Из ярких вспышек памяти, – просто обязан подчеркнуть события, прошедшие через мою жизнь, Из приятных: По приезду в Ащелисай, наша «молдавская» команда, которой было грустно вдали от родины, купила мне вскладчину замечательную Шуйскую гармонь, поставив твердое условие, чтобы через месяц я на ней играл, что я добросовестно и выполнил, а через пару лет, после первого удачного целинного 1956 года, я приобрел один, потом второй, баяны и с тех пор они стали для меня постоянными спутниками.
В 1955 году я познакомился с замечательным парнем, Штиль Иосифом. Так случилось, что участник нашей «молдавской» группы, Любицкий Эдуард Данилович, женился на одной немке из депортированных из Украины, а у нее было двое сыновей. Со старшим Иосифом, мы были очень дружны, как настоящие братья, и, когда он ушел в армию, мама Фрида, называла меня своим младшим сыном. С Иосифом, мы и сегодня поддерживаем дружеские отношения, более 60 лет, хотя и живем в разных странах. И это тоже – память….
Из неприятных ярких воспоминаний: в 1957 году, мы помогали организовывать новый совхоз в нашем районе, распахивали для него целину. Когда я приехал на тракторе с плугом на указанное место, у кромки будущего поля стояли – наш бригадир тракторной бригады и агроном нового совхоза. А рядом, ЭТО НАДО БЫЛО ВИДЕТЬ! Жаль нечем было заснять на память, – простиралось огромное пространство, сплошь усыпанное небольшими цветущими тюльпанами! Каких там только цветов и оттенков не было!. Такое огромное цветущее пятно с полкилометра шириной и во всю запланированную длину в 2 километра!. Бригадир мне говорит: «Дывысь, Васыль, мы поставылы тоби глубыну пашни -20-22 сантимэтра, нэ трогай регулятор глыбыны, а то хозяйва нэ прымуть вид нас полэ!». А я сморю на усыпанное тюльпанами поле и никак не могу решиться заехать на него трактором с плугом….
До сих пор вижу, как мой трактор, на первой скорости, тяжело тянет трехкорпусный плуг, царапая ту веками не тронутую целину, безжалостно, по мне-прямо по-зверски, вдавливая гусеницами в землю, нежные беззащитные цветки….Через всю жизнь я пронес эти редкие шлепанья гусеничных траков, как будто они шлепали по мне и давили что-то живое…..Но так было надо и время поджимало, надо было успеть вспахать и засеять те площади, в мае месяце, пока в земле оставалась влага.
Трагическим событием для меня и нашей семьи, стал в 1959 году этого периода, уход из жизни моей мамы, в 36 лет…..
Завершение этого Десятилетия, я встретил в рядах Советской Армии, в одном из специальных военных учебных заведений. Умение играть на баяне и голос, пригодились и в армейской службе. С самого начала меня определили ротным запевалой, взяли в художественную самодеятельность. Одно время даже был запевалой в украинском хоре, помню, как тепло наш хор принимали с концертом в МВТУ (Московском Высшем Техническом Училище) им. Баумана (Этот ВУЗ – был наш шеф) и даже играл на балалайке в сводном оркестре. Жизнь продолжалась….
Очень насыщенным на памятные события, был для меня и последний год этого Десятилетия, 1960-й.
Считаю, что мне повезло на армейскую службу, по всем направлениям. Наша специальная школа командиров взводов для инженерных войск, находилась в Бирюлево-товарная, это с 1960 года – один из районов Москвы. Раньше она структурно подчинялась Балтийскому флоту, готовила взводных командиров для строительства и оборудования береговых укреплений. К моему приходу в школу- от Флота остался только небольшой флотский (голубой) флаг, прикрепленный к красному знамени части, начальником школы-был капитан первого ранга, то есть флотский офицер, а курсантские письма украшал штамп – «Матросское письмо – бесплатно». Школа была переведена в ведение строительного управления Московского военного округа.
Никто, естественно, не знал, что это был последний учебный год этой школы и наш выпуск будет последним в её истории.
Мне довелось немало лет не только самому учиться, но и преподавать, много раз возглавлять государственные аттестационные комиссии в госуниверситете и ряде техникумов, поэтому могу высказать свое мнение об уровне обучения в той военной спецшколе, где довелось учиться и, вообще, о том, как раньше было поставлено армейское образование, по крайней мере там, где я учился.
Уровень подготовки в нашей школе, имеется в виду все её составляющие направления (военно-строевая, специальная, физическая, полтитическая и культурно-образовательная) были на довольно высоком уровне. Годичная по сроку обучения школа, по моему мнению, обеспечивала курсантов знаниями не меньше, по крайней мере, чем любой отраслевой техникум того времени (о нынешних я не говорю), плюс специальная военно-политическая и обжежитейская подготовка.
Ежедневные, кроме выходного, десятичасовые занятия, специальные предметы от лучших преподавателей московских Вузов и техникумов, регулярные зачеты и экзамены, держали нас в постоянном рабочем тонусе. Мало того, по выходным – обязательные культпоходы на различные выставки, в музеи, цирк, зоопарк, стадионы.
Тот, кто служил в Москве, тем более – служил и учился, мог, при желании многому не только научится, но и увидеть, познать, почувствовать. Я не говорю о других, а говорю о себе – я действительно много получил от того периода обучения в той школе. За пять лет армии, довелось видеть многих коллег по службе и вне её. Не все они принимали службу, как именно «службу», по присяге.
Хочу просто отметить, что сам старался получить от периода нахождения в столице-максимально возможный для меня максимум полезного, общеобразовательного. В период увольнений, посещал ВДНХ, где всего пару лет назад был её (выставки) участником, ходил на футбол, хоккей и, конечно же, смотрел новые кинофильмы, которые к нам в школу попадут не скоро.
У нас в школе, как и в большинстве военных учебных заведений столицы, «обучалось» немало ребят- москвичей, которые часто просто отбывали время. В первую очередь это были спортсмены, уже с высокими разрядами (от 1-го и выше). Формально – они считались курсантами, наравне с нами, но регулярно ездили на тренировки в свои общества (как правило – военизированные – ЦСКА, ДИНАМО), жили по особой программе и в курсантской повседневной круговерти, почти не принимали участия. Мне лично, это не мешало, сам имел неплохие физические данные, но в нашем далеком степном поселке, не было возможностей зарабатывать какие-то разрядные отличия. Позже я имел хорошие отношения с многими ребятами- спортсменами-курсантами, об этом- поговорим позже.
В нашей учебной смене было 35 человек. Разные были ребята по характеру, интеллекту, образованию (у многих было по 10 классов (у меня тогда – только 7) и физическому развитию. Разные были и по отношению к учебе, и по коммуникабельности. Естественно, служба постепенно «причесывала» нас одной уставной гребенкой, но люди есть люди….
Учеба, как и везде и всегда, давалась мне легко. Ниже отличных оценок, ничего не получал, по всем занятиям, включая специальную, физическую, строевую и стрелковую подготовку. Втянулся в ритм курсантской жизни, с радостью, причем ежедневно, получал из дома письма, отвечал, скучать не было времени.
До армии я курил. Придя на службу- продолжал курить. Получал свои, положенные 16 пачек махорки в месяц и пару пачек курительной бумаги. Все было нормально. Когда пришел в секцию бокса (все-таки имел удостоверение инструктора-общественника по боксу и штанге!..), спорторг школы, старший лейтенант, спросил: «Если куришь – или брось или не приходи больше!». Признаюсь сегодня-я сказал тогда, что не курю, а сам продолжал крутить втихоря те махорочные «цыгарки». Но после довольно интенсивных физических тренировок, когда почувствовал, что иногда не хватает воздуха, – бросил и уже с тех пор не курил, никогда.
А тут вдруг подвернулся случай, неприятный, но для меня очень показательный. Проводилось первенство по боксу нашего Управления Московского военного округа. Наш тренер, кстати кандидат в мастера в то время, прошел в финальную стадию первенства и вдруг, за три дня до выступления, вращаясь на турнике-упал и сломал руку, будучи явным фаворитом в своем весе.
Чтобы не терять место школы на последней стадии соревнований, он уговорил меня выступить в финальной пульке, так как мы с ним были в одной весовой категории, подав меня в заявке, как перворазрядника. Да, я имел первый разряд, но Юношеский…, получил его, когда стал инструктором-общественником. Мне не очень улыбалось выходить на ринг в первенстве округа и где! – в Москве!. Но старший лейтенант собирался в Академию и ему нужна была известность, или боксера, или тренера, поэтому, он чуть ли не умолял меня выступить.
Читатель может смеяться, но я тогда, не знаю с какого перепуга, выиграл три боя подряд и стал чемпионом округа среди инженерных войск в полусреднем весе! но с тех пор, перчатки больше не одевал. Не мой это вид спорта.
Прошла зима в текущей учебе. Зима в спецшколе – время особое и не простое. Ежедневно мы буквально «вылизывали» весь снег с территории школы и вывозили его за город. Бросали лопатами, рубили лед специальными скребами, а снег как хотел над нами издевался и сыпал каждый день. А школа-то в Москве, здесь и штаб округа, и министерство Обороны и наше Управление…Через день разные комиссии, проверяющие и т. п. И все стараются что-то найти, чтобы указать, ткнуть носом и наказать. Зачем им ехать далеко, им и здесь есть над кем поизмываться….
В этом плохом была и значительная доля хорошего в том, что нам не давали расслабиться ни внутренне, ни внешне. Всегда чего-то ждешь, всегда – настороже.
Посещали школу не только проверяющие, но и другие хорошие люди. Пару раз выступал у нас Ансамбль песни и пляски Московского военного округа, известные в стране люди, Герои, в том числе легендарный летчик Девятаем, бежавший из плена на немецком самолете «с начинкой».
В начале апреля, после 4-х с лишним месяцев учебы, меня вызвал наш командир учебной роты, бывший морской летчик, майор Булах и прямо спросил: «Ты сможешь в течении недели подготовиться и сдать экстерном экзамены по специальности и текущей политике нашего государства, за весь курс?. Программу мы тебе дадим?!».
Ошарашенный, я не смог сразу не то, что ответить, а сориентироваться-что от меня хотят. Майор повторил: «Так что? Твой командир смены заверил, что ты сможешь это сделать!». Ну – раз так – я ответил:»Так точно, товарищ майор, смогу!». «Тогда иди и готовься, твой командир взвода, капитан Лобанов, даст тебе программные вопросы по этим направлениям!» – закончил разговор командир роты.
Я сумел сдать оба экзамена и через неделю, приказом начальника школы, был назначен командиром 13-й учебной смены (там, где я и учился), а прежний командир, отправился на другое место службы. Так мне, единственному курсанту из всего состава школы, присвоили звание и пришлось еще 8-месяцев «доучивать» своих бывших коллег- курсантов.
Забегая вперед, скажу читателю, что не подвел моих рекомендателей – именно 13-я смена, которую я привел к выпуску, оказалась лучшей по всем показателям из всех учебных смен школы, в последнем, как оказалось позже, её выпуске. И после выпуска, мне, единственному из всех 560 курсантов, пришедших в школу вместе со мной, было присвоено звание «сержант», все остальные вышли из стен школы – младшими сержантами.
Все это тоже Память, но это-таки так и было….
Я очень многое взял тогда для себя из школьного времени. Было очень тяжело брать на себя ответственность за 35 человек, таких же своих вчерашних коллег. А командир учебной смены – это не только быть все время рядом с курсантами, вести обучение по многим предметам, но и вставать на час раньше, и ложиться на час-два позже, чтобы успеть подготовиться к завтрашним занятиям.
Потому, когда нашу школу расформировали, я и отказался переходить в другую школу тоже командиром смены, пользуясь тем, что мне, как командиру лучшей смены, было предложено самому выбрать себе место продолжения службы из того, что было школе определено по распределению.
В памяти осталось еще несколько моментов из периода учебы в той спецшколе, которые я выбрал, как показатнельные для себя:
Для футбольных болельщиков было заранее известно, что в конце мая месяца 1960 года, сборная СССР по футболу в рамках чемпионата Европы, будет играть со сборной Испании, в Москве, на стадионе в Лужниках.
Наш командир взвода, москвич, спортсмен, капитан Лобанов, имел на стадионе в Лужниках знакомых людей и договорился, что наш учебный взвод, по выходным дням, будет помогать вести подготовку стадиона к предстоящему сезону. Больше двух месяцев, мы убирали снег, потом мусор с трибун, счищали краску с сидений, потом красили их снова, писали номера мест и т. п..
За работу – получили 50 бесплатных мест на матч – СССР-Испания. Он проводился в последнее воскресение мая.
Конечно, мы ждали этого события. Правда на взвод в 70 человек, дали 50 билетов, но не все были страстными болельщиками, так что нам и этого хватило.
Но, буквально за день до начала матча, было объявлено, что сборная Испании – не приедет, не пустил её к нам правящий тогда там диктатор – Франко. Вместо этого был назначен матч из первенства Союза – «Динамо» Москва- «Динамо» Киев. Погоревали советские болельщики и мы вместе с ними, но ничего на сделаешь- пришлось смотреть то, что пришлось. Сборной Испании тогда засчитали поражение (0:3), и, возможно, благодаря и этому случаю тоже, наша команда тогда стала чемпионом Европы….
Нам, конечно, достались не самые лучшие места, на «торцевой» трибуне, но может быть, это было и хорошо. Я сидел сзади ворот «Динамо» Москва. Считай рядом, – в воротах, уже тогда известный Лев Яшин….И вот момент-Встреча на всю жизнь (для меня). В ворота москвичей назначается одиннадцати метровый удар. К точке подошел нападающий киевлян – Валерий Лобановский.
Он тогда был высокий, худой, рыжий, с таким огромным, модным тогда «коком» на голове. Яшин оглянулся назад, в сторону ворот (в сторону нас, вставших с трибун), таким напряженным взглядом и приготовился к прыжку. Естественно, в своем традиционном темном свитере и фуражке.
Лобановский, то ли с опаской, то ли небрежно, покатил мяч внутренней стороной левой ноги в сторону ворот. Мяч прошел сантиметров семьдесят левее штанги.
Этот момент я видел позже и в киножурнале, но уже с другой позиции, и это видели многие люди, но, для меня на всю жизнь запомнилась эта встреча, теперь можно сказать – великих наших футболистов и рядом, на моих глазах.
Позже я не раз видел их игру и вместе, и раздельно, но такой Встречи – больше не было. И я благодарен судьбе за это.
Второй памятный момент из того времени – был не очень приятный, потому и запомнился.
В августе месяца, все курсанты моей 13-й смены, разъехались по войсковым частям на практику. Из смены остался я один. Думал удастся выпросить отпуск и съездить домой, – не получилось. Одно из отделений моей смены, шло по шоссе в баню. На подходе к «Варшавским» баням, в Москве, пьяный водитель сбил половину строя. Двое ребят погибли, часть получила ранения. ЧП! На весь округ! Какой там мне отпуск!
Имея массу свободного времени, я решил проверить желудок, что-то начало неприятно там урчать. В военной поликлинике, недалеко от Генерального штаба, назначили массу анализов, я их все прошел, но ничего не было обнаружено. Кто-то из очень умных докторов-полковников, заявил, что я симулянт и хочу уйти от службы. Был даже большой консилиум врачей и один из разумных предложил меня детально обследовать в госпитале. Направили в Рязань, там окружной госпиталь. Ночью я прибыл туда, рассказал зачем приехал, а дежурный направил меня в инфекционное отделение, откуда 40 дней не выпускают.
Но и там, вначале ничего не обнаружили, тоже подумали, что я симулянт, слава Богу, завотделением попался нормальный человек, при повторном анализе желчи, там были обнаружены «лямблии», паразиты такие, из-за которых и урчало у меня внутри.
Ко мне в госпиталь, приезжали и командир учебной роты, и мои курсанты, беспокоились и все, слава Богу обошлось нормально. Сняли с меня подозрения в симулянстве. С командира лучшей смены в школе!. Нарочно не придумаешь.
Но судьба приготовила мне напоследок самый неприятный сюрприз, связанный с той спецшколой.
В начале – все было отлично. Моя 13-я учебная смена, по итогам учебного года, а так, как школа была годичная, то значит – по итогам общего курса, была признана лучшей. Курсанты смены, потом получили звания младших сержантов и были распределены командирами взводов в престижные строительные части.
Меня вызвал к себе начальник школы, капитан первого ранга, поблагодарил за службу, вручил погоны сержанта и спросил, не хочу ли я перейти, тоже командиром учебной смены, в другую спецшколу, в городе Бабушкин, это на северо-восток от Москвы. Дело в том, что нашу школу, сказал начальник, – расформировывают. До сих пор таких школ было две – одна наша, в Бирюлево, где готовились командиры взводов инженерных войск системы Военно-Морского флота, другая, в Бабушкине – тоже похожая по статусу школа, готовила взводных командиров для сухопутных войск. Теперь она останется одна.
Я вежливо поблагодарил начальника школы и сказал, что хотел бы поехать по распределению поближе к семье, так как дома у меня были жена и маленькая дочка, если, конечно, туда будут заявки. Начальник согласился, и сказал, что передаст начальнику штаба, чтобы тот имел в виду, – что я смогу поехать служить туда, куда захочу из того, что будет предложено, то есть – на мой выбор. Семья моя находилась тогда в Казахстане, но я имел намерение перевезти её к себе на родину, в Молдавию, поэтому надеялся на заявку от Черноморского Флота. По той же причине отказался и от места командира смены в Бабушкине, и еще от многих предложений из инженерных частей в Москве и Подмосковье. Когда заявочная кампания прошла, выяснилось, что основная масса выпускников школы была направлена на Тихоокеанский и Северный Флоты. Некоторая часть была распределена по Московскому Военному округу.
Я просто ждал до конца. Уже приехали «покупатели» из Флотов и Округов, увезли всех выпускников. Оставшимся штатным работникам, был объявлен приказ о ликвидации школы. В течение буквально недели, разошлись по другим местам службы, практически все командиры разных уровней, оставшиеся не у дел и наемные работники. Ушло все руководство школы, увезли школьное Знамя, красное, с нашитым сверху флотским флагом. В штабе работала ликвидационная комиссия. Из офицеров остались – начальник штаба и заместитель начальника школы по материально-техническому обеспечению. Из всего комсостава, кроме них, на территории находился только сержант Гурковский и еще шестеро солдат. Пятеро из них – бывшие курсанты, не сдавшие государственные экзамены, и, естественно, не получившие сержантских званий и один еще писарь из секретной части при штабе, его оставили для работы в составе ликвидационной комиссии. Как-то раз, начальник штаба, направляясь в сторону складов, увидел меня возле казармы, очень удивился, он думал, что я где-то уже пристроен, а потом спросил – а кто-то еще есть в наличии из военнослужащих, кроме нменя. Я ответил, что есть, всего семь человек, включая писаря из штаба. Начальник спросил, а чем они занимаются, я сказал, что работают у майора Басилашвили, зама по снабжению. Он их просит помочь и они ему помогают. Начальник штаба собрал всех бывших курсантов в ленинской комнате, позвал майора Басилашвили и в устной форме объявил приказ – группа бывших курсантов под командованием сержанта Гурковского – оказывает помощь отделу снабжения по вывозу с территории школы всего того, что укажет майор Басилашвили. И так – до последней вещи, подлежащей отгрузке. До последней, – подчеркнул подполковник, начальник штаба. А потом, мол, он и с ними всеми разберется.
С этого момента и начался кошмар, продолжавшийся почти месяц. Начальник штаба через два дня тоже исчез и больше не появился, никогда. Закончила работу ликвидационная комиссия, пришли приказы-распределения – кому, что и сколько передать…. Чаще всего приезжали ночью и большие машины. Койки, постели, тумбочки, и еще десятки наименований вещей, инвентаря, обмундирования, обуви, продовольствия, грузить было тяжело, но проще. Но, оказалось, на складах школы было припасено масса оружия, на всякий случай. У курсантов основное личное оружие было в виде кавалерийских карабинов, образца 1943 года, а на складах были законсервированы автоматы Калашникова, различные пулеметы, пистолеты, гранаты, патроны, и в больших количествах. Все это надо было отправлять в военные арсеналы, в Ярославль и другие города, а это – строго все учетное и т. д.
Школы уже не было, а на станцию Бирюлево – товарная, для неё же, постоянно приходили грузы – то уголь, то дрова, то какие-то доски, даже песок и щебень….
Семь человек людей. Двое – дежурят посменно на КПП (контрольно-пропускном пункте), двое – на охране территории, тоже посменно, один – готовит еду, носит воду из водонапорной башни и топит печку-буржуйку. Спят все в углу казармы, на полу, на старых матрацах, не раздеваясь. Казарма пустая, на противоположной «нежилой» стороне – склад продовольствия – «запаслись» пока грузили машины – пара мешков сахара, пару ящиков сливочного масла, консервы разные, мятая алюминиевая посуда с кухни. Хлеб покупали в магазине. На дворе – декабрь 1960 года. Холодно. Когда майор Басилашвили слезно умолял выстрелять несколько тысяч винтовочных патронов, потому, что они проходили как списанные и нужны были пустые гильзы, а на самом деле были в коробках и в масле, я посылал ребят, в порядке наказания, стрелять из двух карабинов, просто, чтобы патроны выстрелять. Это была настоящая пытка. Потом уговорили майора расконсервировать один станковый пулемет – за один день решили эту проблему, а за это он наградил всех семерых, диагоналевым офицерским полевым обмундированием и хромовыми сапогами. А несколько тысяч малокалиберных патронов – просто взорвали в мусорной яме, их тоже нельзя было показывать – тоже были давно списаны.
Потом и это закончилось. Когда все, что было распределено – было отгружено, что было излишнее и уворованное – тоже исчезло, тогда исчез и майор Басилашвили. Осталась пустая школа и – семь просто добросовестных ребят. Наших ребят. Двое – не выдержали круглосуточных издевательств и заболели. Я их определил в бирюлевскую больницу, как гражданских. Вылечатся – потом разберемся. Телефон – тоже забрали. И – никого. Пока была школа, каждую неделю – были какие-то проверки, то с управления, то с Округа. А что – Москва рядом, почему не проверять, особенно, если делать нечего. А как все увезли, – никого, ни новых хозяев, ни проверяющих, ни тем более кого-то из бывших.
И тогда я пошел обивать пороги «вышестоящих». Начал со строительного управления округа, управления кадров, а потом – по всем отделам подряд, куда смог попасть. Рассказывал, показывал солдатские книжки своих ребят, просил, ругался, доказывал. Поначалу, все мне объясняли, что школа в Бирюлево ликвидирована, там никого нет, потом смеялись, начали издеваться и, в конце концов, запретили пускать меня в управление и пригрозили арестом.
Тогда я сумел в составе группы военных пройти в здание штаба Московского военного Округа. Не стал заходить ни к кому, а выждал, как на лестнице появился какой-то генерал-лейтенант и просто обратился к нему, попросил выслушать. Генерал был из старых фронтовиков, завел в кабинет, внимательно выслушал мой рассказ о том, как наша группа вначале была всем нужна, причем круглосуточно, а потом за неё просто забыли и откровенно издевались, в ответ на мои попытки доказать, что в школе еще остались люди. Не вдавался в детали, но обрисовал картину нынешнего положения группы и отношения к ним везде, куда бы ни обращался, по инстанции, довольно понятно.
Генерал спросил, откуда я родом и откуда был призван в армию. Когда узнал, что я пять лет пахал целину в Казахстане – поинтересовался, как там, на целине, а то мол, только по радио, да из газет, слышал про это, а что там на самом деле – не знает.
Я, до этого, никогда еще не разговаривал с генералом, да и генерал, скорее всего, давно не имел такой доверительной беседы с сержантом, но мы, почему-то друг другу поверили, видимо, находились на одной стороне нашей жизни.
Генерал куда-то позвонил, зашел пожилой полковник. Генерал строго сказал: «Пошли кого-то из своих ребят посерьезнее, в наше строительное управление. В Бирюлево недавно ликвидировали подведомственную им спецшколу, все документы по ней, в том числе кадровые, находятся сейчас в управлении. Думаю, они их еще и не распаковали. Школы нет – куда спешить. Пусть найдут личные дела вот этих семерых военнослужащих»– генерал передал полковнику семь солдатских книжек, в том числе и мою. – «Те личные дела заберешь в свое управление, проверишь. Если все сходится – подготовьте приказ за своей подписью о присвоении шести рядовым солдатам этой группы, бывшим курсантам, звания «младший сержант» и отправьте их в войска. Со всеми виновными – мы потом разберемся, но до этого – этих ребят надо из Москвы вывезти, срочно. Служить им в нашем округе уже не дадут те паразиты, поэтому надо их отправить куда-то подальше». Он спросил – откуда призывались его ребята, я ответил, что пятеро из Западной Украины, это те, кто не сдал экзамены и не получил звания, а один – из Алма-Ата, воспитывался в детском доме, так что ему все равно – куда ехать служить.