Крылатое человекоподобное существо. История одной семьи

Семья Аксаковских на вечеринке

К вечеру собрались все. Пришёл Илья Аксаковский, костлявый и смуглый, неся перед собою широкую добродушную ухмылку и профиль, как у какого-нибудь шевалье в знаменитой книжке. Фигурой из готического романа возникла в дверях тоненькая в чёрном платье, в белом клобуке сестры милосердия, Поля. Фигура эта немедленно удалилась в спальню с глаз долой, как воспитанное привидение. Сняв форму, натянула одно из приданых платьев Калерии, сразу превратившись в домашний свежий цветок. Анастасия, младшая сестра, сменившая свою фамилию на мужнину, очень известную, и овдовевшая в первый месяц войны, пришла тоже. Оля задерживалась, но когда явится, своим присутствием не испортит эту теплицу с превосходными экземплярами утончённых сортов, распустившимися супротив логики ледяной весной.

Накрывали на застеклённой терраске, выходившей окнами во внутренний двор. Под высокими окнами с наичистейшим стеклом, отмытым до того, будто и не было его вовсе, тянулись так называемые аксаковские сундуки: обитые дерматином скамейки с откидным верхом. Чего там только не прятали!

Во-первых, там хранилось всё, что осталось от родительской библиотеки. Это было немного. Дюжина романов на разных языках и страшенной толщины, три книги об архитектуре, причём, автор одной из них сам Илюшка. Ещё имелась папка с рисунками. Так, пустяки – очень недурные изображения всяких бедных копчёных рыб на сколотых тарелках, кособокие, но необычайно убедительные картофелины, и, конечно, виноград… это называется натюрморт, господа. Между этими рисуночками мёртвых вещей – совершенно живая Калерия на костюмированном балу «Молодёжь города против суеверий». Костюм не слишком обильный, под марлёвкой видны ноги без отвратительных грубых чулок. За плечами накрахмаленные крылья, маска, похожая на этот же атрибут сестры милосердия. Общее впечатление – сильное, хотя и не вполне ясно, причём тут суеверия. Это всё. Очень разумный выбор… Ежли кто поинтересуется, и не стыдно будет и вопросов возникнуть не должно.

Во-вторых, и в последних, всякая всячина – от старинных щипцов для завивания кудрей, прибора порыжелого от отсутствия внимания, до разнообразного устрашающего инструментария Ильи, человека, по его собственному уверению, могущего починить всё. Засохшие кисточки, до сих пор поражающие оригинальностью смеси застывших красок. Ни одной газеты для заворачивания мусора. В углу справа открытая коробка от монпансье, в которой нашли гигантский кокон бабочки, да там и оставили. Коконом пугали Поленьку и втайне каждый проверял, не вылупилось ли в неурочное время существо. Кокон еле приметно шевелился, приветствуя своих поклонников или просто его сердил внезапный поток прохладного воздуха.

Диванчики делились на правый и левый. Между ними помещался круглый стол на каких-то лапах. В столе посреди неведомый мастер прорезал блюдо для хлеба и дивьим образом зачем-то устроил орнамент из львиных выразительных физиономий по кругу.

Сейчас стол слегка подвинули, так как Оля утверждала, что Илья ей на ногу наступает во время ужинов. Илья отрицал наветы, но обещал сделаться скромнее.

– А логика где? – Сухо узнала Оля.

Илья согласился, что её нету.

На полу под защитой бывалого пианино сидел с лошадкой трёхгодовой сынишка Калерии и обращался ко всем приходящим. Он говорил уже недурно, и Илья утверждал, что из него выйдет поэт, причём непременно будет сочинять военные баллады.

Так он сказал и на сей раз.

– Тоже мне, Киплинг. – Хмуро отозвалась Калерия.

Увидев Анастасию, мальчик заковылял к ней и, вцепившись в её длинное платье, невинно и высоко его поднял. Калерия холодно произнесла, глядя, как сестра, не обращая внимания на то, что открылись довольно щедро её ровные стройные ноги, садится на пол и прижимает мальчика к себе:

– Я твоя мать, а не она.

Анастасия ответила ей нежной улыбкой, прижимая подбородок к макушке мальчика.

Он увлечённо хватал её за лицо, пробовал распустить густые длинные волосы, уложенные в старомодную причёску «спящий дракон», потом свалился на пол и поволок к ней лошадку.

Он уселся на лошадь, поддерживаемый ладонью Анастасии.

– Вот извольте-с. – Громко возмутилась Калерия. – Это твоя мамочка, любезный?

Она на минуту села рядом на пол, и сестра коснулась её плеча своим. Калерия встала.

Поля принесла малышу кулёчек с разноцветными мармеладками, которыми её угостили в госпитале.

Калерия отобрала лакомство и заперла в буфет под причитания Поли.

– Зубы испортит.

Мальчик заподозревал что-то, неожиданно взвыл, показав отменные белые зубки.

Илья с удовольствием сказал:

– Детство Графа Дракулы.

Посмотрев на девушек, поспешно исправил:

– Гражданина Дракулы.

Присев перед малышом, он вгляделся и очень серьёзно сообщил:

– Удивительно красивое дитя. Он похож на тебя, Калюшка… но есть в нём некий намёк на брутальность его отца.

Каля, отвечавшая на расспросы Поли о приходившем сегодня фотографе, пожала плечами в небрежно наброшенном на сорочку халате. (Ибо такое одеяние хозяйка избрала к приходу гостей.)

– Сколько карточек сделали?

– Две. Одну с лошадью, вторую со мной.

– Вот, уже баллада про девушек и коней. – Подтвердил, вставая, Илья.

Каля подморозила его взглядом.

– Баллада про первых, надеюсь, на сегодня написана.

Илья состроил из своего носа с очками и рта рожу для малыша.

– Отчего же. У меня новые рифмы.

Поля хихикала, как колокольчик, без передышки.

– Без изъяна? – Спросила Калерия.

Она приподняла халат.

– Не кривоногие, надеюсь?

Илья заслонился растопыренными пальцами.

– Ты бы, Калерия, оделась, что ли. Я твой брат, но и меня в испарину бросает.

Калерия фыркнула и принялась вдевать ручонки малыша в рукава унылой серой кофточки.

– Ой, зачем, он такой нарядный, – запричитала Поля. – А натоплено изрядно.

Каля откинула крышку дальнего сундука и выдернула крохотный тулупчик.

– Горшок доставать неохота.

Натянув на приплакивающего сына одежонку, она подхватила его и понесла во внутренний дворик.

– Новые девушки на стройке. – Вслед интриговал Илья. – И с одной из них я тебя познакомлю.

Каля задержалась с малышом наперевес.

– Не люблю военных баллад.

– Смуглых и круглолицых, с веснушками… с косою цвета… ах, даже не знаю, какого цвета?

Поля удивилась.

– Ничего такого завлекательного.

– Значит, я не умею сочинять баллады. – Извинился Илья.

Поскольку хозяйка предоставила гостям право самим накрыть на стол, то они и занялись этим. Анастасия бережно выкладывала из сумки собственноручные прелестные пирожки, Поля нашла скатерть с вышивкой, к которой приложили руку ещё до появления на свет телевизионного поколения. Илья, иногда ночевавший в семейном гнезде, удалился в коттедж с привидениями.

– Опять Чёрная Стрела. – Сокрушённо заметила Анастасия. – Ну, открой ты эту бутылку.

Илья с порога в февральском воздухе ответил:

– Если открыть её раньше предназначенного мной времени, это может повлиять на мою участь.

– Ах, ах. – Молвила Анастасия.

Поля украдкой вытащила коробку папирос и, как всегда со вздохом, прочитала надпись:

«Если Вы волевой человек – бросьте курить!»

Каля сходила с сыном в руках к торжественному деревянному домику, выяснила, что поход не нужен. Потом вынесла ребёнка к живой изгороди и пустила на пробившуюся недавно ярко-зелёную траву. Потуже стягивая халат в этом весеннем холоде, заставляющем дрожать от предвкушения каждую веточку, она села на скамейку и заорала:

– Полька, выдай!

Поля вышла, также подрагивая всем цветочным телом и приговаривая: как же ты не застудишься. Она протянула Калерии вынутую изо рта папиросу, тлевшую на кончике.

Удаляясь, она уже поспешно переспрашивала, что сказал Илья.

Ветерок плутал в изгороди, посвистывая и забираясь в спящий куст роз, торчавший, как моток проволоки.

Малыш внезапно заковылял к матери с распахнутыми руками, довольно внятно растолковывая, что необходимо сделать немедленно.

– Не добежим? – Спросила она и, получив яростное подтверждение, вздохнула.

Калерия погасила папиросу, ткнув её в землю и подхватив ребёнка, ушла с ним под куст. Помогая ему, она задумалась, глядя перед собой. По улице кто-то шёл. Ребёнок заворковал. Внезапно Калерия прислушалась и, глядя на ребенка, поднесла палец к губам. Мальчик замолчал.

Кто-то говорил на улице. Последовало молчание. Мальчик вопросительно глядел на неё. Калерия убрала палец и кивнула. Тулупчик с золотой макушкой удалялся по тропинке к вековому дереву. Выглядело это умильно и жутковато – будто кто из Маленького Народца заявился.

Калитка открылась. По дорожке шла Оля.

– Вы не волевой человек, – сказала Оля сразу и поддела кончиком туфли папиросу.

– Ты кого-нибудь видела на улице?

Оля улыбнулась мальчику и пригляделась к его матери.

– В смысле, кого-нибудь из фольклора?

Каля изловила отбивающегося ребёнка, и подруги вошли в дом.

– Вы, – начала Оля, уставив палец в Поленьку…

Та завизжала, отмахиваясь папиросой.

– В самом деле, немилосердно это, – радостно заныл Илья. – Чтобы доказать вам нелепость и жестокость этой надписи, представьте себе её на челе, скажем…

Он оглядел девушек, и Поленька закрылась руками.

– Словом, на челе прекрасном и скрывающем уйму светлых мыслей.

Дурная шутка понравилась Поленьке, и сквозь пальцы засветился хитрый поленькин глаз. Заметив это, Илья принялся уверять:

– Господин, побывавший в аду, придумал это, а не я.

– А у нас есть ад? – Спросила Олюшка. – Где, вот законный вопрос.

Каля ушла с ребёнком в спальню, и там, переодевая его, прислушивалась к разговору на террасе. Малыш схватился за шнурок, вылезший из-под его рубашечки и, скосив огромные глаза, принялся рассматривать стеклянный шарик, в ноготок размером, с чем-то пересыпающимся внутри. Калерия нахмурилась, отобрала шарик, несильно хлопнула кончиками пальцев по его ладошке. Мальчик заворчал, показывая блестящие зубки, тут же утешился и пополз по ковру. Поймав за рубашонку, Калерия усадила его в кровать за сетку и приложила палец к губам.

Мальчик старательно кивнул, но жеста не повторил.

Она подошла к двери гостиной и, взявшись за ручку, услышала, как Оля говорит:

– …А я ему – законы квантовой физики допускают превращение, амиго. Это вам не сказочки и не буржуазные предрассудки. Если бы я увеличила расстояние между вашими протонами, вы бы увеличились в сотню раз и смогли бы прикуривать от нашей телебашни.

Вмешался резкий от сдерживаемого смеха голос Ильи:

– А он только что бросил курить?

– Нет, спорить не стал. Но переспросил про законы.

– Смотри, как бы ему не приснилось чего.

Хихиканье Поленьки перекрыло разговор. Каля подобрала со стула платье сестры милосердия, встряхнула, оглядев. Содрав с себя разом халат и сорочку, она натянула платье. Тройное зеркало отразило движение. Взлетающая ткань, свет и тень на гладкой коже, метались, превратив зазеркалье в бальный зал, где вальсировала чёртова дюжина красавиц.

– Нет, честно. Вот вам благородное слово. Пахголь унэтт, как папенька маменьке говаривал, когда… ну, не важно. Это такая наука. Вот увидите, она преподнесёт сюрпризище. Берутся такие мельчайшие частички из нашего тела… ах, Полина, это не больно, и вы бы могли это сделать. И соединяются с частичками из, к примеру, картошки. Ну, да. Вот поверьте, когда-нибудь учёный сумеет соединить картошку высшего сорта, скажем, с акулой-молотом. – Говорил Илья под непрерывный смех Поленьки и одобрительную беззвучную ухмылку Ольги, когда она вошла.

– Фу, ты. – Прервал он себя, глядя, как сестра идёт к своему месту, хотя стол ещё не был накрыт.

– О чём это ты так интересно рассказывал?

– О лженауке. – Поспешила Поля. – Средневековые суеверия… стыдно слушать. Но смешно ужасно.

И она подтвердила свои слова, закатив глаза и откинув голову в новом приступе сладкого смеха, который только Илья и мог вызвать. Так и говорили – Илюшкина зубодробилка.

Сей специалист сузил глаза в чёрных ободках.

– Вот мне интересно, что символизирует твой наряд? Не предрекаешь ли ты мне перемену участи?

– Милосердие. – Предположила Оленька.

– Ой, у тебя оно сзади… сзади… – Заворковала, давясь остаточными нотами Поля.

– Попробуй, застегни его. – Буркнула Калерия, шевеля плечами.

Она сидела, закинув ногу на ногу, так что платье туго обтянуло её от плеча к щиколотке.

Оля доброжелательно присвистнула. Поленька кинулась устранять недочёты.

– Калерия, ты не ответила на поставленный мною вопрос.

– А почему я должна отвечать?

– Потому что на вопросы надо отвечать. Это тебе, кто угодно скажет.

– Всегда и везде. – Тишком подтвердила Анастасия

Илья продолжал, осёдлывая креслице и выставляя остроносые туфли:

– Даже если к вам пришёл страшный призрак, надо его спросить: «Кто ты и откуда?» Это тебе и папенька бы сказал.

– Это сказал не папенька. – Нелюбезно возразила Каля, отмахиваясь от Полиных снующих рук.

Она поёжилась.

– Но то был человек одной с папенькой профессии. Уж он знал, как разговаривать со страшными и неразумными явлениями.

– Ага.

– Обводя языком зубы, – огрызнулась Калерия. – Полька, поди к своим страшным привидениям. И руки у тебя холодные.

– Ой, не надо про привидений.– Взмолилась Поля. – Дело к ночи. Я потом бояться буду.

Оля подтвердила:

– Верно, не надо. Придётся тебе потом, Илья, провожать её в известное место по ту сторону двора и ждать там, причём петь при этом из официального репертуара.

Поля задумалась.

– Лучше пусть поёт «Ты не ангел, но для меня, но для меня…»

Увидев напряжённые заинтересованные лица, она обиделась, уронила нож, встрепенулась и сердито попросила:

– Ну, будет вам. Её же все этой весной поют.