Бабушка
Вода обволакивала тело скользящим коконом…
«Ты главное уясни, – разоткровенничался как-то с Ксенией новоявленный литературный классик, пытавшийся ей понравиться, – известные авторы – всего лишь раскрученные графоманы… Ну, повезло им! И мне повезло…»
И попытался ущипнуть Ксению за коленку. Тогда она не придала значения пьяным словам. Поднялась и ушла, щелкнув дарование по затылку. А сейчас вспомнила.
«Значит, буду ловить удачу! Как Френсис…», – мелькнула мысль. Ксении был симпатичен этот парень.
Она ощущала себя Пигмалионом. И даже более, чем Пигмалионом: у того был хотя бы исходный материал, а у нее – ничего, кроме воображения! Ее Вселенная создавалась на песке. И даже песок был воображаемым…
После душа заварила кофе, и, пока сохли волосы, предалась философским размышлениям.
«А что, если все мы – порождение чьей-то фантазии? Не Бога, как учит Библия, а сумасшедшего графомана, создавшего свой сумасшедший мир? И наши судьбы – не карма, а результат несварения его желудка или бессонницы? И есть другие такие же графоманы, порождающие свои сумасшедшие миры, которые ученые называют параллельными? А Бог – это классик, пытающийся научить их писательскому ремеслу, чтобы герои не мучились, а жили нормальной жизнью? Хотя кто рискнет провести грань между графоманией и литературой… Разве что Бог…А вдруг и он – графоман, только раскрученный? И его поучения и действия ничего не стоят?»
Ксения набрала Ларису и поделилась с ней ценными соображениями. Но та и ухом не повела.
– Поедешь со мной по магазинам, нужно пуговицы купить?
– Нет, мне статью заказали о современном искусстве. Об одном из молодых скульпторов, ваяющем на грани постмодернизма и технологического направления.
– Представляю, что ты напишешь! – ехидно отреагировала Лариса.
– Я всегда пишу правду, нравится это кому-то или нет, – с некоторым пафосом заявила Ксения.
– Ну-ну! – и Лариса отключилась.
А Ксения, расстроенная таким равнодушием, принялась накладывать макияж.
Да, она не любила современное искусство и откровенно говорила об этом. Не все, конечно, а то, что, по ее мнению, в рамки искусства не вписывалось.
«Интересно, – вдруг вспомнила она, – а яшкино божество к искусству относится?»
С одной стороны, статуя создана в незапамятные времена, то есть однозначно произведение искусства, тем более, что ваять богов доверяли лишь мастерам… Но была в деревянной фигуре какая-то странность… Смущал даже не облик, непривычный для нас, а нечто совсем иное… Но что?
Ксения набрала Якова. Трубку поднял Родион.
– А где Яшка?
– Шляется где-то. Я вместо него. А что ты хотела?
– Как статуя?
Родион понял.
– Без изменений.
– Это хорошо.
– Утром серьезные мужики от Радинского приходили. Осматривали ощупывали, обнюхивали мой подарок… Хотели даже кусочек отколупнуть на анализ. Я думал, Яшку родимчик хватит… Но ничего, сдержался: видно, очень вчерашним напуган.
– Отколупнули?
– Нет. Не отколупывается и даже не сверлится – настолько материал прочный.
– Но это дерево?
– Черт его знает. Если дерево, то, как сказали ученые мужики, обработано неизвестным способом. Они такого твердого вещества не встречали. Правда, удалось сделать соскоб при помощи какого-то навороченного прибамбаса. Первые результаты анализа будут готовы завтра.
– Так быстро??
– Богиня наша вне очереди: они и сами заинтригованы. А ты чего позвонила?
Ксения задумалась, пытаясь точнее сформулировать мысль.
– Родя, а тебе не кажется статуя странной?
– Естественно, кажется, – удивился Родион.
– А чем?
– Да всем. Мы же вчера об этом говорили!
Ксения бросила взгляд на буклет с одной из выставок работ Алеши Поповича – так почему-то величал себя скульптор, о котором она собиралась писать. «На грани постмодернизма и технического направления»… Вот оно!
– По-моему, она слишком «правильная», какая-то симметричная… Все части в ней выверены до миллиметра…
– Так все древние статуи правильные и симметричные, – еще больше удивился собеседник. – Это ж тебе не современное искусство! А в миллиметрах я ее не измерял.
– Ты не понял, – терпеливо пыталась объяснить Ксения, – в античных и более древних статуях присутствует асимметрия, – для придания им «жизни», что ли… Человек ведь ассиметричен! Да и скульпторы – не математики, вряд ли все тщательно рассчитывали…
– К чему ты клонишь?
– К тому, что статуя – механистична! – рубанула Ксения. – Она больше походит на выверенный механизм, нежели на произведение искусства. Чисто внешне, разумеется.
– Ну, не знаю, – растерянно протянул Родион. – Это для меня необычная точка зрения. На робота, что ли?
Ксения застыла. Она искала точное определение, но его нашел Родька! Вспомнила глаза статуи, красные лучи света из них…Может, и впрямь робот? Древний робот?
– Чего молчишь?
– По-моему, ты нашел верную формулировку.
– Но это же нереально, – убежденно сказал Родион. – Подумай, кто мог в древности сваять робота без единого шва, без единого сочленения, из сплошной глыбы материала? Такого, который бы вдруг включался спустя тысячи лет? Может, изваяние – просто игрушка? Древняя игрушка для забав именитого заказчика, с механизмом внутри, способным на пару незатейливых фокусов? А механизм включился совершенно случайно? Но робот… Робот – это уже чересчур!
– А что мы знаем о древности?
– Вот тут ты права, – вздохнул Родион. – Хотя, если честно, я уже не уверен, что нам вчерашний ужас не померещился: столько коньяку выпили!
– Это вы, мужики, выпили, – занервничала Ксения, – а мы почти не пили, поэтому мне померещиться красные лучи из глаз статуи не могли!
– Ладно, не заводись, – миролюбиво предложил Родион, – были лучи или не были – не так уж и важно на фоне тревожных событий в мире… Чем заниматься собираешься?
– Прогуляюсь, подышу свежим воздухом, потом за статью засяду…
– Свобода в творчестве хороша тем, что сам распоряжаешься временем, – философски заметил Родион. – Но плоха оттого, что невозможно филонить и за это получать бабки.
– Это ты правильно сформулировал, – согласилась Ксения. – Тебя, вообще, на диво глубокие мысли осеняют. Правда, периодически.
– Да, я такой! – хвастливо согласился Родион. И тут же обиделся:
– А почему – периодически?
– А тебе мало?
– Ладно, будь осторожна! – рассмеялся Родион.
Ксения положила мобильник и задумалась: что надеть?
…В глубине двора притаился потрепанный форд. За рулем, не двигаясь, сидела старая женщина и смотрела в бинокль на окна дома, где жила Ксения.
Мяч ударился о машину, подбежавший мальчишка глянул внутрь и заголосил:
– А подглядывать, бабушка, нехорошо!
Женщина шикнула на него, отложила бинокль, поправила синюю плетеную шляпку и медленно выехала со двора.
IX
Улицу заполняла весенняя какофония из детских криков, птичьего щебета и звуков, доносившихся из распахнутых окон. Зимой они скапливались за тяжелыми рамами, а сейчас заструились во двор, эхом отражаясь от стекол, которые до блеска надраивали хозяйки.
Было зябко, и Ксения застегнула плащ.
– А вчера мне казалось, что лето наступило, – раздался печальный бархатный баритон.
Ксения обернулась.
На нее внимательно смотрел импозантный мужчина в элегантном светлом костюме. В руке он держал нарцисс.
– Простите?
– Позвольте вам преподнести этот милый цветок и пригласить, скажем…
Мужчина задумался.
– Для шампанского рановато, а вот для кофе с мороженым – в самый раз!
И сунул ей в руку нарцисс.
Ксения растерянно смотрела на кавалера, не понимая, откуда взялся сей роскошный экземпляр – мечта многих сотен тоскующих женщин! Да что там сотен – тысяч!
Экземпляр ухмыльнулся, наслаждаясь произведенным эффектом, и уже нормальным голосом объяснил:
– Должен же я вас отблагодарить за вчерашнюю любезность!
– Так это вы?!
– А что, не похож? – приосанился мужик.
– Я бы не узнала, – честно призналась Ксения. – Вы бы в качестве опознавательного знака хотя бы банку с пивом держали…
Мужчина хмыкнул и протянул ладонь:
– Браун. Алекс Браун.
Ксении захотелось небрежно ответить, поигрывая пистолетом в кармане: «Бонд. Джеймс Бонд». Но это выглядело бы нелепо, да и пистолета у нее не было. Поэтому, вздохнув, она пожала ему пальцы и представилась:
– Ксения Ковальская.
И добавила зачем-то:
– Сигизмундовна.
Алекс опять ухмыльнулся и вкрадчиво поинтересовался:
– А без Сигизмундовны можно?
– Можно, – сердито разрешила Ксения. Она почему-то испытывала неловкость перед этим обаятельным представителем мужской породы. А представитель галантно изогнул руку калачиком, и Ксении ничего другого не оставалось, как принять предложение.
Они пересекли двор и вышли к остановке, на которой вчера страдал Алекс.
– Кстати, у вас все наладилось? – проявила Ксения любезность.
– Конечно, – пробормотал спутник и увлек ее к затормозившему такси.
– Но вон идет троллейбус, – запротестовала Ксения, – на нем быстрее, потому что асфальт впереди кладут…
– Зато с комфортом, – скороговоркой объяснил Алекс и впихнул ее в автомобиль.
– Трогай! – скомандовал он таксисту.
– А куда едем? – осведомился тот.
– Выруливай на площадь Победы, а дальше скажу.
– Но прямо не получится…
– А нам прямо и не надо, чем кривее, – тем лучше.
Алекс плюхнулся рядом с Ксенией на заднее сиденье и объяснил:
– Давно здесь не был, хочу старые дворики увидеть, столь милые моему сердцу…
Но Ксении показалось, что он в городе впервые, и просто валяет дурака. А еще она поймала настороженный взгляд, который Алекс бросил на старый невзрачный фордик, пригорюнившийся поодаль от остановки. Такси проплыло мимо, фордик подумал и тронулся следом.
– Можешь поплутать по дворам? – небрежно бросил Алекс таксисту.
Тот глянул в зеркало заднего вида и понимающе кивнул:
– Отчего же не поплутать, коль ностальгия замучила…
И резко свернул под арку.
– Нас преследуют? – удивилась Ксения.
– Кто? – сделал честные глаза Алекс.
Фордик не походил на белую ауди, и Ксения успокоилась. Просто новый знакомый хотел произвести на нее впечатление, кося под суперагента… Ох, уж эти мужчины!
…Накатавшись вдоволь по дворам и утолив ностальгический зуд, Алекс попросил остановиться у набережной. Вышел, распахнул дверцу, подал руку и помог выйти. Ксению слегка покачивало, и он придержал ее за плечо.
– Укачало? Сейчас съедим по мороженому, и все пройдет.
И Алекс потянул Ксению к голубым столикам на веранде.
– Жаль, что вы не догадались поностальгировать до приглашения, – съязвила она. – Мне уже не хочется ни кофе, ни мороженого…
– Ну, простите старого дурака, – вздохнул Алекс, усаживая Ксению и прижимая руку к сердцу, – ей-богу, не сообразил! Я, видите ли, моряк, и постоянно забываю, что у других нет иммунитета к морской качке. А ведь долгое пребывание в движущемся транспорте – сродни ощущениям во время движения судна! Не в такой степени, конечно, но людей со слабым вестибулярным аппаратом может запросто укачать.
Он подозвал официанта и вопросительно взглянул на Ксению.
– Кофе и мороженое, – буркнула она. И, подумав, добавила:
– Пломбир.
Официант снисходительно усмехнулся и повернулся к Алексу.
– Два кофе и два мороженых, – невозмутимо заказал тот. – Два пломбира.
И скосил глаза на Ксению. В них плясали веселые искры.
– А еще мясную нарезку, сыр, фрукты и два коньяка.
И объяснил Ксении:
– Если укачало, нужно сделать глоток хеннесси. Морской закон!
Официант заржал и вразвалку пошел к окошку.
– Именно хеннесси? – ядовито осведомилась Ксения. – Моряков другим коньяком не поят? А я думала, их любимый напиток – ром!
– Глупости, – ухмыльнулся Алекс. – Это вы про пиратов начитались! Хотя ром действительно занимал в меню почетное место: плавание долгое, солонина в жарких краях портилась, простуды там всякие… Поэтому, как лекарственное средство, – вполне…
И тут же изумленно вытаращился на Ксению:
– А причем тут моряки??
– Ну, как же… Вы же сами сказали, что моряк! И про качку…
– Разве? Впрочем, да, поплавал, знаете ли…
Подошел официант с подносом, стал сгружать на стол коньяк и закуски.
– Кофе и мороженое – на десерт?
Алекс кивнул.
– А, может, я сейчас хочу кофе! – вспылила Ксения. – А есть мне не хочется!
– Да какая же это еда? – искренне удивился Алекс. – Так, ланч, червячка заморить… Вы на часы гляньте!
Ксения глянула. Время было обеденное, и она ощутила легкий голод. Алекс ловко разложил все по тарелкам и поднял рюмку:
– За знакомство!
– Все равно для спиртного рано, – пробормотала Ксения и пригубила коньяк.
Съев пару кусочков сыра, спросила:
– И все же, кто вы? Откуда? А то непонятно: моряк, не моряк…
– Вообще-то я – отсюда, – сообщил Алекс, красиво орудуя вилкой.
– Из Минска?
– Ну, почему – из Минска? Из Казахстана!
Ксения даже поперхнулась от неожиданности
– А причем здесь минские дворики и ностальгия??
– Так ведь все старые европейские дворики друг на друга похожи, – добродушно пояснил ее визави.
– Ах, да, я и забыла, что Казахстан – европейский форпост! – пробормотала Ксения и залпом проглотила коньяк. У нее голова шла кругом от нового знакомого!
– Так вы – немец?
– Почему – немец? – удивился Алекс. – Хотя да, в Германии пожил довольно долго.
– Но вы же из Казахстана!
– И что? Разве все жители Казахстана – немцы?
– Там жили немцы… И сейчас, видимо, живут…
– То есть, если я родился в Казахстане, – значит, непременно – немец? – почему-то оскорбился Алекс.
– Но ваши имя, фамилия…
– А чем вам не нравится моя фамилия?
– Но она не казахская!
– Естественно! Ведь во мне, кроме русской и украинской, течет кавказская кровь, я осетин по деду! А по маме – грузин, поэтому и фамилия моя по маме – Мюллер!
– Да, это исконно грузинская фамилия, – согласилась Ксения, – и как это я сразу не сообразила? А Браун – исконно осетинская!
Она кивком подозвала официанта и попросила еще коньяку. Алекс одобрительно улыбнулся.
– За ваших грузинско-осетинских предков: Браунов и Мюллеров! – провозгласила Ксения и отхлебнула из рюмки. Алекс тост поддержал.
– Чем же вы все-таки занимаетесь? – подцепив на вилку кусочек мяса, продолжила допрос Ксения.
– Бизнесом. Кур, знаете ли, развожу: у меня небольшая ферма в Бразилии.
Ксения так и застыла с вилкой у рта.
– Что-то не так? – безмятежно спросил Алекс.
– Да нет, все так, – Ксения осторожно положила вилку. – А ваш друг, минчанин, – тоже куровод?
– Нет, программист. У него своя фирма. Мы с ним когда-то в израильской армии служили. В десанте.
Ксения молча смотрела на Алекса.
– Так получилось, – извиняющимся тоном сказал тот, понимая, что информационная перегрузка женского мозга чревата неожиданными последствиями. И тут же предупредил:
– Но коньяк больше заказывать не будем!
– Да я и не собиралась, – спокойно отреагировала Ксения и попросила принести десерт. А когда увидела роскошное разноцветное сооружение в креманке, оценила реакцию официанта на слово «пломбир».
Алекс с удовольствием поглощал мороженое, периодически облизывая ложечку, и потягивая кофе.
– Люблю, знаете ли, сладкое, – доверительно шепнул он Ксении. – А еще – свежие яички по утрам. Сырые.
– Яйца, – рассеянно поправила Ксения.
– Нет, – отверг Алекс. – Именно яички – теплые, вкусные…Я их сам собираю, когда бываю на ферме. Это такое удовольствие, скажу я вам! Я ведь только деньги в бизнес вложил. Живу в Сан-Паулу, а фермой занимаются нанятые работники.
Ксения пожала плечами: она не могла выработать какую-то определенную линию поведения с Алексом, поскольку не понимала: издевается он над ней, или все гораздо серьезней? Может, сумасшедший? Или настоящий бразильский шпион, поскольку слова «куры» и «Бразилия» не могли быть случайными? Но тогда выходит, что и знакомство с ней было спланированным? С одной стороны, это, конечно, интриговало, но с другой…
А, с другой, получалось, что его привлекли не ее чары, не ее обаяние… Разве может быть для женщины что-то более обидное?
И не успела Ксения определиться, что для нее важнее, – обида или адреналин, как Алекс подозвал официанта, сунул ему в руку деньги и потянул Ксению из-за стола.
– Но я не доела, – запротестовала та.
– Много есть – вредно, – назидательно заметил Алекс. Взгляд его стал серьезным. Ксения проследила, куда смотрит бразилец, и увидела старый фордик, мгновенно скрывшийся за деревьями.
– Не эта ли машина ехала следом за нами? – удивилась она.
– Не эта, – успокоил Алекс. – Таких обшарпанных телег в Минске – как гуталина у Матроскина! И ехать могла любая из них, даже несколько, сменяя друг друга.
Он резко остановился и опустил руку Ксении на плечо.
– Мадам, да у нас паранойя?!
– У вас – не знаю, а у нас – нет, – сердито сказала Ксения и стряхнула его ладонь. – Что же мы от нее по дворам убегали-то? Или – от них?
Алекс пару секунд с любопытством разглядывал Ксению, потом тихо рассмеялся и спросил:
– А если я признаюсь, что меня преследует дама, приревновавшая к вам, – поверите?
– Нет, конечно!
– И правильно сделаете. Какие у нас, кстати, планы?
– У вас – не знаю, а мы – в художественную галерею, собирать впечатления для репортажа.
– Тогда и нам туда же.
Он подхватил ее под руку и увлек к троллейбусной остановке.
«Ориентируется, – значит, город знает. Может, и впрямь не впервые здесь?» – мелькнуло у Ксении.
Троллейбус был наилучшим вариантом: десять минут – и они на месте.
В салоне Алекс улыбался дамам, любезно пробивал талоны и поглядывал в заднее окошко. Но подозрительный фордик не появлялся, и Ксения расслабилась. Она решила, что такой спутник не помешает: во-первых, с ним надежно, а это немаловажно в свете последних событий. Во-вторых, он эффектен, а, значит, Аделаида, не пропускающая ни одной выставки, этой ночью спать точно не будет! И, в-третьих, чего уж там притворяться, – Ксении Алекс безумно нравился. То есть расставаться с ним не хотелось. И поэтому, скорчив кислую мину, словно общество праздного джентльмена мешало ей нести трудовую вахту, Ксения в душе ликовала.
X
Город наслаждался весной…
Старые липы кокетливо шелестели юными листьями, пряча морщинистые стволы в тени строений, девушки смеялись звонче обычного, в глазах женщин элегантного возраста светилась надежда.
В узком переулке за Художественной галереей притаился потрепанный форд. Пожилая дама за рулем, не шевелясь, смотрела перед собой ничего не выражающим взглядом. Старик, выгуливающий собаку, некоторое время наблюдал за ней, затем приблизился и постучал костяшками пальцев в стекло.
– Вам плохо?
Дама не ответила.
Старик заволновался, огляделся и подозвал жестом паренька, проходившего мимо.
– По-моему, надо вызывать «скорую»!
Паренек заглянул в салон и отпрянул: дама медленно повернула голову и уперлась в него глазами. Они были пустыми и страшными. Правая рука ее мелко вибрировала. Старик, изумленный реакцией парня, оттеснил его, приложил ладонь козырьком ко лбу и заглянул внутрь машины. На пассажирском сиденье стояла какая-то хреновина с отверстиями, похожая на небольшой ящичек, и в эти отверстия, словно в розетку, были засунуты пальцы женщины.
– Пошли отсюда, – тихо сказал он парнишке.
– Что это было? – растерянно спросил тот, когда они свернули за угол.
– Понятия не имею, – пробормотал старик. – Впервые такое вижу. И Жюль никогда себя так не вел.
Он кивнул на мопса. Тот скалился и дрожал, не издавая ни звука.
– Может, милицию? – предложил парень.
– И что ты ей скажешь?
Сказать милиции действительно было нечего.
– Мой тебе совет, парень: молчи о том, что здесь видел. Зря я тебя втянул…
И старик, ссутулившись, зашагал в сторону кирпичной пятиэтажки. Парнишка долго глядел ему вслед… Потом поколебался немного и вернулся обратно. Но старенький форд словно растаял в воздухе…
Юноша постоял, озирая окрестности, вздохнул и направился в сторону Художественной галереи.
Небольшая стоянка возле нее была забита машинами: чувствовалось, что Алеша Попович провел серьезную агитационную работу среди родственников и знакомых. Многие поклонники добирались общественным транспортом.
– Такой популярный скульптор? – удивился Алекс. – Не оскудело-таки современное общество интеллектуалами!
– И желающими вкусно поесть, – в тон ему заметила Ксения. – При галерее отличное дешевое кафе, и сегодня ожидается очередная поставка свежих морских деликатесов и вин из Испании. Алеша знал, когда устраивать выставку! Кафе откроется через пару часов, поскольку считается «театральным», то есть создано для актеров и художников, хотя пасутся здесь все, кому не лень, и время до открытия завсегдатаи с удовольствием проведут в гостях у Алеши, смакуя халявные аперитивы.
Алекс рассмеялся.
– Ну, это в первый день ему так повезло, а что он станет делать потом? И неужто в городе перевелись истинные ценители прекрасного?
– Истинные не перевелись, поэтому Алеша и прибегнул к хитрости, дабы заманить не истинных. Хотя у него есть и реальные поклонники! А кафе будет кормить вкусностями, минимум, неделю, а потом перейдет на обычное штатное меню до новых поступлений. Но Алеше-то недели хватит!
– А, по-моему, мы злословим, – улыбнулся Алекс. Ксения лишь передернула плечами: во-первых, ей не нравилось это постоянное «мы», а, во-вторых, не станешь же каждому объяснять свои художественные пристрастия!
…Галерея являлась городской достопримечательностью. На первом же этапе ее создания возникли проблемы с финансированием, потребовалось внести изменения в проект, дабы удешевить его, и авторами храма искусства, в итоге, стали трое архитекторов, которые терпеть не могли друг друга. Сроки поджимали, каждый из них внес в облик здания свою лепту, получилось живенько и нестандартно. По оценке одного солидного зарубежного издания, Художественная галерея стала шедевром, по оценке же другого не менее солидного журнала – самым уродливым зданием в Европе! В общем, лучшего пиара придумать было невозможно, туристы посещали ее толпами, и Алеша, похоже, собирался извлечь из этого максимум пользы.
Алекс и Ксения поднялись по ступенькам в холл. Справа располагался киоск, торгующий репродукциями картин, слева пустовал гардероб, по центру громоздилась лестница, украшенная огромными вазами и канделябрами в стиле сталинского ампира. Наверху она перетекала в овальное помещение, откуда лучами расходились узкие коридорчики, ведущие в кафе, библиотеку и выставочные залы.
Алекс направился к лестнице, но Ксения схватила его за руку и потянула в сторону, где находился еще один проход на второй этаж: широкий туннель, отделанный белым мрамором, с полом, выложенным серыми плитами. В нем было очень светло, благодаря иллюминаторам под потолком и светильникам, имитирующим дневной свет. Наверху туннель упирался в небольшой зал с работами Алеша Поповича.
– А здесь уже, похоже, high-tech! – пробормотал Алекс, одуревший от стилистического разнообразия под одной крышей.
Творцы обожали это вытянутое, петляющее пространство, поскольку там можно было пугать посетителей самыми невероятными инсталляциями и перфомансами! Первый поджидал Алекса с Ксенией сразу же за поворотом.
Стайка ценителей прекрасного толпилась у стены, сфокусировав восхищенные взгляды в одной точке. Двое японцев фотографировали.
Алекс раздвинул публику широкими плечами.
Помятое цинковое ведро, швабра, пластиковый пакет… Из пакета торчал батон.
– Очень сочетается с обстановкой, – теребя седеющую бородку, заметил худощавый мужчина. – Минимализм и там, и там.
– Батон лишний, – возразил толстяк. – Ломает концепцию.
– Дайте сосредоточиться, – попросила старая дама.
– Нет, ну такое уже было, – вознегодовал тощий очкарик. – 20-е годы, ниспровержение всего и вся… Зачем повторяться?
– Здесь другое, – сурово сказал толстяк, – здесь все зачищается до стерильности, чтобы начать заново…
– Не согласна, – прокуренным басом отвергла костистая женщина творческой наружности, – все уже зачищено!
Она сделала ударение на слове «уже».
– Нет даже хаоса, из которого можно ваять… Пустота… Ты согласен, Петр?
Лысоватый тщедушный Петр, выглянув у нее из-под мышки, кивнул.
И все снова воззрились на ведро.
Послышались шаркающие шаги. Пожилая крепкая женщина в синем халате, проложив себе путь среди любителей искусства, подхватила составные части перфоманса и удалилась, бормоча:
– Уже и по своим делам отлучиться нельзя… А я не робот, чтобы пахать без передышки, мне за это не платят…