– И у тебя есть здесь друзья?
Он кивнул:
– Да. Они настоящие друзья. Они не смеются надо мной.
– Почему ты думаешь, над тобой должны смеяться?
– Раньше где я жил, надо мной смеялись.
Он опустил глаза. Обычно, детская память не самая цепкая, что касается прошлого. Но Тиция она не отпускала.
– Те, кто над тобой смеялся не были твоими друзьями. Друг не видит недостатков в тебе, так и ты не видишь недостатков в нём. Он всегда старается тебе помочь и ценит тебя просто за то, кто ты есть.
Я вздохнул.
– Послушай меня. Тебе не нужно вспоминать то, что было в прошлом, ладно? Теперь для тебя всё по-другому. Так или нет?
– Конечно. Конечно, по-другому.
– Я знаю, что тебе непросто что-то забыть. Но это стоит сделать. Обещай мне, что не будешь вспоминать прошлое хотя бы при мне.
Он пристально посмотрел на меня.
– Я обещаю.
– Вот и славно. Деметрион сказал мне, что ты хочешь изучать философию…
– Он говорит, мне пока рано. Философия учит мудрости. А я хочу быть мудрым.
– Он прав. Ещё она учит стойкости.
Он повернул голову и посмотрел на меня чуть искоса. Как же это похоже на её манеру.
– А ты изучал философию, славный Луций?
– Если это можно так назвать. Слушал лекции и прочёл пару книжек…гм, но не уверен, что всё понял. Между прочим, это сложная вещь, приятель.
– А Геллий изучал?
Почему он вдруг спросил о Геллии, ума не приложу. Но мне вправду трудно было представить моего друга за этим занятием. Разве сидящим за чашей фалернского и уплетающим луканскую колбаску с чесноком? Я усмехнулся и пожал плечами:
– Этого я не знаю. Он мне этого не говорил.
Тиций отвёл от глаза, что-то раздумывая, затем вновь посмотрел на меня.
– Я хочу быть мудрым и стойким. Как ты и Геллий, – вдруг произнёс он совершенно по-взрослому.
Я напустил серьёзный вид, чтобы сдержать улыбку. Со стойкостью не знаю. Но насчёт мудрости и, особенно, Геллия, тут он загнул.
– Что ж, учись. Как вырастешь, присоединяйся к нам.
Неподдельное удивление появилось в глазах мальчика.
– Я?
– Почему бы нет.
… но оно тут же сменилось грустью.
– Нет, это невозможно! Ты ведь сказал это, чтобы утешить меня, да?
– Почему ты так считаешь?
– Посмотри на меня. Разве могут такие как я ловить врагов Рима?
Я взял его за руку.
– Запомни одну вещь, мальчик. Никто из нас не совершенен. У нас есть хорошие лучники. Но самый лучший наш лучник в меткости уступит критянину. Критянин уступит мидийцу, а мидиец – скифу. Скиф же уступит нашему солдату в пешем бою. Всегда есть тот, кто лучше тебя в одном, но хуже в другом. Ты думаешь для того, чтобы ловить врагов Рима нужна лишь сила и быстрые ноги?
Тиций раскрыл рот. Я прислонил палец к его лбу.
– Вот что нужно. Без этого никуда.
Затем шутливо тронул его подбородок. Он смущённо закрыл рот и улыбнулся.
– А ты у нас умный. Очень умный. Учитель хвалит тебя. Только не зазнавайся.
– Значит, я вправду могу быть одним из вас? – В его глазах заискрилась надежда.
– Конечно. А ты хочешь?
– Очень.
Несколько детей из числа приезжих и живших здесь, прошли мимо.
Двое мальчиков очень похожих друг на друга с интересом посмотрели на меня. Я проводил их взглядом.
– Близнецы?
– Ага.
– Как Кастор и Поллукс…
– Ага.
– Твои друзья?
Он кивнул.
