Охота на Анжелику

– Потому что она пришла в номер с мужчиной, не с мужем, не с папой или дядей, а с мужиком, с которым познакомилась в отеле, – как дитя неразумное просвещал он. – И провожатый дамы неожиданно схлопотал по морде. От кого? Да, от другого ее знакомого, ожидающего эту женщину в ее номере. А раз нападавший сбежал, то ничего не мешает женщине утверждать, что она понятия не имеет, как он попал к ней в номер. При этом дверь не взломана и вещи не пропали. Так может, мадам все придумала, чтобы обелить себя в глазах того, с кем пришла к себе? Может, она сначала одному предложила к ней заглянуть вечерком, а потом забыла об этом и притащила с собой второго?

– По морде, как ты выражаешься, ты схлопотал от меня, – нахмурилась Лика, – и сейчас еще раз схлопочешь. По наглой рыжей морде.

– Не надо врать, я – шатен.

– Это ничего не меняет.

– Ну, я вижу, ты уловила мою мысль, – возрадовался Кирсанов.

– Уловила, – опечалилась Лика. – Все тут животные!

– Молодец! Хотя вывод несколько поспешный, – кивнул он. – Ну что, есть пойдем?

– А как же номер оставлять, вдруг он снова вломится? – тоскливо обвела глазами пространство Лика.

– Не волнуйся, после ужина я тебя провожу, и если ты не станешь швыряться тяжелыми предметами, то ему во второй раз от меня не уйти. И потом, ты же сама сказала, что брать у тебя нечего, – довершил он уговоры.

– Клянусь! – на манер американских индейцев подняла руку Лика. – Если на тебя снова нападут, я и пальцем не пошевелю, чтобы тебя спасти.

Есть хотелось очень, она вынужденно постилась целый день, и теперь, когда недоразумения между ними благополучно разрешились, можно было спокойно отправляться с ним в ресторан. Она отважилась даже осмотреть его голову, не боясь очередного нападения. Конечно, ей было невдомек, что ее женатый статус для него был не слишком непреодолимой преградой, даже, скажем так, весьма и весьма призрачной. Мифический муж не слишком его заботил. Наблюдая ее пупок в пяти сантиметрах от собственного носа, Кирсанов дал себе зарок сделать на днях еще одну попытку. Как говорится, чем черт не шутит? Иначе, свет ему будет не мил.

Голова его внешне не сильно пострадала, так, прощупывалась небольшая шишка, это было не смертельно. Поэтому она с легким сердцем пошла к его друзьям, как будто и не она вовсе изуродовала их вожака в своем номере. Была еще мысль позвонить мужу, но Макс трубку мог снова не взять, и тогда она бы снова расстроилась. А огорчений за этот день ей и так хватало. К тому же звонить при Денисе не хотелось. И от поцелуя она еще до конца не отошла, чтобы, не краснея, с мужем разговаривать. В общем, в клуб она ушла без звонка благоверному.

– Оба, какие люди в Голливуде! А мы уж и не чаяли вас сегодня лицезреть! – дурашливо раскланялся Стас.

– Так, заходите к нам на огонек, – поддержал его Кирилл, – не стесняйтесь, у нас тут все по-простому.

– Кстати, еду принесли две рюмки тому назад, – заметила Таня. – А мы голодные, поэтому вас ждать не стали.

– Это ничего, мы вас быстро догоним, – заявил Кирсанов. – Ты что пьешь?

– Воду.

– А лучше коньяк, он прекрасно снимает стресс. Рекомендую: тридцать лет выдержки – это вам не хухры-мухры, – влез вездесущий Стас.

– Я не буду, – испугалась Лика.

Крепкие напитки она не пила, а после родов и кормления и вовсе ничего, кроме шампанского, не пила. Но сейчас вроде не Новый год и не другой какой праздник, так чего же шампанское заказывать.

– Давай, немного коньяку тебе не повредит, а то дрожишь вся, – уверенно сказал Кирсанов и плеснул ей в бокал из пузатой бутылки. – Это благородный напиток, и тот, кто его пьет, тоже облагораживается.

– Отличная реклама, но я пить не буду.

– Не кокетничай. Никто тебя не спаивает. Просто для разогрева глотни и поставь, – поморщился он неодобрительно.

И неожиданно для всех и для себя, в первую очередь, Лика подчинилась и отпила из бокала. Коньяк пробежал по горлу огнедышащей лавой и стек в желудок. Сделалось горячо, и щеки заполыхали яркими всполохами, словно на них выступил коньячный оттенок. От таких необычных ощущений она тихонько рассмеялась, дивясь своей смелости.

– Да она красавица, – шепнула брату на ухо Татьяна.

– Вижу, – хмуро буркнул он.

– Что, не заладилось? – хихикнула сестрица, приподнимая брови.

– Отвали, гиена, – ответил Денис их старым детским ругательством.

– От шакала слышу, – тут же ответила Танька.

Они улыбнулись друг другу, пообщавшись глазами. Кирилл до сих пор ревновал, когда они вот так начинали разговаривать полу-взглядами, полу-жестами, понимая друг друга на уровне мысли. Муженьку Татьяны в такие моменты казалось, что они что-то скрывают от него намеренно, прерываясь на половине фразы, говоря недомолвками. Глупышка, они просто были настолько близки, что надобность в словах отпадала.

На сцене танцевали какие-то танцоры, на взгляд Лики весьма не профессионально. Но публике, по ходу, было все равно, народ пока активно насыщался, между столами носились официанты, разнося подносы, уставленные едой, всем было не до зрелищ. Лике же, давно не бывавшей в подобных заведениях, было интересно. Она смотрела на сцену, где полуголые девицы-танцовщицы выделывали разные па. Их партнер-недомерок в облегающих штанишках и расстегнутой рубахе непристойно нагибал их в разные стороны, в общем, трио лицедействовало, как могло.

Наконец, принесли еду и опоздавшим. Лика с Кирсановом принялись уплетать за обе щеки принесенные блюда. Лика заказала куриную грудку под соусом и салат из свежих овощей, это было стандартная еда, которую сложно было испортить любому повару. И не ошиблась.

– Вкусно? – спросил Кирсанов.

– Угу, – с забитым ртом кивнула Лика.

И как только она прожевала, он протянул ей свою вилку с наколотым кусочком своей свинины.

– Давай, попробуй, – предложил он, – а потом я твое блюдо попробую, и мы будем знать, что тут еще можно есть.

Она, естественно, растерялась. Он что, дурак? Зачем совать ей свою вилку? Но вспомнив, где побывал его язык, она поняла, что не найдет ничего нового в его слюне.

«Возьмет или не возьмет», гадал Кирсанов. Хотелось, чтобы взяла. Это интимный жест, так делают только те, у кого или уже есть связь или намечается, или возможна, в принципе. Это был тонкий психологический момент. Что он, зря психологию изучал?

– Я не ем свинину, – ответила она.

– Жаль, – искренне сказал он, прожевывая кусочек, – А я курицу ем. Вкусная?

– Ну что ж, попробуй, мне не жалко, – она взяла из рук его вилку и наколола кусочек со своей тарелки.

Вот чертовка! Он, глядя ей в глаза, съел кусок курицы и не почувствовал его вкуса. Лика действовала на него, как отрава.

– У меня созрел тост! – воскликнул Стас, пристально наблюдавший эту сцену. – За прекрасных дам, которые помогают кавалерам почувствовать себя рыцарями!

– Ко мне это сегодня не относится, – шепнул на ухо Лике Кирсанов.

– Прости, я не хотела, – засмеялась она.

А Эля восторженно захлопала и засмеялась, приняв на свой счет комплимент про красивых дам. Все выпили, закусили, по очереди свои тосты произнесли Ленчик и Кирилл. За столом царила непринужденная атмосфера, мужчины ухаживали за дамами, шел обмен шутками. Наконец, все наелись и было решено пойти потанцевать. После одиннадцати музыку включили громче. Подруги «оруженосцев» рванули первыми, пошли, повиливая бедрами и не в такт дергая руками.

– Пойдем, – протянул ей руку Кирсанов.

И Лика пошла. Она так давно не была на дискотеке, обыкновенной среднестатистической дискотеке, на которой легко сбросить пару килограммов, проскакав ночь напролет. Когда-то Лика часто посещала подобные заведения и танцевала, как заведенная, в кругу таких же беззаботных и раскованных людей. Но потом, будучи замужем за Максом, она бывала лишь в элитных клубах, в кругу его друзей, которые не очень-то любили танцевать. И Лика думала, что для нее дискотеки остались в прошлом. Но сейчас она вдруг почувствовала дыхание собственной молодости, сердце заколотилось от радости узнавания момента: тело услышало ритм, почувствовало накал музыкальных страстей и ответило на зов каждой клеточкой. Она радостно поспешила к танцполу, следуя между столиками за Кирсановым. Но стоило им присоединиться к танцующим, быстрая музыка прервалась и заиграл очень красивый блюз.

– Разрешите, – мгновенно сориентировался Денис.

Она встала в третью позицию, принимая приглашение. То ли это действовал коньяк, незаметно выпитый до дна во время тостов, то ли она, наконец, расслабилась, отбросив в сторону треволнения этого дня. Не важно, она готова была танцевать с ним, пусть даже он вообще не умел бы этого делать.

Кирсанов давно так не волновался, в последний раз подобное происходило с Беллой Львовной, их учительницей биологии. Ей было двадцать два, а ему шестнадцать, но пригласить ее на школьном вечере наглости хватило. Вот тогда и пригодились мучения с Танькой, та мечтала стать великой танцовщицей и тягала его в свою студию три раза в неделю. Родители были на ее стороне, и ему приходилось играть роль партнера сестры. Так вот, Бэлла Львовна, помнится, была потрясена его умением вести в танце. Что позволило юному нахалу Кисанову напроситься к ней в провожатые и даже полезть целоваться у подъезда училки. Именно в тот исторический вечер Кирсанов сделал один важный вывод – женщины обожают мужчин, умеющих танцевать.

А вот сейчас ему было не до бахвальства. Лика стала маслом в его руках, пластилином, мягкой глиной, с ней можно было делать все, что пожелаешь. Пару раз он прогнул ее так слеганца, для проверки, а она прогнулась, словно в ее теле не было костей. Она повиновалась его малейшему движению, реагировала на легчайший нажим, улавливала любое желание. Она стала частью его, послушной, гибкой, страстной. Он понял, что давно осрамился, потому что никак нельзя было прижимать ее к себе, не выдав тайного желания. Но он прижимал, и видел по ее лицу, что она все поняла. И, кажется, ее это не смущало. Она не пыталась от него сбежать, отдавшись ему в танце целиком и полностью. Что это, действие коньяка или снова обычные дамские игрища? Впрочем, Кирсанову было плевать, он даже не думал стесняться своего возбуждения, его таким создала природа, так что из этого? Он мечтал, чтобы этот танец длился вечно, а еще желательно, чтобы все куда-нибудь пошли погулять. Блин, «какая женщина, хочу такую», – билось в его воспаленном мозгу. Теперь он понял дегенерата, сочинившего этот слюнявый шлягер, потому что держал в руках то, что ему не принадлежало, и хотел, хотел, хотел. И это «то» пахло невообразимо волнующе и двигалось так, что ему от фантазий деваться было некуда.

– Ты занимался танцами? – спросила она, когда он ее прогнул в очередной раз до самого пола.

– Да, с Танькой. Она мечтала стать танцовщицей, вот и тягала меня прицепом, – выдохнул он ей в ухо.

– И как давно это было?

– В девятых-десятых классах.

Прямо светский раут, на первом балу Наташи Ростовой! – подумалось ему.

– Вы вместе учились? – продолжала она между тем.

– И даже жили. Она моя сестра, – признался Кирсанов.

– О?!

– А что не похожи?

– Теперь определенно я вижу между вами фамильное сходство.

Ему плохо давались отвлеченные беседы на заданные темы, все мысли были плотскими и плоскими и легко читались на его лице. Танькой, так уж точно, вон какие рожи корчит ему, гиена! И он снова переключил свое внимание на партнершу по танцам, решив не реагировать на ужимки сестры.

Кирсанов окончательно понял, что пропал, когда ему пришлось буксировать Лику после дискотеки. Сначала все шло отлично, они отрывались по полной. Давненько он так от души не танцевал, да и она, похоже, тоже. Во всяком случае, без всякого жеманства заявила, что с ней такого не приключалось тысячу лет. Уж он-то научился распознавать в женщинах фальшь. Лика была искренна. На этот раз.

Он же весь вечер нес всякую чепуху, шутил, травил анекдоты и между делом ее подпаивал, так понемногу, незаметно для нее, преследуя свои коварные цели. Всем известно, что женщина в подпитии становится куда раскованней и сговорчивее. Подпаивал ее и забавлялся. Вот ведь женщины странный народ, то «я не пью», то пьет и глазом не моргает. Но забавлялся так недолго. Кирсанов и предположить не мог, что каких-то сто пятьдесят грамм хватит, чтобы она ушла в аут и перестала вообще моргать. Примерно столько Лика и выпила, после чего вознамерилась заснуть прямо за столом.

Тут уж Кирсанов сообразил, что перегнул палку, и дама, на самом деле, к спиртному не приучена, да было поздно. Рефлексы покинули пьяное тело, она сомлела за столом. Дружки ликовали так, что он чуть не взбесился от их подтруниваний. И тогда он плюнул на все и потащил ее в номер, причем, в буквальном смысле этого слова, ногами Лика перебирала через раз.

И вот они оказались на своем этаже. Кирсанов сжимал в объятиях вялую красавицу, понимая, что на этом развлечения закончены, дальше их ждет сон до утра. Но тут он вдруг вспомнил, что у нее в комнате перед ужином крутился какой-то урод, как знать, быть может, он опять вернулся. Сил на борьбу не было никаких, хоть он ей и обещал быть верным рыцарем и доблестным защитником. И тогда ему в голову пришла прекрасная мысль – оставить ее у себя. И он ничтоже сумняшеся заволок Лику в свой номер. Она особенно не возражала, потому что практически спала у него на руках. Аки заботливая мамочка, он ее раздел, разул. И Лика отрубилась окончательно, едва ее голова коснулась подушки. Кирсанов сел рядом и принялся ее разглядывать. Вот лежит женщина, которая весь день мозолила ему глаза, послала его к черту, свалилась на него с лестницы, врезалась в него в коридоре, огрела его своим лыжным ботинком по голове, отвесила пощечину в ответ на поцелуй. И все это всерьез. Она не играла и не пыталась поймать его в сети. Впервые в жизни его обманули инстинкты, и он принял за стерву, кого-то другого. Не удивительно, что он ошибся, таких, как она в его классификации не было. Это был неизвестная величина, которую только предстояло вычислить, раньше такие женщины на его жизненном пути не попадались.

Ее ресницы отбрасывали тень на щеки, тонкие ноздри слегка подрагивали во сне. Он протянул руку, откинул прядь волос с лица, провел по скуле, коснулся губ, она не отреагировала. Кто она вообще такая, зачем сюда притащилась и почему за нею охотятся какие-то странные типы? Но самая большая загадка, ему-то, зачем все эти непонятности?

Хотя, если честно, сейчас ему было не до размышлений. Не хотелось думать ни о чем: ни о странностях всего происходящего, ни о правилах морали и этики, ни о социальном статусе Лики, ни о своих зароках в отношении женского пола. Она – женщина. Он – мужчина. Она притягивает его, как магнит, так о чем тут думать? И он, наклонившись, осторожно ее поцеловал, боясь разбудить и желая этого одновременно.

– Макс, ложись, мне холодно, – невнятно прошептала она, сворачиваясь калачиком.

Макс! Вон оно как! Кирсанову стало противно, и он отстранился.

Макс – это, наверное, ее муж, которому никто не собирался изменять даже во сне. Какая верность и преданность! Вот пусть Макс ее и греет! Он – не Макс. Он – Денис. И не намерен выполнять ее просьбы.

Раздосадованный не на шутку, он подошел к бару и налил себе коньяка. «Арарат» был гораздо более резким, нежели «Хенесси», ну и черт с ним. Кирсанов глотнул и посмотрел на безмятежно спящую калачиком Лику. Эта маркиза ангелов разбудила бесов в его душе, задела его мужское достоинство. Он видел, как она на него поглядывала, он чувствовал, что ей было приятно с ним танцевать, ее тело было податливым и отвечало на малейший нажим. Волна желания опять окатила от паха до мозга. Черт возьми, подспудно, он рассчитывал на продолжение вечера, но, отнюдь, не такое! Или он ошибся? Нет, он не мог ошибиться, у него приличный опыт в отношениях с женщинами, он их насквозь видит и прекрасно умеет читать их мыслишки. Так что же здесь происходит?

Он наклонился и потряс ее легонько за плечо. Вдруг проснется? Лика сморщилась и застонала. И Кирсанов одернул руку, пока она снова не принялась звать своего мужа.

– Aquila non captat muscas! – пробормотал он и сделал приличный глоток огненного напитка, – Орел не ловит мух.

Кирсанов с неприязнью покосился на тело, свернувшееся в позе эмбриона на его кровати. Всем известно, что человек не животное и способен управлять своими инстинктами, но известно и другое, что, если есть возможность сходить налево так, чтобы не возникло семейных проблем, люди охотно сворачивают с пути истинного. А эта, видите ли, не желает. Она, видите ли, не такая, как все, распалял он себя. Она, видите ли, особенная – чистая и честная. А чего тогда танцевала, улыбалась и прогибалась? Играла. Вечная женская игра! Все они, стервы, одни в большей, другие в меньшей степени. Исключений не бывает.

Когда последняя маленькая бутылочка из бара подошла к концу, ему было все равно, как его обзовут в постели, хоть Жульбарсом. Он смертельно хотел спать, потому что накачался коньяком под завязку. Медленно раздевшись, он залез под одеяло. И уже плохо помнил, как туда же заползла Лика, пытаясь согреться.