Искусство ведьмовства. Обучение
Причитали какие-то тётки и бабки. Я принялась оглядываться, ища пацана пораненного, а его и нет. Стою в светёлке, стену подпираю, а на меня глазеет толпа ведьм. Растерянные все такие, с укором да опаской на меня глядят.
– Матушка Евдора, не к добру это, – покачала головой одна ведьма молодая.
– Не сладить нам с ней, – поддакнула ей другая, совсем сухонькая старушонка.
– Это неслыханно! Сам магистр Матфий этих фантомов создавал, и они нам не один год служили, а тут такое! – всплеснула руками ведьма статная в летах.
– Цыц, сороки, – тихо проговорила Евдора. – Девочка сама напугана, а вы развели базар.
– И что мы с ней делать-то будем? – подала голос ещё одна ведьма.
– Весения прошла проверку, ведьма в ней сильна, – спокойно изрекла матушка Евдора. – Кто-нибудь хочет взять её в послушницы?
– Да как же её взять-то? Какая сила? – вопросила старушонка дряхлая.
– Я к себе не возьму, боевых качеств она не проявила, – заявила одна из ведьм, грозная такая, со шрамом на щеке.
– И к целительству у неё предрасположенности нет, – покачала головой другая, худенькая и бледная тётка годов сорока.
– Силы земные она не призывала, не моя послушница, – ещё одна ведьма.
– И воздушных сил я в ней не вижу, – высказалась следующая.
Дальше они снова заговорили все разом. И вся их болтовня к одному сводилась – нет у меня ни воздушной силы, ни огненной, ни ментальной (кто бы ведал, что это такое?), ни созидательной (тоже зверь неведомый), ни временной, ни светлой, ни тёмной, и вообще никакой.
– Таринья, тебе слово, – перебила гомон Евдора.
– Уж не знаю, что это была за сила, да только не щит это был. Не защитница она, – сложив руки за спиной покачала головой пожилая ведьма с жуткими светло-серыми, почти белыми глазами.
– Ясно. Идите, завтрак скоро закончится, не будем лишний раз пугать послушниц отклонением от графика, – махнула рукой матушка Евдора.
И ведьмы потянулись к двери, возле которой я и жалась к стенке. Все такие осерчалые, брови насупили, на меня с укоризной поглядывают. Длинными подолами чёрных платьев пол подмели и вымелись вон. А я осталась, неприкаянная, никому не угодившая и ни к чему не пригодная.
– Подойди, Весения, – позвала меня матушка Евдора.
Я несмело подступила к ней, опустила голову и приготовилась к отповеди. Видно же, что не то сотворила, ругать сейчас будут.
– Успокойся, не буду я тебя ругать, девочка. Я поговорить с тобой хочу, – похлопала меня по плечу старушка.
Я зыркнула на неё исподлобья, но злобы в глазах не приметила. Успокоилась чуть и поглядела уже смелее.
– Присаживайся, Весения, – указала на стул возле длинного стола Евдора.
А как я села, так устроилась рядом и испросила:
– Можно называть тебя Веся?
– Можно, – улыбнулась я чуть. – Меня мама так кличет.
– Так вот, Веся, а расскажи мне, как впервые твоя сила проявилась, – попросила матушка Евдора.
Я призадумалась, потеребила косу и заулыбалась.
– Не бойся, рассказывай, – поторопила меня бабушка.
– В общем так, дело было по весне, мне как раз одиннадцатый год только пошёл, – начала я. – Бык наш тягловый, Дудонька, на пашне ногу подломил и батюшка его забить удумал. А я больно Дудоню любила, он, знаете какой ласковый был, с рук ел, а глазищи такие большие, чёрные, как ночка безлунная. Принялась я просить лекаря позвать, да кто ж меня малую послушает. Забили Дудоньку, прямо на дворе, пред кухонным оконцем. Матушка воду грела и проглядела меня, а я всё видала. Выбежала на двор, на батюшку бросилась, кричать начала да руками махать. Потом к Дудоне кинулась, припала на тёплый ещё бок и заревела. А Дудоня возьми и растворись, как туман поутру. Батюшка сперва растерялся, а потом осерчал больно, мерзостью окрестил и в дом погнал. Три дня не выпускал меня из дому и корил за то, что кровь поганую переняла. Я тогда ещё не знала, о чём он. Это потом уже мне порассказали, что прабабка у меня ведьмой была.
– А дальше что? – подалась вперёд Евдора.
– Дальше? А дальше, через три денёчка мне батюшка приволок сучонка замершего, псина наша дворовая, Тявка, принесла и приспала. А батюшка мне, девке малой, этого детёныша замершего к ногам бросил и испрашает: «И его приберёшь?». Я, как на эту кроху глянула, так ноги и подогнулись. Упала на коленки да заревела над щеночком. А он возьми и разойдись туманом утренним. Вот тогда батюшка и позвал шептунью нашу слободскую. А она уже поведала мне, что я ведьма, и не отшептать это ни травами, ни заговорами. Мы с ней сговорились, что я буду себя держать, а она батюшке скажет, будто убрала мерзость.
– И что, больше ты силу не показывала? – дугой бровь белую матушка Евдора выгнула.
– Ну бывало… – засмущалась я совсем.
– Говори, не бойся, – улыбнулась старушка.
– У подружки моей матушка от хвори зимней умерла. Дарька так ревела, так горевала. И мне её горе отозвалось в душе, тоже реветь да горевать принялась, за подругу-то. Весь вечер у оконца открытого просидела, воздухом студёным слёзы охолонить пыталась. А поутру под оконцем из снега цветни и повылезали, да зацвели. К ночи, правда, вымерзли, да батюшка приметить успел, – как на духу рассказала я.
– И всё? – сощурилась матушка Евдора.
– Ну было ещё, утопленницей всплывала, девок на купании попугать хотела, – совсем уж застыдилась я.
– Прямо таки утопленницей? – улыбнулась матушка.
– А чего там? Под мостками посидела, в воду окунулась, представила, как дева та, про которую в слободе сказывают, утопилась с горя, и всплыла. Сама я себя не видала, да бабы потом по слободе кричали, будто чистый покойник к ним из мира иного явился. Я и сама напугалась тогда, потом два года себя держала. А тут батюшка с Тарасем этим, пойдёшь за него, говорит, и всё тут. Ну я и осерчала. Выбежала на двор и подумалось – уж лучше смертью в небо чистое улететь, чем за Тарася идти. Опомнилась уже на крыше, думала и вправду душу там, на коне, оставлю, так напугалась. Вот после этого батюшка меня к вам и свёз.
– Что же мне с тобой делать-то, Весения? – покачала головой матушка Евдора. – Ведьма ты сильная, да сила твоя непонятная. Да и не пробудилась ещё полностью, опять же. И учить тебя некому, и отпустить нельзя. Опасно. Был бы магистр Матфий жив, он бы быстро разобрался – что к чему. А так…
– Вы меня погоните? – хлипнула я носом.
– Не погоню, девочка, – похлопала она меня по руке. – К себе пока возьму. Я, хоть уже и не беру послушниц, но для тебя исключение сделаю, а там видно будет. Может, новый магистр будет таким же сведущим, как Матфий. А нет, так сами разбираться будем. Ты только пока держи себя в руках, как раньше. Я так поняла, силу ты чувствуешь, и удержать можешь?
– Не то, чтоб так и чувствую, но когда она наружу рвётся, понять и унять могу… вроде как, – неуверенно ответила я.
– Вот и унимай, пока мы не разберёмся – к чему твоя сила пригодна, – погладила меня по плечу матушка Евдора. – А сейчас пошли, накормлю тебя.
Вот от этого я не откажусь! Как дома поела перед крышей, так больше и не видала ничего, окромя воды. Мама с вечера покормить хотела, да ломоть в горло не лез, и на дорогу нам с батюшкой собрала узелок, но я проспала ведь всё.
– Вот тут у нас общий зал, – расписывала матушка Евдора, ведя меня по красивому большому залу с картинами. – Здесь мы принимаем посторонних и гостей. Там, – махнула она на цветастую лесенку, – у нас комнаты для обучения. А здесь столовая, – и повела она меня к большой двери под лестницей. – Завтрак в восемь утра, обед в два, ужин в восемь вечера. Но, если что, покормить могут в любое время. В комнаты еду старайся не таскать, домовые этого не любят. А если берёшь что, съедай побыстрее.
– Домовые?! – выпучила я глаза.
– А то ты в своей слободе про них не слышала, – усмехнулась Евдора.
– Слыхать-то слышала, да то ж байки, – заулыбалась я.
Думаешь, бабушка, ежели я из слободы дальней, так совсем дурочка? Домовыми попугать решила? Ага, бреши больше!
– Привыкнешь со временем, – покачала головой матушка.
– Ну-ну, скажите ещё, что у вас тут и духи усопших водятся, – хмыкнула я.
– Ох, сколько раз я говорила магистру, что пора уже по всему княжеству науку магическую нести, а всё без толку. Так и бродит наш люде в неведении. От того и отец твой жизни тебе не давала, Весения, что не знаете вы многого, – принялась вздыхать матушка Евдора.
– Что, и духи водятся? – напугалась я.
– Они безобидные, – успокоила меня старушка. – Мы им разрешаем в полночь пошалить немного в коридорах, а в основном их и не видно, и не слышно.
– А на что они вам сдались? Вы же ведьмы, угомонили бы, – с опаской озираясь по сторонам, испросила я.
Только духов мёртвых мне и не хватало! Это ж страх-то какой!
– Духи нас охраняют, берегут покой замка, следят за тем, чтобы лишняя сила не выходила за его пределы. Мы же ведьмы, а у необученных ведьм случаются иногда неконтролируемые выбросы силы, вот духи её и впитывают. Не будь их, сила уйдёт вовне, и тогда жди переполоха в городе, – пояснила Евдора. – Неужто у вас в слободе ничего такого не случалось?
– Не, у нас всё тихо и спокойно. Слободка маленькая, последняя ведьма как раз моя прабабка и была, да она, говорят, плохо кончила, – пожала я плечами.
– Весения, а ты вообще историю знаешь? – спросила бабушка, указывая мне на стул.
Столовая здесь была красивая, светлая, большая, много столов дубовых, стулья – нечета нашим скамьям, со спинками резными, и цветы кругом в горшках пузатых стоят. А пахло-то тут как! Почти как дома, пирогами и курами, запечёными в печи.
– Какую историю? – испросила, глазея по сторонам.
– Историю Семиречного княжества и мира, – уточнила матушка Евдора.
– Про княжество мне мама рассказывала, – глотая слюни, ответила я. – А про мир чего говорить, до него вон как далеко.
– И куда только наш князь смотрит? Вся Морена уже на пути просвещения, а у нас так образованием и не занимается никто толком, – покачала головой Евдора.
И как у неё шея не болит всё время головой-то качать? Ну не знаю я какую-то там историю, так расскажи и дело с концом.
– Трудно тебе будет здесь, Весения, – улыбнулась матушка. – Редко к нам из дальних сёл кого-то привозят. Но тебе ещё повезло. Страшно представить, как обходятся с ведьмами более жестокие и упрямые родители из глубинки.
И тут я призадумалась. А ведь и правда – не одна я такая. Сколько ведьм в слободах так же маются, травят их, да заставляют силу морить. Неправильно это!
– Вот и я говорю, что неправильно, – улыбнулась Евдора. – Но мой век уже подходит к концу, а просвета не видно. Возьму тебя в обучение, может и успею чему научить. А ты уже и будешь отстаивать наших сестёр. Я же тоже из дальней слободки, как и ты. Если бы меня магистр Матфий в своё время не отбил, так и забили бы камнями девчонку неумелую, за то, что на пожарище выжила, да из огня нетронутой вышла.
– Ух ты! – прошептала я, и мощью матушки восхищаясь, и тем, что нам на завтрак принесли.
– Ешь давай, – рассмеялась она, приметив мой голодный взгляд.
Наелась я от пуза, даже поплохело, но последний кусок пирога всё равно в себя запихала. Если у них тут всегда так кормят, то я согласна учиться на ведьму вечно!
– Ну а теперь пошли искать тебе место, – посмеиваясь, проговорила матушка, когда я откинулась на спинку стула и застонала.
– А может потом? Мне и здесь хорошо, – пробурчала, не желая шевелиться.
– А переедание для ведьмы вредно, – покачала головой Евдора. – Сытая ведьма слабее голодной.
– Да я ни с кем силой мериться и не собираюсь, – заявила я, блаженно щурясь.
– Подожди, это ты ещё за умывальню и кровать у окна не билась, – рассмеялась бабушка.
Я открыла глаза и сощурилась.
– А чего, и драться придётся?
– Вот этого не надо! – тут же сдвинула брови матушка Евдора. – У нас драки не приветствуются.
– Ну я терпеть не буду. Ежели чего, могу и в глаз зарядить, – предупредила я.
– Ох, ошиблась я, кажется. Не тебе здесь трудно будет, а нам с тобой, – вздохнула Евдора.
Я прикусила язык свой долгий и опустила голову. И правда, разошлась, как в родной слободе, а отсюда и выгнать ведь могут. Куда я тогда денусь? Батюшка назад не примет, к маминым родичам без грамоты соваться тоже нет толку, а побираться я и не умею.
– Пошли уже, горе ты моё, – проговорила матушка Евдора.
***
Ох, если бы старушка знала, как она права в этом утверждении, ни за что не приняла бы бедную слободскую девушку под своё крыло.
Глава третья: Летают тут всякие!
Матушка Евдора провела меня по длинному проходу с цветастыми окнами до красивой такой резной лесенки, мы поднялись по ней на второй этаж, где по одной стороне шли частые узкие оконца, а по другой дверки. Она пропустила первые три, заглянула в следующие две и остановилась у третьей.
– Вот здесь есть лишняя кровать. Тут тебе и жить, значит, – поведала мне старушка. – Это спаленка послушниц силы целительства. С их наставницей я договорюсь. А ты веди себя хорошо. Ни с кем не ссорься, не груби. Целительницы они по природе своей девочки добрые, без повода не обидят. Если что нужно будет, обращайся прямо ко мне. Про обучение после сговоримся.
– А узлы мои? – спохватилась я.
– Будут тебе узлы, – улыбнулась матушка. – Но многого здесь и не нужно. Одежду для учёбы школа даст, а остальное вряд ли подойдёт для выхода в город. Да и не стоит тебе пока никуда выходить. Сначала с силой твоей определиться надо.
И Евдора ушла, а я села на указанную кровать, сложила ручки на коленках и призадумалась. Не попёрли меня и то ладно. А ежели не соврала матушка, то и не попрут. Сила у меня больно страшная, да неведомая, кто ж меня отпустит? А с другого ряду, здесь девок много, и каждая со своей силой и со своим интересом. Не зазря же Евдора про бойню за умывальню сказанула. А значит, буду биться. Я себя в обиду не дам. А выгонят, так тому и быть. Уж лучше сгинуть где-то, чем попустить и стать девкой для битья. У нас в слободе есть такие, кому сразу не вышло себя показать, а потом и клюют все, как петухи оголтелые. И поди покажи чего ты можешь, коли уже затоптали. Ставить себя нужно сразу высоко, потом поздно будет, не подымешься.
Вот с такими думами я и встретила послушниц, пришедших с обучения. Пока их не было, я посчитала кровати, всего их было – четыре и моя пятая. Получается, жить мне с четырьмя послушницами. Они-то и пришли, все разом.
– Ой, а ты кто? – спросила низенькая худенькая, прям совсем заморенная девочка с реденькой сивой косицей.
Она первая вбежала в комнатку. В след за ней вошли три девицы, одна другой краше. У первой была толстенная воронёная коса считай до пола, румяные щёки и круглые бока, выпирающие из чёрного платья, как перестоявшая квашня. У второй коса была покороче да пожиже, но глаза янтарные блестели, как блюдца начищенные на солнце, а третья оказалась совсем уж неказистой – ручки-ножки коротки, сама как бочонок, глаза тусклые навыкате, губы синие и тонкие, носа и того совсем не видать считай, но вид такой, будто только давеча у князя столовалась.
– И кто это тут у нас? – пропищала кубышка коротконогая тоненьким голоском.
– А я теперь жить здесь буду, – сразу обозначила я своё место.
– Это ещё почему? – удивилась квашня.
– А потому, что так матушка Евдора сказала, – поведала ей, выпрямляясь в полный рост и упирая руки в боки.
– Это про неё Марса сказывала, – громко прошептала ясноглазая.
– А, ну да, ты, Фатия, с ней общий язык найдёшь, – пихнула ясноглазую в бок кубышка. – Вы ж обе из деревни вылезли.
– Постыдись, Татина, девушки такие же одарённые, как и мы, – покачала головой квашня.
В моих глазах она тут же из квашни обратилась в премиленькую пышечку.
– Да брось, Перла, знаем мы, на что они способны, эти выходцы из низших слоёв, – передёрнула квадратными плечами коротколапая кубышка.
– Ну не скажите. Знавала я одну деву из самых низов, которая такое вытворяла, что папенька был в приятном шоке, – вдруг певуче протянул заморыш, что вперёд других в комнатку явился.
– Да кто же спорит, Златания, но мы-то знаем, в чём такие девы обычно преуспевают, – подмигнула заморышу кубышка.
– Не шумите, сороки, – добродушно одёрнула их пышка, которую, как я поняла, кличут Перлой, – Давайте сначала познакомимся.
– Да что с ней знакомиться? Я же вижу, что она не целитель. Златания, ты же не потерпишь лишнюю? – передёрнула плечиками кубышка.
Мне так и захотелось поддеть её ногой, чтоб летела да кувыркалась куда подальше. Но я сдержалась, почуяла – не она тут верховодит. И моя правда оказалась.
– Зачем же так сразу? – улыбнулся заморыш, показывая кривые тонкие зубки. – А вдруг это самородок? Вдруг нам посчастливилось повстречаться с исключительной личностью? Давайте сначала познакомимся.
– Ну если ты настаиваешь, – хмыкнула коротколапая Татина. – Деревня, ты вообще откуда? И чего здесь забыла?
Эта недоросль выступила вперёд, подпёрла квадратные бока короткими ручонками да уставилась на меня снизу вверх, глазками своими поросячьими так и бликая.
– Ох, не туда я попала, как есть не туда, – языком я прищёлкнула, на неё сверху поглядывая. – Я думала, что в ведьминскую школу пришла, а тут никак балаган.
Кубышка закраснелась вся, да так, что того и гляди кровь носом пойдёт, заморыш принялся хохотать до слёз, пышечка засмущалась да отвернулась, улыбку ото всех хороня, а ясноглазая открыто засмеялась, показывая мне два больших пальца, сцепленные в замок, что у нас в слободе завсегда одно только и значило – молодец, я с тобой. Ну вот, я теперь и не одна! Да и пышечка мне тоже понравилась, уживёмся. С заморышем не всё ясно, она какая-то не такая, как мы – люди простые, но тоже поди можно договориться будет. А с кубышке нам точно не ужиться. Не люблю я задавак, да ещё и таких грязноротых.
– Ну вот и познакомились, – отсмеявшись пропищал заморыш. – А теперь давай установим рамки. Я – Златания, княжна Семиречная, дочь князя и твоя повелительница. Это, – указала она на кубышку, – Татина, моя любимая веселушка. Её трогать нельзя… если я не разрешу. Дальше у нас идёт Перла, – ткнула пальцем тонюсеньким в пышку, – она добрая и приветливая, но такая дурочка! Ей в целительстве самое место. И последняя у нас Фатия, – на ясноглазую головой мотнула, – тоже деревенщина, но наставница в ней души не чает, она у нас целительница прирождённая.
– Ясно, – кивнула я.
– Да ничего тебе не ясно! – с чего-то оскалилась Златания. – Я твоя госпожа. Ты должна подчиняться мне беспрекословно!
– Это с чего? – не уразумела я.
– Я дочь князя! – заверещала она, да так, что у меня и уши застило.
Помотала головой, посмотрела на неё и опять спросила:
– А с чего я тебе служить-то буду? Ты ж не князь.
Худышка заморенная аж посинела, принялась топать ножонками да махать ручонками. А я на её подруженек глянула да и испросила:
– Ну правда моя, с чего я ей служить-то буду? Она ж не князь, и не батюшка мой. И даже ведьминской школой не верховодит. Ну ладно бы ещё батюшкой была, так я и его через раз слушалась.
Перла и Фатия принялись смеяться в обнимку, они едва не плакали, а я не могла уразуметь – чего не так-то?
– Ты не продержишься здесь и дня, – пообещала мне Златания, и убежала.
– Жди неприятностей, – вторила ей Татина, хлопнув дверкой напоследок.
– Какие у вас здесь все несуразные, – покачала я головой.
– Ты мой герой, – чуть не плача протянула Фатия. – Если тебя сейчас выпрут, помогу устроиться подмастерьем у дяди, он здесь, в столице, пекарем работает.
– Да я тебя к родителям отправлю, они в любую школу устроят, – поддакнула ей Перла. – Мы не приемлем кумовства. Наш род берёт начало от первых князей, но родители всегда говорили, что цена не в имени, а в душе.
– А я не поняла, от чего такой шум-то, – как на духу призналась я.
– Тебя как зовут? – испросила Фатия.
– Весения я, можно по простому Веся, – проговорила, в смущении оглядываясь.
– Так вот, Веся, ты сейчас нагрубила дочери нашего князя. И не говори, что не знаешь про князя, – покачала головой Фатия.
– Да знаю я про князя, – ответила я. – Но мне обещали, что не выгонят.
– Нам всем это обещали, – с грустью улыбнулась Перла. – Но даже у сестёр ведьмовства терпение не безграничное.
– Меня точно не попрут, – насупилась я.
– Откуда такая уверенность? – насторожилась Перла.
– Сказали, что опасно меня отпускать, – признала, со стыда голову понурив.
– Это что же ты утворила? – выпучила глаза свои янтарные Фатия.
– А кабы я ведала, – развела руками. – Марса эта, ведьма, как есть, впихнула меня в комнатку тёмную. А там погань какая-то набросилась, опосля малец появился, побитый весь. Я напужалась и закричала, а погань возьми и разлетись клочьями.
– Как это «разлетись клочьями»? – выпучилась уже Перла? – Ты что говоришь-то?
– А чего?! – попёрла я на неё. – Они меня травить будут, а мне молчать и терпеть?!
– Весения, ты ничего не путаешь? – испросила Фатия. – Тёмная комната это здесь проверка такая, чтобы силу определить. Если сразу в бой ведьма идёт, значит боевая. Если силу какую-то определённую использует, то по этой силе и распределяют. Или в защиту уходит, значит, защитница. Я вот мальчика лечить принялась, и меня на целительство определили.
– И меня тоже, – поддакнула ей Перла. – А нападают там фантомы, они не настоящие. Их магистр Матфий из древних духов сотворил. Не могли они разлететься, бестелесные же.
– За что взяла, за то и отдаю, – пожала я плечами.
– Интересно, кто же ты тогда? – призадумалась Фатия.
– Весения я, из Уточной слободы, – буркнула я.
– Это-то понятно, но какая ты ведьма? – всплеснула руками Перла.
– Нормальная я ведьма… правда не обученная. За тем сюда и свезли, – заявила, уперев руки в боки.
– Ты Златании и Татине об этом не рассказывай лучше, – покачала головой Фатия. – И вообще никому не говори.
– Да, лучше им об этом не знать. Златания может князю нажаловаться, что к ней опасную ведьму подселили, – поддакнула Перла.
– Так она уже побежала жалиться, – заулыбалась я.
– Да кто ж её послушает, – рассмеялась Фатия. – Неспроста же князь её в школу отдал. Больно ерепенистая, вот и пристроил, чтобы пообтесали.
– А вот Татина опасна. Ты не смотри, что она такая маленькая и неказистая. Её с мальства учили Златанию защищать. Дара к целительству у Татины капля, она боевая ведьма, – шепотом поведала Перла.
– А чего ж она тогда здесь делает? Матушка Евдора сказывала, что здесь послушницы целительства живут, – невдомёк мне стало.
– То и делает, дочку князеву охраняет, – фыркнула Фатия.
– Да нужны они мне, обе! – всплеснула я руками. – Я сюда обучаться приехала, а не княжну охаживать.
– Вот и хорошо, – улыбнулась Перла. – И не задирай Златанию лишний раз. Может и не выгонят, а выселить могут. А у нас самый маленький и безобидный набор. И не смотри, что Татина языкастая, а Златания нос задирает, у других ещё хуже.
– Так прямо и хуже? – удивилась я.
– У боевых самый большой набор. Они в двух комнатах живут, по десять в каждой. И бьются за лидерство, на то и боевые, – проговорила Фатия.
– А стихийные вообще опасны: у водных наводнения постоянно случаются, у огненных пожары, у воздушных ураганы, а у земных то пол грязью зальёт, то черви лезут, – подхватила Перла.
– Природные вечно с растениями совладать не могут, а то и звери набегут, – продолжила Фатия. – Созидатели всё время чего-то сотворить пытаются, от того и ходят постоянно все чумазые и пришибленные.
– А про ментальных и говорить нечего. Их здесь все боятся. Да ты с одной из них знакома уже. Марса нам про тебя и рассказала за завтраком, – закончила Перла.
– Вы погодьте, не гоните так, – замахала я руками. – Ментальные, это что за невидаль?
– Это ведьмы, которые могут управлять другими людьми. Они читают мысли, чувства, и вообще способны заставить любого поверить во что угодно, – объяснила Фатия.
– А созидательные? – продолжила я расспрашивать.
– Это ведьмы, которые могут создавать что угодно, черпая силу и материалы из окружающего пространства, – поведала Перла. – Вот захочет такая ведьма превратить камень в скульптуру и превратит. А если захочет из дерева сделать скамью, так и сделает, но дерево загубит. Но это ещё ничего, необученные пытаются одно в другое превратить, а вот это страшно.
– Да, я никогда не забуду, как Маришка из птички ложку сотворила! – передёрнула плечами Фатия.
– И чего, получилось? – выпучила я глаза.
– Получиться-то оно получилось, но ложка из мяса и костей, с торчащими отовсюду перьями и капающей с них кровью, это зрелище не для слабонервных, – поёжилась Перла.
– Так, уяснила чего: ментальные и созидательные самые страшные. С ними лучше дружить, – подвела под одно россказни все я.