке своей слабенькой, упала, да неловко так, некрасиво. Лежит на полу, встать не может. Затряслись ее плечи, слезы ручьями хлынули. Барахтается, как рыба на берег выброшенная. А парень совсем онемел, в ступор впал от неожиданности.

И тут смех за калиткой послышался. Голос женский кричит, весельем захлебываясь:

– Глядите-ка, калека-то наша жениха видать завести хотела! Ой, не могу! А парень-то, парень, стоит, как истукан, рот раскрыл! Никогда, знать, такого чуда не видел! Ха-ха-ха!

– Мама, да разве так можно?! – строго прикрикнула девочка рядом с ней. – Прекрати немедленно!

– Так смешно же, дочка! – глупо улыбнулась женщина.

– Ничего смешного тут нет! Как же ты не понимаешь?! – с досадой выкрикнула она, рассердилась, ногой даже топнула.

– Да что ты, Ульяна? – недоумевала женщина.

А девочка уже к крылечку Марусиному подбежала, гневно на парня зыркнула.

– Да что же Вы стоите?! Не видите, помочь человеку надо?!

Но тот и сам уже опомнился, наклонился. Вдвоем они Марусю с пола подняли.

– Уходите теперь, – вновь прикрикнула строгая девочка. – Без Вас теперь справимся. Натворили дел, – с досадой махнула она рукой.

– Маруся, – пробормотал парень, а дальше слов подобрать не мог.

– Уходи, Василий, – не поднимая глаз, сказала ему Маруся.

Он плечи опустил, голову повесил и ушел со двора. У калитки обернулся, а дверь в дом уже захлопнулась.

Егорка сидел, всхлипывал да слезы вытирал, но молчал, не перебивал рассказчицу. А та кивала одобрительно и дальше продолжала:

– Ульяна довела Марусю до кровати, в постель уложила. А та в подушку зарылась, рыдает, всем телом вздрагивает, плечи ее трясутся.

– Ну что ты, что ты, Марусенька?! – ласково сказала Ульяна, гладя ее по волосам. – Не надо так. Успокойся.

– Права мамка твоя, во всем права! Калека я безногая, а голову себе поднять позволила. Вот и поплатилась за это. Так мне и надо!

– Да что ты такое говоришь, Маруся! – возмутилась девочка. – Ты мамку мою не слушай. Она не думает, что говорит. Да и не сердись на нее. Грубовата она. Нет в ней чутья и тонкости, деликатности и понимания. Я и сама ей порой удивляюсь. Она все как будто видит по-другому. Разные мы с ней, – печально вздохнула Ульяна.

Потом спохватилась:

– Ой, да что же я все о себе! Никакая ты не калека. Просто ножки у тебя болят. Так ведь мало ли у кого что болит. Кто-то видит плохо, кто-то слышит. Так что же, всех калеками называть?!

– Не надо меня успокаивать, Ульяна, – все же перестав вздрагивать, ответила Маруся. – Все я про себя знаю, все понимаю. Спасибо тебе. Хорошая ты девочка, – с благодарностью взглянула она на нее.

– Ну вот и хорошо, – улыбнулась Ульяна. – Уже не плачешь.

– Видела я, как он смотрел на меня. Много плохого я в том взгляде прочитала, – печально вздохнула Маруся. – Разочарование, досада и страх там были.

– Просто, – серьезно сказала Ульяна, – понравилась ты ему сильно. Так я думаю. Растерялся он.

Обе замолчали на минуту, задумались.

– А где же Егорка-то? – опомнилась первой Ульяна. – Вот негодник! Сестру одну оставил, сам болтается где-то.

И будто в ответ на эти слова дверь открылась, и появился Егорка.

– Ну вот и все, Егор, на сегодня. Ступай пока. Сейчас ты дома нужен.

– А когда дальше-то сказывать будете? Пока-то все плохо.

– А я и не обещала, что все хорошо будет, – женщина сдвинула брови. – Предупреждала, что страшно и больно может быть. Не хочешь дальше слушать, так я и не буду рассказывать.

– Нет, нет, хочу, тетя Фрося! Только бы Маруся выздоровела!

– Завтра не приходи. Не будет меня дома, да и торопиться ни к чему. Послезавтра придешь, коли не передумаешь. Я тебя не неволю. Сказка твоя туманная, неясная. И сама не знаю пока, что дальше будет, какие испытания тебя ждут.

– Я решил уже все, – серьезно и твердо сказал Егор. – Я приду.

*

– Да где же ты пропадал? – накинулась на парнишку Ульяна. – Уже вечер, ночь скоро!

Видит Егор, сестра его слезы вытирает, улыбнуться пытается, боль свою спрятать. А у самой глаза красные, опухшие, губы дрожат.

– Спасибо, Ульяна, что сестре моей помогла, – хотел сказать он твердо, по-взрослому, но голос его сорвался, он закашлялся, смутился, и уши его тотчас же покраснели. А Ульяна метнула на него быстрый и острый взгляд и улыбнулась.

– Ну ладно, пойду я. Поздно уже.

– Иди, иди. Спасибо тебе, Ульяна, – сказала Маруся.

Девочка в дверях задержалась, обернулась и, смущаясь, спросила:

– Марусь, а можно, я заходить к тебе буду? По-соседски, по-дружески? Посидим, поболтаем…