Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Роман. Том 3
– Чтоб я и в религию? Спаси и сохрани! Да никогда! – смеется Белов, – Да и стричь мне нечего! Лысый почти… Каждый волосок как незаменимая ценность. Много в нашем мире всего запутанного и соблазнительного… Он и радость дает и западней подстерегает… А от себя так скажу – мы сами себе хозяева, и сами должны определять свой курс! Без всяких там навязывающих смутных учений! И не поддаваться темным сетям обмана. Жизнь она одна и мы сами должны ей распоряжаться!
– С этим согласен. Кроме нас никто о нас и не позаботится. Что сейчас и надо сделать. Так что давай к делу… Для начала в целом о этих каменоломнях.
Наша система это подземные выработки, образовавшиеся в результате добычи строительного материала – камня-ракушечника, которая производилась в пласте меотического известняка мощностью не менее 10- 12 метров.
– Что такое меотический? Никогда не слышал…
– Так древние греки называли Азовское море – Мэотис. Потом так стали звать окаменевший пласт морских моллюсков. Так камень этого подземелья и образовывался из миллионов умерших существ…
– Огромная могила? Или безвестное кладбище?
– Вроде того, получается… Так вот, идем дальше. Если брать взглядом сверху, шахтное поле ориентировано северо-запад – юго-восток и имеет размеры примерно 250 на 800 метров, при этом наименьшая ширина поля в северной части каменоломен составляет около 100—120 метров, наибольшая – около 300 метров. Общий уклон участка и, соответственно, подошвы выработок к юго-западу и составляет 3—5 градусов.
Добыча камня велась на глубине примерно 10 метров и толщина кровли над выработками составляет также около 8—10 метров, в отдельных местах доходя до 15 метров, ширина выработок в среднем – 4—7 метров, высота – от полутора до 3 метров. На отдельных участках штолен, в южной части до 4—5 метров. В принципе такой огромный дот способен выдержать любые удары артиллерии и даже авиации, что и было перед обороной и в ее начале, но закладки пакетов авиабомб разрывают каменный панцирь изнутри…
И вся система соотвественно начинает меняться. Территория катакомб опять же неоднородна.
А на небольшом участке в южной части каменоломен характер выработок значительно отличается от остальных частей системы: здесь коридоры расположены параллельно и под прямым углом друг к другу, а целики – только прямоугольной формы. Подошва выработок представляет собой слежавшиеся обломки – бут и опилки камня ракушечника – тырсу, толщиной от нескольких сантиметров до полуметра, лежащие на скальном ложе.
Выработка велась, как говорят местные старожилы камерно-столбовым способом, но бессистемно, можно сказать хаотично, отсюда вся запутанность катакомб. Выемка камня осуществлялась из разных исходных точек, вглубь от линии входов, а отработанные участки соединялись между собой, образуя сложный лабиринт коридоров, и общая площадь которых сейчас составляет около 170 гектар… Внушительное произведение! На момент нашего спуска сюда, было зафиксировано 34 входа, из них 4 больших, через которые свободно въезжал грузовик… Сейчас в результате боевых действий, несших преимущественно взрывной характер, все перемешалось, подсчитать точно нельзя… Одни заваливались, другие образовывались! И это происходит постоянно. А все большие центральные входы разрушены и завалены немцами. Но внутренние коридоры еще достаточно стабильны.
Теперь просмотрим этот участок. Вот карта!
– Карта? Откуда? Неужели в этом нашем темном чулане можно весь наш гордиев узел тоннелей как-то отобразить? Как тебе удалось?
– Не я один… Коллективное творчество! Я когда спустился сюда, сразу стал в уме схему набрасывать и пытался характер выработок понять. Сначала мы не собирались здесь надолго оставаться – что-то исследовать смысла не было. Потом возникла практическая потребность. Товарищи соображающие подключились. Местные очень помогли – семья Данченко. Николай Семенович и его сын Коля, товарищи Проценко и Селезнев… Вообщем произведение народного искусства!
– Как у нас все оказывается переплетается причудливо – в один документ столько сил и разных судеб вложено! Прямо подобно мрачному змеистому узору Лабиринт печати ставит на нашу работу! Копия извивов его темного тела!
– Забавная мысль! Собственно в природе так и есть – окружающая среда влияет на облик и характер растущего и обитающего в ней существа… Ладно, вернемся к подземелью. Каменоломни – замкнутая система и она имеет свои особенности, которые нам нужно использовать в борьбе с коварный врагом. Необходимо запомнить вот эти ключевые места – своего рода перекрестки, в случае обвала они могут перекрыть сразу несколько проходов и блокировать находящиеся там наши части. Для размещения личного состава лучше брать боковые штольни с многочисленными ответвлениями. Так есть шанс уйти в случае обвала. И там взрыв погасится наличием множества переборок… Сейчас по гарнизону пройдет передислокация. Наиболее опасные участки придется оставить. Где-то отодвинутся дальше вглубь…
– Не опрометчиво обнажать участки близкие к выходам? Может немцы только этого и ждут? Чтобы ворваться в нашу крепость?
– Чтобы к нам проникнуть, надо постараться! Да и боятся они сюда лезть… Уже проверено. Конечно, на охранные подразделения ляжет двойная тяжесть, но так мы обезопасим основной контингент.
– Да схватка у нас все жестче разгорается… И все привычные представления о войне рушатся. Все правила этими выродками нарушены!
– Это точно. Битва у нас неравная еще и с такими зверствами как газ и колодцы с авиабомбами. Нам нужно выстоять и победить! А вы – передовой отряд в борьбе с палачами- саперами и их закладками авиабомб! На вас сейчас вся надежда!
– Надеюсь получится фрица переиграть! Это как партия в темную! И действовать надо быстро. Чтобы предупредить людей и вывести…
– Ошибки быть не должно! Сам понимаешь, что на кону стоит! От вас сейчас жизни людей зависят… Судьба всего гарнизона! А то похоронят нас всех под этими скалами одной лишь серией взрывов. И даже никого боя не случится в ответ… Поэтому забудьте про все, слушайте скалу, как собственный пульс… Выбрали вас, вы- важнее чего-либо!
– Справимся! Не первый день в катакомбах… Я все прекрасно понимаю. Степень ответственности, и все возможные последствия. Все будет отлично, Гриша! Мы не допустим гибели людей. Будем яростно рыть этот мрак, пеленговать все возможные звуки, даже пролетевшей мухи… Станем как летучие мыши, а товарищей спасем!
Доносится отдаленный грохот, прокатывается едва уловимый гул. Кажется, стены слегка качаются…
– Что это? Взрывы?
– Да. Но не здесь… Это канонада. Бомбежка в порту, скорее всего… Или завод Войкова опять фрицы обстреливают! Там до сих пор какие-то отряды бьются, также как мы…
– Постоянно что-то взрывается! Не у нас так где-нибудь рядом. Начинаешь привыкать как-то ненормально к такой обстановке. И здесь над нами немчура не спит, мать их, саперы! Какая у них методика?
– Да все просто бурят шурф, дальше выдалбливают, расширяют отверстие. Самое отвратное работают наши военнопленные! И авиабомбы наши – советские! Скорее всего с ближайших захваченных аэродромов! Уничтожают нас нашими же руками! Вот ведь извращенный вероломный ум фашистского скорпиона!
– Это не наши руки! Предатели… Они прекрасно осознают что делают! Помогают фашистам осуществлять их изуверский план, рвать каменоломни, убивать наших людей, хоронить их под завалами. Они хуже чем пришедшие оккупанты… Так как предали Родину и своих товарищей!
– Да, и никакого снисхождения при встрече им не будет! Все фашистские холуи получат по заслугам! Пощады не будет… А особо тем, кто в Аджимушкае орудовал, и помогал осуществлять все дикие эксперименты над нами!
– Да уж изгаляются как могут! Такого и не подумать, и не представить… Это уже не война, а просто казнь! Когда ты в своем превосходстве, берешь и просто взрываешь людей, массово. Тут не подлость выстрела в спину, а слова даже не подобрать… Извращение всей мыслимой разумной природы! Антиэволюция… Путь от человека назад во тьму!
– У нас концентрация зла получается, только там наверху, как воронка засасывающая. Места то тут светлые, даже подземелье, несмотря на свою мрачность, достаточно жизненно. Защитить нас пытается! А эти нелюди, упыри, с собой чуму лютую адскую принесли и сеют ее, с фанатичным бешенством…
– Да, у нас верх с низом поменялся! Черное с белым… По идее эту фашистскую свору надо согнать сюда и запечатать как злых духов в склепе и вечном мраке! А получается мы тут сидим и света не видим! И за него сражаемся…
– Может так и надо? Нам победить всю Тьму! И здесь, и там… Чтобы бы больше этого нигде и никогда не было! Опуститься на самое дно Пропасти и одолеть сам источник! Да и недолго этим зверям нацистским пастись осталось. Это их последний ход! Теперь словно за нами!
– И оно будет грозным…
Как все закручивается! Работенка вам тоже не из приятных предстоит… Значит ваше подразделение теперь «слухачами» зовут? Интересно придумали!
– А как еще? Просто и метко. По-другому и не скажешь… Такие мы теперь и есть!
– Получается в арсенале гарнизона прибыло… Еще одна специфическая команда, «сосуны» камня, служба водоснабжения у нас есть, теперь вот вы – живые антенны во мраке! Чего только у нас не появляется… Что в обычных условиях в армии и не представишь. Дальше то кто еще будет?
– Дальше не надо, Гриша! Хватит и этого… После каждого инквизиторского преступного выпада фашистов нам приходится новые виды подразделений придумывать. И пока вполне эффективно. Но удача мадам капризная, может и отвернуться! А мы оружием небогаты… Один ум, солдатская смекалка и остается!
– Ну, на ней мы почитай, все войны и выигрывали! Оружие у нас как дополнение. А первое – это совершенно нестандартное решение на грани безумия! Это уже русская традиция… Которая нам и приносила победу!
– С нами воевать – сразу подписать приговор! Когда до них всех дойдет? Конечно мы всегда платим большую цену, но победа остается за нами!
– Это верно. Ладно, пойдем дальше. Теперь смотри Коля, в случае обвала, если он уже застиг и порода рушится – надо уходить укрываться в любой нише или проеме. Пласт пород всегда опускается по центру и на границе, по краю есть шанс уцелеть. Мы весь личный состав проинструктируем на собраниях, но и чтобы вы это помнили как поп «Отче наш…» и постоянно напоминали людям. Чтобы это у них в мозг, в кожу въелось, иначе не спастись!
– Ясно, сделаем! Открываем новый производственный уровень. По сохранению семян человеческой жизни в этом мрачном подземелье! Будем слушать как враг крадется и заодно что нам эти каменоломни на ухо нашепчут… Видимо за века много чего на душе каменной скопилось? Ты бы так сказал, с позиции своей романтики?
– Именно! Все секреты катакомб теперь твои! Ты как исповедник будешь этих печальных скал! Все его слезы и радости… тебе доверяются и твоим подчиненным! Будешь знать больше, чем кто-либо… О тех, кто в этот камень ушел!
– Нам бы только не уйти! – вздыхает Белов, оглядывая огромный свод над собой, – Все что угодно, но не хочу здесь лежать, если помру… Только наверху – чтоб теплая земля и солнышко пекло сверху! И птицы пели!
– Рано нам о смерти думать! – замечаетТрубилин, – Нас еще много чего дальше ждет. Умереть просто. И пока не имеем права. Без нас кто страну поднимать будет? Возвращать ей всю мощь и величие?
– Я так… на всякий случай! Пожелание Судьбе и самому себе! Чтоб уж наверняка отсюда выйти на человеческий простор! А там уже пускай как сложится. Не хочу в этих камнях оставаться…
– Не останемся! Это не наш мир, какой бы порой таинственный и привлекательный не был! Это чужая территория. Мы здесь случайные гости. И скоро уйдем. Нас солнце ждет…
Глава 3
Сумеречная степь слабо колышется под порывами налетающего с моря ветра. Над каменоломнями висит едкая серая пелена от постоянных взрывов, закрывая небо и солнце. Так что не понятно, что сейчас – разгар дня или поздний вечер. Подполковник Бурмин хмуро наблюдает за происходящим из щели замаскированного НП, то поднимая бинокль, то просто внимательно оглядывая все раскинувшееся широкое пространство, словно ищет ответ на что-то. Все замерло, будто в каком-то странном оцепенении. Не видно, не ощущается ни единой души. Но это на первый взгляд. То там, то здесь на вражеском горизонте мелькают едва уловимые контуры, замечается внушительное передвижение, иногда даже доносятся резкие голоса. Два противоборствующих лагеря продолжают свою скрытую игру, прячась в одной большой засаде. Борьба только разгорается…
Внезапно, сзади, в глубине узкого прохода раздается шорох… Сыплется мелкий камень, тревожно пляшет пламя факела. Из вязкого мрака выступает крупная монументальная фигура комиссара Парахина.
– Ты чего здесь Иван? – хмуро спрашивает Бурмин, бросив быстрый взгляд, и вновь приникая к окулярам бинокля, – На красоты степи полюбоваться или по делу? Весь запыхался, как будто за тобой черт гонится…
– Да по твою душу! – отряхивается от известковой пыли и крошки Парахин, – Послан бесами прямо из Бездны… Везде тебя искал, весь гарнизон облазил, руки ноги ободрал, а ты поди-ка ж, здесь сидишь… На фрица наглядеться не можешь! Других занятий нет? На НП у нас и сержанты с рядовыми отлично справляются! Убегаешь, прячешься…
– И что так соскучился? – мрачно шутит подполковник, – Так я не девка красная, чтоб быть предметом тонких чувств, в штабе мы бы все равно пересеклись! Раньше я не был объектом такого пристального внимания. Все как обычно. Я в своем секторе… На своем месте. Занят рутинной работой. Что нужно то? В чем такая срочность? Горит что ли что?
– Еще как горит, Григорий! Алым пламенем… Гарнизон у нас уже который день без командования. Можно сказать обезглавлен. Не порядок! Вот я к тебе и пришел.
– А я что? Должен решить этот штабной вопрос? Так я вроде обыкновенный комбат, такой же, как и другие…
– Ты и должен возглавить гарнизон, вдохнуть в него жизнь! Повести дальше…
– Пошутил, Ваня?
– Я сейчас похож на клоуна? Времени на прибаутки и песенки сейчас нет. В гарнизоне траур. Ягунов погиб. И я не в том настроении, чтобы как-то изысканно веселится. У меня что, других дел нет, чтоб тебя по всем каменоломням рыскать и дешевыми анекдотами развлекать? Очнись уже, приди в себя…
– Да я в полном порядке! Это ты чего-то кипятишься, и весь на взводе….
– Многие командиры и почти все солдаты склоняются к тому, что командование нашим гарнизоном должен принять именно ты, и никто другой… Я естественно в числе первых «за»…
– Нет. Это не ко мне. Я не смогу!
– Так, ну-ка положи бинокль и посмотри на меня товарищ Бурмин! Я с тобой хотел по-человечески, да видно не получается… Тогда как представитель партии поговорю. Разворачивайся и садись напротив меня! Разговор будет серьезный.
– Ишь ты как! – усмехается Бурмин, – Ну будь, по-твоему, товарищ комиссар! Разошелся то как… Пылаешь, хоть костер разжигай! Что стряслось, Ваня?
– То и стряслось, что командир нам нужен. И лучшая кандидатура это ты!
– С чего это?
– Ты валенком не прикидывайся, Гриша! Сам все прекрасно понимаешь… Ты как раз то, что нам надо. Смелый, решительный, даже в чем-то авантюрно-безумный! С легендарным боевым опытом, любимый бойцами. Ты популярен. Молодые лейтенанты с тебя глаз не сводят, на тебя равняются, тебе подражают…
– У нас все популярны. И с опытом тоже. Многие Гражданскую прошли. Насчет авторитета, так ты в первых рядах. С тобой вообще никто не сравнится. Люди тебя на руках готовы носить. За твою отзывчивость и силу внутреннюю! С тобой и на краю пропасти спокойно. Потом хоть кого возьми, хоть Левицкого, хоть Панова… И вообще по уставу, у нас должность должен старший по званию занимать, то бишь получается Верушкин! Он полковник, ему и карты в руки…
– Верушкин? Теперь ты шутишь? Да, он работник штаба, с бесценным опытом, заместитель Ягунова, отличный стратег. Федор Алексеевич конечно прекрасный преданный командир, в своем деле, и человек замечательный тоже. И для нашей обороны он сделал неизмеримо много, спас нас всех и с газоубежищами, и с грамотным размещением служб в катакомбах, и советы его были просто бесценны, земной как говорится поклон! Но ты, же понимаешь, что в любом случае, это был бы не самый лучший вариант. Каждый должен выполнять обязанности соответствующие его возможностям. Он из госпиталя не выходит. Еле передвигается. У него больное сердце и общее состояние очень плохое. Мы его оберегаем, как можем. Хоть бы дотянул до конца обороны, а там, в нормальную больницу на долгое лечение. Но руководить, принимать ответственные решения, идти в бой, вдохновлять на борьбу… Вести за собой, в том числе сомневающихся и отчаявшихся, это увы, не он. А ты знаешь, что до наступления, он был под арестом? За пассивность действий в боевых условиях? Я не знаю деталей этого дела. Может там и «особисты» перестарались, но это тоже о чем-то говорит. Командир должен быть энергичным, деятельным, дерзким, где-то даже безрассудным. Личным примером вести за собой! Таким как ты. Лучшего и представить нельзя. А ты у нас – «Багратион»! Тебя так все в гарнизоне зовут. Делай выводы.
К тому же условия у нас особенные, с каждым часом фашисты все новые номера выкидывают, каждый человек на грани предельной колышется. Ему опора надежная нужна, живой пример, который его воодушевит!
А устав… Мы тут свой устав пишем, подземный! И выбираем того, кто сможет спасти и победить! Понимаешь меня? А я как комиссар не могу возглавить полк при таком обилии боевых опытных командиров, моя область – следить за армейской дисциплиной и вдохновлять на борьбу. Я в тактических вопросах не силен. Я – флаг, но не ствол оружия…
– Понимаю, но не могу! Здесь все по-другому. Мы не в поле. Зажаты в каменный тупик. Тут в плане общего командования взгляд иной нужен.
– Ты же полком танковым командовал? В чем проблема?
– Тут все не так. Здесь человек специфический нужен, с редким талантом. Мы не наверху в обычных условиях. У нас все верх ногами! Как в Зазеркалье черном каком-то… Тут особая интуиция нужна. Ягунов лучше всего все это чувствовал и понимал, и на эту роль подходил. Его нельзя заменить. Никем. Он был особенный. Он обладал какими-то необъяснимыми способностями, неуловимым властным обаянием, просто магическим магнетизмом. Притягивал к себе как солнце, все живое и настоящее. Вокруг него все вращалось, он был центром боевого вихря. Увлекал за собой, без усилий. Одно тихое слово и все становились покорны, как по воле гипнотизера. В него верили, как в Бога. Он был больше, чем командир, в нем было естественное истинное величие. Я так не смогу. Я просто не такой.
Уважение есть ко всем командирам. Солдаты в бой идут, больше сердцем, а не по приказу. Я это вижу. Тут словами не объяснить! После гибели Ягунова, словно стержень внутри всего сломался, основная опора рухнула, или ось слетела, и все понеслось под откос… Будто остановилось все и умерло!
– Вот оно как! Значит «остановилось»? «Умерло»? То есть всему конец? И гарнизона, полка обороны Аджимушкайских каменоломен имени товарища Сталина, больше нет? Вы все, и ты, и другие, еще в армии? Или демобилизовались? – выходит из себя Парахин, голос приобретает стальные нотки, – И что теперь? Гарнизон можно уже хоронить? Или подождем еще пару дней, поплачем? Все хором?
Вы что все разнылись? Как сопливые школьницы?
Прекращайте упаднические настроения! На вас солдаты смотрят! Вы хотите, чтобы все пошло прахом? Все, чего мы добились за эти трудные дни?
В память о Павле Максимовиче мы обязаны продолжать борьбу и вдохновлять своих бойцов!
И что ты предлагаешь, нам, в этой ситуации оставаться без командира гарнизона? Пустить все на самотек? Погрузиться в нескончаемую печаль, вечно скорбеть?
Нет, дорогие мои! Больно, невыразимо тяжело, но надо идти дальше. Ягунов был мне близок, как никто другой. При одной мысли о том, что его нет, разум мутнеет и мне самому жить не хочется.
Но я осознаю, что есть долг перед Родиной и товарищами. За нами масса людей… Они хотят Жизни и Победы! Их нельзя погубить.
А отчаяние, растерянность, пассивность – прямой путь к Смерти! Нельзя поддаваться никаким слабостям. Одна трещина – и все возведенное здание рухнет! Как бы ни было тягостно и невыносимо, мы должны стоять как столбы, как вековые камни! Не зря мы даже ими и окружены. Вот он пример прямо перед глазами. Нам сама Земля помогает!
Некогда нам рыдать. Воевать надо. И воевать максимально результативно. После Победы все вспомним, и обо всем поплачем. Вволю! А сейчас не до слез… У нас на это просто времени нет!
Нельзя замыкаться в себе, уходить, распыляться. Это опасно. Надо всем быть вместе, друг другу помогать! И быть открытым. А у нас что? Левицкий ходит растерянный, как привидение, Панов закрылся как моллюск, створки захлопнул, не разговаривает ни с кем. Ты вон колыхаешься здесь, на окраине крепости, лица нет…
Это что, боевая армейская часть, ее старшее руководство?
Вы командиры Красной Армии или кисельные барышни?
Очнитесь! Приведите себя в порядок. И все силы на борьбу с внешним врагом, а он не дремлет!
На вас солдаты с надеждой смотрят и все видят… Не допускайте перед подчиненными никаких изъянов! Будьте примером, иначе все наше дело развалиться!
Вы командиры Красной Армии! За вами жизни сотен людей! А это ваше уныние и скорбь, как зажженный фитиль, побежит дальше и рванет не хуже немецкой бомбы, ты понимаешь, о чем я говорю?
Нельзя нам предаваться потерянности и безысходности и останавливаться ни на минуту! Немец только этого и ждет. Разведка у них работает что надо. Нет Ягунова – нет гарнизона! Нельзя дать им такой шанс. И поставить всех на край пропасти. Они знали куда бить. Только мы и этот удар должны перенести и доказать, что нас ничем не сломить, ни жаждой, ни газами, ни бомбами, ни гибелью самых дорогих нам людей…
Поэтому нам всем надо работать, с еще большей энергией, с большим пылом! Так чтоб, крылья за спиной распахивались, и вы неслись со скоростью истребителя! Только так мы по-настоящему отомстим и за Павла Максимовича и за всех наших погибших!
– Да не смогу этим всем управлять! Тут особая сила нужна. Взгляд на все процессы опять же нестандартный, интуитивный, свежий… Я самый обыкновенный. Мне командира батальона за глаза хватает.
– Боишься, значит, не справится! Переступить черту и пойти дальше… Так я о себе расскажу! Я вообще не военный по сути своей…
Ты же знаешь, я до того, как до майора дойти, простым шахтером был. Самым обыкновенным, ничем от других не отличался. Пахал в забое, долбил породу и был счастлив! И меня все устраивало. Все было просто, понятно и удобно. Никаких проблем. А потом на тебе – работа по комсомольской линии, организационная, с людьми, ответственная, не всегда понятная. Я думал, с ума сойду. Справился, в 18 лет вступил в партию. Потом Харьковский Коммунистический университет. И далее самое интересное – задание партии, направление на работу в армию! При всем том, что я всегда был мирным человеком, гражданским до мозга костей! Я считал, это уж абсолютно не мое, невозможно это никак! И вот с 1932 года, уже десять лет по гарнизонам мотаюсь, дошел даже до подземных!
Я это к тому, что во всех нас потенциал заложен огромный, безграничный. И только от нашей воли зависит, как его открыть и использовать.
Это еще и наше внутренне сражение, наш выбор… Хочешь и дальше сидеть, там где удобно или дать решительный бой, прежде всего самому себе, повести всех к спасению и Победе?
– Это большая ответственность Ваня, за судьбы людей. Это не отдельная боевая операция. Это более глобальный масштаб. Где на карту поставлено все. Здесь нельзя ошибаться. Малейший промах и все обернется безвозвратной трагедией для всех!
– Ты не один. Мы все рядом. Решение принимаем совместно, всем штабом. Пойми, нам Знамя сейчас нужно… Человек, Образ, который поведет всех в бой! Ты в армии с юных лет, у тебя уникальный опыт. Ни одну военную компанию прошел. На тебя сотни глаз смотрят… Они ждут. Твоего взгляда, слова, поступка! Ты должен их повести! Больше некому, пойми это… Нельзя допустить дробление и развал гарнизона. Только твоя воля и жесткость даст возможность вновь слиться в непобедимый монолит и двигаться дальше вперед!
– Никто и не думал останавливаться. Просто каждый должен быть на своем месте.
– Твое место сейчас именно это…
– Не знаю…
– Сейчас все от тебя зависит. Не больше, не меньше. Будет гарнизон дальше жить и бороться или зачахнет за неделю… Разброд уже начался! Ты и только ты сможешь спасти положение. Думай, Гриша! Решай… Или дальше с революционной песней в бой идем, или гнием во тьме, лапки кверху… Ты наша единственная Надежда! Другие могут конечно справиться, но не так, все быстро развалится. Нам нужен монолит, камень, буря и пламя! Это ты и есть… Все сейчас, абсолютно все, все мы в твоих руках!