Сонница. Том первый
Она взяла у него новенький айфон и подошла к ноутбуку, глядя куда-то за спину Бардина, он оборотился и увидел, как продавец корчит за его спиной крайне недовольную мину. Бардин только собрался сделать ему замечание, но вдруг зрачки продавца неправдоподобно расширились и брезгливость на его лице сменилась выражением ужаса. В ту же секунду Бардин услышал звук, который невозможно было трактовать двояко: девушка за его спиной упала, вслед за ней упал и ноутбук. Она лежала, неестественно подогнув под себя ногу с нежной, словно яблочная кожура, розовой кожей, разбросав руки как попало, и глубоко спала. Рядом валялся ноутбук с треснутой матрицей, а чуть поодаль – айфон, странным образом совершенно не пострадавший, очевидно, из-за того резинового бампера, что она на него только что надела. Она лежала на боку как тряпичная кукла, и плавная линия её бедра так отчётливо выгнулась, подчёркивая тонкость девичьей талии, что Бардин почувствовал внезапный, совершенно неуместный, приступ нежности. Девочка, вся такая беленькая, розовенькая, слегка пухленькая, внезапно напомнила ему жену, какой он помнил её восемнадцать лет назад. Восемнадцать долгих-долгих лет. Почти веков.
Наська, шепнул молодой продавец, ты чего это. Наська, заорал он, вдруг поняв, что случилось. На крик выбежали ещё две девочки, пухлая низкорослая кукла в каштановых кудряшках и тонюсенькая брюнетка с синеватой кожей. Брюнетка ринулась помогать, но пухлая крепко ухватила её за руку, закричав страшным шёпотом и, при этом, косясь на Бардина: не трогай её, никто ж не знает, что это такое с ними случается. Вдруг это заразно. Надо скорую вызвать, ответила синенькая девочка. А с кем это, с ними, с удивленным лицом спросил Бардин. Пухлая потупилась, но парень, сидевший на полу рядом с Наськой и державший её за руку, хрипло ответил: а вы ничего не знаете, что ли? В городе у нас уже третий день эпидемия. Утром распоряжение руководства по всем нашим торговым точкам пришло, что, мол, мы всё отрицаем, у нас никто не засыпает, если кто-то из покупателей уснул, тихонько вызываем скорую, но руками ничего не трогаем. Понятно, сказал Бардин, я врач. Он сел рядом с Наськой и пощупал пульс. Совершенно обычный для спящего, с выраженными женскими тонами, прекрасный чёткий пульс, может, слегка печёночка у малой пошаливала, а, может, она вчера просто поздновато из клуба домой вернулась, что скорее всего. Бардин быстро осмотрел её и подтвердил для себя совершенно неутешительный вывод, девочка действительно спала как убитая. Ну что ж, пробормотал он, вызывайте скорую, я их дождусь, сказал он, устраиваясь в углу. Вы думаете они быстро приедут, скептически ответил юноша. Ну вы мне пока можете объяснить, как тут что настраивать, так и время пробежит, улыбнулся Бардин. Вы же не собираетесь держать салон открытым, чтобы все посетители видели, что у вас тут девушка лежит посереди торгового зала? Вы правы, покраснел мальчик и, звеня ключами, пошёл опускать жалюзи и запирать двери.
День третий.
Четверг, 17-е мая
18:11
Скорая приехала довольно быстро, что, надо сказать, слегка удивило Бардина. Чертыхаясь и матерясь, в салон вошёл полный человек в замызганном белом халате с пятнами пота под мышками и сказал, ни к кому особенно не обращаясь: вот ёб твою мать, снова здорово! В городе полно инфарктников, жара стоит такая, нам бы по серьёзным случаям ездить, а нас тут уже два дня по всякой хуйне гоняют! Спит что ли?! Угу, начал отвечать продавец, но фельдшер перебил его: да не надо, можешь не продолжать. Клиническая картина всегда одна и та же, упал, уснул, хорошо, если головой не ударился при падении и не повредил себе чего другого. Сейчас загрузим болезную. Ты мне только, молчеловек, на бумажке напиши данные её, там номер паспорта, имя, прочее всё, что вспомнишь. И куда вы её, спросил Бардин. Полный фельдшер смерил его взглядом, достал жёлтыми от дешёвых сигарет пальцами пачку, вскрыл, сунул сигарету в рот забавным жестом, словно запихивал прикуриватель в гнездо. Здесь не курят, попытался изобразить строгость продавец, но фельдшер резко повернулся и жёстко спросил: ты слепой что ли, ты где-то видишь дым, или огонь. Совсем они ебанулись со своей борьбой с куревом, скоро блять в стране одни сука роботы будут жить. Бардин достал из кармана дорогой эс тэ дюпон из белого золота, щелкнул, извлекая огонёк, протянул фельдшеру. Курите, улыбнулся он. Я работал на скорой после мединститута сразу, прекрасно вас понимаю. Фельдшер благодарно затянулся, с удовольствием выпуская две толстенные дымные струи из ноздрей, и кивнул на разбитые, покрытые чёрными мозолями кулаки Бардина: боец что ли? Массажист, улыбнулся в ответ Бардин. Продавец, отвернувшись, смотрел в окно, по-женски поджав локоток, нервно обгрызая ноготь и яростно шепча что-то про быдло. Фельдшер хохотнул и спросил у его возмущённой спины: слышь, красавчик, а вот ты аппендицитом заболеешь, к примеру, ведь к нам будешь звонить, к быдлу, правильно? Вот этого-то я и боюсь, ледяным тоном ответил продавец. Ты сколько лет учился, вместо ответа сказал фельдшер, повернувшись к Бардину. Шесть лет мединститут, потом ординатура, интернатура, потом, задумался Бардин, даже не помню сейчас. Если учитывать курсы всякие, я и сейчас учусь постоянно. Вот, радостно сказал фельдшер, а эта залупа молодая ещё дрочить не умеет толком, только за прилавком ногти грызть, а уже нас с тобой жизни научит, понял. А ты чего болезную не пакуешь, спросил Бардин. Фельдшер наклонился к лацкану бардинской куртки и заговорщицки прошептал: нас на такие вызовы только с сопровождением отправляют, жду, когда умники приедут. Просто заебали они, всё время в спину дышат, над душой стоят с видеокамерой. Я Коле-водителю и говорю, давай-ка, мол, оторвёмся от них, пусть в пробочке постоят, подумают. Чуть не сказал «покурят», да думаю, эти пидарасы и не курят. Бардин удивился и переспросил: а сопровождающие-то гэбешники что ли? Фельдшер пожал плечами и ответил: да бес их разберёт, кто ж их проверял-то? Скорее, мусора, уж больно у них повадка быковатая.
Словно в подтверждение его слов, в стеклянные двери салона связи яростно застучали чьи-то тяжёлые кулаки. Приехали, красавцы, насмешливо пробормотал фельдшер. Продавец открыл им дверь, они вбежали внутрь, вместе со струёй весеннего, уже начинавшего набухать духотой, воздуха, злые, растрёпанные, в полураспущенных галстуках. Голубенькие медицинский маски, намокшие по краю от пота, болтались на шеях как тряпки. Ну я тебе ещё погоняю, понял, угрожающе сказал старший, погрозив кулаком фельдшеру. Ты мне ещё поугрожай, хуй мамин, равнодушно сказал фельдшер полушёпотом, вколю тебе вечером в жопу чего-нибудь, будешь до конца жизни потом хуй краном подымать, ухарь.
Бардин подошёл вплотную и резко крикнул прямо в лицо вошедшему: фамилия, документы, быстро. От неожиданности тот, в костюме, зашарил где-то в глубине пиджачка, что-то забормотал, наконец, нашел красную книжечку, приободрился, протянул Бардину. Значит так, товарищ лейтенант, сказал Бардин, я являюсь свидетелем, я видел, как эта девочка упала и уснула. Я готов дать показания, едемте в отделение. Зачем в отделение, растерянно спросил лейтенант, потом вдруг до него стало доходить, что его явно разводят, он нацепил маску, жестом подозвал напарника, который заволакивал в салон складные и неудобные носилки еще советской поры. Не мешайте, гражданин, сказал он Бардину, и попытался уложить девушку на носилки. Но Бардин легко перехватил у него девушку прямо из рук, уложил на диванчик у прилавка, и, преградив разозлившемуся лейтенанту путь, медленно сказал: Игорь Валерьевич, вы, похоже, плохо себе представляете, что происходит. Потрудитесь назвать мне имя и звание вашего руководителя и его прямой телефон, чтобы я мог проверить вашу действительную принадлежность к органам внутренних дел. Потому что прямо сейчас я вижу, как человек без формы, но с удостоверением, пытается безо всяких оснований похитить молодую девушку, у которой наверняка есть родители, которые наверняка захотят знать, в чём провинилась их дочь. Лейтенант хмыкнул, обошёл Бардина, и снова наклонился к девушке. Бардин поднёс к уху айфон и, как только в трубке послышалось какое-то хрипение, отчётливо сказал: аллё, полиция, срочно пришлите, пожалуйста, наряд. Здесь нетрезвый мужчина без формы, представившись полицейским, пытается похитить беспомощную девушку. Мы находимся в салоне связи на перекрёстке Ленина и Красной. Да, благодарю вас.
С чего это вы взяли, что я нетрезвый, обиженно, но, вместе с тем, как-то настороженно, спросил лейтенант. Бардин пожал плечами и ответил: думаю, медэкспертиза разберётся. Внезапно младший полицейский подал голос из-за плеча лейтенанта: а чё ты с ним вообще разговариваешь, он кто, пусть сначала свои документы предъявит. Лейтенант широко улыбнулся и сказал: ваши документы. Вот, протянул Бардин свой паспорт. Думаю, нам сейчас предстоит вашу личность удостоверить, начал говорить лейтенант, собираясь спрятать паспорт в нагрудный карман, однако Бардин быстрым и, одновременно, слегка ленивым движением выхватил паспорт из его руки и спросил: вам фамилия Смирнов ничего не говорит? Лейтенант нахмурился, некоторое время натужное шевелил бровями, неуверенно спросил: Серёга что ли, из кадров, из городского? Нет, ответил Бардин, его отец, начальник городского. Я просто позвоню ему сейчас и скажу, что не смогу сегодня оказать ему помощь, поскольку, скорее всего проведу весь день в отделении из-за полицейского произвола и нежелания отдельных сотрудников сотрудничать с гражданами. А что вы с ним делаете, глупо спросил полицейский помоложе. Он еще в начале второй чеченской серьезно повредил себе спину в командировке, теперь ему приходится делать специальный массаж, ответил Бардин. Иначе его терзают невыносимые боли. Нет, ну зачем же вы так, начал бормотать лейтенант. Как, спросил Бардин. Ну так, ответил лейтенант. Может, мы все-таки можем вам чем-то помочь? Да, я всего-навсего хотел спросить, куда вы повезёте эту девочку, как долго там продержите и много ли там таких, как она? ответил Бардин. Много, человек двести уже, подал голос фельдшер. И где это, спросил Бардин. Военные специальный палаточный госпиталь построили за городом, ответил лейтенант. Пока только свозим туда людей, никого еще не выпустили, все спят как убитые. А диагноз им какой-то поставили, что врачи говорят, спросил Бардин. Врачи, коллега, ничего не говорят, ответил фельдшер, врачи пьют горькую, потому что никто понятия не имеет, что за хуйня тут происходит. Дверь открылась и в салон влезла веснушчатая рожица девушки, по виду вчерашней выпускницы медакадемии, в белом мягком скафандре. Фёдорыч, сказала она, вы тут долго еще собираетесь лясы точить, у нас еще два аналогичных вызова.
Когда карета скорой помощи в сопровождении полиции скрылась из виду, увозя Наську, Бардин подошёл к продавцу и сказал: сотри фотографии. Продавец зарделся и спрятал телефон за спину. Я видел, как ты снимал на телефон, прошу, сотри это, придвинулся поближе Бардин. А если не сотру, с вызовом бросил парень. Мальчик, они придут за тобой, понимаешь, ответил Бардин, понизив голос до шёпота. Если ты, по малолетней глупости, выложишь эти фото вконтакте, а иначе, зачем бы ты их делал, они придут за тобой. И сделают с тобой ужасные вещи. Понимаешь? Продавец покраснел и начал тыкать в телефон пальцами, стирая фото.
Журналист
День третий.
Четверг, 17-е мая
19:55
Губернатор оперся массивными руками на овальный стол морёного дуба, крытый тёмно-зелёной кожей, делавшей его похожим на ломберный. Мосластые локти его превосходительство растопырил в стороны, как петух расшаперивает перед дракой крылья, словно давая понять, что ни одна мелочь не проскользнёт мимо его всевидящего ока. Пятнадцать человек и два секретаря снуло тупили глаза, пытаясь укрыться от раскаленных губернаторских зрачков, шарящих по лицам в поисках ответа. Только главный эпидемиолог области рисовал в пухлом ежедневнике волосатые каракули, отдалённо напоминающие каких-то неполезных бактерий. Он пририсовал одной из них очередную ложноножку и медленно сказал: мы свозим уснувших в военно-полевой госпиталь, который для нас любезно отстроили инженерные части внутренних войск. И пока на улице тепло, это отчасти может представиться неким решением проблемы. Но мы с вами прекрасно должны понимать, что это не решение, а просто отсрочка социального взрыва, потому что на сегодня мы уже разместили там двести двадцать одного пациента, что явно чрезмерно, они спят в два яруса, на нарах. Ещё примерно столько же разместили по различным больницам. Но у нас есть серьёзная проблема, формально мы не можем держать их в инфекционном отделении, поскольку никаких признаков заболевания у них нет, кроме того, что они спят и разбудить их не представляется возможным.
А они заразны, спросил губернатор. Эпидемиолог задумчиво пожевал губами и ответил: теоретически, они, разумеется, могут быть носителями какого-либо источника летаргии, пока неизвестного нам. Но никаких явных причинно-следственных связей между контактом с уснувшим человеком и последующей болезнью субъекта, установить не удалось. Иными словами, вероятность заражения и его путь, в данном случае, установить трудно. Или заразятся, или нет, хохотнул губернатор, логика как у блондинки, так получается. Да, примерно, так, мирно согласился главный эпидемиолог. Я вот что думаю, сказал губернатор, почесав мизинцем безупречный пробор. Вдруг у них просто этот, он замялся, припоминая сложное слово. Инкубационный период. Вдруг по окончании этого инкубационного периода, с ними произойдёт что-нибудь необычное, опасное для окружающих. Вдруг они пойдут какими-нибудь язвами, или от них какие-нибудь споры паразитов полетят. Никто ж не знает, правильно? Я хочу сказать, что я не могу свои слова сейчас подтвердить, но и опровергнуть-то вы меня тоже не можете, так? Согласен, ответил главный эпидемиолог.
Значит, надо от греха подальше упрятать их в карантин и, кстати, объедините уже всех пациентов с одним диагнозом, сказал первый вице. Надо всех свезти в одно место. Сколько ещё военно-полевых сооружений смогут возвести вэвэшники?
Председатель комиссии по взаимодействию с правоохранительными органами нервно откашлялся и, пошелестев бумагами, сказал: недавно к нам в область решили передислоцировать вертолётный полк, сейчас как раз идёт сама процедура перемещения людей и техники, плюс идёт реформирование танковой дивизии, идет оно с перебоями, как бы храбро военные не рапортовали, поэтому думаю, мы реально можем рассчитывать на два, как максимум – три аналогичных госпиталя. При этом, что там будет с инженерными сетями, мы не знаем. Грубо говоря, это просто палатки и кровати, причем, не в самом лучшем состоянии.
Какие в жопу сети, если они спят, взорвался губернатор. Ты мне скажи, какова там общая ёмкость, сколько они людей смогут принять. По штатной расстановке до двухсот человек каждый госпиталь разместить сможет, ответил правоохранитель, но условия будут военно-полевыми в полном смысле этого слова. Предложения есть, спросил губернатор, обводя взглядом присутствующих. Есть, неожиданно раздался высокий голос второго вице. И что, переспросил губернатор. Есть комплекс пионерских лагерей в восьмидесяти километрах от города, вблизи озера Караколь. Мы приняли решение об их реконструкции, ещё в прошлом году выделили деньги, но в связи с кадровыми перестановками в министерстве обравования, значительная часть денег у нас подвисла. Думаю, если мы немножечко потревожим наше образование, они смогут подмазать там всё, что неподмазано и разместят людей, это ещё порядка тысячи мест, не менее. Это не те лагеря, куда нас в детстве на спортивные сборы возили, спросил губернатор. Именно те, комитет по физкультуре и спорту их с баланса списал в начале двухтысячных, а на баланс образования они пришли только в этом году, закивал второй вице. Лет пять они, конечно, только пауков и ужей принимали в свои корпуса, но, думаю, подшаманить их можно довольно быстро. Там есть плюс – они окружены забором. Прочным забором. А на хера нам забор, задумчиво спросил губернатор.
У нас проблемы, тщательно прокашлявшись, ответил первый вице. Ну что там опять, спросил губернатор. Народные массы, лаконично ответил первый вице и кивнул правоохранителю. Тот снова пошелестел бумажками, издававшими тревожный, буквально, жестяной скрежет, и, зарывшись в листы, словно полицейский, прикрывающийся щитом от демонстрантов, сказал: до сего дня все действия по изъятию лиц из категории уснувших из семей и их размещению в стационары города наталкивались на активное сопротивление жителей. Они не хотят, чтобы их родственников увозили, поскольку они не доверяют нашим медикам, не верят, что данный сон может быть опасен в социально-гигиеническом плане и так далее. А вы сами-то нашим медикам верите, с усмешкой спросил губернатор. Никита Сергеевич, укоризненно проскрипел эпидемиолог, я бы попросил. Ну ладно-ладно, добродушно помотал крупной головой губернатор, не все медики у нас плохие, хороших больше. Это я так, для красного словца. Так что делать-то будем?
Изолировать, ответил первый вице. Практически решённый вопрос. Мы ни источников эпидемии не знаем, ни прогнозов. Если все уснут, кто ж работать-то будет. Да ладно работать, кто ж голосовать-то тогда пойдет, хихикнул второй вице. Резонно, ответил губернатор. А что с информационным полем. Все начали вертеть головами в поисках ответа на поставленный главой региона вопрос. Но кроме шелеста воротников и поскрипывания стульев в полупустом зале заседаний ничего слышно не было. Ну где же Света-то ваша, ёбаная тётя, заорал губернатор. Я блять её теперь должен с собаками искать. Она мой пресс-секретарь, она должна меня даже в сральню сопровождать, и сидеть со своим ёбаным ноутбуком под дверью, все мои пердки записывать. Куда дели, давайте-ка её сюда. Начальник охраны, тяжело скрипя разношенными каблуками ботинок, подкрался к губернатору и зашептал ему в ухо, крупно двигая челюстью, как будто что-то ел из мохнатого господского слухового прохода.
А, ясно, кивнул губернатор. Молодец, какая. Я знал, что она молодец. Ты ей позвони потом, и мне доложишь, как они справились. Ишь ты. Энтэвэшники, блять. Не сидится в столице.
После подведения итогов, когда все покидали кабинет, губернатор окликнул начальника охраны, дождался, когда тот усядется на краешек кресла, стоявшего у стола и тщательно запер дверь. Потом включил телевизор, прибавил громкость и придвинул стул поближе к подчинённому.
Слышь, ты это… Губернатор замялся и, видя, что безопасник собирается открыть блокнот, протянул руку и жестом попросил убрать записную книжку подальше. Начальник охраны понимающе кивнул и тоже придвинулся ближе. Короче, сказал губернатор, я думаю, что народ реально бунтовать начнёт. Надо бы это… Ну, с бандитами бы выйти на контакт. Пусть своими силами попатрулируют улицы, чтобы непорядка не было, понял меня? Безопасник кивнул: сделаем. Ну вот и ладненько, откинулся на спинку кресла губернатор. А то полиционеры быстренько всё наверх донесут, а эти потише будут. Понял, да? Конечно, понял, с готовностью кивнул начальник охраны и быстро вышел из кабинета, доставая на ходу телефон.
День третий.
Четверг, 17-е мая
18:30
Вячеслав Доронин, сутулый щуплый мужчина с узкими плечами и внимательными серыми глазами, вышел из зала прилёта налегке, легкомысленно таща свою жёлтую сумку пиквадро за ремешок, держа руку на отлёте так же, как если бы нёс за шкирку кота. Он успел сделать несколько шагов, как вдруг сумка за что-то зацепилась. Вячеслав Доронин оборотился и увидел серую, малоприметную блондинку лет сорока, с жёлтым коком на голове и синими мешками под глазами. Светлана Светлицкая, зычно, по-комсомольски, сказала жёлтая блондинка и показала удостоверение. Я пресс-секретарь губернатора, пояснила она на случай, если московский гость не успел прочесть мелкие фиолетовые буквы. Прекрасно, сказал Вячеслав Доронин, надеюсь, вы мне мешать не будете. Ну что вы, только помогать, широко улыбнулась Света. Надеюсь, вы возражать не будете, сказала она как можно более доверительно, подхватывая гостя под локоть и повисая на нём грудью, на ощупь совершенно картонной. Вячеслав Доронин подозрительно хмыкнул, но вслух ничего не сказал, позволив увлечь себя в людской поток, галдевший на разные голоса.
Они прошли через пёструю разноязыкую толпу, стеклянный шлюз аэропорта расступился, и кондиционированный воздух кончился, уступив место жаркому суховею, ударившему в лицо, подобно банному венику. Жарковато тут у вас, признался Вячеслав Доронин. Да, в этом году какая-то экстремально ранняя весна, смотрите-ка, ещё только-только май начался, а уже печёт как не знаю что, защебетала Света, подволакивая журналиста к дверцам чёрного фольксвагена, в чьих полированных поверхностях отражались низко летящие чернобрюхие облака. Одна надежда, что дождик пойдёт, прибьёт пыль немного, продолжала щебетать Света, вы ведь поди кушать хотите. Не особенно, подозрительно сказал Вячеслав Доронин. Но Света знала, что он врёт, и что есть он хочет, что просто ужасно голоден, но боится упускать время, не верит ни ей, ни пославшему её губернатору, никому вообще, что если отпустить его на вольные хлеба, то он тут такого наковыряет, что Кремль не просто рассердится, а так рассердится, что только клочки полетят и собирать те клочки потом можно будет хоть сто лет, всё одно не соберёшь.
Света вздохнула и спросила: ну что в Москве, как столица? Стоит, беспечно ответил Вячеслав Доронин, глядя на ярко-зелёные, словно только что раскрашенные фломастерами, татарские клёны, проносившиеся за окном. Света замолчала. Украдкой она достала телефон и быстро набросиа смску, мол, едем, ловите. Шофёр посмотрел на неё в зеркало заднего вида, Света поймала его взгляд, и кивнула скорее веками, нежели головой, но водитель прекрасно понял этот жест. Он плавно замедлился и тихонько съехал с трассы, поворачивая на просёлок, скорее похожий на тенистую парковую аллею, нежели на дорогу. Вячеслав Доронин беспечно что-то мурлыкал про себя, тыкая пальцем в экран айпада и даже не глядя за окно. Он читал ленту фейсбука, силясь понять, что именно приковывает его, образованного, умного человека, зрелого журналиста, к этой бесконечной интернет-возне. Ответ он для себя нашел довольно быстро, конечно же безделье. Вячеслав Доронин поднял глаза, протёр их и, ещё не отняв ладоней от усталых век, почувствовал, как машина резко затормозила. Он убрал руку от лица и увидел как его дверцу открывает крупный молодой человек в костюме. Вячеслав Доронин вопросительно посмотрел на Свету, но та ответила ему настолько лучезарной улыбкой, что он преступно расслабился и позволил юному богатырю распахнуть дверь автомобиля. И тут же понял, что совершил ошибку. Его позорно вынули из машины за шкварник, бесцеремонно бросив в сухую грязь. Он вскочил и только успел пролепетать: вы с ума сошли, что вы делаете. Как его тут же подхватили за руки, один из здоровяков положил ему на голову его пухлую итальянскую сумку, а второй, размахнувшись, с силой ударил его по этой сумке плашмя айпадом, от чего стекло гаджета покрылось паутинкой мелких трещин. Что-то в голове ухнуло, шея заныла в предчувствии перелома, Вячеслав Доронин успел только пробормотать сквозь боль, что он является журналистом крупнейшего телеканала, как его снова сильно ударили по этой злосчастной сумке. На этот раз уже кулаком. Журналист рухнул на колени. Его подхватили за вороник и за мотню, нахально прищемив складку кожи в паху и только чудом не тронув гениталии, и понесли в кусты. Господи, подумал Вячеслав Доронин и зажмурился.
Слышь, пидарас ма-а-асковский, глаза разуй, раздался над ухом голос. Вячеслав Доронин открыл глаза и тут же снова прищурил их от нестерпимо режущего солнечного света, миллионами бликов игравшего на водной ряби. Его держали над обрывом, метрах в десяти под ним раскинулся карьер, залитый тёплой водой, казавшейся такой ласковой под напором жгучего сухого ветра. Слушай сюда, мудозвон, сказал тот же голос. Утром тебя посадят на самолёт и ты вернёшься домой в столицу, сказав, что ничего не нашёл, что информация тухлая и что тебя просто развели. Ты понял?
Я – журналист, я буду жаловаться коллегам, есть профессиональное сообщество, начал возмущённо говорить Вячеслав Доронин, но голос его предательски срывался и пищал, выдавая нотки неуверенности. Я бывал в Чечне, вам меня не запугать, постарался крикнуть он так, чтобы вышло громко и гордо. Да мне похуй, где ты бывал. Ты у мамы своей в пизде бывал, мне-то что с того, ответил мерзкий голос, и в следующий миг две пары дюжих рук раздвинули Вячеславу Доронину ноги и несильно ударили столичного журналиста промежностью о сосну. Тупая боль залила его снизу доверху, заполнив всё тело до кончиков волос. Слышишь меня, лениво спросил тот же голос. Вячеслав Доронин не мог вымолвить ни слова, пытаясь как-то переварить эту чудовищную боль. Железная рука схватила его за ухо. Он даже не думал, что может быть так больно. Когда я спрашиваю, надо отвечать, раздражённо сказал голос, ты меня слышишь? Да, прохрипел журналист.