«Я крокодила пред Тобою…»

Вовчик демонстративно курил и молчал.

– Я все понял.

– Вот и молодец. Не ходи сюда больше.

Маша стала заикаться. Марина водила дочь к логопеду, доктор посоветовал успокоительное.

– Вам надо принять решение о вашем браке. Есть какие-то препоны? Имущество? Финансы?

– Нет, мы даже не зарегистрированы.

– Пожалуйста, подумайте о дочери. Это все очень серьезно.

– Я подумала.

Маринкины посиделки с друзьями прекратились. Она безумно устала от пустой болтовни, бесконечных пьянок, прокуренных подруг, вереницы тупых лиц. Работа, дом, Машка. Все! О личной жизни даже не думала. До блевоты эта так называемая любовь.

***

На работе Марину повысили до коммерческого директора. Магазин держала дружная парочка, возможно, их связывала не только работа, но это были всего лишь Маринкины домыслы. Сорокалетняя Мила Мишер и ее ровесник Славик Алексеев познакомились в общей тусовке местных северогорских художников. Они оба когда-то закончили художественную школу, пописывали пейзажи, но крутой поворот конца восьмидесятых развернул их от прекрасного к насущному. Они оформили нужные бумаги и стали соучредителями. Фифти-фифти. В магазине товар шел по мелочи, а в масштабе под вывеской ООО «Луч» неплохо продавался бартер «Севернефтегаза», который должен был за копейки распределяться между работниками нефтегазовой конторы, но стараниями Славкиного друга, снабженца Ленчика Филатова, львиная доля нефтегазовых шмоток, аппаратуры и мебели оседала в «Луче», товар продавался с наценкой до пятисот процентов, прибыль пилилась пополам. Марина все это видела, неплохо в этом разбиралась, быстро считала и много не говорила, поэтому получила должность коммерческого директора и повышение зарплаты. Она вела местную нехитрую бухгалтерию, состоящую из граф «приход-расход», иногда стояла и за прилавком. Коллектив довольно слаженно работал, деньги в карманы художников текли непрекращаемым потоком, а праздничные корпоративы только еще больше сплачивали. Продавцы подворовывали, покупатели не жаловались, начальство не лютовало. Коммерческая идиллия.

Осенью по случаю дня рождения Милы Славик устроил вечеринку. Магазин украсили шариками и ленточками, разложили по одноразовым тарелкам вкусный дефицит. Бутылки «Амаретто», «Айриш крима», «Чинзано», шампанского блестели прохладным стеклом рядом с импортным пивом. Золотисто-зажаренные «ножки Буша» ароматно лежали, прижавшись друг к другу толстыми бочками. Вывеска «Переучет» завершила рабочий день в обед. Гости приходили, уходили, сменялись лица, частили тосты, шуршали подарки. Марине было уютно среди дорогих угощений в пластмассовой посуде, она веселилась как никогда и слушала разговоры высоких приглашенных, чувствуя себя немножко причастной к этому удивительному миру богатых людей. «Такие все простые. Посуда пластмассовая, а подарки долларовые. Танцуют даже. Завтра с утра на работу, надо бы домой… так не хочется». Марина встала из-за стола, прошла в кабинет и тихонько собралась.

– Мариша, тебя отвезти? – скрестив ноги, Мила стояла в проходе, опершись рукой о косяк.

– Нет, ты что?! Отдыхайте. У тебя же день рождения.

– Да надоели эти рыла! Одно и то же: давай переспим, дай денег, купи не задорого! Поехали, отвезу! Развеюсь хоть немного.

Мила давно и очень хорошо водила машину. Марина сидела на переднем сиденье новенькой «шестерки» и смотрела, как Милочка заправски уверенно крутила руль одной рукой, другой переключая передачи и одновременно шустро манипулируя ногами.

– Слушай, Мила, мне никогда не научиться водить. Я в педалях запутаюсь.

– Привыкнешь. И очень быстро.

Они подъехали к Марининому дому.

– Одна живешь?

– Одна. Отправила своего подальше.

– Ясно. Как теперь?

– Не знаю. Как-нибудь.

– Не бери в голову. Я дочь одна воспитываю. И ты воспитаешь. А мужика захочешь, любой прибежит, по себе знаю. Они нам не нужны, по сути. Ребенка сделал – и до свиданья. На фига нам эта капризная обуза? Подай, убери, то, се! Да?

– Не знаю, наверное…

– Ладно, давай! До завтра! – Мила сдала задним ходом.

Марина смотрела ей вслед и думала о Машке. «Зачем ей такой папаша? Вон Милка, при деньгах, независима, всегда мужичок молодой рядом трется. Может, права она?»

Тамара Николаевна обувалась в прихожей.

– Мам, может, останешься? Не пойдешь в ночь?

– Ни-ни! Я домой. Доползу потихоньку. Машку накормила, спит часа два, долго не ложилась, тебя ждала. Нагулялись?

– Нормально. Спасибо тебе.

– Ладно, пойду. Устала, как собака.

Марина зашла в спальню. Дочка лежала под мягким одеяльцем, свернувшись калачиком, по-детски сложив обе ручки под щеку. Наверное, видела что-то доброе, потому что быстро улыбалась во сне. Марина прикрыла дверь, скинула с себя пропахшее табаком вечернее платье и залезла под душ, смывая с себя дневную усталость. Горячая вода плотными струями лилась на лицо, стекала с волос на грудь и плечи, унося с собой все тревоги. «Нам никто не нужен… нам никто не нужен… Никто…»

Утром Марина заступила на смену. До обеда сидела на закупе, к вечеру встала в отдел мелочевки. День подходил к концу, покупателей почти не было, и они с Иришкой тихонько переговаривались ни о чем.

– Я Калугина в гости пригласила, – сообщила Ирочка.

– Да ладно! Когда?

– Завтра придет. Он у себя ремонт делает, дверь продает. А мне дверь нужна. Придет ко мне смотреть, что к чему, замерять там что-то. Я хочу стол накрыть, то-се, сама понимаешь.

– Ну-ну. Давай дерзай. Может, что и выгорит.

В этот самый момент в зал вошел Олег Калугин.

– Девчонки, привет! Скучаем?

– Олежка! Легок на помине! – Иришка выпрямилась в струнку, оправила юбочку, пригладила в безупречной укладке волосы.

– А чего это вы тут про меня?

– Да про дверь твою Маринке, вон, рассказываю.

– Да, Ира, я зайду к тебе завтра. Погляжу: подойдет, не подойдет.

– Буду ждать, – кокетничала Ириша. Олег был в ее руках. Ну почти был, осталось совсем чуть-чуть. Какая-то мелочь, всего лишь один день.

– Что-то сдавать принес? – Марина посмотрела на небольшую сумку Олега – наверняка товар.

– Да, Марина, пойдем, примешь по мелочи.

– Пошли. Ир, глянь на два отдела, я Олега оформлю.

В кабинете Олег достал из чистого баула барыги косметические карандаши, точилки, крем для лица, почему-то кокосовый, в огромных банках. И средство для похудения – коктейль в плотных, слегка гофрированных баночках, который разлетался со скоростью света среди желающих стать стройными.

– Давай как обычно. Оформляй по два каждого товара, а я под эту накладную буду доносить по мере продажи. Тебе процентик.

– Хорошо. Как скажешь, – Марина машинально выписывала накладную.

– А ты чего сегодня такая?

– Какая?

– Хмурая. Кто посмел тебя охмурить?

– Так вчера же у Милки днюха была. Что сам не приходил?

– А-а! Точно. Да я замотался! Набухались вчера?

– Ну не то чтобы, но голова болит.

– Марин, слушай, а у тебя какие на сегодня планы?

– Какие там планы, Олег? Никаких. Дома, с Машкой.

– А можно, я приду? У меня вечер свободный. Посидим, потрещим.

Марина внутренне напряглась. «Почему? Зачем ему?»

– Приходи.

– Ужином накормишь?

– Накормлю.

– А пить будешь?

– Буду.

– Что принести?

– Что хочешь.

Марина отдала Калугину квитанцию. Они вышли из кабинета. Иришка мило улыбалась, провожая Олега мечтательным взглядом. Завтра она его заполучит с потрохами.

– Маринка, я так рада! У нас завтра свидание!

– Везет тебе, – резко поумневшая Марина не стала докладывать заклятой подруге новость дня. Вернее, предстоящего вечера.

Марина шла домой в полном недоумении. Олег Калугин напросился к ней в гости. Впрочем, это ни к чему никого не обязывает. Взрослые люди. Встретились, разбежались. У него, вроде, девчонка есть на Болотном. Болотный – небольшой поселок в пятнадцати километрах от Северогорска. До конца восьмидесятых огромный Болотнинский завод «Атом» производил для оборонки страны, как сейчас говорят, эксклюзивную продукцию. После распада державы, чтобы как-то продержаться на плаву, завод наладил выпуск кастрюль. Но, по слухам, один из цехов продолжал собирать какие-то микросхемы.

Олег обещал прийти часам к восьми. Марина пожарила окорочка, отварила макароны и нарезала овощной салат, заправив его сметаной. На балконе остывал брусничный морс, в дверце холодильника по стойке «смирно» стояла запотевшая бутылка «Финляндии», еще две потели в морозильнике. Марина бегала по квартире от шкафа к ванной, из ванной в кухню. «Блин, блин, блин… Мама, что делать? Что будет?..» Машка копошилась с игрушками. Звонок. «Ну все, мне конец». Марина открыла дверь. Олег стоял на пороге в ярко-красной широкой футболке, черных джинсах «Вранглер», в одной руке он держал тяжелый пакет, в другой – гитару.

– Привет! Я пришел! – широко улыбаясь, Олег сделал первый шаг в Маринкину жизнь.

– Привет! – улыбаясь, ответила Марина, принимая гитару. – Входи. Ей было двадцать восемь. Она ждала перемен. – Проходи на кухню.

Олег не спеша сняв свои крутые мокасины, прошел в хрущевский закуток и стал раскладывать на столе содержимое пакета.

– Ого! Подготовился.

– Я не знал, что ты будешь. Решил всего по чуть-чуть. Стопки?

– На окне.

Уверенно манипулируя бутылкой, Калугин разлил по стопочкам холодную водку.

– Я шампанское буду.

Из гэдээровского серванта Марина принесла бокалы. Она разложила по тарелкам еду и села на краешек табурета, выпрямившись в натянутую струнку.

– Поешь сначала, чтобы не захмелеть.

– Ну, Маришка, твое здоровье! – Олег махом закинул водку и аккуратно закусил салатом. Потом не спеша принялся за курочку. Марине кусок в горло не лез. Нервный спазм сжал желудок. «Олег Калугин у меня дома. Ерунда какая-то. Сидит на моей кухне и ест жареную курицу». Она залпом выпила бокал шампанского.

– Сейчас икать ведь будешь, дуреха! – Олег наливал вторую стопочку, – лучше водочки выпей.

– Ой, мамочка моя, ой…

– Ну кто же шаму залпом пьет?

– Я.

– Давай – за вкусный ужин. И за тебя!

Шампанское сделало свое дело, Марину стало отпускать.

– Олег, а ты что пришел-то ко мне?

– А что, не надо было?

– Ты не ответил.

– Ты мне нравишься.

«Врет. Чтобы завтра не обидно было».

– А-а, нравлюсь…

– А ты как думаешь? Почему?

– А никак не думаю. Пришел и пришел. Завтра будем думать, почему да зачем. Сыграешь?

Олег взял гитару. Чиж, Лоза, Макаревич, Никольский. Он пел песню за песней. Марина смотрела на него. Светлые, голубые днем, глаза сейчас немного помутнели, потемнели. Олег снял очки, без них он выглядел подслеповатым, и от этого очень беззащитным. Он пел, она слушала. «Это мой мужчина, мой человек. Где тебя носило, Олег?»

– Я пойду Машку уложу.

Марина закутала дочку одеяльцем, присела рядышком на кровать, прислушиваясь к гитарному бренчанию.

– …прости, я снова без цветов, но я полдня болтался в небе…

– Маша глазки сейчас закроет и будет баиньки. А я тебе про маленькую собачку расскажу.

Маша сложила ручки поверх одеяла и доверчиво приготовилась слушать маму.

– Жила-была маленькая собачка. Она была пушистая и очень добрая. Но у нее не было друзей. И вот однажды собачка решила найти себе друга и побежала в лес, она шла через зеленую полянку, на которой росло много красивых и ярких цветочков…

– Эй, вы где, девчонки? – в двери спальни показалась длинноволосая голова Олега.

– Мы усыпляемся, я приду скоро, подожди на кухне.

– Я с вами хочу.

– Олег, она с тобой не уснет.

– Это тебе кажется. Ты вот что, Маришка, иди на кухню и налей себе шампанского, а мне водочки, а я дочу твою усыплю.

– Да ты что, Олег? Это бесполезно, не дури.

– Давай иди уже, мамаша. Маша, Маша, где наша мамаша? – Олег выпроводил не сопротивляющуюся, покорную Маринку.

Она прибрала грязную посуду, поменяла тарелки. Села на подоконник. Хотелось удивляться и анализировать. Но не было ни одной мысли, а ситуация становилась все более естественной. Мама моет посуду, папа укладывает дочь. До Марины доносился негромкий разговор Олега с Машей, девочка что-то лопотала, очевидно, рассказывала о своих делах за день, Олег что-то монотонно бубнил. Марина с бокалом шампанского тихонько подошла к двери, прислушалась.

– ВЕЗИ МЕНЯ, ИЗВО-О-ОЗЧИК, ПО ГУЛКОЙ МОСТОВО-О-ОЙ, А ЕСЛИ Я УСНУ-У, ШМОНАТЬ МЕНЯ НЕ НА-А-ДО… – Олег медленно растягивал слова авторской «колыбельной», – Я С-А-АМ ТЕБЕ ОТДА-А-АМ, ТЫ ПАРЕНЬ В ДОСКУ СВО-О-ОЙ, И ТОЖЕ ПЬЕШЬ КОГДА-ТО ДО УПА-А-А-А-ДА…

Марина открыла дверь и вошла в комнату. Олег стоял на коленях у кровати, похлопывая по спинке засыпающую Машку. Марина подошла, присела рядом на пол, оперлась локтем на кровать, подперев голову рукой. Она смотрела на него глазами жены и матери.

– Олег…

– Уснула…

– Олег…

– Не говори ничего…

Он взял Маринкину ладошку в свои большие теплые ладони и приложил к губам. Потом поцеловал мизинец, постепенно поднимаясь к запястью, все выше, к изгибу локтя. Марина не думала ни о чем, она была пьяна и абсолютно счастлива…

***

…Уличный фонарь ярко бил в окно, освещая часть ночного дома. «Какой же ты худющий», – Марина лежала, свернувшись калачиком, и смотрела, как Олег задергивает шторы.

– Уже почти четыре часа.

– Мне пора?

– Да нет. До семи у нас есть время.

– А потом?

– Потом Машка проснется. Нам в садик. Вовка может прийти.

– Ясно.

– Не обижайся.

– Я не обижаюсь. Просто в лом так рано уходить.

Олег натянул футболку и пошел на кухню. Еще немного полежав в полном оцепенении от происшедшего, Марина пошла следом.

– Курить будешь? – прикуривая, спросил Олег, пламя зажигалки выхватило часть его впалой щеки.

– Не хочу. Олег, ну правда, не обижайся! Все так быстро и неожиданно. Надо все осмыслить. Машка… Вовка… – Марина прижалась к Олегу.

– Не понимаю, причем здесь Вовка твой? И что Машка?

– Ну, новый человек, то-се.

– Вот именно, то-се. Сама не знаешь, что придумать. Думаю, Вове досвидос.

– Ты молодец. Я видела, как ты усыпил мелкую. Ты хороший отец.

– Да я вообще красавчик! А что Вова с вами не живет?

– Не хочет. Да и я уже давно ничего не прошу от него.

– Ну так отправь его. Ты интересная такая! У вас нет никаких обязательств друг перед другом, а ты боишься, что он тебя застукает со мной. Ты что, не имеешь права на личную жизнь?

– Мы официально не обсуждали развод.

– А к чему тебе этот официоз? Есть новые отношения, так и до свиданья!

Марина помолчала.

– А что, у меня есть новые отношения?

– Марина! У тебя есть новые отношения. Они – это я! Я собираюсь перевезти сегодня свои вещи к тебе. Машка уж точно будет рада.

Марина сидела, задумавшись. «Ну, конечно, если Машка…»

– Что молчишь?

– Я думаю.

– О чем?

– О Вовке.

– И что?

– Надо как-то по-человечески с ним, сказать ему.

– Не можешь сама, я скажу.

– Я боюсь. Мне его жалко.

– Это после всего, что ты мне о нем рассказала? Ну ты даешь! Ладно. Я с твоим все улажу.

«Какой ужас. Вовка напьется и сойдет с ума».

– Как уладишь?

– Да не переживай ты так! Бить не буду. Ты же сама понимаешь, что между вами уже нет ничего давным-давно. Фикция, тянете резину. Надо рубануть уже разом!

Марина налила кофе. Она сидела на табуретке, обхватив поджатые ноги, и смотрела на Олега. «Он прав. Он абсолютно прав. Спокоен, уверен. Все за меня решил, и сам все сделает. Будь как будет. Надоел этот цирк шапито».

– Ну что? Чего молчишь?

– Хорошо. Что-нибудь придумаем. Я скажу ему, что у меня есть ты.

– Вот и умница.

– Ирку сегодня разорвет.

– В смысле? Какую?

– Да нашу, из магазина.

– А что с ней?

– Пока ничего. Она к тебе сегодня идет, дверь какую-то покупать.

– О как! Знаешь? Да, она хочет мою дверь купить.

– Да никакую дверь она не хочет! Тебя она хочет затащить в постель!

Марина расстроилась.

– У-у, девчонки! Да у вас поединок за красавца-холостяка! – Олег засмеялся.

Он подошел к Марине, встал на коленки и положил свои руки на ее.

– Ревнуешь?

– Вот еще…

– Не ревнуй. Я реально продаю дверь. И не она ко мне, а я к ней пойду замеры делать.

«Хрен редьки…» – Марина не утешилась. Олег посмотрел на нее. «Испуганная, уставшая от забот, взъерошенная девчонка. Очень милая. Что так притягивает к ней? Простая, веселая, совсем без пафоса. Привыкла довольствоваться тем, что имеет. Пальцы гнуть не будет. Не рано я вещи собрался переносить? Да нет, не рано. В самый раз. Это моя женщина».

– Мариша, обещаю. Только дверь! – Олег встал. – Все! Я пошел домой отсыпаться. Буду до обеда дрыхнуть. Гостя проводи?

Марина закрыла за Олегом дверь. Глаза слипались. «Еще есть три часа поспать. В садик не поведу, матери позвоню… Вовке сказать… Ирка с ума сойдет…» Натянув на нос уютное одеяло, Марина впервые за долгие месяцы крепко уснула.

Тамара Николаевна пришла к девяти. Заглянула в мусорное ведро, открыла дверки шкафчика над мойкой.

– У-у-у, понятно, опять бардашничала с кем-то. Ты посмотри, шампанского две бутылки, – она открыла дверцу холодильника, взяла початую бутылку водки. – И водку пили, ну собака!

Тамара Николаевна бормотала себе под нос, думая остаться не услышанной, она не заметила Марину с Машкой на руках, стоявшую в проходе.

– Мама, покормишь ее? Я на работу буду собираться.

– Да-да, миленька моя, иди, ты нам не нужна, – засуетилась Тамара Николаевна, пряча глаза. – А что, Володя вчера приходил?

– Да, Володя.

– А-а, ну и хорошо. Иди-иди, собирайся. Машенька моя, иди к бабе Томе.

Тамара Николаевна взяла внучку, посадила на высокий детский стульчик и повязала слюнявчик.

– Баба кашки принесла, ам-ам будем, а то маме некогда приготовить, у мамы дела, провались они пропадом,.. открывай ротик.

Маша послушно открывала рот за маму Мию, за папу Ову, за бабу Тёму, за деду Ваю. Невыспавшаяся Маринка, еле волоча ноги, как лунатик, бродила по комнатам, не понимая, что ищет.

– Ну, ты чё там еле шастаешь? Опоздаешь ведь! Спать ночью надо, а не бардашничать!

– Мама, не начинай, без тебя тошно.

– Да без меня все подохли бы давно, – беззлобно, в полной уверенности ответила мать, – во сколько сегодня придешь?

– Как обычно, не задержусь. Мам, мне надо, чтобы ты сегодня или завтра Машку с ночевкой взяла.

– Чё опять? Собрались куда?

– Нет, – Марина смотрела, как Тамара Николаевна нарочито тщательно, поджав губы, выскребывает из тарелки кашу. – Правда, нет, мам. Причина серьезная. Мне поговорить надо с Вовкой.

– Затеяли что?

– Ну не затеяли. Просто разговор серьезный. Возьмешь?

– Когда надо-то? Возьму, куда деваться. Скажи заранее только.

– Ладно. Спасибо, мам!

– Да ладно, иди уже.

Маринка шла по улице. Глаза слипались, в голове гудело. И ей было все равно, что на нее оборачивались люди. «Чудная девка какая-то! Идет, улыбается». Сердце билось часто-часто, дыхание захватывало, Марина не замечала противного ветра, кидающего в лицо холодные капельки дождя. У нее горели щеки и ладони, она чувствовала необычную горячую наполненность тела внутри себя, от головы до колен. «Господи, как все ярко вокруг!» Каждый удар сердца с силой толкал кровь, Марина физически чувствовала, как она бежит по венам, переполняя, как чашу, ее всю. Еще чуть-чуть – и расплескается счастье. «Необычное такое состояние – приглушенность мыслей, вялость и наполненность тела одновременно. Бывает так?»

– Ты что так сияешь, подружка? – Ирочка оторвалась от зеркала, обернувшись на вошедшую Маринку. – И без зонтика… под дождем.

– Просто настроение хорошее, – еле сдерживая себя, чтобы не рассказать все Иришке, ответила Марина.

– Я тебя что-то такой не видела раньше. Давай рассказывай! С кем ночку коротала?

– Да ни с кем! Просто. Все-про-сто-так!

– Не хочешь, не рассказывай, – попыталась обидеться Ирочка.

Время рабочего дня тянулось еле-еле. Марина каждые десять минут смотрела на часы. Должен прийти Олег. Заберет Ирку, и они пойдут к ней домой. Дверью заниматься. «Нет, я этого не вынесу! Какая дверь? Что за ерунда? Взрослые люди, не могли умнее придумать?» Марина накручивала себя, она не слышала покупателей, переспрашивая их, отвечала рассеянно, подавала не то, что просили. У Ирочки сегодня в отделе было много клиентов. «Слава богу, не надо с ней общаться». Маринка села на маленький стульчик и спряталась за прилавок.

– Мариша? Ты где? – голос Олега неожиданно накрыл ее сверху. – А-а, под прилавком валяешься, пьянчужка?

– Привет, – Марина сразу успокоилась, – от пьянчужки слышу. К Иришке своей?

– Вообще-то, к тебе. Ты помнишь, что я сегодня к тебе переезжаю?

– Я помню, что ты сегодня дверями торгуешь.

– Ну да, а потом к тебе.

– Товар будешь сдавать?

– Не буду. Ждешь?

– Приходи.

«Так вот все просто, что ли? Приходи…»

– О! Олежка, приветик! – Иришка зашла к Марине в отдел, – приходишь ко мне сегодня?

– Привет, Ириша! Да, к восьми не поздно будет?

«Он что, дверь с собой принесет? В кармане? Как косметический карандашик? Или под мышкой?» – Марина не совсем понимала, как будет происходить факт приема-передачи имущества.

– Давай, нормально. Буду ждать, – кокетливо промурлыкала Ирочка, не особо спеша к покупателю, тыкающему пальцем в витрину со словами: «Девушка, можно вас?» Наконец она отлепилась от Калугина и, оборачиваясь, пошла за прилавок, многообещающе улыбаясь.

– Олег…

– Марина, перестань. Все нормально.

– Ты к ней-то зачем идешь, если дверь у тебя дома?

– Я поеду к Ирке, замеряю проход, заберу ее и отвезу к себе. Там она посмотрит дверь, если понравится, мы ее сразу грузим и везем к ней.

– А сама она не может до тебя доехать?

– Да мне нетрудно ее забрать. И договаривались же. Ну ты ревнивая!

– Ладно, считай, поверила, – Маринка недовольно замолчала, – иди уже.

– Гонишь?

– Хочу, чтобы вся эта канитель с дверями закончилась уже. Что за двери-то?

– Входные, после ремонта у меня остались. Красивые. Показать?

– Спасибо, не надо. Оставим красоту для другой. Она поставит, схожу к ней полюбуюсь. Если пустит. Я ей ничего не сказала про нас. Она тебя сегодня клеить будет.

– Все, Мариша, до вечера! Я позвоню.

«Ну и пусть. Пусть едут! Как будет, так будет».

Иришка ждала конца рабочего дня, как на иголках.

– Маринка, все! Сегодня цап-царап! Слушай, я вспомнила, Олег говорил, у него девчонка какая-то есть, на Болотном живет. Он с ней около полугода встречается. Не знаешь, что за краля?

Сердце Маринки ухнуло и осталось еле трепыхаться где-то в районе почек. «Девчонка? А он сегодня с вещами придет… Ирка с дверью… мать с Машкой, разговор с Вовкой…».

– Не знаю. Нам закрываться пора. Я пошла. До завтра, – устало сказала Марина.

– Пока! Завтра расскажу!

– Угу, жду, в картинках.

По серым улочкам Марина брела под зонтиком домой, дрожа от холода и уныния. Ветер продувал насквозь, противный комок под солнечным сплетением не давал вздохнуть полной грудью.

Тамара Николаевна встретила дочь у порога. Она уже оделась и наводила ревизию в своих авоськах. Маша радостно обняла маму за шею и стала копошиться в ее сумке.

– Машуня, на, мама тебе сникерс принесла.

– Опять ведь покроется коростой от этой дряни! Не носи ты это говно!

Машка двумя ручками прижала шоколадку к груди.

– Моя, не гано.

– Твоя, твоя, дурауманет. Я пошла. Че, когда девку-то забирать?

– Скажу.

– Закрывайся, а то утащат все!

Марина закрыла дверь. Полвосьмого. Звонок.

– Алло?

– Привет! Я зайду сегодня, – радостный Вовкин голос окатил Маринку почти кладбищенским холодом.

«Только тебя сейчас и не хватало!»

– Нет, сегодня не зайдешь.

– Чего это?

– А то. Не зайдешь – и все. Дела у меня.

– Ну-ну. Хахаля ждешь?

– А не твое дело.

– Точно, хахаля! И кто он?

– Конь в пальто.

– Ты сегодня хамишь. Что-то сегодня у нас с тобой не то. Приду обязательно.

– Я не открою.

– Посмотрим.

Ту-ту-ту-ту-ту… «Посмотрим».

Очень хотелось спать. Она прилегла на диван, Машуня на полу пеленала пластмассового пупса. У Марины было ощущение, что она уже очень давно живет с Олегом, и сегодня он ушел по каким-то своим неотложным делам. А Вовка – просто какая-то нелепая помеха в их жизни. «Что происходит? Что? Калугин в моей жизни – сутки, Вовка – шесть лет, и после одной вчерашней ночи я готова забыть все ради сомнительной связи? Но ведь я ни в чем не сомневаюсь. И нет никакой связи, пока я не решу, чему быть в нашей с Машкой жизни и кому с нами быть. И что значит забыть все? Что, кроме Машкиной жизни, дал мне мужчина, которому я доверилась? Нелюбовь и от себя зависимость. Тогда что, вообще, я теряю? Ничего, просто рву давнюю болезненную связь, основанную на его хроническом эгоизме и одиночестве, патологическом ко всему и всем равнодушии».