Мафия

Яхту обслуживала целая команда во главе с капитаном Семеном Васильевичем Кочетковым. И хотя ему было лет тридцать, не более, обращались к Кочеткову только по имени и отчеству. Капитан разгуливал в тельняшке, клешах, на голове – фуражка с крабом. Ну а какой морской волк может обойтись без татуировки! Она покрывала его руки и грудь.

В подчинении Кочеткова был матрос Жора Бородин. Комплекция – что твой Добрыня Никитич. Будучи по возрасту не моложе капитана, Жора тем не менее относился к нему с глубоким почтением.

Еще один член команды – кок Евгений Мухортов, самый младший. В обслуге состояли и две миловидные девушки. Регина была хозяйкой бара и славилась тем, что варила отменный кофе по-турецки. Впрочем, ей отлично удавались и коктейли – слабые, крепкие и вовсе безалкогольные. А подавала еду и напитки официантка Люся. Она все время носилась с подносом из бара и камбуза наверх и обратно, одаривая по пути всех обаятельной улыбкой.

Владельцем яхты был Валерий Денисович Хинчук. И хотя его профессия, скажем, не из веселых, судмедэксперт, он, несмотря на это, был натурой жизнерадостной и в свои сорок холостяцких лет сохранил вкус к еде, женщинам и другим земным радостям. Сегодня Хинчук в особом расположении духа – гости самые желанные. Супруга секретаря горкома партии Виктория Леонидовна, жена начальника южноморского ОБХСС Зося со своим любимцем Карлушей – чистокровным хином, вальяжно развалившимся на руках хозяйки, молодожены из Москвы Сева и Таня. Ну и, как говорится, гвоздь программы – Александр Белов. Собственно, нынешний пикник на воде был затеян ради прославленного певца.

Среди этой публики своими, можно сказать, были Вадим Снежков, Генрих Довжук – атлетического сложения красавец, культурист и каскадер, и Эвника – временная подруга Белова.

«Трижды корреспондента Советского Союза» владелец яхты приглашал всякий раз, когда на борту «Элегии» находилась очередная знаменитость. Снежков был обязан запечатлевать ее на борту увеселительного судна на фото- и видеопленку.

Впрочем, сам Валерий Денисович тоже поминутно щелкал своим поляроидом, щедро раздавая гостям снимки.

Белов, естественно, был центром притяжения компании. Все старались ему угодить, рассмешить свеженьким анекдотом, короче, быть поближе. А Виктория Леонидовна, не скрывая обожания, взялась составить его гороскоп.

– И вы действительно можете приоткрыть тайны моей судьбы? – улыбнулся артист.

– Попробую, – серьезно ответила Голованова. – Вообще-то древние предсказатели говорили: звезды не лгут, ошибаются только люди… Так, обратимся к звездам. Прежде всего назовите, пожалуйста, месяц и год рождения.

– Родился в пятидесятом году, в июле.

– А точнее?

– Десятого…

Всем, естественно, страсть как захотелось узнать побольше о любимце страны, и присутствующие сгрудились вокруг него и предсказательницы.

– Родились вы в год Тигра, – начала та. – Это подразумевает властолюбие, чувствительность и подозрительность…

– Что-то не замечал за собой, – усмехнулся Белов.

– Но одновременно вы доброжелательны и ласковы, – продолжала Виктория Леонидовна.

– Уже ближе, – кивнул Александр, незаметно пожимая руку Эвнике, которая при этом зажмурилась от удовольствия.

– Ну, что можно сказать о созвездии, под которым вы родились? Тот, кто появился на свет под созвездием Рака, любит природу, уединение. У вас должна быть тонкая нервная система. Вам чужда логика…

– Вполне возможно, – наклонил голову певец. – А вот на природу и уединение, увы, не хватает времени.

– Вы обладаете великолепной интуицией, – вкрадчиво говорила Виктория Леонидовна. – Ваш тип – тип мыслителя, ученого, музыканта.

– Потрясающе, – изумился Белов. – Я действительно хотел стать ученым. Учился на философском факультете, но увлекся джазом и вот – как видите…

– Ваша планета – Луна. Символ поэзии, фантазии, мечтательности. Что же касается нынешнего года, а он, как вы знаете, год Змеи, то по восточному гороскопу – самый благоприятный для супружеских измен. – Голованова оглядела присутствующих. – Это касается всех. Воспользуйтесь этим, сибаритствуйте, флиртуйте…

– Я не согласен! – делано возмущенно заявил Сева. – Протестую!

– А я считаю, – со смехом заметил Генрих Довжук, – все мы под одним небом.

– И последнее, – снова обратилась к Белову Голованова. – Ваши камни – алмаз и жемчуг. Ваш день – понедельник. Из стихий – вода.

– Обожаю воду, – чуть не захлопал певец. – Особенно рыбачить.

Ему тут же предоставили удочку, и Белов уселся на корму. Рядом пристроилась Эвника, демонстрируя свое прекрасное тело, прикрытое лишь очень смелым купальником. Но то ли было неудачное время для клева, то ли Александру мешала близость прелестных женских форм, но у него ни разу даже не клюнуло.

– Саша, – спросила девушка, – в чем секрет, что вы уже много лет имеете бешеный успех? Ведь появляется столько рок-певцов, и очень быстро их слава закатывается.

– Секрет прост, – серьезно ответил артист. – Они стараются подражать звездам. Майклу Джексону, Стюарту, Битлам и т. д. Но из этого ничего не выходит. А я… Знаете, был такой знаменитый американский композитор, Ирвин Берлин. Когда он находился в зените славы, с ним познакомился Джордж Гершвин, который только прокладывал себе дорогу в жизни. Гершвин обратился за помощью к Берлину. Но тот, мудрый музыкант, сказал: «Если ты согласишься работать моим музыкальным секретарем, то в конце концов станешь второсортным Берлином. Но если ты будешь настойчиво развивать свой талант, то станешь знаменитым и неповторимым музыкантом». Гершвин внял совету маэстро. Вскоре его имя гремело по всему миру. Я тоже никому не подражаю. Поэтому, наверное, и являюсь Беловым…

Вдруг показался катер на подводных крыльях. Он быстро приближался к «Элегии».

– Во дает! – воскликнул кто-то из отдыхающих.

За катером мчался на невидимом отсюда тросе водный лыжник, проделывая немыслимые пируэты. Когда виртуоз приблизился к яхте, в нем узнали майора Киреева.

– Ай да Донат Максимович! – восхищалась больше всех Татьяна. – Появился как бог из машины!..

Катер резко сбросил ход, и начальник ОБХСС плавно подкатил к яхте. К нему тут же протянулось несколько рук, и Киреев был поднят на борт.

Донат Максимович поздоровался со всеми и, увидев удочку у Белова, поинтересовался:

– Большой улов?

– Увы, ни одной поклевки.

– Уметь, брат, надо, – похлопал его по плечу майор.

– Хотел бы я посмотреть, как это у тебя получится, – обиженно произнес Белов.

– У меня-то клюнуло, да еще как… – протянул Киреев и на недоуменный взгляд певца ответил со смехом: – Правда, не ставрида там или кефаль. Рыбка другого вида – подцепили махрового жулика…

Майора обступили, стали просить, чтобы он рассказал подробности.

– Ладно уж, выдам служебный секрет, – сдался начальник ОБХСС, усаживаясь в шезлонг и потягивая через соломинку «Шампань-коблер» из запотевшего бокала, принесенного официанткой. – Представляете, чем пользовался, подлец? Нашей с вами любовью к детям. Точно рассчитал!

– Кто же это? – нетерпеливо спросил Хинчук.

– Лучше – по порядку, – поднял руку майор. – Как вы сами понимаете, у всех родителей одно сейчас на уме – купить сыну или дочке школьную форму. Первое сентября на носу. Приходит мамаша или папаша в «Детский мир», а там пусто. Нет форм. Что же делать бедным родителям?

– Совершенно верно, Донат Максимович! – возмущенно подтвердила официантка Люся. – Неделю ходим, а все без толку. Говорят, фонды выбрали…

– Запудрить мозги они умеют, – кивнул Киреев. – Получается, путь один – к кооператорам.

– А там форма в два, а то и в три раза дороже, – заметил Снежков.

– Вот-вот, – усмехнулся майор.

– Но зато какое качество! – отпарировала жена секретаря горкома. – Неужели пожалеешь для родного дитя!

– Мамаши и не жалеют, – продолжал Киреев. – Втридорога платят за ту самую форму, которая, кстати, пошита не кооператорами, а на обыкновенной государственной фабрике. И должны ее продавать в государственном магазине, по государственной цене. Между прочим, ниже себестоимости, с дотацией…

– Ничего не понимаю, – развела руками Татьяна. – В чем же дело?

– А в том, – повернулся к ней Донат Максимович, – что государство позаботится о детях, а коммерческий директор «Детского мира» – о своем кармане. Вот и придумал комбинацию, как хапнуть около ста тысяч.

– Скворцов? – охнула Виктория Леонидовна.

– Он, голубчик, – подтвердил Киреев.

– А такой с виду интеллигентный, честное лицо, – покачала головой жена секретаря горкома.

– Прожженный махинатор, – сурово проговорил майор. – Но не учел, что ОБХСС – не лопух-покупатель. Нас не проведешь…

– Прямо уж, – проворчала негромко его жена Зося. – Еще как обкручивают вокруг пальца!

– Если милиция сама того пожелает, – иронически улыбнулся Белов.

Киреев встрепенулся, хотел что-то ответить на шпильку, но тут с катера, чуть покачивающегося на волнах рядом с «Элегией», крикнули:

– Товарищи, кто еще желает прокатиться на лыжах?

Изъявили желание почти все. Даже Виктория Леонидовна не могла удержаться от соблазна. Однако катание пришлось отложить – капитан Кочетков ударил в корабельный колокол и провозгласил:

– Прошу всех в кают-компанию! Вас ждут куропатки на вертеле, баварское пиво и еще кое-что…

Гости потянулись вниз, в салон, откуда доносились соблазнительные ароматы.

Последним шел Генрих Довжук. Он задержался возле капитана.

– Семен Васильевич, справочку не дадите?

– Ну? – покосился тот на Довжука, от которого каждую секунду можно было ждать подвоха.

– Когда покидать тонущий корабль крысе, если она – капитан? – без тени юмора спросил каскадер.

Грянул дружный смех. А славный мореход так и не нашел достойного ответа.

У капитана милиции, следователя горуправления внутренних дел, Владимира Ивановича Ветлугина было осунувшееся лицо. Месяц назад он перенес операцию на желудке. Язва – профессиональное заболевание следователей. Рунов знал, что врачи советовали Ветлугину сменить профессию, но тот отказался – любовь, как говорится, зла…

И вот теперь, слушая его доклад, Анатолий Филиппович почему-то стеснялся своего больно уж цветущего вида.

– Когда я получил материал из ОБХСС о махинациях коммерческого директора «Детского мира» Скворцова, тут же допросил его самого и председателя кооператива «Силуэт» Земцова, – рассказывал капитан. – Земцов – твердый орешек, все отрицал…

– А Скворцов?

– Поюлил, поюлил, но раскололся. И кое-что признал.

– Конкретно? – попросил генерал.

– Ну, как передал несколько партий школьной формы для реализации в «Силуэте». – Владимир Иванович нашел в лежащей перед ним папке нужные бумаги. – Вот протоколы допросов. В них бомба против одного из наших сотрудников…

Рунов надел очки, стал читать. Постепенно лицо его мрачнело все больше и больше.

– Та-ак, – протянул сердито генерал, снимая очки. – Киреев… Неужели правда?

– Я из Скворцова показания на Доната Максимовича насильно не тянул, – сказал Ветлугин. – Директор сам разоткровенничался.

Когда касалось чести работников милиции, даже малейшие нарушения вызывали у Анатолия Филипповича болезненную реакцию, а тут такое…

– Хохлова проинформировали? – спросил он.

– Тут же, – кивнул капитан.

– И как он отреагировал?

– Хохлов считает, что Скворцов врет. Клевещет… Одним словом, и слышать не хочет. Мол, зачем наводить тень на плетень…

– Не желает портить отношения с Киреевым? – поднял недовольно брови Рунов.

– Я думаю, еще больше – с тестем Киреева.

– А вы-то сами верите показаниям Скворцова? – в упор посмотрел на Ветлугина генерал.

– Анатолий Филиппович, при чем здесь верю или не верю? Пока это только слова. Нужны факты. Но раз есть такие серьезные показания, требуется тщательная проверка. Отмахнуться от признаний Скворцова… – Он покачал головой. – А если все это соответствует действительности?

– Неужели начальник ОБХСС взяточник? Этого только не хватало!

– Если замнем – грош нам цена, – вздохнул Ветлугин.

– Хорошо, Владимир Иванович, оставьте дело. Посоветуюсь с прокурором области. Решим.

– Что доложить Хохлову?

– Я сам позвоню ему, – сказал начальник УВД области, давая понять, что разговор окончен.

…Но прежде чем связаться с Хохловым, Анатолий Филлипович позвонил мне.

Мудрить, собственно, было нечего: сам бог велел проверять факты в отношении начальника ОБХСС нам, прокуратуре области.

На том и порешили.

Старший следователь облпрокуратуры, младший советник юстиции Николай Павлович Шмелев производил впечатление тугодума. Но если уж и была у него какая-то отличительная черта характера, так это обстоятельность. «Копал» он обычно медленно, зато уж никакого, даже малюсенького, белого пятнышка при расследовании не оставалось. Не было случая, чтобы дело, проведенное Шмелевым, суд вернул на дополнительное расследование.

Николай Павлович достиг пенсионного возраста, жил бобылем. Увлечение выбрал под стать своей натуре – все время, остающееся от работы, отдавал собиранию редких и старинных книг. Словом, библиоман. Хотя этого термина Шмелев не переносил. Именовал себя по-русски: книголюб. Самым ценным подарком для себя почитал томик издания этак двухсотлетней давности, с пожелтевшими страницами и изъеденным переплетом. Возиться с такой книженцией, приводить ее в божеский вид было для следователя истинным наслаждением. Николай Павлович имел дома соответствующий станочек и другой инструмент. Зная его хобби, знакомые обращались с просьбой привести в порядок пришедшую в ветхость любимую книгу – и никогда не слышали отказа. К переплетным работам он относился с таким же тщанием, как и к своему основному занятию – следствию.

Впрочем, неизвестно еще, что Николай Павлович больше любил в жизни…

Приняв к производству дело, Шмелев решил провести допрос коммерческого директора «Детского мира». Скворцов находился под стражей, а потому первая встреча произошла в следственном изоляторе.

Обвиняемому было сорок с небольшим. Его привели в щегольской комбинированной сорочке, за которыми охотятся самые отчаянные модники, фасонистых импортных брюках и туфлях. Но выглядел он каким-то помятым, опущенным, на лице – заметная щетина. Конечно, следственный изолятор не санаторий. Но некоторые в нем ухитрялись оставаться подтянутыми, словом, следили за собой. Таких раскалывать – семь потов сойдет. А вот что касается Скворцова, сразу видно: поставил на себе крест. Шмелев назвал себя, сказал, что ему поручено следствие по фактам, сообщенным им, Скворцовым, на прежних допросах.

– Сперва, Владлен Карпович, я хотел бы услышать, – начал Николай Павлович, – что толкнуло вас провернуть махинацию со школьными формами? Знали же, что идете на преступление.

– Разрешите закурить? – попросил Скворцов.

– Курите…

– Я вижу, вы воевали, – сказал подследственный, прикуривая дорогую сигарету от иностранной зажигалки.

На пиджаке следователя красовались три ряда орденских колодок.

– Воевал, – кивнул он.

– Я хоть и не воевал, но служил, – продолжал Скворцов. – Армия тогда армия, когда идут в ногу. Не так ли?

– Дважды два… – чуть усмехнулся следователь.

– Да и на гражданке, если что и может получиться, только когда общество тоже шагает дружно. На самом же деле? Сверху нас призывают: перестраивайтесь! Одни послушались призыва, перестраиваются, а другие? Как жили прежде, так и живут. Верно?

– Допустим, – сказал Шмелев, не зная, куда клонит подследственный.

– Выходит, шагаем-то вразброд! Я хочу жить честно, а мне не дают.

– Кто?

– Скорее уж – что. Система! Да-да, наша административно-командная система, которой перестройка не коснулась ни на йоту! – показал кончик мизинца Скворцов. – Представляете, еду за товаром, а мне от ворот поворот. Нету! Простите, чем же торговать? План летит, премия горит, люди разбегаются… Вы знаете, сколько не хватает работников в сфере торговли только в Южноморске?

– Знаю – много.

– Но кого это интересует? Никогошеньки. Как и то, откуда мне взять товар. Покупателям – вынь да положь. И коллективу… Иначе такой коммерческий директор не нужен. Вот и ломаешь голову, как выкрутиться. Поневоле вспомнишь застойные времена. – Скворцов горько усмехнулся. – А по сути – ушли ли они? – Он посмотрел на следователя и, не услышав ответа, продолжил: – Короче, пришлось сделать так, как делалось и раньше. Кругленькую сумму на лапу – и дефицит тебе тут как тут! В данном случае – школьная форма. Вы можете спросить, откуда у меня деньги для взятки? Отвечу: печатного станка нет. Зарплата – смех. А тут подвернулись кооператоры, предложили, ну я и… – Скворцов вздохнул. – Скажите, а как можно иначе? Что мне было делать?

– Прежде всего – задуматься. Ведь не в джунглях живете. Или никогда не слыхали про такие органы, как народный контроль, ОБХСС, прокуратура, суд? Советская власть существует…

– Да-да, и уже много лет, – усмехнулся Скворцов. – Восьмой десяток разменяла. А спекулянтов, воров, взяточников поубавилось? Увы! Судя по газетным выступлениям, год от года даже больше становится. Почему так происходит, Николай Павлович, объясните?!

– Целые институты ломают голову, а вы хотите, чтобы я сразу, одним махом…

– Ну тогда я вам скажу! В органах, которые вы назвали, служат люди, а не ангелы, как нам вдалбливали всю жизнь. Обыкновенные смертные. А они везде разные. И в торговле, и в милиции. Но, как сказал Жванецкий, что стережешь, то и имеешь… Возьмите Киреева. Закон для него – как собственная овчарка: на кого хочет, на того и науськает.

– Почему вы пришли к такому выводу?

– А к какому же я, простите, должен был прийти? – негодовал обвиняемый. – Я-то здесь, а он наслаждается волей. Хотя такой же преступник, как и я. Да-да, преступник! Но вас это почему-то не касается…

– Следствие только началось, – пожал плечами Шмелев. – Исходя из презумпции невиновности, никто не имеет права считать его преступником.

– А меня можно? – по-наполеоновски сложил руки Скворцов. – Выходит, эта самая презумпция одна для меня, работника торговли, а другая для начальника ОБХСС? Странно получается, гражданин следователь.

– Если вина Киреева будет доказана, – начал было Николай Павлович, но Скворцов запальчиво перебил:

– Ага! Акта, составленного Киреевым, оказалось достаточно, чтобы меня упечь в каталажку, а моих показаний недостаточно, чтобы посадить его в соседнюю камеру! Но между нами нет никакой разницы!

– Есть. Вам предъявили обвинение – вы признали себя виновным, – невозмутимо произнес следователь. – А Киреев…

– Предъявите и ему, – снова перебил Скворцов.

– Доказательства?

– Их навалом! Ваш Киреев берет с каждого. Слышите, с каж-до-го! Всех обложил данью. Магазины, ателье, столовые. Ни одного шашлычника не обошел стороной. А теперь кооперативы появились. Вот уж где раздолье для киреевых!

– Можете назвать конкретно, с кого, когда и сколько он брал?

Скворцов вдруг поник, словно из него выпустили пар.

– Нет, – произнес тихо.

– А откуда у вас такие сведения?

– Не беспокойтесь, сведения самые точные, – негромко, но твердо произнес обвиняемый. – Из надежных источников.

– Назовите их.

– А это уж увольте, – решительно заявил Скворцов. – У нас, в торговле, свои правила игры, и я их нарушать не буду. Я отвечаю лично только за себя. Играю с вами честно: что касается моих грехов – весь как на ладони. Ничего не скрыл.

– А скрывать и не было смысла, – заметил следователь. – По документам все ясно. Никуда не денешься – подписи ваши… Хорошо, вы сами Кирееву давали?

– Ему в руки – нет. А вот для него передавал. Правда, всего один раз.

– Уточните: когда, через кого, сколько?

– Когда? – тяжело вздохнул подследственный. – В декабре прошлого года. Всего месяц прошел, как меня назначили коммерческим директором. И тут заявляется шестерка Киреева – старший опер Ларионов.

– Имя-отчество помните?

– Станислав Архипович… Так вот, представился, значит, он, разговорились. Согрелись коньячком. За знакомство как бы. Он и говорит: дочери его начальника требуется дубленка. Требуется так требуется, хотя ума не приложу, зачем она при нашем-то климате… Пошли на склад, выбрали. Бельгийскую. Сорок четвертый размер. Завернули, как положено. Я жду, когда Ларионов рассчитается. Держи карман шире!.. Когда он ушел, мне популярно растолковали, что к чему. Сказали, что еще дешево отделался. Но радоваться было рано. Недельки через две снова пожаловал Ларионов. Я опять выставил марочный коньяк. Одной бутылки ему мало. Вторую раскупорили. И вдруг этот молокосос заявляет, что я должен ежемесячно вручать ему для его начальника три тысячи рублей… Представляете, три тысячи! В месяц! Я возьми да ляпни: «А не жирно ли будет для твоего Киреева?» Ларионов говорит, что Донату Максимовичу будут доставаться из них крохи: львиная доля пойдет наверх, аж до самой Москвы…

– Ларионов назвал, кому именно?

– Что он – дурак? – хмыкнул бывший коммерческий директор. – Да и мне много знать за ненадобностью… Короче, я возмутился. Ну и рубанул сплеча: никаких тысяч отстегивать не буду!.. Действительно, почему? Тут, понимаешь, ночами не спишь, мучаешься, как, что и откуда, а эти кровососы… – Он хрустнул пальцами и замолчал.

– Ну и что же дальше?

– Ларионов аж побагровел. Говорит, пожалеешь, начальник не любит, кто против течения, и ничего не забывает… Ушел. – Скворцов снова замолчал.

– И чем все кончилось?

– Тогда – ничем. Правда, пару раз Ларионов приходил со своими коллегами с проверкой. Но ничего интересующего их не нашли.

– Не смогли или не захотели? – внимательно посмотрел на Скворцова следователь.

– Не захотели, – осклабился тот.

– За здорово живешь? – с сомнением произнес Шмелев.

– У «Киреева и Ко» так не принято. Свое он имел.

– Все-таки давали? – настаивал следователь прокуратуры.

– Я – нет. Но это не значит, что не давали другие, – уклончиво ответил обвиняемый.

Здесь таилась какая-то непонятная комбинация, поэтому Шмелев строго сказал:

– Послушайте, Владлен Карпович, вы же сами уверяли, что передо мной – как на ладони.

Скворцов некоторое время колебался, затем со вздохом проговорил:

– Ладно. Начистоту так начистоту. Но только не для протокола. Идет?

– Слушаю.

– Знаете, почему я здесь перед вами? – понизив голос, произнес бывший коммерческий директор. – Потому что компаньоны мои скиксовали.

– Кооператоры, что ли? – уточнил следователь.

– Они. Обещали прикрыть тылы своими силами. Ну, отстегнуть Кирееву. Как раньше делали. Но пожалели, наверное. А этот вампир и впрямь ничегошеньки не забывает.

…Что касается протокола допроса, тут Скворцов проявил невероятную дотошность. Цеплялся к каждому слову. Расписался он на листах дела лишь тогда, когда все его замечания и дополнения были зафиксированы со скрупулезной точностью.

Киреев пребывал в прекрасном настроении – отлично провел время на даче в горах в обществе начальника главка одного из влиятельных ведомств в Москве. Белая «Волга» майора, покинув прохладное ущелье, вылетела на оживленные, несмотря на глубокий вечер, улицы Южноморска. Шофер привычной дорогой вез Доната Максимовича домой, встречные инспектора ГАИ, как всегда, брали под козырек.

Уже на родной улице Киреев вдруг вспомнил, что обещал Зосе навестить ее родителей: теща прихворнула. Но закрутился и забыл.

«Теперь уже поздно, – с огорчением подумал он. – Ладно, заеду завтра».

И тут раздался зуммер радиотелефона.

– Киреев слушает, – поднял он трубку.

– Говорит полковник Дойников, – послышался знакомый голос заместителя начальника УВД области. – Сообщаю, что операция «Прибой» начнется завтра в девять ноль-ноль. Как поняли?

– Понял, товарищ полковник, – откликнулся Донат Максимович. – Операция «Прибой» начинается завтра в девять ноль-ноль.

– Общее руководство осуществляет сам генерал Рунов, – продолжал четким, без всяких эмоций голосом Дойников. – Вам надлежит к назначенному времени быть вместе с оперативным составом в полной готовности. Конкретные указания – что и кого проверять – получите непосредственно перед началом операции. За утечку информации начальники подразделений несут персональную ответственность. – Полковник выдержал паузу, чтобы, вероятно, начальник ОБХСС осмыслил приказ, и в заключение спросил: – Все понятно?

– Так точно, товарищ полковник.

– До свидания.

– До свидания, – положил трубку Киреев. И скомандовал водителю: – Разворачивай.

– В управление? – вопросительно посмотрел на патрона шофер.

– Сначала в «Аполлон».

Савельева встретила позднего гостя в своем салоне настороженно.

– Что-нибудь серьезное? – спросила хозяйка «Аполлона», когда Киреев развалился на диванчике.

– Очень, – кивнул он. – Главное – срочно.