Но Криденер оставил без внимания не только сообщение Анчутина. Двумя днями ранее ему поступило аналогичное донесение от начальника 5-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Ю. И. Шильдер-Шульднера. Как следует из опубликованной записки генерал-майора Шнитникова, штаб IX корпуса к 17 часам 4 (16) июля располагал сообщением начальника 5-й пехотной дивизии «о появлении противника с запада»[132]. Но никакой серьезной реакции опять не последовало.
Правда, 5 (17) июля Криденер приказал Кавказской бригаде сняться с бивуака на высоте у деревни Самовид в низовьях Вида (7 км западнее Никополя и 25 км севернее Плевны) и двинуться «на Булгарени-Плевненскую дорогу»[133]. Но зачем?! Ведь это – тылы IX корпуса. Кого там мог обнаружить Тутолмин, кроме бродячих шаек башибузуков? Криденер поступал просто абсурдно. Он опасался появления турецких сил с запада (от Софии, Видина или Рахова), а посылал Кавказскую бригаду на юго-восток.
А ведь с 4 (16) на 5 (17) июля удаление основных сил IX корпуса Криденера и отряда Османа-паши от Плевны выглядело так: первые – в 40 км, вторые – в 70. Время и расстояния все еще были на стороне русских.
В 14.20 5 (17) июля с пометкой «экстренно» Криденер шлет ответ в адрес Непокойчицкого:
«…необходимо бы пополнить снаряды прежде, нежели идти на Плевну, где, по сведениям, сообщенным полковником Тутолминым, находились четыре батальона низама с орудиями, двумя эскадронами и черкесами, которые укреплялись; заметно движение туда войск от Софии; Никополь ожидал оттуда и из Видина подкрепления. Расположение наших войск оберегается от р. Вид на Турский-Трестеник до шоссе из Плевны в Белу кавалерией IX корпуса. От шоссе через Карагач до расположения VIII корпуса – Кавказской бригадой. В Турский-Трестеник выставлен полк с батареей. Жду приказания»[134].
Ну какие еще «приказания» нужны были Криденеру, кроме его собственного нежелания?.. Трудно не согласиться с мнением видного военного историка, профессора Николаевской академии Генерального штаба генерал-майора П.А. Гейсмана, который писал, что командир IX корпуса фактически игнорировал приказание главнокомандующего о выступлении на Плевну, ставя на первый план тыловые задачи[135]. Эту точку зрения разделял и П.Н. Воронов.
9-фунтовые батареи, снаряды к которым хотел пополнить Криденер, можно было временно оставить в Никополе, а пехотной бригады было вполне достаточно для решения там всех вопросов. И это даже без оглядки на румынские войска в Турну с противоположного берега Дуная, командующий которыми генерал Мано, ссылаясь на распоряжения князя Карла, отказался сменить русские батальоны в Никополе.
Расслабленное поведение Криденера особенно возмутительно на фоне крайнего напряжения усилий Османа-паши и его отряда. А бог войны, как известно, милостив к превозмогающим…
Да, штаб армии не довел до Криденера сообщение князя Карла. Однако даже собственные предположения командующего IX корпусом должны были торопить его в Плевну. Пусть заявленного им движения турок от Софии к Плевне не было (да если бы оно и было, то Криденер все равно остался бы в неведении, ибо ранее не озаботился дальней кавалерийской разведкой), но турки, тем не менее, в Плевну шли, только не от Софии, а от Видина. Выходит, что Криденер все же предчувствовал наступавшую беду, ошибаясь лишь в определении пункта на западном направлении, из которого вышел неприятель. Но, к сожалению, эти верные предчувствия всего лишь предчувствиями и остались.
Вполне возможно, что фраза о движении турок из Софии – отголосок сообщения Шильдер-Шульднера. Но тогда возникает вопрос: а откуда об этом узнал командир пехотной дивизии? Ведь он не располагал кавалерией для проведения разведок! Выходит – опять предчувствия…
Понятно, что после взятия Никополя Криденер был озабочен не только «снарядным голодом». На него свалилась масса хозяйственных и санитарных дел. Тем не менее это никак не мешало ему того же 5 (17) июля направить к Плевне свои «заслоны»: бригады Тутолмина, Лошкарева и отряд Клейнгауза. А это, по самым скромным подсчетам, – 2 батальона, 4 эскадрона, 10 сотен и 12 орудий – около 1700 пехоты и 1300 конницы. Тутолмин и Лошкарев находились в это время примерно в 20–25 км от Плевны, Клейнгауз – в 18. А Осман-паша – в целых 49!
Кавказскую бригаду надо было посылать не на «Булгарени-Плевненскую дорогу», а к мосту через Вид западнее Плевны – с приказом закрепиться там и выслать разведку. Но барон Криденер этого не сделал, и поэтому последние преимущества его корпуса во времени и расстоянии стремительно таяли. И это притом, что у реки Искер отряду Османа-паши пришлось задержаться. Из Константинополя Османа заверили, что мост через эту реку если и разрушен, то ко времени подхода его отряда будет наведен. Однако моста не оказалось, и турецким аскерам (солдатам) пришлось его наскоро сооружать буквально из подручных средств: «затопленных повозок и перекинутых поперек досок»[136].
Тем временем в штабе русской армии тревога по поводу Плевны явно нарастала. 5 (17) июля в 14.40 Непокойчицкий отправляет Криденеру новую телеграмму:
«Если не можете выступить тотчас в Плевну со всеми войсками, то пошлите туда немедленно (курсив мой. – И.К.) казачью бригаду Тутолмина и часть пехоты».
А более часа спустя, в 16.00, уже сам главнокомандующий телеграфирует Криденеру:
«Дайте скорее знать. Скоро ли пойдете на Плевну; Тутолмину вступить немедленно в связь с флигель-адъютантом Жеребковым, который послан мной в Сельви и далее к Ловче и приказано ему тоже вступить в связь с Тутолминым, который должен придти к Сельви и сменить Жеребкова. У вас останутся ваши уланы и два казачьих полка; необходимо скорее прикрыться в Плевне от возможного наступления войск из Видина»[137].
Первой штаба IX корпуса в 22.05 5 (17) июля достигла более поздняя телеграмма главнокомандующего и уже в 6.10 следующего утра – телеграмма начштаба армии.
Только после этого командир IX корпуса озаботился распоряжениями в отношении Плевны. Полковник Анчутин вспоминал, как 6 (18) июля, после его доклада о движении крупных турецких сил в юго-восточном направлении, Криденер указал на только что полученный им Георгиевский крест (за Никополь) и сказал, что он «этого не заслужил» и на Плевну пойдет в любом случае[138]. Надо признать, что уж чем-чем, а дефицитом совести генерал-лейтенант Криденер не страдал.
Ссылаясь на «предписание» Непокойчицкого, командующий IX корпусом «предложил» (именно так в тексте записки!) генерал-лейтенанту Шильдер-Шульднеру со сводным отрядом[139] в этот же день, 6 (18) июля, выдвинуться в Бресляницу. «Затем, – говорилось в записке, – 7 (19. – И.К.) июля, если не встретится особого препятствия, вы направитесь со всеми… войсками на Плевно, куда двинете также и 19-й пехотный Костромской полк с 5-й батареей 31-й артиллерийской бригады из Турского-Трестеника».
Тревожный тон телеграмм штаба армии полностью растворился в убаюкивающем «предложении» Криденера. Удивительно! Как будто не идет война, как будто в Плевне уже нет турецких батальонов и туда только надо дойти… Просто какая-то записка о передвижении войск. В ней нет и тени приказа с четкой постановкой задач по разведке и сосредоточению частей. Оставшись в Никополе, Криденер полностью доверился Шильдер-Шульднеру: «Впрочем, все дальнейшие распоряжения о движении… в Плевно и занятии онаго предоставляются вполне усмотрению вашего превосходительства»[140].
Численность выдвигавшегося к Плевне русского отряда составляла чуть более 7000 штыков, 1600 сабель и 46 орудий. Для обороны Плевны Осман-паша уже 7 (19) июля мог располагать гарнизоном до 15 тысяч бойцов при 58 орудиях[141]. Но о таком численном превосходстве противника Криденер даже не подозревал. Он оперировал информацией Тутолмина о занявшем Плевну небольшом отряде Атуфа-паши. Поэтому, отдавая приказы 6 (18) июля, он исходил из слабости турецких сил в Плевне. Этой же позиции придерживался и Шильдер-Шульднер, хотя те самые «особые препятствия», которые Криденер все же осторожно оговорил в своем предписании, начали вскрываться буквально сразу же.
6 (18) и 7 (19) июля казачьи разъезды бригады Тутолмина и 9-го Донского полка донесли о сосредоточении крупных сил турок вокруг Плевны. Однако эти сообщения были, мягко говоря, неадекватно восприняты генералом Шильдер-Шульднером.
В полдень 7 (19) июля к северу от Плевны загремели первые залпы пехотных цепей. Однако в 8 часов вечера Шильдер-Шульднер, озабоченный необходимостью большей согласованности в действиях вверенных ему частей, приказал прекратить огонь и отложить атаку на следующий день.
Если бригада Тутолмина и 19-й Костромской полк полковника Клейнгауза подходили к Плевне с востока от Гривицы, то 1-я бригада и 9-й казачий полк – с севера от Бресляницы. Из-за неточности карт, ошибок проводников, общей несогласованности действий войска Шильдер-Шульднера к вечеру 7(19) июля так и не смогли соединиться. Причем разделявшее их 18-километровое пространство оказалось заполнено турецкими силами на активно укрепляемых позициях.
В итоге к ночи с 7 (19) на 8 (20) июля положение русского отряда под Плевной выглядело следующим образом. Турки в обороне, и их гораздо больше, чем ранее предполагалось. Рельеф местности весьма выгоден обороняющейся стороне, которая при этом успела еще и подготовить свои позиции. Силы же атакующих вдвое уступают противнику, и к тому же они разобщены. То, что Плевну занимает отнюдь не малочисленный турецкий отряд, для Шильдер-Шульднера стало вполне понятно уже к вечеру 7 (19) июля. Однако магия первых побед оказалась столь завораживающей, что он все же решился атаковать Плевну сразу с двух разобщенных направлений.
На рассвете 8 (20) июля к северу от Плевны в атаку пошли роты 17-го Архангелогородского и 18-го Вологодского полков. Несмотря на первые успехи, уже к 10 часам утра численно превосходящие силы турок заставили русских отступить.
С востока от Гривицы, также на рассвете, устремился в атаку 19-й Костромской полк и упорно продвигался вперед. К 8 утра успешно взаимодействовавшая с костромичами батарея полковника Седлецкого заняла отбитую у турок выгодную позицию и обстреливала отступавшего противника, а также части общего турецкого резерва, видневшиеся в садах и виноградниках у Плевны.
В то время когда Архангелогородский и Вологодский полки уже прекратили атаку и отошли на исходные рубежи, бой отряда полковника Клейнгауза был в самом разгаре.
Насколько опасным оценивал в тот момент свое положение Осман-паша, можно представить исходя из того факта, что он послал начальника штаба бригадного генерала Тахира-пашу (Brigadier Tahir Pasha; по другим данным, этим посланцем был подполковник Талаат-бей) передать командирам отступающих частей приказ: немедленно собрать своих солдат и отбить утраченные позиции. В противном случае Осман-паша готов был открыть огонь по беглецам.
К началу атаки Костромского полка Кавказская бригада расположилась на его левом фланге вблизи деревни Гривица. Н.В. Скрицкий, опираясь на ошибочные данные из дневника Н.П. Игнатьева, пишет, что «…бригада Тутолмина… 7 (19) июля прошла через Плевну, но не провела разведку Видинского шоссе…»[142]. Никакого прохода через Плевну в тот день просто быть не могло, потому что там уже более недели находилось не менее 3 тысяч турецких солдат. 8 (20) июля около 7 часов утра в расположение бригады была доставлена записка полковника Клейнгауза: «Кавказской бригаде приказано заходить им в тыл». Тутолмин счел такие действия преждевременными, но принялся их исполнять[143]. Бригада направилась в обход южнее, на Радишево, и остановилась между этой деревней и Тученицким оврагом. С этой позиции были прекрасно видны турецкие резервы у Плевны. «…Хотя, – как записал Тутолмин, – для преследования турок на Плевну нам следовало перейти еще Радишевский овраг». Впрочем, предоставим слово самому командиру Кавказской бригады:
«С занятой нами высоты мы видели, как ближайший к нам батальон Костромского полка поднялся из Гривицы, ударил на ложементы и взял окопанную батарею, насыпанную на два орудия. 5-я батарея 31-й артиллерийской бригады (батарея Седлецкого. – И.К.) производила видимое опустошение в турецких рядах, и они бежали, покинув свою батарею… Костромичи поднялись на высоты и скоро скрылись в кустах, бывших между ними и турками».
Вскоре Тутолмин увидел начало отхода солдат Костромского полка. Далее полковник продолжал:
«Тогда из Плевны поднялась густая тройная турецкая цепь пехоты, перемешанная со всадниками, и издали, но тоже без выстрелов, она медленно продвигалась за нашей пехотой. Тут уже ясно было, что сражение проиграно и наше движение в тыл неприятеля не могло иметь применения, так как турки могли обрушиться превосходными силами на ослабевший Костромской полк; поэтому Кавказская бригада рысью возвратилась на прежнее место к Гривице на соединение с Костромским полком»[144].
Кавказская бригада не смогла поддержать атаку Костромского полка. Вариант – достать турок артиллерийским огнем под прикрытием спешившихся казаков – не представлялся возможным: с той позиции, на которой остановилась бригада, шесть ее трехфунтовых горных орудий добросили бы свои гранаты в лучшем случае на две трети нужной дистанции. Надо было продвигаться вперед, надо было переходить Радишевский овраг. Но тогда мог пропасть визуальный контакт с Костромским полком, да и колонны турецких сил у Плевны выглядели уж очень внушительно. В итоге действия бригады ограничились прикрытием отступления изрядно поредевших рот Костромского полка.
Батарея Седлецкого простояла на отбитой костромичами позиции до 11 часов. Не получая никаких известий и резервов, в условиях, когда снаряды и патроны подходили к концу, полковник Седлецкий по соглашению с командирами батальонов Костромского полка начал отходить. Турки явно с облегчением вздохнули. Уже после падения Плевны Осман-паша говорил, «что ни в одном бою с русскими ему не приходилось встречать более отчаянного сопротивления, чем под Плевной 8-го июля, и что это сопротивление удержало его от преследования»[145].
В вышедшей в 2005 г. книге «Противоборство империй. Война 1877– 1878 гг. – апофеоз восточного кризиса» есть любопытная иллюстрация с названием: «Бои на улицах Плевны 8 (20) июля 1877 г.»[146]. Где авторы раздобыли эту картинку?.. Но одно можно сказать с полной уверенностью: изображенный на ней уличный бой не имеет ни к первому, ни к последующим штурмам Плевны никакого отношения. Еще ее защитник Ф. фон Херберт писал о том, что вымысел, будто бы в ходе первого штурма Плевны противник ворвался в город, стал гулять по книгам разных стран с легкой руки журналистов из русского лагеря, которые часто «писали под диктовку русских офицеров»[147]. Не остается места для этого вымысла и после внимательного прочтения опубликованных материалов Военно-исторической комиссии российского Главного штаба. Тем не менее вымысел этот продолжает жить, и последняя его обитель – книга Н.В. Скрицкого[148].
Первая атака Плевны 8(20) июля 1877 г.
Из книги: Золотарев В. А. Противостояние империй. Война 1877-1878 гг. Апофеоз восточного кризиса. М.: Animi Fortitudo, 2005. С. 41.
Вскоре после удачного отражения русской атаки плевненский гарнизон пополнился отрядом Рифата-паши из Софии. Отряд состоял из 6 батальонов пехоты, 1 батареи и «небольшого числа черкесских ополченцев»[149]. Этот отряд Осман-паша и направит для занятия Ловчи.
Неудача под Плевной явилась полной неожиданностью для главной квартиры русской армии. После ряда первых успехов возобладало некоторое небрежное отношение к военным силам и возможностям турок. Поэтому, как свидетельствуют воспоминания участников войны, этой неудаче сразу не придали должного значения.
Вместо того чтобы проанализировать плевненскую осечку в комплексе всех факторов и возможностей текущей обстановки, командованием русской армии овладело желание быстро избавиться от этой досадной неудачи как от назойливой мухи. Избавиться быстро, одним сильным ударом.
9 (21) июля Александр II телеграфирует брату-главнокомандующему: «Надеюсь, что с прибытием подкреплений можно будет возобновить атаку Плевны». Но уже 11 (23) июля император ставит вопрос определеннее: «Когда предполагаешь возобновить атаку Плевны?» Через два дня главнокомандующий докладывал Александру II, что время повторной атаки Плевны он предоставил на усмотрение Криденера. А 16 (28) июля он уже сообщал, что затягивание Криденером повторного штурма Плевны ему непонятно и что сил для этого у командующего IX корпусом «довольно, если б только употребил хорошо артиллерию»[150].
Серьезное беспокойство вызывали два предположения:
во-первых, турецкий отряд в Плевне находился всего в переходе от единственной переправы через Дунай у Систова; возможное наступление противника в этом направлении, естественно, ставило под удар пополнение и обеспечение всей армии;
во-вторых, движение отряда Османа-паши на Ловчу и Сельви грозило потерей балканских проходов, изоляцией отряда Гурко, да и ударом на Тырново.
В итоге, после выделения на правый фланг подкреплений, в ночь с 17 (29) на 18 (30) июля ординарец главнокомандующего штабс-капитан Андриевский доставил Криденеру «словесное приказание» главнокомандующего: «Атаковать и взять Плевну». И опять это роковое «словесное» послание! Правда, на сей раз все было гораздо определеннее. Андриевский привез еще и предписание начальника штаба армии от 16 (28) июля, в котором двумя вышеназванными предположениями обосновывалась необходимость «покончить с делом при Плевне как можно скорее»[151].
18 (20) июля части барона Криденера и приданные ему дополнительные части под общим руководством командующего XI корпусом генерал-лейтенанта князя Л.В. Шаховского снова атакуют Плевну и снова терпят поражение. И неудивительно.
Все началось, казалось бы, с пустяка – маленького недочета в распоряжениях штабного начальства. Когда помощник начальника штаба армии генерал-майор Левицкий составлял предписания Шаховскому и Криденеру, то он не упомянул, что первый подчиняется второму. Это подразумевалось в силу существовавшей традиции – Криденер был старше по возрасту, – и поэтому даже в такой ответственный момент подчиненность Шаховского Криденеру письменно оформлена не была. А зря. Позднее Левицкий сам об этом очень сожалел. Ситуацию пришлось исправлять уже по ходу дела телеграммами, но на улучшение согласованности действий это практически не повлияло.
11 (23) июля в 16 часов Криденер телеграммой запросил главнокомандующего: «Кому вверите общее начальствование над всеми войсками, направленными на Плевну». В 23.05 следующего дня Непокойчицкий ответил: «Великий Князь Главнокомандующий поручает командование всеми войсками вашему превосходительству как старшему». Однако даже к полудню 14 (26) июля телеграмма начальника штаба армии до командующего IX корпусом не дошла. И в 15.15 Криденер просит скорейшего «ответа на телеграмму о подчинении войск». Эта телеграмма дошла быстро, и уже в 17.25 великий князь разъяснил:
«И вам, и Шаховскому сообщено, что вы командуете всеми войсками. Кавказская бригада подчинена Скобелеву 2-му, оставаясь в подчинении вам. Требую самого энергичного действия кавалерией. О получении этой телеграммы донесите»[152].
Но Криденер получил эту телеграмму только вечером 16 (28) июля, когда у него уже сложился план повторного штурма Плевны. Более того, этот план был доложен великому князю и получил его одобрение[153].
В записке князю Шаховскому от 12 (24) июля Криденер высказал необходимость «предварительно условиться… о выборе путей наступления, дабы действовать всем отрядом в тесной связи»[154].
Необходимость этого еще более усиливалась в связи с движением противника в сторону Ловчи. Первые сведения об этом Криденер получил вечером 14 (26) июля. В этот день в деревне Бресляница он встретился с князем Шаховским, и здесь же состоялось совещание командного состава IX и XI корпусов. Участники совещания еще не знали, кому великий князь поручил командовать предстоящим штурмом Плевны.
16 (28) июля ординарец главнокомандующего корнет Хвощинский доставил в штаб армии донесение Криденера, составленное по итогам совещания в Бреслянице. Начиналось донесение с констатации тревожного соотношения сил: несмотря на более чем двукратное превосходство русских в артиллерии, 26 тысячам атакующих будут противостоять 50–60 тысяч турок в обороне. И сразу же за этим Криденер написал, что на совещании «был прежде всего поставлен вопрос: следует ли, при вышеозначенных условиях (невыгодного соотношения сил. – И.К.), немедленно атаковать Плевну или испросить на то окончательное повеление Вашего Императорского Высочества». Кстати, чуть ниже Криденер докладывал, что кавалерию с конной артиллерией он предполагает отправить за Вид с целью «действовать на пути сообщений неприятеля с Софией и Видином»[155].
«Ну, старик, дает! Мало того что вечно опаздывает, так он опять хочет все свалить на меня!» – наверное, что-то подобное вырвалось у Николая Николаевича после прочтения этого донесения.
В штабе армии не знали, что точно такое же по содержанию письмо адъютант Криденера ротмистр Беклемишев повез императору в Белу. Однако и великий князь, и его окружение все сразу поняли правильно: Криденер хочет не только отсрочить штурм, но и заранее снять с себя ответственность за возможный неудачный исход.
На совещании в Бреслянице начальник штаба XI корпуса полковник К.К. Бискупский энергично оспаривал предположения Шнитникова о направлении главного удара на Гривицу. Однако переубедить Шнитникова Бискупскому не удалось. Тем не менее уже после совещания он уговорил своего командира, «невозмутимо-апатичного» князя Шаховского, действовать самостоятельно, без оглядки на штаб «вялого и нерешительного» Криденера. Последний же, будучи человеком пожилым и миролюбивым, не стал напрягать отношения и фактически предоставил князю возможность действовать по его усмотрению. Вот это – мило. Деликатность оказалась превыше дела. И где? На войне! В таких условиях о единоначалии, тесном взаимодействии можно было забыть, что, собственно, и продемонстрировали Криденер с Шаховским 18 (30) июля. Достаточно взглянуть на две диспозиции штурма Плевны: одну, подписанную Криденером, и другую – Шаховским. Если первая ориентировала князя Шаховского атаковать «неприятельские войска, расположенные на позиции к северу от д. Радишево», то вторая предписывала тем же войскам действовать на само Радишево «с юго-востока и юга»[156].
За этими неточностями стояли разные оценки оперативной ситуации, особенно после 15 (27) июля – даты захвата противником Ловчи. У Криденера перед вторым штурмом было достаточно времени для рекогносцировки всего периметра вражеских позиций. Требовались тщательная разведка и спокойный взвешенный анализ. Однако 16 (28) июля Криденер ограничился только усиленной рекогносцировкой по левому берегу Вида, произведенной отрядом в составе трех сотен казаков при двух орудиях под начальством полковника Генерального штаба Макшеева-Машонова.
Но 16 (28) июля М.Д. Скобелев вместе с П.Д. Паренсовым провел рекогносцировку на юг и дошел до самой Ловчи. По итогам этой разведки стала выявляться разумная альтернатива немедленному штурму Плевны. И князь Шаховской согласился на предложение Бискупского представить ее генералу Криденеру. В шесть утра 17 (29) июля командиру IX корпуса была отправлена следующая записка за подписью Шаховского:
«Так как занятие Ловчи весьма важно и признается таковым Главнокомандующим, то я полагал бы, пока турки не укрепились еще в Ловче, выбить их оттуда, для чего необходимо двинуть на Ловчу два полка пехоты с четырьмя батареями, а другие два – поставить в виде репли[157] между Ловчей, Плевной и остальными войсками, сосредоточивающимися против Плевны»[158].
По сути, этим предложением Бискупский предлагал воспользоваться новой оперативной ситуацией и направить удар сначала на Ловчу, получив тем самым повод отложить штурм Плевны, которого столь опасался командующий IX корпусом. Но не успел Криденер прочитать записку Шаховского, как штабс-капитан Андриевский привез уже известный нам приказ главнокомандующего атаковать Плевну и письменное обоснование этого начальником штаба армии. В такой ситуации Криденер решил, что выбор уже неуместен.
17 (29) июля Скобелев с Паренсовым обследовали южные подступы к Плевне. Итоги подтвердили предположения Бискупского – на южном направлении находился самый уязвимый участок турецкой обороны, практически не оборудованный в инженерном отношении. С юго-восточной стороны постройка укреплений была только начата. На южной же – возведена лишь одна батарея[159]. Поэтому основной удар предпочтительнее было наносить именно на этом направлении. Тем не менее Криденер со Шнитниковым сделали иной вывод.
«Тактическим ключом Плевненской позиции» они посчитали укрепления деревни Гривица на правом фланге русских сил в 5 км восточнее Плевны. Этот выбор Криденер впоследствии обосновывал следующими соображениями: