Работала Савельева одна. Ее «подручным» являлся лишь попугай по кличке Чико. Птицу Капочке подарил в незапамятные времена штурман дальнего плавания, когда-то страстно влюбленный в молоденькую Савельеву. Чико знал несколько фраз, однако умел пользоваться ими так здорово, что создавалось впечатление, будто попугай отлично владеет человеческой речью…
В середине дня, когда на двери салона мужской красоты висела табличка «Извините, у нас обеденный перерыв», к нему подъехал невиданный для Южноморска, избалованного иностранными автомобилями, лимузин – роскошный «роллс-ройс» модели «Сильвер Шедоу».
Сверкая голубым лаком и хромированными деталями, машина эта всегда вызывала завистливые взгляды владельцев частного извоза. Принадлежала она тоже индивидуалу, некоему Ступаку, которому приносила бешеный доход. В Южноморске почиталось особым шиком проехаться в лимузине для королей и президентов в ЗАГС. Но подряжался для этого Ступак в редких случаях – когда бракосочетались отпрыски местной знати. А большую часть времени счастливый владелец «роллс-ройса» занимался тем, что дежурил у гостиниц и пансионатов для иностранцев, обслуживая гостей из-за рубежа…
Голубой «сильвер-шедоу» замер у «Аполлона». Пассажир вышел из машины и, не глядя на табличку, решительно прошел в заведение Савельевой.
Это был мужчина лет сорока – сорока пяти, в легком светлом элегантном костюме и летней шляпе из итальянской соломки.
Савельева кормила Чико его любимым фундуком. Сама она держала диету, предпочитая пропускать обед. Услышав чьи-то шаги, она несколько раздраженно крикнула:
– Читать не умеете? У меня перерыв!
– И прекрасно! – сказал приехавший, заходя в помещение, где его владелица священнодействовала над клиентами. – Нас не будут побеспокоить… Я правильно выразился?
– Господи! – всплеснула руками Капочка. – Пьетро! Бон джорно, как говорят у вас в Италии.
Она бросилась к гостю, и они обнялись.
– Когда прилетел, дорогой? Где остановился? – забросала вопросами Савельева мужчину, не спуская с него восторженных глаз.
– Моя милая Капочка имеет слишком много вопросов! – засмеялся Пьетро. У него был довольно заметный акцент. – Как говорится, много узнаешь, скоро будешь старухой…
– Я и так уже старуха, – вздохнула Савельева.
– Но, но! – запротестовал Пьетро. – Ты еще самый… – Он поцеловал кончики ее пальцев. – Самый цвет!
Чико, распушив перья, вдруг разразился скрипучей фразой:
– Я люблю Капочку.
– Не только ты, – погрозил ему пальцем иностранец. – Я тоже.
– Если бы любил, сразу дал бы знать, как только приехал в Союз, – с укоризной произнесла Савельева. – Кстати, когда?
– Уже восемь дней.
– Вот видишь! Даже не позвонил из Москвы…
– Зачем тебе неприятности? – поморщился Пьетро. – Ваши чекисты всегда начеку. – Он засмеялся своему каламбуру. – Подслушивают все мои переговоры… – Иностранец бдительно огляделся и приложил обе руки к горлу, словно душил себя.
Капочка фыркнула. И спохватилась:
– Прости, дорогой, кофе, бутерброды?
– Спасибо, я только что сделал обед, – отказался гость. – Что-нибудь прохладное – с удовольствием.
Савельева кинулась к холодильнику и достала пепсиколу и минеральную воду.
– Когда ты был в России последний раз? – спросила она, ставя поднос с напитками и фужерами перед иностранцем.
– Если не ошибаюсь, три года назад.
– Вот видишь! Газеты надо читать! Ведь у нас перестройка, гласность… Все меняется буквально на глазах! Многое исчезает! Подозрительность, страх…
– КГБ тоже исчезло? – усмехнулся Пьетро, наливая себе пепси-колу.
– Нет, конечно, еще не исчезло, – несколько смутилась Капитолина. – Но они теперь другие! Понимаешь, новые… Как и все вокруг.
– Новые, говоришь? – все с той же скептической интонацией произнес гость. – Что-то не заметил… Вращался эти дни среди ваших чиновников – по-моему, порядки старые. Договориться очень трудно. Никто ничего не может решить… Но Ленина любят по-прежнему очень сильно…
– В каком смысле? – не поняла Савельева. – Его учение? Книги?
– Портреты, – рассмеялся Пьетро, доставая из бумажника сторублевую купюру. – Дашь много портретов – дело кое-как продвигается…
– Ладно, – вздохнула Капитолина. – Бог с ними, с бюрократами… Слава богу, ты приехал… Долго будешь в Южноморске?
– Абонировал номер в гостинице на шесть дней.
– Маловато, – покачала головой Капитолина и провела рукой по волосам гостя. – Нужно привести твою голову в порядок. – Савельева засмеялась. – С заморского компаньона возьму со скидкой.
– Не надо – себе в убыток. Бизнес есть бизнес, – засмеялся гость. – Расплачиваюсь натурально… Вот аванс.
Он протянул хозяйке салона принесенный с собой сверток. Савельева развернула его: в изящной коробке был роскошный набор французской косметики.
– Не для клиентов, – предупредил Пьетро. – Для тебя лично.
Савельева в знак благодарности поцеловала его.
– Чтобы тебе было легче приехать еще, сделаю гостевой вызов, – предложила Капитолина. – Сейчас разрешено.
– Зачем? – улыбнулся Пьетро. – Теперь бизнесменам посещать вашу страну можно запросто.
– Вот видишь! – торжествовала Савельева. – А ты говоришь, старые порядки… Перестройка, она, дорогой…
– Голосую за нее всеми руками! – перебил ее гость. – Жду тебя в гостинице. С нетерпением. Ариведерчи.
Капитолина проводила его до двери. Пьетро сел в поджидавший его лимузин, облепленный любопытными мальчишками.
Летний театр, вмещающий полторы тысячи человек, был заполнен до отказа. Зрители стояли даже в проходе, у стен, заполняя все свободное от скамеек пространство. Толпы тех, кто мечтал до последней минуты стрельнуть лишний билетик, но так и не достал, обступили театр снаружи. На ближайших деревьях гроздьями повисла пацанва.
На первых рядах разместилось городское начальство с женами и детьми. Генерал Рунов так и не успел заехать домой, чтобы переодеться в гражданское, – отдувался в милицейском мундире, застегнутом на все пуговицы. Зато его супруга и дочка были в легких нарядных платьях. Рядом с Руновым сидел заместитель прокурора области Гурков с женой. Неподалеку от них устроилась хозяйка салона мужской красоты «Аполлон» Капитолина Савельева. На ней было умопомрачительное вечернее платье фиолетового цвета, на которое бросали завистливые взгляды начальственные дамы. В какой-то мере с Савельевой могла соперничать нарядом лишь главный администратор городского Дома моделей Марина Юрьевна Кирсанова – крашеная блондинка неопределенного возраста.
Известный в Южноморске адвокат Чураев не принадлежал к начальственным верхам, однако же на всех гастрольных премьерах восседал не далее третьего ряда. Надушенный, в модном костюме, он везде появлялся без супруги, но со своим приятелем, судебным медиком Хинчуком. Последний был не женат, слыл охотником до слабого пола и не расставался с заграничной диковинкой – фотоаппаратом-поляроидом, выдававшим цветной снимок тут же. Это приводило в восторг девиц, которых любил запечатлевать Хинчук.
Одними из последних в театр приехали майор Киреев с женой Зосей и гости Доната Максимовича – Сева и Татьяна. Они устроились рядом с начальником горуправления внутренних дел Хохловым.
Зрители уже волновались – время начала концерта прошло. По рядам прокатывался гул нетерпения, раздавались отдельные всплески аплодисментов, свистки.
И только когда два места в центре первого ряда заняло семейство секретаря горкома партии Голованова – он сам и его жена Виктория Леонидовна, – под бешеные овации появился на сцене Александр Белов в костюме, переливающемся люрексом. Одновременно с ним вышли музыканты.
Белов, что называется, умел взять с места в карьер. Сцена взорвалась оглушительным ревом мощных динамиков, световыми эффектами, с первых же секунд вовлекая зрителей в какую-то фантасмагорию ритма, звуков и красок. И над всем этим властвовал чародей голоса с микрофоном в руках…
Когда певец закончил песню, раздался шквал аплодисментов. Белова забросали цветами. Несколько девушек прорывались на сцену, почитая за счастье хотя бы дотронуться до одежды своего кумира.
Так было и после второго номера, после третьего. Даже супруга Голованова не выдержала – вручила певцу букет георгинов. Тот запечатлел на щеке Виктории Леонидовны благодарственный поцелуй, что привело секретаря горкома чуть ли не в шоковое состояние.
– Ты с ума сошла! – шепнул он жене, вернувшейся на место возбужденной и радостной. – У всех на виду!.. Что подумают?
– Надо освобождаться от стереотипов застойного времени, – ответила со смешком мужу Виктория Леонидовна.
После следующей песни на сцену гурьбой двинулись супруги и дочери руководителей города.
Тем временем старший оперуполномоченный ОБХСС старший лейтенант Ларионов заканчивал допрос работников ресторана «Воздушный замок». Без милицейской формы Станислава Архиповича можно было принять за инженера или молодого ученого. Хлопчатобумажные брюки, рубашка в полоску и неизменный кейс, с которым Ларионов почти никогда не расставался. Эта несолидность была обманчива – в органах милиции он проработал более десяти лет. Стаж вполне приличный.
Ресторан был закрыт для посетителей – на двери висела табличка «Санитарный день». К великому огорчению гуляк, которых к вечеру прибывало все больше и больше и вынужденных уезжать несолоно хлебавши.
Зал «Воздушного замка» срочно приводили в порядок после погрома – вставляли стекла, заменяли разбитые плафоны светильников, закрашивали следы от вина на стенах, ремонтировали мебель.
Последним, с кем беседовал старший лейтенант, был метрдотель Леониди. На скуле администратора переливался цветами радуги огромный кровоподтек.
– Кто был зачинщиком дебоша? – спрашивал Ларионов.
– Вроде двое, – не очень уверенно ответил метрдотель.
– Их приметы?
– Затрудняюсь сказать… Лет по двадцать пять, здоровые такие…
– Лица запомнили?
– Нет, – отрицательно покачал головой Леониди. – Они были в темных очках. К тому же меня сразу свалили на пол. А потом погас свет и уже ничего нельзя было разглядеть…
Выйдя из ресторана, оперуполномоченный ОБХСС направился к сторожу платной автостоянки. Хотя работы для него нынче не было, старик считал, что не имеет права покидать свой пост.
– Пронин, – представился старик Ларионову и продолжил: – Тут вчера четверо подозрительных молодых людей подъехали на «Волге». Вот я и размышляю, не они ли эту бучу заварили?
– Почему думаете, что они? – насторожился Станислав Архипович.
– Аккурат перед самой дракой заявились да еще черные очки нацепили – это раз, – солидно стал перечислять Пронин. – Вели себя как-то настороженно: когда заходили в ресторан, все оглядывались по сторонам. Это два… Ну и смылись сразу после заварухи – три!
– Точно? – подозрительно посмотрел на старика лейтенант: уж слишком безапелляционным было его заявление.
– Факт! – горячо проговорил сторож. – Эти молодчики мне сразу не понравились.
– Вы запомнили их? – спросил Ларионов. – Может, какие-то детали, отдельные приметы?
Старик раздумчиво покашлял.
– Голос одного из них запомнил, – наконец сказал он. – Того, что сидел за рулем… Я предлагал ему оставить машину на нашей стоянке… Так вот думаю: с чьим его голос схож? Потом хлопнул себя по лбу – батюшки, точь-в-точь как у того певца, что на каждом углу крутят. Хриплый такой…
– Высоцкий, что ли? – подсказал Ларионов.
– Во-во, он самый! – обрадованно закивал сторож.
Он попросил оперуполномоченного немного подождать, а сам исчез на пару минут в своей будочке и, вернувшись, протянул лейтенанту спичечный коробок.
– Возьмите, может, пригодится.
– Зачем он мне? – удивился Ларионов. В коробке вместо спичек лежал окурок.
– Один из тех парней бросил, – пояснил сторож. – Когда они садились в машину уезжать. Когда я узнал, что произошло в ресторане, то подобрал на всякий случай. Авось, думаю, понадобится. Ведь не зря пишут, что по окурку можно найти…
– А если кто другой бросил? – засомневался Ларионов. – Путаница выйдет.
– Они, голову наотрез даю, они!
– Ой, введете нас в заблуждение…
– Нечто я не понимаю в этом деле! – обиделся старик. – Во время войны в СМЕРШе служил, конвоиром. Один раз по окурку даже шпиона разоблачили…
Ларионов, немного поколебавшись, решил уважить сторожа и взял коробок. Потом задал свидетелю еще несколько вопросов, на которые тот ответил охотно и обстоятельно.
– Спасибо, товарищ Пронин, – сказал напоследок Ларионов. – Возможно, вы нам еще понадобитесь.
– Ради бога! Звоните в ресторан, меня позовут.
Уже садясь в поджидавший его москвичок, оперуполномоченный с улыбкой спросил у сторожа:
– За что награда?
– За боевые заслуги, – не без гордости сказал старик, косясь на новенький орден Отечественной войны.
И он по привычке почтительно захлопнул за Ларионовым дверцу.
Когда концерт был в самом разгаре, полковник Хохлов посмотрел на часы и шепнул сидевшему рядом майору Кирееву:
– На выход.
Они начали выбираться со своих мест. Благо зрителям было не до них – Белова вызывали на бис после очередной песни.
Лишь только удивленная Татьяна спросила у оставшейся в одиночестве жены Хохлова:
– Куда это они?
– Видно, по делу, – успокоила ее полковница, как ни в чем не бывало аплодируя вместе со всеми.
К таким внезапным отлучкам мужа она привыкла.
Киреев и Хохлов зашли в кабинет директора театра и соединились по телефону с горуправлением. Ларионов был уже там.
– Ну, что? – набросился на него Хохлов.
– Какая-то чертовщина, товарищ полковник, – ответил оперуполномоченный ОБХСС. – Хулиганы покуролесили в «Воздушном замке» от души! Разгромили по первому разряду. Стереоустановка вдребезги, видеосистема – тоже! Между прочим, и то и другое – японские, «Шарп». Ну, светильники, посуда, мебель – это, считай, мелочи…
– Ущерб большой? – поинтересовался Хохлов.
– Тысяч на тридцать, не меньше. Но вот из-за чего весь сыр-бор, непонятно.
– А что говорит директор? – спросил полковник. – Карапетян, кажется?
– Да, – сказал старший лейтенант. – Сурен Ованесович… По его словам, во время драки он находился у себя в кабинете и ничего не видел, что творилось в зале.
– И не слышал? – удивился полковник.
– Нет, – сказал Ларионов. – Я опросил персонал ресторана – ничего конкретного. Запомнили только, что один из посетителей хохотал до упаду. Аж по полу катался…
– Ты серьезно? – строго спросил Хохлов.
– За что купил, за то и продаю, – ответил оперуполномоченный… – Может, случайная драка? Знаете, как бывает под винными парами… Кто-то на кого-то не так посмотрел или удочку закинул даме, а кавалер взбеленился.
– Может быть, и случайно, – задумчиво проговорил полковник. – А что, если две банды сводили счеты? А?
– Ребята из угрозыска ищут посетителей, что были вчера в «Воздушном замке», – продолжал Ларионов. – Кстати, любопытные показания дал сторож автостоянки. – Он рассказал о том, что услышал от Пронина. – Даже номер «Волги» назвал: Л 10–11 ЮЖР…
– Ну и?.. – нетерпеливо спросил Хохлов.
– Опять загадка, – ответил старший лейтенант. – Я справился в ГАИ – машины с таким номером в городе вообще не существует. Более того, сторож сказал, что один из приехавших на «Волге» остался в машине, а трое пошли в ресторан. Потом этот оставшийся достал из багажника не то куль, не то мешок и тоже зашел в «Воздушный замок». Но никто из персонала ресторана такого эпизода не помнит. Одним словом, туман.
– Выходит, генералу докладывать одни только загадки? – хмуро сказал Хохлов.
– Будем работать, товарищ полковник! – откликнулся старший лейтенант. – Времени-то прошло всего ничего…
– Вот именно, – с нажимом произнес начальник городского УВД. – Возможно, что и ушло… А по вашей линии как?
– Вроде Карапетян не нарушает. Мясо, масло, говорит, покупает на рынке или в потребкооперации. Даже договоры показал… Овощи и фрукты – только с рынка. А впрочем, проверим…
– Карапетян не жаловался? – спросил Хохлов. – Может, ему угрожают? Вымогают деньги?
– Нет, – решительно мотнул головой старший лейтенант. – Отрицал начисто…
После короткого совещания Хохлов и Киреев вернулись в зал.
* * *Белов закончил выступление своей коронной «Джульеттой», которую распевала вся страна. Страсти достигли предела, и артиста не хотели отпускать, заставив исполнить полюбившуюся песню еще раз.
Наконец обессиленный Белов добрался до артистической уборной, бросил на пол охапку цветов, которые с трудом помещались в его объятиях, и в изнеможении опустился в кресло.
Зал продолжал неистовствовать, требовал его выхода, но певец не был в состоянии даже пошевелиться. Он знал, что колоссальное напряжение двух часов концерта отпустит только минут через сорок. И все же артисту не дали и этого отдыха. Так было всегда и везде.
Первым прорвался к Белову журналист Снежков. Коренастый, с растрепанной шевелюрой и бородой, он был увешан фотоаппаратами и еще держал в руке портативную видеокамеру.
Среди газетной братии в Южноморске Снежков являлся заметной фигурой, и не было преград, которые бы он не преодолел. Друзья называли его «трижды корреспондент Советского Союза». Пробивной репортер, во-первых, печатался в газетах, во-вторых, давал материалы на радио и, в-третьих, сотрудничал с местным телевидением.
– Александр Георгиевич, буквально на минутку! – с порога провозгласил Снежков, помахивая в воздухе веером фотографий с какими-то бумажками. – Требуется только ваша виза.
– Какая виза? – не понял кумир публики, не в силах сдержать напор журналиста.
– Ну, на гранках интервью, которое вы дали мне вчера в гостинице, – продолжал атаку Снежков, кладя на столик перед певцом газетные оттиски и фотографии. – Прошу, ознакомьтесь и приложите свою ручку, – услужливо подсунул он вечное перо.
Белов, не читая, подмахнул текст.
– Будет гвоздевой материал! – уверял корреспондент. – А теперь выберите, пожалуйста, снимок для публикации.
Король эстрады наугад ткнул пальцем в одну из фотографий, где он был запечатлен во весь рост.
– О’кей! – одобрил Снежков. – Я был уверен, понравится именно эта. – Подхватив фотографии и гранки, он вихрем вылетел из комнаты, на ходу бросив: – Читайте завтра «Южноморскую правду». Реклама – двигатель успеха!..
Белов усмехнулся: уж кто-кто, а он в рекламе не нуждается. Тем более в какой-то провинциальной газетенке.
Певец закрыл глаза, постарался расслабиться. Но тут снова заявился посетитель – аккуратный старичок с набором значков на полотняном пиджаке.
– Не откажите ветерану! – с мольбой протянул он фотографию артисту. – Ваш автограф внучка будет хранить до гроба!
Белов взял снимок и вытаращился на ветерана: это была фотография… Аллы Пугачевой.
– Ну что вам стоит! – чуть не плакал старик.
– Будем надеяться, Алла Борисовна не подаст на меня в суд.
И Белов с улыбкой расписался на портрете всеми любимой певицы.
Ветеран исчез, не скрывая своего восторга. Этот визит развеселил артиста. Но ненадолго.
Следующий посетитель чуть не довел до истерики. Вернее – посетительница. Благоухая прямо-таки удушающим ароматом духов, напористая поклонница в летах сунула растерявшемуся Белову огромную коробку с тортом «Птичье молоко», чуть ли не целый куст роз и заявила, что он первый в ее жизни мужчина, ради которого она готова на все…
Выпроводить настырную почитательницу удалось лишь с помощью администратора группы.
– Смотри, Фима! – гневно предупредил его певец. – Еще один посетитель – и ты уволен!
Администратор побожился, что в гримуборную войдут только через его труп.
И когда через минуту после его ухода раздался стук в дверь, нервы Белова не выдержали.
– Нельзя! – завопил он. – Никого не принимаю!
– Без исключения? – В дверном проеме показалась голова майора Киреева.
– Без! – по инерции выпалил артист, но в следующее мгновение, узнав майора, расплылся в виноватой улыбке. – Дон, прости, дружище! Довели до белого каления…
Какой-то свихнувшийся ветеран, потом половая психопатка… Ужас!
– Хоть симпатичная? – пожал руку певцу Киреев.
– Бр-р! – передернул плечами Белов.
– А если бы этакая хорошулька? – лукаво подмигнул Донат Максимович, рисуя в воздухе женскую фигуру.
– Да как тебе сказать… – хмыкнул Белов и рассмеялся.
– Значит, не прочь, – улыбнулся Киреев. – Желание гостя – закон для гостеприимных хозяев… Сколько ты будешь еще в нашем благословенном Южноморске?
– Три дня.
– Планы на завтра?
– Отдых на всю катушку! Не поверишь – впервые за месяц!
– На износ работаешь, – сочувственно покивал майор.
– Се ля ви! – вздохнул Белов. – От вас – в Кисловодск. Опять вкалывать как папа Карло. По два концерта в день. Это минимум!
– Ну что ж, тогда завтра тебе нужно расслабиться. По максимуму, – деловито произнес Киреев. – Беру на себя. Доверяешь?
– Еще бы! – хлопнул приятеля по плечу Белов.
– Значит так, – продолжал майор. – С утречка тебя будет ждать у гостиницы «роллс-ройс»…
– Только не раньше десяти, – предупредил Белов.
– Лады. Подадут в десять ноль-ноль, – согласно кивнул Киреев. – Я присоединюсь где-то после обеда.
– Жаль, – с кислой миной сказал певец. – Отбояриться не можешь?
– Надо мной, Саша, еще полковники и генералы, – осклабился Киреев. – А я всего лишь майор.
– Засиделся ты, брат, в этом звании, засиделся, – покачал головой Белов. – Эх, познакомься бы лет пяток назад, помог бы тебе… Звезд поболее было бы на твоих просветах. А может, и вообще без просвета погончики…
– Юру имеешь в виду? – хмыкнул Донат Максимович. – Ну и как бы сейчас выглядел в полковничьих погонах с подачи Чурбанова?
– Очень даже симпатично, – оглядел приятеля Белов.
– Ладно, дружище, спасибо на добром слове… Как-нибудь одолеем эту проблему… Поговорим лучше о птичках. Вернее – о пташке. Из ассортимента нашего Дома моделей тебя устраивает?
При упоминании этого учреждения Белов мечтательно улыбнулся – вспомнил, видать, прежние посещения Южноморска.
Майор принял его улыбку за знак согласия и стал крутить телефонный диск.
– Главная администраторша была сегодня на твоем концерте, – играл трубкой Киреев. – Интересно, добралась к себе?.. – Он прижал трубку к уху. – Да, на месте… Мариночка, Киреев… Это хорошо, что под впечатлением… А я как раз у Саши… Передам, передам! – Донат Максимович, прикрыв рукой микрофон, сказал: – Полный восторг! – И продолжил в трубку: – Понимаешь, завтра намечается мероприятие. Наш дорогой гость месяц без жены… Умница ты моя, правильно сообразила! Кто, кто? Эвника?.. Помню, самый раз! За ней заедут к десяти утра… Привет!
Положив трубку на рычаг, Донат Максимович показал большой палец: пташка, мол, будет во!
…Не успел Киреев закончить разговор с Беловым, а Марина Юрьевна Кирсанова бросилась выполнять поручение майора.
В Доме моделей как раз заканчивался последний сеанс показа новейшей коллекции одежды, которые здесь превращали в блестящее шоу – с музыкой и вставными эстрадными номерами, что неизменно собирало полный зал зрителей. Когда манекенщицы после очередного выхода возвратились за кулисы, главная администраторша подозвала одну из них – высокую, стройную, с голубыми глазами и копной великолепных каштановых волос.
– Отработала, Эвника? – спросила Марина Юрьевна.
– Слава богу, – кивнула та.
– Есть разговор. – Кирсанова повела девушку в свой кабинет. – Да, милочка, сколько раз я говорила: наверх волосы тебе куда лучше.
– Так? – подняла обеими руками свои чудесные локоны Эвника, обнажая длинную красивую шею.
– Совсем другой коленкор! – одобрила начальница. – Завтра тебе предстоит очаровать Белова…
– Певца?! – радостно округлила глаза девушка.
Марина Юрьевна молча кивнула и, пропустив вперед манекенщицу, вошла в комнату сама и плотно прикрыла дверь.
Яхта «Элегия» из красного дерева лениво дрейфовала километрах в пяти от берега. Южноморск остался в стороне, и перед взором пассажиров, в купальниках и плавках развалившихся в шезлонгах, простерлась панорама диких гор, поросших буйной растительностью.
О яхте в городе ходили легенды. Как и когда она попала в Южноморск, уже никто не помнил. Сработали славное судно на верфях в Португалии в расчете на богатую, изысканную публику, любящую комфорт и роскошь. Просторный салон и каюты были отделаны ливанским кедром, мореным дубом и натуральной кожей. Везде зеркала, хром и бронза. На «Элегии» имелся бар, камбуз, нашпигованный современной электроникой, гриль. На верхней палубе было все для приятного отдыха: шезлонги, надувные матрасы, столики для игр. Любителя порыбачить ждал набор великолепных снастей – удочки, спиннинги, а также маски с ластами и пневматические ружья для подводной охоты. Кто же был охоч до современных удовольствий, мог провести время у видеомагнитофона.