Мечтатели не предают

5. Ненавсегда

Перейдем к правилам кармастроф. В их цепи каждое новое звено не подчиняется логике «было плохо, стало получше». Наоборот. Сначала плохо. Потом ужас. Дальше мрак. Святых вынесли, собирай скарб, погнали на аукцион банкротов.

На моих глазах операционистка впихнула распечатку вакансий в пасть шредера и вернула мой паспорт.

– Сожалею, но я ничем не могу помочь. Номер В-75, проходите.

Прямой в челюсть. Темно. Страшно. Стремно. Рефери по привычке отсчитал десять ударов. По-отечески набросил полотенце на шею. Малыш, притормози. Неудача – подарок, ты поймешь. Обожди, на, лед приложи, а то глаз заплывет.

Еще минуту назад все шло по сценарию, который предложил Мэтти. На рассвете он очухался, раздвинул морщины сна, скатился с кровати, пронюхал подмышки и, потягиваясь, подошел к окну и припустил боксеры до колен.

– Gypsy’s kiss in a morning mist, mate.

Я прождал до полуночи, а ты не объявился, говорит. Жара такая, а рама падает. Хорошо, что древняя книга выдержала. Подставил ее, рама на месте, свежий воздух в комнате. Твоя, говоришь? Извини, дружище, не знал. О чем книга-то? Не расслышал: путешествия на какие острова? Ионические. Скукота какая. Короче, так и вырубился на твоей кровати. Вроде как сожалею, дружище, но выдохся совсем, ты пойми.

Мэтти улыбнулся горячим лучам солнца. После он прошарил пакеты с едой, нашел упаковку кетчупа и промокнул палец в красной гуще. Облизнул и уставился на меня. Выглядишь как ослиное дерьмо, говорит.

Я выдал синопсис неудачи со ставкой на Total Recruitment Team – коэффициент на мою победу в гонке вакансий упал до вероятности сборной Сомали победить на чемпионате мира по хоккею.

Мэтти хмыкнул и вывалил решение:

– It’s a doodle, innit?

Пораскинь мозгами, говорит. Деньги – в банке, лекарства – в аптеке, работа – на бирже труда. Дуй в центр занятости, там обезьяньей работы с избытком.

Добрый совет нивелировал аннексию койки. Я накинул дождевик и вышел на улицу. Теплого, горячего, мясного – вот и все ожидания от будущего.

Я потащился в центр занятости на Норт-энд-роуд. Меня встретила операционистка и провела к терминалу с тачскрином.

– Выбирай вакансии, а потом подходи ко мне. Я свяжусь с работодателем и договорюсь об интервью. Удачи.

На карте я прижал пальцами щупальца Лондона, спрута, который раскинул их с севера на юг. Я выбрал район Фулэм и выставил цену вопроса – от 7 до 15 фунтов в час.

О, магия! Всего-то и дел! Три прикосновения пальцами к теплому экрану. Сотни вакансий. Проще, чем грех.

Так, бездельник, повыбираем. Физический труд не ко мне. Никаких грузчиков, разнорабочих, докеров. От школы не больше 10–15 минут пешком, чтобы не тратить на проезд. Дальше. Вычеркиваем пабы. Не люблю бухих искателей приключений. Никакой частичной занятости. Еще минус семь предложений.

Короче, естественный отбор прошли три позиции:

бариста в кофейню – 7 фунтов в час,

официант в кубинский ресторан – 7,5 фунтов в час,

продавец в спортивный магазин – 8 фунтов в час.

Провожу прикидку на калькуляторе фантазий. Допустим, с завтрашнего дня я выхожу. Если в неделю выбивать 40 часов, на руки выйдет 320 фунтов, с чаевыми 350, а если взять сверхурочные – все 400.

Или даже 500, если спать меньше пяти часов в день.

В месяц для ровного счета округлим – 2000. Минус долг Великану. Так, а если взять вторую подработку? Уже интереснее – 3300 в месяц. Итого: 10 000 к сентябрю.

Лучше, конечно, ресторан – тут и чаевые, и бесплатная еда. Это минус 1000 к расходам. Прибыль – 11 000 чистыми. Задача на лето решена. Пока на бирже воображения, но это мелочи, сечешь.

Прощайте, ужины из пакетов воспоминаний «на вынос» и бесконечные прогулки пешком. Наконец прыгну на второй этаж красного автобуса, полечу к изгибу Риджент-стрит, винтажным приискам Портобелло, к пасторальной свежести Хемпстеда. Отправлю пижонские открытки всем, кто не верил в мою затею.

Операционистка смотрела сквозь очки поочередно то на мой паспорт, то на распечатку вакансий.

– Сожалею, но я ничем не могу помочь. У тебя нет права на работу. – Она обтерла белые губы языком. Сглотнула, наклонилась к микрофону и сказала: – Номер В-75, проходите.

После она бросила распечатку вакансий в шредер, вернула паспорт и пальцем, вылетевшим из сустава как нож-бабочка, указала на строчку на визе: no work or recourse to public funds.

Я вскипел.

Идиот!

 Шиз!

 Неудачник!

Я вломился в телефонную будку. Оторвал карточку секс-богини от металлических кнопок, бросил монетку и задал координаты атаки: восемь, ноль-ноль-семь, ноль-девять-пять и далее семь цифр с визитной карточки, которая рекламировала студенческие программы «Работай и Путешествуй» по всему миру.

– Я – нелегал. Слышишь? Ты же говорил…

Турменеджер выдержал паузу, добавил подсластитель в голос и сказал:

– Александр, ты подписал договор. В приложении указано, что мы оказываем консультационно-организационные услуги по сопровождению на обучение в языковой школе в Лондоне. Никто не давал письменных гарантий трудоустройства. Копия договора у тебя на руках. Ну все, счастливо.

Солнце горело и жгло. Дождевик превратился в парник. Черный юмор погодных прогнозов. Другое лето. Не то, к которому ты привык. Да и лето ли – или смерть его.

Я пошарил в карманах и нашел скатанный вьюнок тополиного пуха. Серый комок городской грязи. От белого июньского снега не осталось и следа.

From:

To: sashaapogodin@mail.ru

Date: 10 June 2005 22:11

Subject: RE: ya v zadnice

Я ПРЕЗИРАЮ НЕНАВИЖУ ТЕБЯ КАК МОЖНО БЫТЬ НАСТОЛЬКО ГЛУПЫМ НАИВНЫМ ВСЕ ЧТО ОТ ТЕБЯ ТРЕБОВАЛОСЬ ПОМОЧЬ И ЧТО МНЕ ТЕПЕРЬ

From:

To: sashaapogodin@mail.ru

Date: 11 June 2005 05:11

Subject: RE [2]: ya v zadnice

Пожалуйста, не читай предыдущее письмо. Удали, прошу. Я пробовала отозвать, но не вышло. Если ты все же прочитал, то знай: это не я. Иногда – после этих моментов – я в черной воронке.

Ребра колошматит сердце. Кажется, от страха оно встанет поперек, и я упаду замертво. Я бы убежала, скрылась, исчезла…

Он хорошо закрывает двери и забирает ключи. Я взаперти. Виновата сама. Слабачка.

Саш, поверь, так было не всегда. Вначале была игра. Купить кофе со сливками, взять три толстых газеты и обводить красными чернилами объявление о работе. А _____ смешил до колик в животе, держал дистанцию и не строил планы дольше, чем на день.

– Ты поверь – сегодня точно повезет, – говорила я. – Главное – забрать вещи, пока камера хранения не закроется.

От Океана до Брайант-парка – Нью-Йорк! Город мечты. Завтра проснемся на час раньше и бросим два чемодана – все, что есть! – в камеру хранения. На еще один день, а потом все наладится. Ведь здесь нет чужих. Все когда-то приехали, все свои. Свои, пока находят себе место, конечно же.

Перетаскивали коробки при переезде, клеили стикеры поверх граффити в Бруклине, раздавали флаеры, драили полы… мы брались за все подряд, чтобы выжить. Помню, 18 часов мыли ворованные тачки в убогом гараже. Я выходила курить и глядела в бесконечные огни. Америка. Она ждала нас. Скоро-скоро, а пока нас выставили в темноту и не заплатили и доллара.

– Разве это беда? А _____, не грусти. Это же на время. Ненавсегда, – говорила я.

И мы забирали чемоданы и возвращались в комнату в хостеле, в которой спали еще 12 таких же ловцов удачи.

Шепот перед сном: «Ты со мной?» Что ответить? Я в Америке, за окном гудит Манхэттен, а рядом качаются лукаво-зеленые, небрежно-беспечные глаза.

Лето в разгаре. Терять нечего. Мы помчали в Оушн-сити. Там жил мой приятель, с которым мы когда-то приехали играть песни о просветлении и исцелении. Он, как и я, разуверился и сбежал, а теперь работал в парке развлечений.

И славное же было время! Дом в двух шагах от океана. Первые деньги. Совершили все беспечные глупости, прогуляли все теплые ночи, накупили все ненужные вещи… Ради этого мы здесь. Это и есть Америка. Зачем прекращать такое лето?

Быстро решила – остаемся. Приятель сказал, что у него есть знакомый юрист, который поможет с документами. Помнишь – в то лето родители продали квартиру Ба? Она завещала половину мне. Папа перевел деньги. Я добавила все, что заработала за лето. А ____ тоже.

А приятель, конечно, не дурак. Он обрел веру в деньги и исчез вместе с ними. Сезон завершился. Кто-то бросил во дворе старую «Хонду» – единственную награду от прошедшего лета.

Было все и пропало. Пришла осень.

Кливленд. Питтсбург. Чикаго. Сандаски.

И заклинание «это была твоя идея» превратилось в «это все из-за тебя». Ладонь – в кулак. Поцелуи – в ссадины и синяки. Автомастерская, заправка, склад, мойка. Финал один и тот же: ночь, наспех собранный чемодан, удары, увечья, удушье, и мы бежим прочь из города. Это моя вина, знаю-знаю. Ты не бросай меня, брат. Больше некому. Или никому… Господи, я забываю язык.

Белое знамя искало флагшток, чтобы взреять над окопом. Я набивался в друзья к колумбийцам, венесуэльцам, туркам, корейцам, японцам, китайцам, полякам. Они же после занятий спешат на работу, думаю. Быть может, кто-то сведет, представит, подскажет. Мы же заодно, нет? Трогательная, как приступ астмы, иллюзия.

– Друг мой, рад помочь, но в нашем ресторане только китайцы.

– Испанский? А, не знаешь. Тогда вряд ли.

– Вообще, владелец нанимает поляков. Я дам знать, если что-то изменилось.

Я завладел ключом ко всем замка́м и за́мкам одиночества. В какую бы дверь я ни звонил и ни колотил, она отворялась будто бы сама, но за нею гуляло эхо – участливого, но все же умолчания. Тебе здесь не место, бездельник.

Я забил на уроки и вернулся в каморку пораньше. Миссис Вудхэд стояла у окна. Она приподняла брови и сказала:

– Вы не находите, что оставлять окно открытым – не самый лучший выбор, не правда ли?

– Я просто забыл. Ночью так душно, понимаете.

– Весьма досадные обстоятельства. Впредь я попрошу вас быть бдительнее. И поберегите книгу – кажется, ее ценность не в том, чтобы служить подпоркой.

Я забурился на кровать и крутил между фалангами спичечный коробок. Выдвигал ящичек. Вдыхал серу. Точил ноготь большого пальца о черкаш. Тренировал навыки оригами на ста фунтах. Нашептывал под нос послание отца: «На самый черный день». Настал ли он?

Пораскинем мозгами. Оплатить неделю вперед. Десять фунтов в остатке. Депозит на два дня жизни – не больше. Переменим решение. Внести сбор за перебронирование авиабилета – с сентября на июнь. На ближайшую дату. Прибавим билет на метро и билеты из Москвы. В остатке – ноль. Сошлось. До последних семисот рублей за ночь в сидячем вагоне, до… Язык провалился в кроличью нору.

«До дома».

Я заставил себя проговорить вслух. До дома. Вроде лишнего подтягивания, когда мышцы горят, мозоли жгут, но еще один раз, и все – срывайся вниз, бездельник, ты сделал больше, чем мог.

Впрочем, как я ни делил и ни перекладывал из кармана в карман страховочный трос номиналом в сто фунтов, ремонтантная бедность не пускала шерпу воображения в запределье фантазий, принося поутру все новые и новые плоды отчаяния: головокружение, утомление и аромат не стиранной одежды.

– …Что ж, бывают разные дни. Ты нашел работу? – спросила она.

Я натянул манжет на кулак и вдыхал через него спертый воздух. Что выбрать: правду или ложь?

– Ночным сторожем на стройке, ма-а-ам. Раз в час обход по периметру, а так читай книги и пей чай. Зато ночные часы – по двойному тарифу. Денег больше, чем ожидал. Не успеваю тратить.

– Но ты же ходишь на занятия?

– Профессор – гений. Прочитал лекцию про запечатление. Я исписал всю тетрадь, чтобы не упустить ни слова. Про мать-гусыню, слышала?

– Господи, Сашаа, ты же говорил про маркетинг… Какие еще гуси? Зачем врешь?

Единицы на телефонной карточке таяли. Механический голос перебил наш разговор и сообщил, что запаса осталось на пятьдесят секунд.

– Знаешь, вроде положено плакать, а я не плачу. Говорю ему: уехали они, уехали без возврата. Уроки твоей матери не прошли даром для наших детей. Люблю тебя, отвечает наш папа. Сказал впервые лет за десять, представляешь? Так его проняло. Неужели ради этих слов вы и оставили нас?

Жандарм телефонной связи вынес предупреждение: десять секунд.

– Я очень люблю…

Гудки равнодушия. Услышала ли она – не проверить.

СЕРИЯ КОНЦЕРТОВ ВДОХНЕТ ЖИЗНЬ В БОРЬБУ С БЕДНОСТЬЮ ТАЙНЫЙ ИНВЕСТОР КУПИЛ КУСОК ПИКАДИЛЛИ СЧАСТЛИВАЯ ПОЩЕЧИНА: ПОДРОСТКИ БЬЮТ НАОТМАШЬ ПРОХОЖИХ СНИМАЮТ ВИДЕО ПОКУПАЮТ ЯХТЫ ПОКА ДРУГИЕ ГОЛОДАЮТ

Мэтти вышиб ногой дверь. В зубах он держал упаковку ветчины, под мышкой зажал багет, а в правой руке тащил банку джема.

Предки за городом, говорит. Девчонка с ними. В доме пусто, в животе – бездна. Сожрал бы лошадь, хрипит. А ты на труп похож уже. Свиньи полетят, пока заработаешь первые деньги, на, поешь.

Я предъявил Мэтти ксерокопию билля о правах в государстве Вудхэдов.

– Свалишь на дочку. Укуси, босс.

Он разломил багет на две части и протянул мне больший кусок. Я отказался. Мэтти плюхнулся на кровать. Он прошарил карманы и передал листовку:

РАЗЫСКИВАЮТСЯ ДОБРОВОЛЬЦЫ ДЛЯ ИССЛЕДОВАНИЯ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОГО ПРЕПАРАТА ДЛЯ ПОВЫШЕНИЯ КОГНИТИВНЫХ ФУНКЦИЙ ГОЛОВНОГО МОЗГА

Жаль, что с центром занятости неудача вышла, говорит. Вот запись на мое имя. Университетская клиника. Обещают 100 фунтов за пару часов. Держи айди.

Он протянул пластиковую карточку на имя Мэттью Уиллока и завалился на кровать.

– На входе охранники спят крепче ленивцев. Фото зажми пальцем – они и не заметят.

Так я и сделал. Охранник кивнул, и я прошел дальше через стеклянные раздвижные двери. У входа в лабораторию меня встретил человек в белом халате.

– Следуйте за мной, мистер Уиллок.

Приматы шизили в клетках. Фиолетовый свет лабораторных ламп окрасил шерсть в кислоту рейв-карнавала. Стоило мне пройти вблизи клетки, как они гнули решетки и вопили. Сенсоры кожи уловили излучение нелюбви. Той же силы, что и ее антоним с максимальным выбросом дофамина в химической формуле чувств.

Стерильная белизна пластика слепила. За столиками в шахматном порядке восседали шесть быков. Сочные и цветастые рукава татуировок заменили сочные и цветастые рукава клетчатых рубашек. На одноразовой тарелке лежал полупрозрачный оранжевый патрон. Внутри – пригоршня колес. Человек в белом халате огласил условия:

– Бессонница, потеря полового влечения, головные боли, временная слепота, боли в почках, печени, желудке, слуховые и зрительные галлюцинации, диарея…

Он задрал голову к потолку, сложил губами конструктор слов по второму кругу и, обнаружив недостачу деталей, добавил:

– …а также алопеция, изжога, тошнота и рвота, анемия, реакции гиперчувствительности: бронхоспазм, отек гортани и крапивница. Это возможные побочные эффекты, которые могут проявиться в первые дни после приема препарата.

Я прикинул сценарии. Краткосрочная импотенция пугала не сильнее бессонницы, ведь на горизонте не было и намека на близость. Выходит, что сотка в обмен на однодневную тошноту. Конечно, я в сделке.

– Это же виагра для мозгов, док?

Реакция зала: отрыжка, хохот, удар кулаком по столу.

– Виагра – побочный эффект препарата для лечения легочной артериальной гипертензии. Наш же препарат предположительно обладает целевым действием на когнитивные способности. После его приема когнитивные функции у контрольной группы павианов анубисов выросли на 20 %. Мы полагаем, что препарат обладает большим потенциалом, поэтому приступили к расширенным исследованиям и объявили набор нулевой группы добровольцев. Пожалуйста, перед исследованием заполните форму. Удачи.

Битый час я ковырялся с анкетой. Я бы сочинил быстрее, но мешали визги обезьян. На всякий оклик примата я представлял халявные сто фунтов и вносил в анкету выдуманные сведения о хроническом здоровье мистера Уиллока.

Человек в белом халате подошел ко мне.

– Мэттью, мой ассистент проверил сведения из базы данных. Я уверен, конечно, что это недоразумение, но в твоем профайле загружено другое фото. У тебя же есть удостоверение личности?

Вопрос застал мою фигуру в нелепом положении – зад приподнялся для побега, локти отведены за спину за секунду до рывка, а ноги предательски прилипли к полу.

Приматы ликовали. Чесали лиловые задницы, выламывали металлические прутья клетки, гоготали и улюлюкали.

Я зажмурил глаза, чтобы не видеть свой побег в отражении стеклянных перегородок. Безнадега, бездельник. Кажется, что я первым в истории спустился по лестнице Дарвина на предыдущий уровень.

Так на полном ходу я и влетел в раздвижные двери. Невидимая сила приземлила меня на входной коврик.

Одна мысль сверлила висок. Дверь, кажется, разбита. Только бы не платить за ремонт. Я отбросил ладонь охранника и нацелил глаза на зеленую подсказку: ВЫХОД. Встал, раздвинул разбитую дверь и выпрыгнул в город.

Я несся вперед, обгоняя детские коляски, пиджаки, пакеты из продуктовых магазинов. Но люди в толпе шли в темпе города – быстрее, чем я бежал.

Я выдохся. Обернулся. Никто не гнался по следам. Даже приматы. Сел на ступеньки у дома. Золотая пасть в двери закусила стопку конвертов. Напротив ветер продувал заколоченные окна склада. Поверх металлических век сверкал лазурный граффити-вопрос:

СКОЛЬКО МИЛЬ ДО ВИФЛЕЕМА?

Еще подождать. Или сбежать. Остаться (ли).

Остаток дня я искал ответ. Я кочевал в квадратной миле Сити. Втер в ладони пыль первой римской стены. Отсиделся в прохладе парка Сент-Джеймс, разглядывая тройку пеликанов. Они заняли деревянную скамейку и следили за прохожими. Пеликаны растворяли конусы клювов, когда кто-то тормозил подле них. Под клювом надувался кожаный полупрозрачный мешок. Пеликаны требовали еды. Зрители обступали их и доставали фотоаппараты. Картинка из учебника.

– Астрахань. – Алый язычок смачивает указательный палец. Ба пролистывает страницы. Веранду наводняет полуденный свет. Я ерзаю на кресле. Ба рада находке. – Точно. Была у меня где-то выписка. Секунда, Сашаа. Так, слушай. Меланхоличная водоплавающая птица, привезенная из Астрахани русским послом. 17-й век. Подарок Карлу II. Сашаа, я знаю: однажды ты увидишь их и расскажешь мне. Давай напоследок повторим сегодняшний урок: keep, kept, kept. – Я повторяю неправильные глаголы, а Ба между делом заваривает чай и переливает его из стакана в стакан, чтобы он скорее остыл.

Солнце поникло. Я пошел на Трафальгарскую площадь. Положил голову к лапам бронзовых львов и считал автобусы, которые тащили поверх автомобилей рекламные лозунги.

УДИВИТЕЛЬНО!

НЕВЕРОЯТНО!

ФАНТАСТИЧЕСКИ!

Да, обещания в этом городе оглушают, гипнотизируют и берут новичков в плен. Один день жизни по цене двух, бездельник. Только заплати.

Я свернул в переулок где-то в Вест-Энде. У черного входа перекуривали драконы и тигры, богини и демоны, клоуны и фокусники. Они быстрыми движениями смахивали пот со лба, чтобы не смазать грим. У стены напротив стояли вышедшие в тираж красные телефонные будки.

Бездельник отворил дверь и скомандовал:

– …back to work lads.

Богини накинули на плечи крылья, клоун приладил на место красный нос, драконы и тигры спрятали лица за громоздкими масками.

И карнавал исчез в черной дыре. Бездельник подмигнул и крикнул мне:

– Ты с нами?

А потом захлопнул дверь.

Вечер я провел в Гайд-Парке. Я плелся вдоль озера. Меня окликнул шепелявый голос. Пунцовые щеки остужал веер воскресной газетной сплетни.

– Сашаа, рад встрече. Изучаешь город?

Профессор. Он усадил меня на лавку и направил ладонью взгляд в сторону гусей. Узкие манжеты сдавили по-детски припухлую ладонь.

– Кажется, что еще вчера они впервые взлетели и нашли дом. Да, представь себе, для любой птицы домом навсегда останется то место, которое она впервые увидела с высоты собственного полета.

Его руки нашли опору в скамейке и раскачивали мультяшное туловище.

– Навык полета врожденный, да. Но, запомни, маршрут для перелета они выбирают не инстинктивно, нет. Видимо, каждое поколение выучивает его заново, набираясь опыта в стае. Такова их природа. Бог его знает, сколько тысяч лет они так летают, выбирая год за годом один и тот же путь.

Профессор поджал медно-седые брови, приподнял подбородок и сказал:

– Счастливое и беззаботное лето, не правда ли?

Эшафот молчания. Яма голода. Электрический стул лжи. От груди точно отняли рукавицы надзирателя надежд, и я выложил Профессору всю историю как на духу. Я уперся в твидовое плечо и захныкал. Так бессильно, что сгореть, провалиться, раствориться бы.

– Знаешь, если тебя и не надули бы в туристическом агентстве, то вряд ли сейчас было бы легче. Этот город гостеприимный, как рукопожатие медведя. Ненастный, алчный, беспокойный Лондон. Я преподаю, чтобы свести концы с концами. Моя воля, вернулся бы на двадцать лет назад и ни ногой сюда.

Профессор расстегнул терракотовую пуговицу жилетки и вывалил на колени полусферу живота.

– О, гляди.

Он вскочил, сбросил пиджак и, подбежав к берегу, толкнул землю облупленными башмаками и подпрыгнул.