Роковое наследство
Меня снова начали преследовать воспоминания о той ужасной драме, которая разыгралась грозовой ночью. Только на картине все было наоборот: сын оказался убийцей, а отец или дед – жертвой. Больше всего меня потрясло сходство между двумя мужчинами, изображенными на полотне, и двумя портретами в той комнате, где я наткнулся на старую Гуляку.
По костюмам людей, запечатленных на картине Разбойника, можно было определить время ее написания. На мой взгляд, она была создана в последней четверти прошлого века.
Таким образом, можно было сделать вывод, что молодой человек, изображенный на картине из галереи Биффи, и старик на портрете, который я видел в Сартене, – одно и то же лицо.
– Ну конечно! – воскликнула Венера, внимательно слушавшая рассказ художника. – Вы совершенно правы!
Стоя за картиной, которая служила ей ширмой, женщина приводила себя в порядок.
– Никогда не слышала такой интересной истории, – добавила Венера. – Я уверена, что теперь буду часто думать о ней.
– Это не простая картина, – улыбнулся Ренье. – Вас она поразила настолько, что склонила к поступку, на который вы вряд ли отважились бы в других обстоятельствах. На моего отца она тоже произвела огромное впечатление. Что же тогда говорить обо мне? Вы ведь не встречались с персонажами этой драмы. Я же находился в таком состоянии, что при виде этой картины испытал настоящий шок.
Незнакомка в третий раз произнесла короткую фразу, столь любимую испанцами:
– Quien sabe? Кто знает?
Потом женщина мелодично рассмеялась.
– Одно я знаю точно: эта история сводит меня с ума, – пробормотал художник. – Вы верно угадали: рассказывая ее вам, я получал какое-то странное удовольствие. Я много думаю обо всем этом. Мне кажется, что мой приемный отец знает гораздо больше, чем говорит. Да и вы тоже... Может быть, начинается еще одна история?
– Однако вы мне рассказали не все, – заметила Венера. – Мне интересно, каковы были результаты вашей второй поездки на Корсику. Вы нашли тот загадочный дом?
– Еще в Риме мне удалось многое узнать, – ответил молодой человек. – Я расспрашивал всех подряд, и мне охотно отвечали. Дело в том, что легенда об Обители Спасения очень популярна в Италии.
Мне говорили, что сокровища Черных Мантий составляют чуть ли не половину всех земных богатств. Мне объяснили все, даже то, почему на картине жертва протягивает убийце какой-то ключ.
Оказывается, это ключ от сокровищницы. В момент своей гибели хранитель клада вручает ключ своему убийце, который является в то же время и преемником побежденного. Так уж принято в этой семейке.
Поверженный обязан отдать ключ и при этом произнести священную формулу: «Сын мой (или: отец мой), вот то, что вложило нож в вашу руку и вонзит его в ваше сердце».
В этот момент незнакомка, которая только что закончила свой туалет, вышла из-за картины.
Это была уже не Венера, а современная молодая женщина, впрочем, не менее очаровательная, чем древняя богиня. Лицо ее по-прежнему закрывала вуаль.
– Становится поздно, – произнесла гостья. – Заканчивайте ваш рассказ.
– А я уже закончил, – ответил Ренье. – Если бы вы не захотели услышать о моей второй поездке на Корсику, мне оставалось бы только поблагодарить вас от всего сердца. С вашей помощью мне на этот раз удалось кое-что сделать.
Незнакомка подошла к мольберту и замерла перед холстом.
Несколько минут она молча смотрела на работу художника.
– Вы в самом деле видите меня такой? – наконец спросила женщина. В ее голосе чувствовалось волнение.
– Вы гораздо прекраснее, чем Венера на полотне, – ответил Ренье.
Незнакомка протянула ему руку и тихо промолвила:
– Возможно, мы с вами никогда больше не увидимся. Однако в жизни иногда бывают самые неожиданные встречи. Мир тесен... Не забывайте о сегодняшнем дне. Я тоже о нем не забуду... А теперь заканчивайте ваш рассказ, я слушаю, – потребовала она.
– Я решил, что перед возвращением во Францию я должен снова посетить те места, где произошло кораблекрушение, – заговорил юноша. – Мне очень хотелось найти тот разрушенный дом.
Я добрался до Аяччо. Там я сел на рыбацкое судно, на котором доплыл до мыса Кампо-Море, который находится в южной части залива Валинко.
В тех краях – огромное количество бухточек, поэтому вспомнить то место, где затонул наш пароход, было невозможно. Впрочем, в конечном счете это было неважно.
В то время я достаточно хорошо говорил по-итальянски и потому смог узнать дорогу у местных крестьян. Поначалу я не понимал их корсиканского наречия, но скоро привык к нему.
Из их объяснений я сделал вывод, что мой путь пролегает между Капо-Маро и маленькой деревушкой, которая находится к западу от Кьявы. Ее название я забыл.
С первых же шагов мне показалось, что оживают мои старые воспоминания.
Как и тогда, была зима. Только ветер на этот раз был сухим: он швырял мне в лицо не капли дождя, а снежную пыль.
Я шел целый день, с девяти часов утра до полуночи.
Сартен я увидел издалека. Это говорило о том, что я приближаюсь к своей цели.
Не будет преувеличением сказать, что я осмотрел на своем пути каждую пядь земли. Однако мне не встретилось ничего особенного: бедные фермы, скромные виллы, недавно построенный замок и, наконец, очень большое современное здание, в котором размещался так называемый «Приют Полковника».
Это заведение находилось на одинаковом расстоянии от моря и от Сартена, то есть в том самом месте, на которое указывала мне моя интуиция.
Мне объяснили, что приют основал полковник Боццо. Мне известно лучше, чем кому-либо еще, какое у этого человека доброе сердце. Я обязан ему очень многим. И не, только я, но и дорогие мне люди: мой отец и Ирен.
Я узнал, что в «Приюте Полковника» лечатся не только корсиканцы. Сюда приезжают и парижане, чтобы восстановить свое здоровье, подорванное лишениями или излишествами.
Там я возобновил свои расспросы. Мне ответили, что в тех местах нет других развалин, кроме руин Обители Спасения, расположенных достаточно далеко, за Сартеном...
Тут Ренье был вынужден прервать свой рассказ, потому что раздался громкий стук в дверь.
Тот, кто находился снаружи, нетерпеливо дергал дверную ручку.
Разумеется, перед тем, как начать рисовать незнакомку, художник запер вход в мастерскую.
Стук стал громче.
– Вы можете выйти здесь, – сказал Ренье, указывая на дверь, которая вела на улицу Вавен. – Я знаю, кто хочет меня видеть. Так стучит лишь один человек. Это мой отец.
Гостья, уже сделавшая несколько шагов по направлению к двери, внезапно остановилась.
– Значит, вы полагаете, что это господин Винсент Карпантье? – спросила она.
– Я в этом уверен, – кивнул юноша. Женщина по-прежнему не двигалась. Очевидно, она что-то обдумывала.
– Эй! Ренье! – раздался голос немолодого человека. – Открой!
– Делайте, как он говорит, – произнесла незнакомка. Молодой человек удивленно посмотрел на нее. – Мне интересно, какое впечатление произведет на него наш эскиз, – добавила женщина. – Я говорю «наш», поскольку мне кажется, что он в какой-то степени принадлежит нам обоим.
Судя по ее интонации, она улыбалась.
Художник отпер дверь. За ней действительно стоял Винсент.
– Какого черта ты закрылся? – воскликнул он, переступая порог мастерской.
Увидев женщину, Карпантье остановился и поклонился. Незнакомка ответила тем же.
– Вот вам объяснение, – произнес Ренье, указывая на мольберт.
На лице Винсента Карпантье отразилось искреннее восхищение.
– Это прекрасно, – прошептал он. – Это просто прекрасно.
Архитектор украдкой взглянул на натурщицу и заметил, что она была одета как аристократка. Это удивило Винсента еще больше.
Что касается художника, то он был совершенно спокоен.
– Знаете, отец, не только вы интересуетесь картиной из галереи Биффи, – проговорил Ренье.
Карпантье вздрогнул и быстро посмотрел на незнакомку, словно пытаясь заглянуть под ее вуаль.
– Копия с картины Разбойника здесь, вы можете забрать ее, когда хотите, – добавил молодой человек.
Винсент шагнул к картине, но тут же остановился, потому что кто-то взял его под руку.
Это была Венера. Ренье при виде подобной вольности остолбенел.
– Господин Винсент, – произнесла женщина, – вы посмотрите на это полотно в другой раз. Мне надо с вами поговорить. Прошу вас, разрешите мне сесть в вашу карету.
– Имею ли я честь быть знакомым с вами, сударыня? – надменным тоном спросил архитектор.
– Более того, мы находимся с вами в дружеских отношениях, и это меня очень радует, – ответила Венера. – Вы хотите мне отказать?
– Сударыня, я полностью в вашем распоряжении, – пролепетал Винсент.
Они направились к двери. Обернувшись, незнакомка произнесла:
– Прощайте, господин Ренье! Или до свидания. Если кто-нибудь когда-нибудь придет к вам от имени раненой Венеры, вспомните, кто это такая.
В следующий миг ошеломленный художник остался в одиночестве.
XVIII
СОГЛАШЕНИЕ
Как только архитектор и его спутница сели в карету, ожидавшую на Западной улице, Винсент сухо заговорил:
– Право, не знаю, сударыня, не найдете ли вы нескромным мое желание узнать...
– В чьем обществе вы имеете честь находиться? – со смехом перебила его дама под вуалью. – Разумеется, нет, этовполне естественное любопытство. Дорогой мой господин Карпантье, я прекрасно понимаю, что вам не нравится, когда кто-то начинает читать ваши самые заветные мысли. Это тоже абсолютно естественно. Спрашивайте, пожалуйста. Возможно, я вам отвечу.
– Вы не Франческа Корона? – воскликнул Карпантье, отчаянно пытаясь вспомнить, где он слышал этот голос.
– Даю вам слово, что сниму вуаль или, точнее, маску, прежде чем покину вашу карету, – произнесла Венера. – Скажите кучеру, что мы едем к Пале-Роялю.
Винсент повиновался. Когда он закрыл окошко, незнакомка продолжила:
– Этот красавчик Ренье – ловкий молодой человек. Ему бесплатно позировала такая натурщица, о какой художник может только мечтать. Но то, что даром достается одному, дорого обходится другому. Так уж устроен мир.
– Я не понимаю вас, сударыня, – сказал Карпантье, нахмурив брови.
– О, сейчас вы все поймете! – ответила женщина. – Вы необыкновенный человек. Впрочем, так можно сказать о любом. Каждый из нас безумно хочет сойти с дороги, которая ему уготована, и направиться к тому месту, где растет запретный плод. Много ли вы знаете людей, которые, в отличие от наших прародителей, не утратили своего земного рая?
Дама умолкла, очевидно, ожидая ответа собеседника.
Однако тот молчал.
– Возьмем, к примеру, вас, – продолжила незнакомка. – Долгое время вы были в немилости у фортуны, теперь же она повернулась к вам лицом. Трудно представить себе, что ваша рука, затянутая сейчас в такую изящную перчатку, каждый день держала мастерок каменщика. Теперь вы регулярно ужинаете в «Английском кафе», а раньше вам приходилось трудиться целую неделю, чтобы заработать ту сумму, которую вы сейчас, не задумываясь, тратите заодин вечер. Еще недавно вы считали лакомством кусок хлеба с сыром, а сегодня воротите нос от великолепного рагу с трюфелями. На нищету часто клевещут, но она весьма полезна как для желудка, так и для головы.
Ведь тогда вам жилось так спокойно! Как бы вы удивились, если бы вам сказали, что вам крупно повезет и вы разбогатеете, но, как только это произойдет, душу вашу поразит недуг, который заставит вас искать наилучший способ свернуть себе шею!
Женщина снова замолчала. На этот раз Винсент спросил:
– Вы позволите мне сделать из ваших слов несколько выводов?
– Непременно, – кивнула его спутница. – Я уверена, что ремесло каменщика не для вас. Вы талантливы, образованны, в вас даже есть своеобразная изысканность. Тем не менее вы остались бы простым рабочим, не улыбнись вам удача. Вам крупно повезло, что вы встретились с полковником Боццо-Корона и что он поручил вам очень важное для него дело. По всей видимости, он был доволен вами, поскольку вознаградил вас по-королевски. Я имею в виду не только деньги, но и связи. Скажите, я права или нет?
– Да, вы правы, – признал Карпантье. – Я никогда не отрицал, что очень многим обязан полковнику.
– И чем вы задумали ему отплатить? – воскликнула дама под вуалью. – Вы действуете в стиле нашей праматери Евы, которой Бог сказал: «Все здесь твое, кроме одного плода!» Конечно же, ей захотелось его попробовать. Ах, старушка Ева! Все мы твои дети.
Смущенный Карпантье попытался возразить своей собеседнице.
– Я утверждаю, что могу с чистой совестью смотреть полковнику Боццо-Корона в глаза! – заявил он.
– А я утверждаю, что Ева не сумела бы сорвать запретный плод, будь древо познания, скажем, на пару метров выше, – парировала незнакомка. – Ведь в раю не было лестниц... Ах, дорогой господин Карпантье, неужели вы думаете, что только вы бродите под этим древом? Неужели не догадываетесь, что о сокровищах, для которых вы сделали тайник, грезите не вы один?
Последние слова женщина произнесла очень серьезно.
– Кто вы? – неожиданно спросил Винсент. – Я хочу это знать!
В его голосе появились угрожающие нотки.
Резким движением руки незнакомка сорвала вуаль, и Винсент Карпантье увидел лицо, красотой которого восхищался в то время весь Париж.
– Графиня де Клар! – пролепетал архитектор. – Маргарита! У меня мелькнула такая мысль...
– В театре это называется «проколом», – с издевкой произнесла графиня. – Вы чрезвычайно недогадливы, мой бедный друг.
Ее глаза гневно сверкнули. Карпантье стало, мягко говоря, не по себе.
– В свое время я была актрисой, – продолжала Маргарита. – На моих щеках было столько же штукатурки, сколько на ваших руках. Можно сказать, что было несколько женщин по имени Маргарита. Маргарита Садула, которая играла в провинциальных театрах. Случалось, что ее освистывали! Затем была Маргарита Бургундская, жившая в Латинском квартале. Эту уже обожали. Наконец, появилась графиня Маргарита де Клар, чьи выступления на сцене, называемой высшим светом, проходят с успехом. Воцарилось молчание.
– Когда мы с вами познакомились, дорогой господин Винсент, я была молодой и беззаботной, и поэтому с вами я чувствую себя достаточно непринужденно, – вновь заговорила женщина. – У меня доброе сердце: вместо того, чтобы затаить на вас обиду, я сделала вас своим архитектором. Попробуйте сказать этим бездельникам-аристократам из Сен-Жерменского предместья, что вы ужинали вместе сомной у Фликото. Ручаюсь, что вы никогда на это не решитесь!
К тому времени Карпантье уже пришел в себя.
– Зачем вы затеяли этот разговор? – спокойно спросил он.
– Не знаю... – пожала плечами графиня. – Нас двое, а яблоко одно. Но сорвала-то его все-таки Ева. Она же первая его и надкусила. Хотя, возможно, вы обезумеете настолько, что захотите проглотить сей плод целиком.
– Полагаю, сударыня, в ваших словах скрыт какой-то смысл; – холодно произнес Винсент, – однако, к моему глубокому сожалению, я не могу его уловить. Если бы вы были так любезны, что прекратили бы изъясняться загадками, мы, возможно, обо всем бы уже договорились, поскольку я желал лишь одного – всегда оставаться вашим преданным слугой.
Графиня Маргарита кивнула в знак согласия.
– В самом деле, давайте поговорим начистоту, – сказала она. – Иногда к самым серьезным вещам примешивается доля фантазии. Сегодня мы встретились благодаря картине из галереи Биффи, которая весьма интересует нас обоих. Я давно уже за вами наблюдаю. Если бы сегодня случай не столкнул нас, я все равно бы вас нашла. Надеюсь, теперь вы начинаете меня понимать? Архитектор молча поклонился.
– На этой-картине, – продолжала Маргарита, – изображены два человека и груды сокровищ. Эти люди находятся в Париже.
– Даже мертвец? – осведомился Винсент, попытавшись выдавить из себя улыбку.
– И старик, и молодой человек, – ответила графиня. – Дед и внук. Кто из них двоих погибнет на этот раз? Сражение уже началось. Старик прячется в своей крепости. Исключительная осторожность и огромные деньги делают его почти неуязвимым. И все же молодой человек будет штурмовать эту твердыню. На его стороне – судьба.
– Неужели вы и впрямь верите во все это, сударыня? – спросил архитектор.
– Я верю в это чуть меньше, чем вы, сударь, и все же моя вера очень сильна, – промолвила Маргарита. – Я дважды видела на полотне это безбородое лицо... Этот человек – то мужчина, то женщина... Но что с вами? – воскликнула графиня. – Вы так побледнели!
Действительно, Винсенту Карпантье стало плохо. Дело в том, что последние слова собеседницы пробудили в нем неприятные воспоминания. Перед внутренним взором архитектора возник образ высокой женщины с мертвенно-бледным лицом, которая гуляла по монастырской аллее рядом с Ирен. Карпантье вспомнил мать Марию Благодатную.
– Сударыня, если вы хотели, чтобы я сознался в том, что мое положение, которому многие завидуют, ужасно, вам это удалось, – прошептал Винсент. – Я мучаюсь так, словно продал душу дьяволу. Меня не радуют деньги. Я боюсь.
– И правильно делаете, – кивнула графиня. – У вас есть достаточно серьезные основания опасаться за свою жизнь.
– Иногда мне хочется бросить все и бежать с детьми куда-нибудь за море, – добавил Винсент.
– Однако вы все же остаетесь в Париже, – заметила Маргарита. – Я знаю, что вы охвачены той же страстью, что и я. Мне тоже крупно повезло в жизни. Я тоже могла бы спокойно наслаждаться своим богатством. Но вместо этого я мечтаю о грудах золота, жемчугов, бриллиантов, которые изображены на картине Разбойника. Она обещает нам сказочное будущее! Хотите, чтобы эти сокровища стали нашими?
С этими словами женщина протянула архитектору руку.
Не выдержав взгляда графини, Винсент опустил глаза.
– Клянусь вам спасением моей души, – пробормотал он, – а если вы не верите в Бога, то клянусь моим счастьем, моей жизнью, здоровьем моей дочери, что я ничего не знаю и ничего не хочу!
– Трус! – выдохнула Маргарита, отдернув руку, словно пальцы ее едва не прикоснулись к чему-то очень гадкому.
– И вдобавок лжец! – добавила графиня. – Чем вы занимаетесь по ночам уже шесть лет? За это время у вас не было ни одного романа! Что касается еды, то и к ней вы равнодушны. Одним словом, то, что все считают удовольствиями, для вас – пустой звук. Почему вы всегда такой рассеянный? Да что тут говорить! Чтобы обмануть полковника Боццо-Корона... и даже меня, хотя я ему и в подметки не гожусь, нужно быть по крайней мере актером, а вы всего-навсего сумасшедший!
Слова графини потрясли Винсента.
– Это должно было произойти, – пробормотал он. Казалось, архитектор разговаривает сам с собой. – Я продал... продал душу дьяволу! И обречен теперь на вечные муки! Сударыня, выслушайте меня и постарайтесь мне поверить. У меня такой рассеянный вид, потому что меня постоянно терзают угрызения совести. Я все время думаю о том, какой конец меня ждет. Как я могу полюбить женщину? Разве пылкая страсть совместима с атонией? Вы говорите, еда...
Тут Винсент нервно рассмеялся.
– Но если вы дошли до такого отчаяния, почему вы отказываетесь объединиться со мной? – холодно осведомилась Маргарита.
– Потому что он сдержал свое обещание, – прошептал Карпантье.
– Кто? Дьявол? – вскричала графиня.
– Он велел мне все забыть, – мрачно произнес Винсент. – И я забыл. И все еще жив. Разве этого мало?
Архитектор вытащил из кармана носовой платок и вытер лоб.
Графиня накинула на плечи шаль.
– Прикажите остановиться, – распорядилась женщина. – Мне пора выходить.
В это время карета была уже на площади Шато-д'О, неподалеку от Пале-Рояля.
Карпантье велел кучеру остановиться.
– Вот вы и избавились от меня, сударь, – произнесла Маргарита, сама открывая дверцу экипажа. Сейчас она снова заговорила, как светская дама, Надо признать, что этот тон прекрасно соответствовал всему облику графини. – Я предлагала вам не только богатство, но и безопасность. Я не боюсь никого, даже самого дьявола. Сатана знает меня и считается со мной. Однако вы меня оттолкнули. Что ж, кто не со мной, тот против меня!
– Поверьте, сударыня, – начал Винсент, – ни одна живая душа не узнает...
Графиня не позволила ему закончить.
– Мне абсолютно безразлично, расскажете вы кому-нибудь о нашей беседе или нет, – надменно заявила она. – Только передайте тому старику, с которым вы, по всей видимости, знакомы, одну вещь... Вместо того, чтобы спокойно спать в своей постели, он снял мансарду на улице Муано – как раз по соседству с особняком Боццо. Так вот, скажите ему, что в таком возрасте человек должен серьезно опасаться за свое здоровье. Этот старик нашел то, что искал, и теперь наступает ответственный момент. Прощайте!
Маргарита захлопнула дверцу, снова опустила вуаль и двинулась к остановке фиакров, которая находилась у почты.
Некоторое время Карпантье молча смотрел женщине вслед. Щеки Винсента заливала мертвенная бледность.
Когда кучер, удивленный молчанием Карпантье, спросил, куда ехать, Винсент ответил:
– Я не знаю.
– Может быть, вы заболели? – снова спросил кучер.
– Нет... Домой, – выдохнул Карпантье. Карета покатила по улицам.
Наконец Винсент Карпантье вышел из того странного оцепенения, в которое погрузился после прощания с графиней. Застонав, архитектор обхватил голову руками и прошептал:
– Я не смог избежать своей участи. Меня узнали... Теперь мне конец!
XIX
ДОМ ВИНСЕНТА
Во французском языке есть выражение «дом архитектора». Мы говорим так, когда хотим выразить восхищение с примесью легкой иронии. Дом, построенный архитектором для самого себя, – это не просто жилище. Это еще и реклама. Такой особняк должен привлекать внимание потенциальных клиентов, убеждая их в том, что именно об этом они и мечтали всю свою жизнь.
Дом архитектора должен быть оригинальным, кокетливым, чуть легкомысленным и, конечно же, нашпигованным всевозможными удобствами. Разумеется, в нем должно быть полно так называемых американских изобретений, с помощью которых шкаф превращается, например, в камин, а обогреватель – в фонтан. В такие дома нередко приходят любопытные: в былые времена простые горожане вот так же посещали ратушу, когда господин префект и его супруга отправлялись на воды.
«Ах, как здесь прекрасно!» – то и дело восклицают какой-нибудь торговец и его жена, натыкаясь на очередную диковинку.
Домой они возвращаются задумчивые. Эти люди уже подхватили тяжелую болезнь – строительный зуд.
– Это не дом, а конфетка! – причмокивая от удовольствия, каждые пять минут повторяет торговец.
– Ах, нет, не конфетка, а игрушка! Бриллиант чистой воды! – вздыхает его жена, настроенная более романтично.
Нетрудно заметить, что бедняги уже сходят с ума: они считают дома конфетами или драгоценностями. Теперь этих несчастных не спасет уже ничто. Они будут уродовать свое жилище в маниакальной погоне за модой.
Что касается Винсента Карпантье, то ему не надо было сниматься саморекламой, поскольку неожиданно для себя он стал весьма богатым человеком. Одним словом, архитектор жил в обычном доме в квартале Сен-Лазар.
Особнячок Винсента можно было бы назвать прелестным, если бы дом не выглядел так печально. При этом само здание ни в чем нельзя было упрекнуть: оно было расположено в хорошем месте и выстроено с истинным вкусом – словом, казалось, что это жилище должно быть теплым и уютным.
Говорят, что у дома тоже есть душа, которая накладывает отпечаток на его внешний вид. Похоже, душа особнячка Винсента Карпантье изнывала от скорби и тоски.
Архитектор жил тут один. Может быть, его дом чувствовал себя, нелюбимым и заброшенным.
Над камином, украшенным статуэтками, часы в стиле рококо только что пробили девять. Горевшая на столе лампа слабо освещала комнату, на стенах которой висело несколько пасторалей Бове.
Винсент Карпантье сидел за столом. Судя по лицу архитектора, на которое падал тусклый свет лампы, Винсент был погружен в глубокие раздумья.
Совсем недавно мы говорили, что за последние шесть лет Карпантье одновременно и помолодел, и постарел.
Но в этот вечер он казался только постаревшим, причем на много лет. Когда актер уходит со сцены, он снимает маску. Ему не надо больше изображать того, за кого он себя выдавал. Человек бывает самим собой лишь в полном одиночестве.
На столе перед Винсентом лежал план. Это был чертеж большого особняка неправильной формы, расположенного между двором и садом.
Двор выходил на улицу Терезы, сад – на улицу Муано.
Мы называем эти улицы, потому что не хотим играть с читателем в прятки. На самом деле они не были обозначены на бумаге даже первыми буквами.
Разумеется, это был план особняка полковника Боццо-Корона.
Весь чертеж был черно-белым, однако на нем алела одна красная точка, поставленная в середине большой квадратной комнаты, которую старик называл «бывшим салоном». Эта комната находилась в самой северной части здания, граничившей с садом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.