Московский психопат
Попал я не туда, куда хотел. Вместо головы в плечо, еще сумка на моем плече. Мешалась…. Мне бы бросить ее, но как-то не сообразил вовремя. Все происходило очень быстро, секунд десять максимум. Коля молодец. Конечно. В принципе, он не Карелин, не Тактаров по комплекции, пусть и рукопашник, но не былинный же герой, чтобы четверых отметелить, тоже не чахликов? А все было именно так. У меня не было времени наблюдать за ним, у меня самомго был локальный конфликт. Тем более, что принял этот конфликт очень опасный оборот. Мой противник вытащил нож. Но то, что двое оставшихся не могут справиться с Колей, я видел.
– Что насчет ножа?
– Самое интересное, что нож был самым обычным, кухонным.
– А ты ожидал увидеть ятаган?
– Нет, конечно. Честно говоря. Я вообще не ожидал увидеть ничего подобного, ничего колюще-режущего. Я вижу – что-то летит мне в лицо. Отпрыгиваю и чувствую, что у меня разрезана губа. Как-то странно у меня сработала психика, я стал ловить этого козла на прием. Понимаешь, во взводе, в котором я служил в армии, большое внимание уделялось рукопашному бою. У нас был очень хороший инструктор, но однажды его перевели в другую часть и на все лето мы остались без хорошего инструктора. Как раз начался демократический бордель, гниение, энтропия вооруженных сил. И все лето мы отрабатывали номер – разучивали один и тот же прием. Защита от удара ножом сверху. Вместо ножа использовались ножны от штык-ножа. Так вот, меня немного «клинануло» и я все время пытался именно таким образом выбить нож из рук того парня. Это, конечно, было глупо, хотя бы просто потому, что он не был идиотом и держал его, как положено в таких ситуациях. Пытаясь выбить нож, я добился только тог, что он еще раз успел полоснуть меня по лицу и исполосовал всю мою левую руку. Но все же, мне удалось просто схватить его за кисть. Потом пнул его в живот. Это оказалось очень эффективным. Нож я вырвал.
Вот тут-то и началось самое интересное. Сам понимаешь, я особо добрых чувств к юноше не испытывал. Поэтому решил его просто валить, ведь с моей стороны это была самооборона. Он понял это. Мне кажется, точнее, я уверен, что он хотел меня больше напугать, чем действительно прирезать, а я совсем наоборот – пугать его не хотел. Короче говоря, куртку я ему изрезал очень хорошо. Он попытался вырвать нож, но был настолько деморализован, что просто схватился за лезвие. Я вытащил его из ладони парня. У него вся рука в крови. Он к своим. Я вижу – Николай ногу подволакивает. Потом выяснилось, что его тоже ножом ударили, в артерию попали. И тут вся пятерка, что-то выкрикивая, быстро ретировалась. Я в запарке чуть было не побежал за ними, хорошо, что Коля меня успел остановить.
– И что потом?
– Мы пришли домой, будить никого не стали, решили выпить, сам понимаешь, повод был. Николай перевязал ногу, мы было решили, что все нормально, но оказалось – нет. У него открылось такое сильное кровотечение, что стало понятно – надо вызывать «скорую». «Скорая» приехала вместе с милицией, конечно. Пришлось давать объяснения. А что мы могли сказать? Рассказали, все как было. Подозрения…. Я не знаю. Нам обоим показалось, что один из нападавших, спросил нас, как нам понравилась лекция. То есть, я хочу сказать, что не могло нам двоим одновременно показаться одно и то же. С другой стороны. Кому это было надо нападать на нас? На случайность не похоже, на запланированную акцию – да, но зачем? Кому это было нужно?
– Как твоя нога?
– Ничего. Я подвернул ее, когда бил первый раз. Вначале было терпимо, а потом не очень. По крайней мере, передвигаться без посторонней помощи я не мог целый день. Самое смешное, что если бы меня не отправили из отделения милиции в боткинскую больницу, то, вероятно, я чувствовал бы себя лучше. Просто выходя из нее, я поскользнулся и упал. Это был пиздец. После того падения я точно не смог идти сам. Спасибо Анатолию и Мише, довезли меня. Жаль, конечно, что их не было на улице. Тогда той пятерке пришлось бы очень плохо. Да они бы и не напали, возможно. Хотя, кто знает? Может быть, они на четверых и рассчитывали.
– Все-таки, какой-нибудь вывод ты сделал из случившегося?
– Не верить в гороскопы. Случайно я прочитал в какой-то газете гороскоп на ту неделю. Она у меня просто чудесная и всю неделю, кстати, я в центре внимания.
– А разве не в центре внимания?
– Да! В гробу я видел такое внимание. Да, пожалуй, надо взять пример с Милонова и носить за голенищем сапога нож, как он когда-то. Правда, сапоги я не ношу. Но, судя по возрастающей криминализации общества и расширению НАТО на восток, скоро вся страна их наденет».
Несмотря на уговор не рассказывать то, что на самом деле происходило в квартире, Толя «раскололся» сразу же и, приехав в бункер в тот же день, когда произошел этот инцидент, выложил свою версию того, что было. Я не знал, что он там говорил, но был уверен, меня он выставил в не самом хорошем свете. Месяца через три правая рука Эрнста Милонова Константин Локтионов немного выпивал в бункере с какими-то нарбригами. Налив двум своим приятелям, он сказал мне: «Говорят, ты очень буйный пьяный, поэтому тебе не наливаю». Мне это показалось очень оскорбительным, но я лишь пожал плечами и сказал: « А я с вами и не собирался пить». Локтионов вскоре умер от сердечного приступа. Для России в последнее десятилетие смерть молодых и крепких ребят от сердечного приступа вполне обычное явление. Впрочем, как и в пьяной драке.
В порно я так и не снялся, хотя многие мои знакомые постоянно находили «меня» в порножурналах.
РАЗГОВОРЫ В ПОЛЬЗУ МЕРТВЫХ
Челябинск. 12 июля. 2004.
Я лежал на кровати и смотрел плазменный телевизор. Качество приятно удивляло. Прогресс.
Вот уже второй день я находился в гостях у своего старого приятеля. Знал я его с девяносто третьего года. Уже отстрелялись танки по парламенту в Белом Доме, я уже съездил «на юг» (поездка была недолгой, но запоминающейся), окончил первый курс университета и устроился на работу на телевидение, пройдя конкурс в четыреста человек.
Я уже год как расстался с девушкой Наташей, имел пару раз отношения с ее бывшей одноклассницей-еврейкой, у которой и познакомился с Юрой. Наташина одноклассница в середине девяностых уехала в Израиль, получив журналистское образование в Екатеринбурге. Но она уже не имела никакого отношения к тому, что я оказался в его загородной квартире в комплексе у озера Сунукуль.
Юра занимался бизнесом, который шел настолько хорошо, насколько хорошо мне было в этот июльский день двух тысяча четвертого года.
Я приехал в Челябинск в конце мая из Самары, где оказался настолько же случайно, насколько случайно Юра уехал вчера в Челябинск. Ему было надо по работе. Был вопрос, который решить мог только он. И это несмотря на то, что уже давно были подчиненные, которые занимались всеми вопросами. Получив звонок, он какое-то время сомневался, оставлять меня или нет, но, все же, оставил. Причины его сомнений заключались в том, что он считал меня человеком склонным к злоупотреблению алкоголем, и не хотел, чтобы я, в его отсутствие, опозорил его перед соседями.
Я сказал, что не буду пить, так как компания Ларисы заменит мне водку, виски, вино и шампанское вместе взятые. Разве что с боярышником Лариса не сравнится. Юра рассмеялся этой немудреной как настойка чаги шутке и согласился меня оставить. Кроме его воспитанности, тут сыграло, уверен, роль и то, что боярышник в магазине комплекса не продавался. По-крайней мере, он так сказал.
Лариса была редкой птицей. Редкость ее для меня заключалось в том, что она была замужем. Это меня немного напрягало. Но не в моральном плане, а скорее – ментальном. Не круги общества меня волновали, а круги ада, в данном случае – второй, для блудников и прелюбодеев.
Для меня, как минимум, с 21 октября 1991 года не было проблем с верой в загробную жизнь, как и вообще в потустороннее. А некоторые события в последующем лишь подтвердили то, что не нуждалось в подтверждении.
Муж Ларисы был в командировке. Она держала с ним связь по телефону.
Юра уехал, пообещав вернуться завтра. В принципе, это был очень хороший вариант. Можно было легко нарушить обещание, не выдав себя. В холодильнике стояла пара бутылок дорогой водки, с печатями какими-то, сертификатами. А в магазине внизу продавалась попроще. Вот ее можно было купить, чтобы не «палиться». Да и, в конце концов, боярышник тоже продавался. Когда мы ехали с Ларисой на такси (это несколько печальная часть из-за того, что пришлось потратить энную сумму денег), то я выходил у магазинчика в деревне. Там стоял боярышник. Впрочем, это разговоры в пользу бедных – никакого боярышника я покупать не собирался.
Но и водки не купил. Юра был ценителем чая, которого у него было сортов двадцать. Я откладывал покупку алкоголя.
Утром мы занимались любовью с Ларисой, потом позавтракали, сходили на озеро, где искупались. Вода, чистая, как первач, настоянный не слезах ребенка, смыла с меня последние желания выпить. Мы вернулись в квартиру, где вновь разделись и легли в кровать. Но до этого я машинально включил телевизор, по которому показывали новости, а выключить забыл. И услышал:
– Генерал-лейтенант Лукашенко встретился с президентом России Владимиром Путиным….
«Знакомая фамилия», подумал я и повернулся посмотреть на экран. Лариса, в свою очередь, повернулась, чтобы удивленно посмотреть на меня.
«Да, а ведь это его отец», понял я, вглядываясь в лицо человека в форме. Генерал-лейтенант относился к какому-то ведомству, две начальные буквы которого были «ФС». Остальные я не расслышал.
«Что ж», подумал я, «если бы я убил Толю – это, конечно, был бы очень громкий пи-ар ход для меня, как для писателя, да и на „зоне“ прогремело бы, но только не выжил бы я. Да и вообще не факт, что доехал бы до „зоны“. Был бы трупом уже».
– Там интересное что-то показывают? – иронично спросила Лариса.
– Да как сказать…
Мне захотелось рассказать эту историю. Вообще, Лариса уже знала кое-что обо мне. Про артистку Гуркову, например. Про наши недолгие с ней, точнее, отношения. И про то, что я хочу написать книгу под названием «Доброволец безумия». Лариса была медиком по образованию и работала в профильной организации.
– Безумие не может быть добровольным, – сказала она.
– Гете написал, что может, – ответил я. – «Пьянство – добровольное безумие».
Но надо отдать себе должное, я пропускал особо яркие истории, связанные с алкоголем. Не хотелось отталкивать от себя эту двадцативосьмилетнюю женщину. Двадцативосьмилетние женщины с медицинским образованием не переносят яркие истории с алкоголем на дух. Как дух святой не переносит герпес или грипп.
– Да как сказать, – повторил я и повернулся к ней. Истории историями, а секс по расписанию – у меня, все же, запланирована водка через полчаса! Ведь повод есть, а глотка у меня найдется.
Через час, подбадривая свой рассказ глотками водки, купленной внизу, я поведал ей историю резни на Рублевке.
– И что, ты собираешься это тоже написать в своего «Добровольца безумия»?
– Разумеется.
– С именами?!
– Конечно, без имен вся соль пропадает.
– Ты точно безумец, – покачала она головой. – А что с ними потом стало?
– Без понятия. С Бажовым мы виделись потом, выпили пару раз. Он, вообще-то, нормальный парень, толковый. Хотя бы потому, что смог в такой серьезный момент сообразить. Не каждый сохранит хладнокровие тогда, когда в его ногу ножом бьют прямо в артерию.
– Ты туда специально бил?
– Да, – сказал я.
– А остальные?
– Не знаю. Не интересовался. Да они тоже нормальные. Хорошие ребята.
– Хорошие?! – воскликнула Лариса. – Такие хорошие только в постели бывают…
«Что?», подумал я.
– … когда лицом к стенке лежат. И молчат.
– Тебе видней, – согласился я.
– Да ну тебя. Я заметила, что ты всегда поступаешь так, чтобы не быть уверенным в завтрашнем дне.
– Это от дна зависит. У каждого подвала есть дно, которое для кого-то потолок. И оттуда всегда могут постучать. Не сегодня, так завтра.
– Ага. Тук-тук. Сиди, я сама открою. Ты точно безумец доброволь… добровольный безумец.
– Доброволец безумия, – поправил я.
– Пиши быстрей, пока жив.
– Да, согласен. Мертвому мне не до писанины будет. А то так буду откладывать в долгий ящик и в него же и сыграю.
– Аминь, – сказала она неожиданно.
Не дурра ли?
ТРИНАДЦАТЬ С ПОЛОВИНОЙ БЕСОВ И ОДИН ЧЕРТ
БЕС СЛУХА
На мой взгляд, самым лучшим слухом был, несомненно, тот слух начала или даже середины восьмидесятых, в котором утверждалось, что Валентина Леонтьева, добрая, мягкая женщина с хорошей улыбкой, ведущая в то время программу для детей «В гостях у сказки», и «От всей души», оказалась японской шпионкой. Утверждалось, что когда ее пришли брать люди из КГБ, то она, не желая сдаваться, выбросилась из окна. То, что ее достаточно долгое время не было видно на телеэкране, придавало слуху абсолютную достоверность.
Чуть похуже слух был у моего дяди Ильи, поэтому приходилось кричать.
БЕС СТУКА
Я полностью согласен, что скорость стука выше скорости звука, но скорость света все равно больше и благороднее, чище как-то.
БЕС ПРАВИЛ
Вероятно, все же он, если учесть, куда умчалась гоголевская птица-тройка.
БЕС ГОЛОВЫ
Это была то ли весна, то ли осень – я сразу забывал название сезона, выглядывая в окно. Так как за окном, по всем признакам, было лето. И так продолжалось три недели. Но в этот день резко похолодало и я, выходя на осеннюю улицу, накинул куртку. Я собирался поехать в Москву без определенной цели. Собственно, я так всегда ездил в Москву, справедливо полагая, что цель найдет меня сама. Правда, в этот раз путь был близким – из Красногорска Московской области.
На завтра я был приглашен в гости к писателю Юрию Малееву. Поэтому накануне прочитал его рассказ «Укради мою голову» и еще раз быстро просмотрел его роман «Следуны», который я, два раза ошибке, в разговоре с ним назвал «Сандуны».
Малеев очень ценил свой роман, в отличие от меня, считавшего, что наиболее больших высот (или низин, как сказали бы недоброжелатели писателя) он достиг в своих рассказах.
Откровенно говоря, я считал Малеева не просто выдающимся, а уникальным в своем роде писателем. Очень многие писали о «том», «ином», «другом», но никто не писал как Малеев. Потому что Малеев не писал о «том» или «ином». Он писал об «этом», обыденном, что окружает каждого человека каждый день. Но писал «оттуда».
Я позвонил ему пару недель назад, и в результате нашего короткого разговора, он неожиданно пригласил меня в гости.
Но сегодня у меня было время, и я поехал прогуляться. Доехал на электричке до Тушино, сел в метро, вышел на Чистых прудах. Литровая фляга с водкой была при мне с Красногорска. Точнее, там был херес, разбавленный спиртом – оригинальный коктейль собственного изобретения. В другом кармане куртки лежала книга с моими стихами.
Я пошел на Мясницкую. Встретился там с Пушкиным. Мы поговорили с ним немного, после чего раскланялись. Иван Пушкин – знакомый журналист, пошел в одну сторону, а я было на все четыре, так как коктейль начал действовать весьма энергично, но вспомнил, что особо гулять не стоит – завтра к Малееву.
Сторон, все же, в этот день оказалось, если не четыре, то две – пусть не света, но медали. На одной было четко изображен мой целеустремленный профиль, направленный в сторону Красногорска, на второй – совсем другого человека, нетрезвого, привыкшего подкидывать монету, надеясь, что вместо орла или решки выпадет джек-пот. Но он не выпал и к станции «Тушино» я подъехал пьяным и опустошенным – не душевно, а карманно.
Решив напоследок зайти в летнее кафе, которое дорабатывало последние дни, я познакомился с очаровательной блондинкой-барвуменшей. Она налила мне водки в пластиковый стакан и дала тарелку с чебуреком.
Я сел за один из столиков. Кафе в этот уже поздний вечер было заполнено почти полностью. Моим соседом оказался мужчина только что вышедший из мест заключения. Звали его Сергей. Был он без денег. Вскоре мы стали пить и разговаривать. В кафе стоял гвалт, звучала музыка. Все это сдабривалось звуком проезжающих мимо автомобилей. Станция метро была через дорогу. Если пересечь ее и пойти налево, перейти железнодорожные пути, свернуть на тропинку, которая извилисто шла на запад через небольшую низину, то минут через двадцать можно было дойти до знакомого художника. Звали его Миша. Я смутно помнил, что познакомил меня с ним художник Бурдачев, участник знаменитой бульдозерной выставки времен Брежнева и покоренья Ангары. Кажется, Миша тоже принимал в ней участие.
Я начинал задумываться, а не стоит ли мне пойти к нему?
Однако голос моего случайного визави вывел меня из задумчивости.
– Вот забрал сыну подарок, – сказал он, вытаскивая из кармана небольшую черную коробку.
Он открыл ее и достал из глубины красного бархата несколько фигурок. Это были игрушечные солдатики кавалеристы.
– Гусары вот, драгуны, кирасиры. Легкая, средняя и тяжелая кавалерия, – сказал он. – Целый отряд смешанный. И кавалерия США есть времен гражданской войны. И конфедераты. И буденовцы.
– Сам делал? – спросил я.
– Нет, не сам. По заказу там, на «зоне» изготовил один умелец. Я ему чай там, сигареты, прочие «понты». Тут бы дороже обошлось, – сказал он.
– А сколько ты, говоришь, отбывал?
Он посмотрел на меня взглядом, в котором чувствовалось напряжение. И я не мог понять его причину.
– Сколько раз, что ли? – переспросил он меня.
– Да нет, по времени.
– По времени… – почему то усмехнулся Сергей и продолжил – Пять лет последний раз. У меня две «ходки» было.
Я повертел в руках одного из кавалеристов. Это был казак. Работа была четкой – «газыри» на груди, папаха, бурка, шашка в руке.
– Это дерево? – спросил я.
– Да. Покрашено, видишь? И лачком покрыта. Ручная работа. На воле такого не купишь.
– Это точно, – согласился я, вспомнив фразу: «Тяжелое детство – деревянные игрушки».
– Пойду куплю водки еще, – сказал я. В глазах Сергея мелькнуло удовлетворение.
За стойкой оказалась та же девушка.
– Здравствуйте еще раз, – сказал я. Мне однозначно нравилась эта стройная блондинка. – Мне в графин налейте полкило водки вот этой. И еще два чебурека. У меня для вас подарочек, кстати.
– Да? – с интересом посмотрела она на меня.
– Да, – я вытащил из кармана куртки сборник стихов. – Это вам. А ручка есть у вас, я подпишу?
– Так это ваши стихи? – с еще большим интересом спросила она, протягивая ручку….
Я подписал ей книгу, узнав, что ее зовут Маша и, вспомнив, что у Малеева есть хороший рассказ о русской девочке Маше. Маша действительно оказалась очень хорошей, сказав, что платить за водку и чебуреки не надо. Это ее ответный подарок. Из чего я заключил, что она или много зарабатывает в этом кафе, что было вполне вероятно, или она вообще одна из его владельцев, что тоже вполне могло быть. Кроме того, я записал телефон Маши, чтобы узнать ее мнение о моем творчестве.
Я вернулся к столу, обратив внимание на то, что за соседним сидели две разбитные подружки лет двадцати пяти. Одна —коротко стриженная брюнетка с неподвижным взглядом и тонкими перламутровыми губами была просто симпатична, другая, – с огенными волнистыми волосами и чувственным ртом, была не просто симпатична, но и весьма сексуальна.
– Черт! – выругался Сергей, выронив «казака». Он нагнулся его искать, а ко мне неожиданно подбежала та самая с огненными волосами.
– Можно вас пригласить? – весело спросила она.
Это кафе было не самое подходящее место для медленных танцев, но она пара уже кружилась недалеко от нас.
– Конечно, – сказал я.
Мы стали танцевать.
– Как тебя зовут? – спросил я, держа руки на ее восхитительной талии.
– Леда, – ответила она.
Я почувствовал себя Зевсом на расстоянии расстегнутой молнии от грешницы.
– Необычное имя.
– Да? Чего же вдруг? Мне всегда казалось – обычное, – удивилась она. И тут я понял, что она Лида, а не Леда.
– Лидия, – сказал я, – я твой Крез.
– Кто? – переспросила она.
– Была такая страна Лидия. А в ней был царь – Крез. Он был очень богат. Я сейчас пишу статью об этом для журнала, – соврал я.
Она посмотрела на меня обещающим взглядом.
Я пригласил Лидию и ее подругу к нашему столу.
– Хтонь, подъем! – Лида позвала заскучавшую брюнетку и, не успев удивиться, я понял, что ее зовут Тоня, но шутить по этому поводу не стал.
– Так и не нашел, – сказал огорченно Сергей.
Девушки пересаживались к нам. Я помог отодвинуть стул. И увидел фигурку. Поднял ее и обнаружил, что у всадника нет головы. Протянул Сергею.
– Постой-ка, – сказал я Тоне.
И подобрал голову всадника, лежавшую рядом с ее каблуком.
– Да положи все обратно в коробку, – сказал я Сергею. – А голову можно приклеить потом. Домой придешь и приклеишь.
Лицо Сергея выражало досаду.
– Подожди, – сказал я.
И пошел к стойке.
– Маша, у вас есть суперклей? – спросил я.
– Зачем вам? – удивилась она. На ее лице уже не было прежней доброжелательности. Видимо, Лида и Тоня ей не понравились.
– Да нам водки не хватило, мы клей решили понюхать, – ответил я серьезно, но, увидев ее выражение лица, рассмеялся. – Да просто срочно игрушку починить надо, это мужчине, моему соседу, надо, чтобы ребенку подарить, – сказал я, борясь с желанием произнести: «Да и девчонок склеить хотим».
Суперклей у Маши оказался. Сергей запротестовал было, сказав, что надо обезжирить вначале, но я переубедил его. Смочил салфетку в водке, провел по шее «казака», капнул чуть позже суперклеем и прижал так сильно, как мог.
– Ну вот, – я поставил фигурку на стол. – Как новенький. Любо?
– Пойдет, – одобрительно кивнул Сергей.
Я познакомил девушек с Сергеем. Мы стали выпивать и разговаривать. Никаких сомнений не было, что сегодняшнюю ночь я проведу очень хорошо
– Раскопали могилу Гоголя, а там головы нет, – сказал я минут через пять, так как мы говорили про «казака», которого я только что починил, и разговор этот вывел нас на тему писателя-мистика.
– Да ну? – удивился Сергей.
– Да. Непонятно, куда девалась.
Сергей не был прирожденным уголовником. Первый срок, по его словам, он вообще получил из-за того, что его половинка оказалась, условно говоря, чьей-то четвертинкой.
– Связалась с «козлом» одним, – сказал хмуро Сергей.
Вот ему-то он и обломал рога. Да так, что у того череп треснул.
Сергей рассказал до этого, что только-только устроился работать на какой-то конюшне. Кажется, землекопом. Вероятно, землекопом работал и его знакомый, который подошел к нам. В отличие от Сергея, во взгляде которого читалось мужественность, несмотря на явно испытываемую им легкую неловкость из-за отсутствия денег, его знакомый выглядел помято и неуверенно. Однако было видно, что они были рады видеть друг друга. К тому же, знакомый, чьи руки были нечисты, в прямом смысле, словно он только что копал могилу, купил еще один графин и закуску.
Машу за стойкой бара я уже не видел. Лида за что-то ударила Тоню. Та заплакала, но быстро успокоилась. Я подумал, что надо взять телефон у Лиды и уехать. Или забрать ее с собой. Или пойти вначале за кафе с ней и вступить в связь. Почему бы и нет? Кафе закрывалось, знакомый Сергея, предложил перейти в другое, круглосуточное, через дорогу. Мы встали и пошли.
Оно оказалось пустым, если не считать девушки за стойкой – неудачной копией Маши, двух уставших охранников и здорового пьяного парня, который шатался от своего пустого столика до стойки и обратно. Складывалось впечатление, что он хотел выпить, но у него не было денег.
Мы сели. Но тут выяснилось, что у нас денег тоже почти нет. Я решил брать Лиду и ехать, но вначале немного «накатить». Завязался какой-то разговор ни о чем, но веселый.
Неожиданно шатавшийся парень подошел к нам. И размашисто ударил знакомого Сергея по лицу, так что тот упал на пол. В кафе воцарилась тяжелая тишина.
Я был уверен, что Сергей заступится за своего опешившего приятеля, но он молчал.
– У тебя руки грязные, – объяснил свой поступок парень. – Нельзя за столом с такими руками сидеть. Иди, вымой руки в туалете.
Приятель Сергея покорно кивнул, поднялся и пошел мыть руки.
Настроение у меня от таких событий не улучшилось. Все же, мы вновь вернулись к разговору и выпивке – «шатун» ушел на улицу – но сидели уже не так ладно.
И тут вернулся «шатун». Я старался не обращать внимания на него, но он сам сделал все возможное для этого – когда я забыл о нем, подошел ко мне откуда-то сзади и, внезапно выскочив, ударил в лицо.
Это был удар несильный, просто обозначающий.
Я, не вставая, быстро ударил его снизу вверх в подбородок. Его тело сделало несколько шагов назад и застыло в недоумении. Я схватил стул и, с бранными словами, занес его над ним.