Светлячок для Летучего Голландца

– Все отлично.

– Хорошо, а то я переживала. Самолеты падают, поезда с рельсов сходят. Но все подробности потом. Ты дома?

– Ага, дома. А ты? На работе?

– На работе. Будь она не ладна. Где же мне быть? Квартального отчета не придвинется, так что могу заскочить часам к семи. И выслушать все последовательно по пунктам. Где была, что ела, какое солнце, какой пляж, море и т.д.

– Может, я к вам зайду?

– Светик, будь человеком. Дай я хоть на один вечерок отдохну от семейной жизни. И Валя возражать не будет. Я ему говорила, что ты сегодня возвращаешься.

«Ага, возразишь тут!»

Валентин – супруг Любаши – существо покладистое и примерное, но иногда мог проявить завидное упрямство. Учитывая характер его половинки, качество важное. Он не поддавался на ее провокации и наезды, если уходил в это самое упрямство.

– Отлично, тогда жду. Успею еще в магазин и прибраться.

– Бутылочку я принесу. Мне тут начальник презентовал какую-то, вроде хороший вискарь. Все целую тебя, радость моя!

– И я тебя целую. До встречи!

Захлопнула крышку. Стоит заняться делом. Приборка всегда помогала мне расслабиться. Включив радио, достала тазик с тряпками и методично прошлась по всем поверхностям. Сначала в гостиной, потом в спальне, подпевая почти всем песенкам, несущимся из колонок. Временами подтанцовывая.

Но взгляд все возвращался к корзине с цветами. Чего ждать дальше? Не знаю. Но странно, что она здесь стоит, а его нет. И какое-то несоответствие симпатичной картинки, представшей передо мной и внутренними ощущениями от нее.

Наконец домыв все полы, уселась напротив моей домашней клумбы и уставилась на нее. Чем же ты мне не мила?

Сколько так просидела не знаю. Что-то сегодня я совсем расхлябалась, почти засыпаю на ходу.

Очнулась от звонка в дверь.

– О, черт!

Похоже, уже подружка приехала. А у меня что? Даже хлеба нет, чтобы занюхать.

На повороте в коридор из комнаты поскользнулась и чуть не упала. Опять резкий, нетерпеливый звонок.

– Иду, иду…

В который раз уже я оценила предусмотрительность и основательность Любаши, а так же дар предвиденья. Она стояла на пороге с двумя сумками. Из одной выглядывал длинный, румяный хвост багета, сразу же захотелось отломить его и опробовать хрустящую корочку. Желудок тут же отозвался жалобным стоном – кофе с утра прошел незамеченным. Она не замедляя хода, прошествовала внутрь, поставила поклажу в углу, обняла меня и прижала к своему шикарному бюсту.

– Здорово! Ох, соскучилась же я по тебе!

– И я по тебе, дорогая. Только не раздави.

– Я? Вот глупости то выдумываешь.

Посмотрев на мою несколько виноватую мину, скинула босоножки и, захватив один пакет, проплыла на кухню.

– Вот чувствовала я одним местом, всем хорошо известным, что пожрать ты так и не сподобилась купить, – ее руки проворно выкладывали на стол всякую снедь: хлеб, икорку, масло, огурцы, зелень. – Поэтому, не надеясь на твою сознательность и собранность, а так же русский авось, закупила все сама.

– Любаша, я тебя люблю.

– Я знаю, знаю. Но без фанатизма, ладно. Давай, мой овощи, строгай салат и бутылку в холодильник не забудь закинуть. А я мясо пожарю. Все признания в большой и чистой любви, пожалуйста, в письменном виде. Еще лучше, если факсом в офис отправишь, пусть шеф полюбуется и опомнится.

– Что стряслось опять?

– Так поверка была, – взяв из кухонного ящичка молоточек, для отбивания мяса, она с кровожадным видом набросилась на ни в чем не повинный кусок. – Вот так тебя…

– Слушай, ты вроде хотела его пожарить, а не фарш сделать?

– Уф! – стерла ладонью невидимый пот. – Иногда можно и фаршик вместо просто кусочка. Вот Валька мой иногда смотрит, как я молочу мясо и уже меньше на рожон лезет.

– Твоему Вальке надо вообще памятник поставить. Или причислить к лику святых.

– И это от родной подруги услышать столь лестные речи. А я для тебя готова последнюю копейку или рубашку отдать. Вот и делай людям добро после этого.

– Ну, Любаня… Я же любя и в шутку, – и, перегнувшись через стол, поцеловала ее в щечку.

– Ладно, верю. Так и быть. Доставай бутылку, хряпнем прямо сейчас.

– Погоди, я уже салат докрошила.

– Да, фиг с ним!

– Все, все достаю.

Выставила рюмки. С сомнением посмотрела сначала на них, потом на низкие, широкие стаканы.

– Слушай, из чего пьют этот твой виски?

– Шут его знает. Вроде с содовой или с колой. А из чего? Какая разница. Мы же не на светском рауте не перед кем выпендриваться.

– Ты купила?

– Что? Стаканы?

– Да, нет. Содовую или колу?

– Зачем мне всякую гадость покупать? Я и детям запрещаю пить.

– Ты же сама сказала, что виски с колой или с содовой пьют.

– Да, ладно! И так сойдет.

– Мне тем более все равно.

Шлепнув на разогретую сковородку мясо, она обтерла руки о полотенце и взялась за свою рюмку.

– Ну, давай. За то, чтобы в следующий раз курорт был еще круче и мужик тоже!

Чокнулись и залпом выпили. Я чуть не выплюнула все обратно на стол, с трудом сделав глотательное движение, скривилась. Подружка, выпучив глаза, коротко дышала. Потом нацепила на вилку салата, закусила, нацепила еще и сунула мне под нос.

– Жуй быстрее. Закусывай.

Прожевав огурцы с помидорами, отщипнула большой кусок от батона и запихала в рот. Как раз ту румяную корочку, что так хотелось. Но, из-за оставшейся горечи, не оценила.

– Вот гадость!

– Не то слово.

Мы вместе уставились на этикетку.

– Люб, это не виски. Это коньяк и притом паленый.

– Черт! Я перепутала бутылки. Какое гавно, однако.

– Не беда. У меня где-то початая бутылка водки оставалась.

– Доставай. А то душа требует.

На этот раз мы подождали, пока мясо поджарится. Разложили по тарелкам, рядышком салатик, красиво расположили бутербродики на большом плоском блюде. А в холодильнике еще ждали пирожные с глянцевыми фруктами в песочных корзиночках. Просто загляденье! Немного полюбовавшись, на сей натюрморт, мы подняли по второй – «за нас красивых и за них рогатых». Посмеялись.

– Рогатых? Любаша, ты что-то от меня скрываешь? Подумаешь от мужа своего. Это понятно. А от меня что?

– Я? Ничего. Придумала тоже. Когда мне время то найти, чтобы эти рога наставлять? Только ночью. А ночью я сплю беспробудно, пушкой не поднимешь.

– Знаю, слышала много раз, запомнила. Но у тебя Валя умница.

– Да. Умница… – взгляд ее затуманился, на лице начала проявляться вселенская печаль и тоска.

– Люба? Что случилось?

Закрыв лицо руками, она вдруг заплакала. Навзрыд, со всхлипами. Утираясь кулачками, как маленький ребенок.

Я, если честно, впала в ступор. Подружка, конечно, плакала время от времени. Но редко и мало, скорее, для порядка и под какую-нибудь заунывную песню. Говорила, грех под эти стоны не пустить слезу. А так, чтобы истерика женская… Такое было один раз лет шесть назад.

Разлив еще раз по одной, быстро замахнула стопку в себя, встала, вытащила пакет с бумажными салфетками, сунула ей на колени. Она благодарно покивала, продолжая подвывать. Ясно, что пока разговора не получится, надо переждать.

История нашего знакомства очень пикантная и даже невероятная. Многие непонимающе качают головами, когда узнают.

Мы не подружки с розовой юности, детского сада, школы или института, не знакомились на работе или студенческой вечеринке. А познакомились мы у дверей моей квартиры, прошло уже чуть более семи лет. Сейчас смешно вспоминать, а тогда было совсем не до смеха.

На новогодний корпоратив, мы рабочим коллективом завалились в какой-то ресторан. Я работала весовщицей на складе. Почему, не спрашивайте. В девяностые кто кем только не работал. Помимо нас в этом не очень солидном и немного мрачноватом заведении гудело еще несколько компаний с такими же средненькими доходами, как и у нас.

В конце концов, с одними из таких новогодних отмечальшиков мы смешались – все же веселей большим коллективом. Ребята были с хлебозавода. Веселые, уже подзарядившиеся для разогрева на работе, травящие анекдоты и байки про производство хлебобулочных изделий. Такие что потом, заходя в магазины долго на батоны и все остальное даже смотреть, не хотелось.

Сдвинув несколько столов, мы очень быстро перезнакомились и шумно загалдели, перекрывая голоса других. Официантки на нас смотрели не очень добро, так как заказывали мало, места занимали много, а сидеть собирались долго.

Вечер продвигался. Голова начала кружится, перед глазами уже все плыло. Из разговоров я улавливала только обрывки фраз и даже не пыталась вникнуть в их смысл. Это требовало слишком больших энергозатрат и сомнительно, что вышло бы что-то путное. Рядом со мной вдруг оказался молодой мужик чуть за тридцать. Мрачно вливая в себя рюмку за рюмкой, он что-то бухтел и бухтел мне на ухо. Видимо, что-то очень личное и важное для него. Иногда, прорываясь через алкогольную завесу, я разбирала слова: «жена», «совсем достала», «покоя нет» и все в таком духе. Не знаю, почему ему вдруг показалось, что моя грудь и жилетка хотят, чтобы на них выплакались. А уж слушать арии про «жен» и «тещ» удовольствие ниже среднего. Это все мы слышали и на работе с ужасающей регулярностью. Первый год за мной ухаживали все кому не лень. Потом директор нашего склада пал жертвой моего скромного обаяния и местные донжуаны поутихли. Роман наш был недолгим – месяца три. А потом мы расстались по обоюдному согласию, без скандала, драки и взаимных оскорблений. Ждала, что уволит. Но нет. События, происходящие в стране в девяносто восьмом году, отвлекли от личных переживаний. Так и осталась при своем месте. Народ уже не лип и считал немного странноватой.

Вот сидела я, слушала этого несчастного и радовалась, что хмельной туман не позволяет до конца вдуматься в суть его речей. Если бы вдумалась, то, наверное, женская солидарность взяла бы верх и выплеснулась наружу, в форме нескольких ласковых фраз.

Но я сидела, слушала и кивала, время от времени повторяла:

– Хм…

Ему больше и не требовалось. Так мне показалось сначала. Просто пьяный мужчина. Просто надо выговориться. А его товарищи уже раз сто слышали эту душещипательную историю про «непонимание» и вообще горькую судьбину. Ну, и пришли сюда не за тем, а веселиться, отмечать Новый Год.

Кивая в очередной раз, я почувствовала его руку у себя на коленке. Вторая легла мне на плечо, притягивая ближе. Коленка была уже исследована и пошла очередь бедра.

«Приехали, называется».

Покашляв немного, аккуратно сняла его ручонку со своего плечика, улыбнулась и проорала на ухо:

– Извини, нужно отойти ненадолго.

– Да, конечно.

Возвращаться, если честно, не собиралась. Но, выйдя из дамской комнаты, увидела вновь своего кавалера мающегося неприкаянно в вестибюле. Вот ведь неймется.

Он подхватил меня под ручку, и мы вернулись в зал. А куда было деваться? Не вступать же с ним в военные действия. Тем более с пьяным мужчиной лучше особо не спорить. Подожду, когда отключится, и потихоньку уйду. Таков был мой план действий. Но я не рассчитала свои силы и отключилась раньше него.

Пробуждение было не самым приятным, принимая во внимание вчерашние возлияния. И еще то, что рядом кто-то лежал, бесцеремонно примяв меня своей тушей к дивану, попыхивая прямо в лицо перегаром. Вот ужас!

Я тихонько спихнула это что-то или кого-то в сторону. Но расслабляться было рано. Одежда на моем теле почти отсутствовала. Вот это на самом деле был ужас! Такого еще со мной не бывало – по пьяной лавочке оказаться с мужиком в постели и ничегошеньки, ну, вот совершенно ничего не помнить.

– Мамочки…

Голос был, как звук из ржавой банки, и такой же привкус во рту. Мама не поможет. Ей лучше вообще об этом не знать. Никому лучше вообще не знать.

Взявшись за плечо своего случайного любовника – а может быть, и нет, всякое в жизни бывает – повернула его лицом к свету, хоть посмотреть, что Бог послал. Это был вчерашний страдалец. Уф. Облегчение хоть и небольшое.

– Эй? Просыпайся!

Послышалось сдавленное хрюканье и все.

– Понятно.

Черт! А где мы? Я же вообще ничего не помню. Ни как из ресторана выходили, ни как добирались и на чем, как заходили и куда.

Осмотрелась вокруг. Знакомые обои, шторы, шкаф, трюмо, кресло. И тут облегчение. Мы в моей квартире, а не непонятно где. Или наоборот это не очень хорошо? Запомнит адрес, не отвяжешься потом.

А как все-таки наша пьяная компания попала сюда?

Напрягать голову такими вопросами не стоило, она сразу отозвалась дикой болью. Ладно, потом разберемся. Кряхтя, как старая бабка, поплелась в ванную. Избегая смотреть в зеркало, сразу же залезла под душ. Как хорошо – свежая водичка. Глаза мгновенно разлепились, мигрень почти прошла и вообще не душе посветлело. Вытершись пушистым, родным полотенцем, двинулась на кухню.

Порывшись в холодильнике заварганила яичницу с колбаской, луком и гренками. Заварила кофе. И, удовлетворенно вздыхая, присела на табуретку.

Только сделала первый глоток, как послышалось шевеление в другой комнате. Изнутри поднялось неприятие, и даже злость. Надо его выпроводить. Хотя, что я на него взъелась вдруг? Сама виновата. Нечего напиваться, как распоследняя ромашка. Это мне урок на будущее. Какие бы не были трудности в жизни, нельзя так опускаться…

Поток самобичевания был прерван появлением на пороге немного смущенного, заспанного, помятого мужчины, пытающегося засунуть вторую руку в рукав свитера.

– Доброе утро.

Он чуть шарахнулся и немного поморгал.

– Доброе… я …

– Да нормально все. В душ пойдете?

– Не хотел, обременять и так вот…

– Ничего. Пойдемте, полотенце дам.

И выдав необходимое, направила в ванную. Умывшись, он стал очень даже ничего. Все еще немного конфузился.

– Спасибо. Я бы пошел, а то, как то…

– Понятно. Кофе?

– Не откажусь.

И пристроил себя на стул быстренько.

– Извините, не помню вашего имени.

– Светлана.

– Андрей.

– Говорить, что мне приятно, не буду.

– Хорошо. Ситуация для меня на самом деле необычная.

– Правда?

Андрей скривился.

– Ну, не такая частая, как может показаться.

И тут я вспомнила его бухтение про жену. Понятненько – гуляет время от времени.

– Простите, Светлана, а вы замужем?

– Нет. Но как-то поздновато этим интересоваться.

Лицо его просветлело от облегчения. «Нет, разъяренный муж не будет выкидывать тебя из окна. Расслабься».

Я чувствовала его любопытный взгляд, блуждающий по моему лицу и фигуре.

– Может, перейдем на ты?

– Хорошо давай.

– Я не очень хорошо помню, что вчера было. Перебрал. А ты?

– Если я ничего не помню, значит, ничего и не было.

И мило так улыбнулась.

Мужчина он симпатичный и приятный, но женатый. А тогда женатые были для меня табу.

Андрей перегнулся через стол, нежно взял мою ладонь в свою, с чувством заглянул в глаза. Ох, какой соблазнитель.

– Ты очень красивая женщина. И жаль, что я ничего не помню.

По глазам видно хотел бы все повторить, но уже на свежую голову, чтобы запомнилось.

Извини, не получится.

– Я думаю так даже лучше.

– Почему?

– Тебя, наверное, уже дома обыскались?

– Разве это важно?

– Конечно, важно.

Он поник, но ручку не убрал, тихонько выписывал большим пальцем круги. Было щекотно, но я терпела.

– Ты знаешь. В нашей семье давно уже не все хорошо и складно, как хотелось бы. Я понимаю, что мы оба виноваты, естественно, в этом. Но все уже не так. Все идет к финалу…

«Где-то я уже это слышала. Но в развернутой форме даже».

– Ну, вот, когда финал настанет, тогда и приходи. Пообщаемся. А пока, извини. У меня дела.

Андрей отвел глаза, отпустил мою руку. Одним глотком допил остывший кофе, попрощался и ушел.

В то утро я думала, что вижу его в последний раз. Но ошиблась. А точнее жизнь распорядилась иначе.

Новогодняя ночь с тридцать первого декабря двухтысячного года на первое января дветысячи первого года была для меня самой счастливой. На пороге в середине дня вдруг объявился Летучий Голландец с пакетами еды и подарков. Видно, что смертельно уставший и замученный. С недельной щетиной и чернотой под глазами. Я была безмерно счастлива, потому что уже ожидала унылую праздничную ночь в компании с телевизором, под шум петард и фейерверков за окном, гул гуляний и веселых голосов. И вдруг он – подарок для сердца моего!

Но первого января с приходом нового дня праздник закончился. Все было волшебно – ужин при свечах, после двенадцати, послушав президента и гимн, мы прогулялись, наслаждаясь теми звуками, что в одиночестве были бы для меня мучением, потом вернулись в тепло домой и в постель. Я понимала его состояние и пыталась полностью слиться с ним, дать возможность забыться, отдохнуть, сжечь всю боль в том огне, что был между нами.

Один телефонный звонок и он быстро собрался, как всегда ничего не объясняя. Сказал лишь, что это очень срочно и важно (А когда было не срочно и не важно?). И исчез, будто и не было его.

С тех пор ненавижу первое января. Это унылое, серое, пустое утро, похожее на выжатый лимон. Когда на улице тишина, редкие машины и лишь валяются остатки мишуры, конфетти и петард, бутылки. Короче, все, что осталось от бурного вчерашнего веселья. Не удивлюсь, если на этот день приходится пик самоубийств. Я была близка к этому.

Спасло то, что от какого-то отупения, никак не могла сообразить, как сделать это черное дело побыстрее и полегче. Плюнула, залегла на диван, вооружившись пультом от телевизора и обложившись едой. Так и пролежала все праздники – бревном. Лишь один раз выбралась из логова в магазин за продуктами.

Вывел меня из этого затяжного депрессивного состояния, как ни странно Андрей.

В середине января я, возвращаясь вечером с работы, наткнулась на него возле своего подъезда. Бедняга переминался с ноги на ногу, приберегая за спиной букетик, завернутый в бумагу. На вопрос, какой ветер принес сюда и зачем, долго бормотал о том, что вроде чувствует связь или другие глупости. А у меня в голове пронеслось, что хватит ждать неизвестно чего, а надо брать то, что дают сейчас. Прервав его излияния, подхватила под ручку, и мы прошли в квартиру.

Любовником моим Андрей был недолго. Где-то в апреле наш роман закончился.

Был выходной, и я как раз закончила омовения в ванной, после долгой генеральной уборки в квартире. Раздался настойчивый звонок в дверь, потом еще один и еще, уже не прерываясь.

– Озверели совсем… Хватит! Сейчас открою!

На ум пришел сосед с первого этажа. Время от времени он занимал деньги на выпивку, обещая в скорости отдать с зарплаты, но так еще и не отдал, ни рубля.

Резко распахнув дверь, я начала сразу говорить, не разглядев посетителя.

– Денег не дам…

– А мне и не надо твоих денег, стерва! – прогремел пьяный бас. И из подъезда на меня надвинулась громада с белыми кудрями, диким взглядом, в пальто и с сумкой наперевес.

От неожиданности шагнула назад и позволила ей войти внутрь.

– Ты мужа моего отдай. Чего тебе надо? Чего ты лезешь в чужую семью? А? Змея ты …

– Я не лезу…

И в самом деле, мне ее муж без надобности, если она Андрея имеет ввиду.

Схватив за отвороты халата, женщина начала меня трясти. Не знаю, что она хотела сделать. Если уж бить, так била бы. Тряси не тряси, яблочки все равно не свалятся.

– Отстань от него. Слышишь?

– Да, не нужен он мне…

– А мне нужен. Чего ты к нему пристала?

– Я?

– А кто? Это ты увела его из семьи…

– Да забирайте его обратно…

Голова уже отлетела назад от этого потряхивания. И не знаю, сколько бы продолжалось эта комедия, если бы из дверного проема не появился мужичонка. Подхватив под бока мою мучительницу, оттащил в сторону.

Она заплакала. Но не успокоилась и порывалась, то ли кинуться на меня снова, то ли выбежать из квартиры, не поймешь. От этих непонятных телодвижений еще больше придавливала его к тумбочке, на которую они упали. Видны были только его руки, ноги и макушка из-за ее плеча. Дама была габаритная и в пьяной истерике.

Угораздило же!

Всхлипы продолжались еще долго вперемешку с бормотаниями. Я сделала пару попыток подойти к ней, но она, замахиваясь на меня сумкой, отгоняла, крича:

– Уйди, змея!

Чуть погодя все-таки выдохлась и между всхлипами начала видимо задремывать. На такую массу, это же, сколько алкоголя нужно?

Мужичок подхватил ее поудобнее и тихонько спросил:

– Куда?

Я замахала руками в сторону гостиной, быстро проскользнула туда впереди них, освободила диван. Он аккуратно уложил ее и вышел за мной, театрально утерев пот со лба, взглянул попристальнее.

– Уф!

Ситуация так скажем… нестандартная.

– А вы кто? – наконец догадалась спросить.

– Я таксист. Везу ее и понимаю по состоянию и пьяному бреду, что нехорошие мысли в голове бродят. Мало ли, что в подпитии приходит на ум. Многие потом сожалеют и даже ничего не помнят. Вот и проводил малость. А тут такие дела…

– Да, уж. Спасибо, что еще можно тут сказать, не дали пропасть ни мне, ни ей.

– Ничего. Валентин.

– Светлана. Очень приятно.

Он усмехнулся и оглянулся на дверь. Вроде как делать ему тут больше нечего.

– Я надеюсь, дальше сами справитесь?

– Думаю да. Надеюсь, хоть и не уверена на сто процентов. Если что буду обороняться сковородкой.

– Ну, звоните, если что, – и протянул бумажку с номером.

– Еще раз спасибо.

– Все нормально. Видно же, что приличная женщина. Просто от отчаяния видимо…

Тут вспомнив, что причина ее отчаяния стоит перед ним, осекся и отвел глаза. Потом еще раз вздохнув, направился к двери, на ходу попрощавшись.

Вот так впервые в жизни Любаша оказалась на моем диване.

Я осторожно зашла в комнату, не включая свет. Сняла с нее сапоги, достала сумку из онемевших пальцев и прикрыла пледом. Понаблюдала за спящей немного.

Может, стоит и в самом деле вооружиться сковородкой?

Потом уже на кухне, наливая себе кипятка в кружку, зашлась от смеха и чуть не обварилась. Напряжение и адреналин вышли наружу. Надеюсь, они не придут ко мне жить всей семейкой? А то сначала муж в пьяном угаре попадает на мой диван, теперь жена.

Чудны дела твои Господи.

Пока эти воспоминания, как кадры из кинохроники проносились перед глазами, мясо было съедено, а Люба уже перестала всхлипывать и сморкаться. Сидела, смотрела пристально в пустую рюмку.

Я аккуратно разлила еще и кивнула ей. Мы, молча, чокнулись. Выпили и принялись за бутерброды.

– Может, расскажешь, что случилось?

Подружка подперла головку рукой и протяжно вздохнула.

– Баба у него появилась.

– У кого? – брови от удивления взлетели почти на затылок.

– У кого, у кого… У деда Пихто!

– Да, ладно! Не может этого быть!

– Может.

Вот уж не поверю, чтобы ее муж завел какую-то женщину на стороне.

– Это ерунда. Ты их видела?

– Нет.

– И откуда тогда такая уверенность?

– Чую.

– Ага, чем только?

Она посмотрела с укоризной. Я пожала плечами.

– На чем основывается твое подозрение? Не просто же на одном предчувствии? Факты, давай факты.

– Конечно, не на одном предчувствии. Последний месяц он стабильно два дня в неделю возвращается домой позже на час. Отговорка одна и та же – на работе задержали.

– Ну, не дурак же он совсем. Понимает, что рано или поздно ты что-нибудь заподозришь и проверишь. Может и правда на работе задерживают?

– Проверяла, звонила на работу. И там ответили, что ушел, как обычно.

– Блин. Почему сразу баба? Могут быть разные причины.

– Да, ладно! И какие же такие причины, о которых он не может мне сказать?

– Странно…

– А я о чем? Что делать то?

– Спроси прямо.

– С ума сошла?! И что? Представь, он ответит, что да, милая, у меня другая появилась. Сделает мне ручкой и свалит к ней.

– Ну…

– Загну. У меня двое детей на руках. Их вырастить и поднять надо. Как я одна?

– А так ты думаешь, он не уйдет? Если ты молчать будешь и страдать.

– Я не о том.

– Ничего не понимаю. А о чем тогда?

– Тьфу, на тебя!

– На меня?

– Все просто. Хочу за ним последить немного. Узнать так все или мои подозрения не обоснованы.

– И? Увидишь их вместе, дальше твои действия? Завалишься к ней пьяная, схватишь за грудки и будешь трясти, пока она не согласится его бросить. Как ко мне когда-то?

Подружка насупилась.

– Я пришла горем своим поделиться. А ты?

– Сочувствую в меру своих сил и понимания ситуации.

– Вижу, как ты сочувствуешь.

– Ладно, брось. Я всегда на твоей стороне и с тобой хоть в огонь, хоть в воду. Просто не могу понять, зачем тебе это надо?

– Хочу узнать точно. И душу себе не бередить сомнениями.