Прошлое в настоящем

3. Понимание на внелогическом уровне

Всякий, кто занимался педагогической работой, знает, как иногда огорчается кто-то из студентов: он, казалось бы, без запинки ответил на все вопросы, но не получил высокой отметки. Преподаватель, пытаясь объяснить низкую оценку, говорит студенту, что тот всё знает, но в то же время совсем плохо понимает предмет.

Формальное понимание записей, сделанных в знаковой системе, принятой в той или иной области знаний, может оказаться недостаточным для того глубокого осознания, которое необходимо для того, чтобы появилась возможность творческого, т. е. самостоятельного осмысления предмета. Известный советский физик Л.И. Мандельштам любил говорить о понимании первого и второго рода. В собрании его трудов сохранилось следующее лаконичное высказывание по этому поводу [Мандельштам, 1950]:

Есть две степени понимания. Первая, когда вы изучили какой-нибудь вопрос и как будто знаете все, что нужно, но вы еще не можете самостоятельно ответить на новый вопрос, относящийся к изучаемой области; и вторая степень понимания, когда появляется общая картина, ясное понимание всех связей. Такие вопросы, на которые нельзя ответить, пока этой второй степени понимания нет, мы называем парадоксами. Разбор подобных парадоксов очень полезен для достижения такого полного понимания (с. 10).

И действительно, если ту сложную систему представлений, которая образует квантовую механику, обсуждать на жестком – строго логическом уровне, то немедленно возникают парадоксы. Обсуждение парадоксов приводит не к устрожению логических построений, а к переходу мышления на другой уровень, где парадоксы исчезают. Так возникает то неформальное понимание, о котором мало что можно сказать. И в то же время квантовая механика – это такая дисциплина, которая не поддается популярному изложению вне той специфической абстрактной символики, в которой она создана. Но сама символическая запись – это не знание о микромире, а только способ провоцирования этого знания в нашем сознании. Обсуждение парадоксов здесь оказывает то же действие, что и обдумывание коанов – парадоксальных высказываний в философии дзен, о которой мы будем говорить ниже.

Здесь можно высказать даже такое утверждение – наука, особенно, точные разделы знаний, устроена так, что мы можем сказать нечто о внешнем мире при помощи слов-символов, смысл которых, если над ними глубоко задуматься, остается неясным. В квантовой механике одним из основных понятий является представление о ψ-функции. В нашей книге [Налимов, 1974] приведена коллекция высказываний физиков о смысле этого термина, подобранная американским философом Абелем. И здесь мы видим, как физикам удается описать внешний мир с помощью понятия, смысл которого может пониматься различно. Второй аналогичный пример – это представление о смысле понятия «случайность». Несмотря на все возрастающую роль вероятностных методов описания внешнего мира, мы мало что можем сказать о физическом смысле этого понятия. В учебниках по теории вероятностей и математической статистике обычно ограничиваются тем, что дают определение случайности, идущее еще от Аристотеля. Создается впечатление, будто не было никакого прогресса в понимании «случайности». Правда, в попытке осмыслить наше представление о случайности возникли несколько теорий вероятностей (подробнее об этом см. в [Fine, 1973] и [Налимов, 1976]). Наиболее широкой известностью пользуется подход А.Н. Колмогорова. Но в его аксиоматике само представление о случайности не вводится. И всем тем, кто занят разработкой вероятностных методов описания внешнего мира, ясно, что не следует уточнять или хотя бы обсуждать его смысл. Надо просто научить студентов понимать, как и что описывается с помощью вероятностных концепций, построенных вокруг этого физически трудно осмысляемого понятия. Потребность в его обсуждении появляется уже на метауровне, когда нужно понять, почему мы имеем право пользоваться языком вероятностных представлений при описании внешнего мира.

И последнее: трудность в понимании языка точных наук отнюдь не в трудности освоения самой математики – грамматики этого языка, а в умении переходить от символической, логически структурированной записи к пониманию на том уровне, где происходит само творческое мышление. Если мы спросим, что есть наука или в чем смысл великих мировых религий17, существующих тысячелетия, то увидим, что человек способен создавать построения, сложность которых такова, что их не удается осмыслить в четкой системе логических построений.

4. Медитация – прямое обращение к континуальным потокам сознания

Призыв к молчанию как средству познания себя и мира (Будда, Чжуан-цзы, Рабиндранат Тагор, Кришнамурти и даже Витгенштейн) – это непосредственное обращение к континуальному мышлению в его чистом виде. Техника медитаций – умение управлять континуальным мышлением без обращения к языковым средствам. Задачей управления является придание четкой направленности свободно текущим, логически не упорядоченным потокам мысли. Первые попытки обращения к медитациям показывают высокую зашумленность нашего сознания случайно возникающими обрывками обычных мыслей.

Западная мысль лишь совсем недавно обратилась к научному изучению необычных, измененных состояний сознания. К их числу относятся и те из них, которые возникают при созерцательных медитациях и безмолвных молитвах. Изучение измененных состояний сознания стало объектом клинических исследований. Опыт, накопленный мистиками различных религиозных направлений, стал предметом анализа психологов и психиатров. За короткое время накопилась огромная литература. В широко известном сборнике статей Altered States of Consciousness [Tart, ed., 1963] приведена библиография в 1000 наименований. В информационном издании [Popenoe, 1976] приведен каталог книг вашингтонского магазина «Yes» по всем разделам трансперсонально-метафизического спектра. Он включает 8000 наименований. В силу своей молодости научная дисциплина еще даже не выработала тезауруса. Ч. Тарт18 во введении к упомянутому выше сборнику указывает (ссылаясь на известного индолога Шпигельберга), что в санскрите имеется около 20 различных понятий, которые на английский язык переводятся просто словами mind или consciousness, а такие слова английского языка, как trance, hypnosis, dream, eсstasy, остаются недостаточно осмысленными. И все же сейчас имеется ряд журналов, проявляющих особый интерес к изучению измененных состояний сознания19. Целью таких изучений, как отмечает [Kubose, 1973], является:

1. Описание измененных состояний сознания – изучение топологии «внутреннего пространства» средствами как психологическими, так и физиологическими.

2. Изучение техники перехода в измененные состояния сознания и выработка способов управления ими.

3. Практическое использование – здесь речь идет не о лечении больных людей, а об использовании новых возможностей для улучшения здоровья «нормальных людей», озабоченных поиском душевного мира и желанием сделать жизнь внутренне более содержательной.

Здесь мы коснемся только тех проявлений измененного состояния сознания, которые позволяют лучше понять континуальную составляющую человеческого мышления.

Как пишет А. Дейкман, селективное изучение литературы, посвященной описанию мистического опыта, позволяет высказать следующие суждения [Deikman, 1963]:

а) процедура созерцательной медитации является главным способом приобретения мистического опыта;

б) тренировка в созерцательной медитации ведет к созданию интрапсихических барьеров против отвлекающих стимулов;

в) многие явления, описываемые в отчетах о мистическом опыте, можно рассматривать как следствия частичной деавтоматизации тех психических структур, которые организуют и интерпретируют чувственные явления (с. 200).

Переход к измененному состоянию сознания, А. Дейкману, происходит следующим образом:

согласно

Видения, переживание любви и подобные чувственные феномены можно рассматривать как переходные состояния на пути к высшему, трансцендентному состоянию – к «облакам затемненности», где больше не существует мыслей и образов, вместо них появляется новая размерность сознания…

Переход в трансцендентное состояние требует большой тренировки в созерцательной медитации и достигается немногими (с. 199).

Вот как Чаудхари [Chaudhuri, 1965]) описывает процесс достижения измененного состояния в йоговской медитации (цит. по [Maupin, 1963]):

Радикальное приближение к новому состоянию сознания начинается с решения ничего не делать, ни о чем не думать, не делать никаких усилий, расслабиться, освободить сознание и тело… выйти из потока непрерывно меняющихся чувств и мыслей, составляющих сознание… Оставайтесь наблюдателем, не попадая в этот стремительный поток. Образно можно сказать так – наблюдайте, как ваши мысли, чувства и желания проносятся под сводом сознания, подобно стаям птиц. Пусть свободно летят мимо. Только наблюдайте. Не позволяйте птицам увлечь вас в облака (с. 183).

А так, к примеру, А. Дейкман инструктировал участников экспериментов, привлеченных к медитациям с голубой вазой [Deikman, 1963]):

Ваша задача – концентрировать внимание на голубой вазе. Когда я говорю о концентрации внимания, я не имею в виду, что вы должны анализировать различные части вазы или размышлять о ней, порождая ассоциации; речь скорее идет о попытке увидеть вазу так, как она существует сама по себе, без всякой связи с окружающими вещами. Исключите все другие мысли, чувства и телесные ощущения. Не позволяйте им отвлекать вас, отстранитесь от них, чтобы удерживать внимание на самой вазе. Сделайте так, чтобы ваза заполняла все ваше сознание.

…Если почувствуете, что смещаетесь в поток мыслей, остановитесь и вновь направьте внимание на вазу (с. 201).

Дальше А. Дейкман отмечает трудности, возникающие при описании опыта медитаций [ibid.]:

В целом, участники эксперимента отмечают, что не легко описать чувства и ощущения, испытываемые во время медитации. «Очень трудно выразить это в словах», – таким был часто повторяющийся ответ. Эти трудности, как нам кажется, возникали частично из-за того, что невозможно было описать опыт медитации, не впадая в противоречия. А быть может, это частично происходило из-за несоответствия привычной лексики содержанию того опыта, о котором нужно было рассказать (с. 204).

И все же описание впечатлений бывает ярким. Вот одно из них, где рассказывается о «слиянии» [ibid.]:

Об ощущении «слияния» сообщала испытуемая А…

Она говорила: «…момент, который я запомнила особенно ярко, случился тогда, когда я начала чувствовать… будто голубое и я сливаются, словно ваза и я становимся одним… Все как-то соединялось, и я почти теряла ощущение своего сознания». Переживание «слияния» было характерно для всех медитативных опытов этой испытуемой, и вскоре она так к нему привыкла, что перестала говорить об этом как о чем-то примечательном. После шести серий она сообщила: «В какой-то момент показалось, будто ваза была больше в моей голове, чем вне ее; я знала, что она снаружи, но воспринимала ее почти частью самой себя. Думаю, что в этот момент я действительно чувствовала, что образ находится внутри, а не вне меня» (с. 204).

В последующих сериях испытуемая А описывает «голубую пелену», которая расширялась по мере того, как размывались границы вазы. Она покрывала стол, на котором стояла ваза, и стену за ним, окрашивая их в голубой цвет. В десятом сеансе «пелена» превратилась в «туман», а в одиннадцатом – туман стал «морем синевы»… «оно потеряло свои границы, и я, видимо, тоже», и, описывая общее впечатление, она говорит: «Я плыла в море голубого и в какой-то момент почувствовала, что начинаю тонуть…» Тем не менее, несмотря на возникавшую иногда тревожность, опыт медитации был для нее привлекательным (с. 207).

В книге [Panke, Richards, 1963] авторы, суммируя литературные данные, пытаются представить опыт мистического состояния сознания в следующих связанных между собой девяти категориях:

1. Целостность. Мы утверждаем, что опыт восприятия недифференцированной целостности есть отличительная черта мистического сознания. Такая целостность может быть как внутренней, так и внешней…

Внутренняя целостность, по свидетельствам разных людей, ощущается следующим образом: исчезает осознание всех обычных чувственных впечатлений (зрительных, слуховых, кожных, обонятельных, вкусовых, кинестетических) и кажется, что эмпирическое эго (т. е. обычное ощущение индивидуальности) умирает или увядает, в то время как чистое осознание того, что переживается, продолжается парадоксально долго и как будто расширяется по мере слияния с обширным внутренним миром, в пространстве которого ощущается движение сквозь бесчисленные «размерности бытия» к цели, которая воспринимается как нечто, имеющее статус предельной реальности бытия. Внутренняя целостность достигается, когда сознание сливается с «основой бытия» вне всякого эмпирического различения. Таким образом, сознание не исчезает, хотя осознавание его прекращается (с. 401).

По контрасту с вышесказанным ощущение внешней целостности возникает следующим образом: осознание одного или нескольких отдельных ощущений усиливается до того момента, когда объект восприятия и эмпирическое эго вдруг перестают существовать как нечто отдельное и возникает впечатление, что сознание выходит за пределы отношения субъект-объект и переживается как целостность, сопровождаемая прозрением, что в конечном счете «все – Одно» (с. 402).

2. Объективность и реальность. Этой второй категории присущи следующие взаимосвязанные элементы:

а) внутреннее понимание или озарение относительно бытия или существования вообще, которое происходит на интуитивном, нерациональном уровне и возникает как прямое переживание;

б) убежденность или уверенность, присущая этим переживаниям, в том, что такое знание есть истинная или подлинная реальность, а не субъективное заблуждение (с. 402).

3. Трансцендентность пространства и времени. Эта категория связана, с одной стороны, с потерей индивидом во время сеанса обычной ориентации относительно того, где он находится в смысле обычного трехмерного восприятия своего окружения; а с другой – с тем радикальным изменением восприятия перспективы, при котором человек вдруг начинает чувствовать себя вне времени, вне прошлого и будущего – в вечности бесконечного (с. 403).

4. Ощущение святости. Святость здесь понимается как нерациональный, интуитивный, приглушенный и пульсирующий отклик на вдохновляющие проявления реальности. Индивид воспринимает себя как особую ценность, могущую быть профанированной. Недифференцированной целостности мистического сознания свойственно глубокое ощущение святости и покоя… (с. 404).

5. Глубоко ощущаемое позитивное настроение. Эта категория фокусируется на переживании радости, любви, благостности и умиротворенности, присущих мистическому сознанию (ibid.).

6. Парадоксальность. Категория, отражающая способ, посредством которого существенные аспекты мистического сознания воспринимаются как подлинные, несмотря на то, что они нарушают законы Аристотелевой логики. Например, субъект утверждает, что он умер, перестал существовать, хотя с очевидностью продолжает существовать и даже пишет о своем опыте. Он может утверждать, что ощутил пустую целостность, которая в то же время содержит всю реальность (с. 405).

Он может написать о несуществовании, которое больше, чем существование (с. 406).

7. Невыразимость. Когда человек пытается кому-то сообщить о своем мистическом сознании, он обычно жалуется на то, что символы языка, если и не вся его структура, недостаточны для описания или точного отражения такого опыта. Основанием того, что опыт воспринимается как невыразимый в словах, является разочарование в языке, которое, в свою очередь, обусловлено парадоксальностью природы наблюдаемого феномена и его ни с чем не сравнимой уникальностью (ibid.).

8. Временность. Эта категория относится к протяженности мистического сознания во времени. Специальная и необычная форма сознания… длится где-то от нескольких секунд до нескольких часов и затем исчезает, возвращая человека к обычному повседневному сознанию. В категории временности… проявляется одно из существенных отличий мистического опыта от состояния психоза (с. 406).

9. Положительные изменения в отношении к себе и своему поведению. Лица, которые приобрели опыт, характерный для восьми вышеуказанных категорий, постоянно сообщают также об изменении их отношения: 1) к самому себе, 2) к другим, 3) к жизни, 4) к собственно мистическому сознанию. Сообщается о возросшей интеграции личности, включая обновленное ощущение личной ценности, сочетающееся с ослаблением обычного механизма защиты эго … Возникает впечатление, что человек может справиться со своими проблемами, уменьшить или устранить их; укрепляется вера в собственные потенциальные творческие возможности, по крайней мере, на субъективном уровне (ibid.).

Теперь посмотрим, что говорит о медитации Д. Кришнамурти – религиозный мыслитель наших дней [Krishnamurti, 1970]:

Качество ума и сердца – вот что важно для медитации…

Медитация – это прекращение мысли; но не медитирующий ставит предел мысли, так как медитирующий есть медитация. Без медитации все подобны слепку в мире красоты, света и красок (с. 14).

Медитация – это корень, стебель, цветок и плод. Лишь слова разделяют их. Когда мы отделяем одно от другого, тогда действие не рождает благости, добродетель – это целостное восприятие (с. 15).

Медитация – это не повторение слов, не переживание видений, не упражнение в безмолвии. Четки и слова успокаивают неугомонный ум, но это только вид самогипноза. С таким же успехом можно принять таблетку…

Медитация – не следование по незримому пути, который ведет к воображаемому блаженству. Ум, пребывающий в состоянии медитации, видит – он наблюдает, вслушивается без слов, без объяснений, без оценок – он полон внимания к движению жизни во всех ее проявлениях в течение всего дня… Но когда ум наблюдает, прислушивается к движению жизни, внешней и внутренней, к нему приходит безмолвие, которое не является продуктом мысли (с. 19).

Медитация – это раскрытие нового, которое больше заученного прошлого; медитация – это прекращение повторений. Смерть старого, порожденная медитацией, есть безмолвие нового. Новое не находится в области мысли, а медитация – это безмолвие мысли.

Медитация не достижение, не захват видения, не возбуждение чувств. Она подобна реке, неукротимой, быстротекущей, заливающей берега. Это музыка без звуков, ее нельзя подчинить и как-то использовать. Она – безмолвие, в котором с самого начала перестал существовать наблюдающий (с. 24).

Тишина многообразна. Бывает тишина между двумя шумами, между двумя звуками и тишина, раскрывающаяся в интервале между двумя мыслями (с. 31).

Существует тишина ума, которой никогда не касался шум, мысль или мимолетный ветер переживаний…

Медитация ума, который совершенно безмолвен, – это благословение, которого всегда ищет человек. В этом безмолвии заключены все свойства тишины (с. 32).

Безмолвие и беспредельность приходят одновременно. Безмерность безмолвия – это безмерность ума, в котором нет центра (с. 4).

Мы уделили так много внимания описанию опыта мистического состояния сознания только для того, чтобы показать, что этот опыт может быть интерпретирован как прямое обращение к континуальным потокам. Здесь особенно важно подчеркнуть такие особенности этого сознания, как его целостность – растворенность незащищенного эго в спонтанно текущих потоках; невыразимость потока в дискретных средствах языка, алогичность, нарушение привычных пространственно-временных представлений.

Можно думать, что мистический опыт – это просто такое состояние сознания, которое достигается, когда удается снять организующую роль логического сознания с его языковой дискретизацией, осмыслением в непротиворечивых построениях и упорядочиванием воспринимаемого в причинно-следственных и пространственно-временных категориях.

Выделение своего эго из целостного мира – это лишь одно из неизбежных следствий логического структурирования сознания. Заметим кстати, что дети научаются отделять себя от внешнего мира только на определенной стадии развития, когда логическое структурирование сознания достигает определенной степени зрелости.