– Пришлось, пришлось, конечно. Просто чего-то на философию потянуло. Всегда в реалии все «не так». Ни лучше, ни хуже, а просто не так, – я бережно прижимаю к сердцу упаковку спагетти, и, хихикнув, добавляю, – Не так, как придумали. Поэтому вывод, не надо придумывать и ждать.
– Это точно, – шеф-повар, залив в кастрюлю воды из-под крана, шарит глазами в поисках спичек и поражается, – Нету, нечем зажечь! У нас есть?
– Да, но в номере, идти неохота, – и я соображаю, где только что видела зелененькую зажигалку, – А! В месте для курения за запасным выходом, куда мусор выносила. Фигня, сейчас.
Огонь добыт, зажигалка возвращена на место. Как специально через пару минут приходит куча народу со спичками и зажигалками, готовить ужин. Я криво ухмыляюсь:
– Мы привлекаем энергию. Принесло всех.
– Не преувеличивай, терпи, скоро уже, – Пятачок убавляет огонь, – Смотри за макаронами, я пока порежу помидоры и лук на заправку.
– Ага.
Я изучаю контингент. На кухне и в огромной столовой, типа, кают- компании, которую отлично видно с моего места.
Народ здесь реально со всех концов света: немцы, китайцы, естественно, англичане, шотландцы, Мексика и даже две тетки, тоже не первой свежести, француженки.
Я думаю, вот как могло всех занести, именно в этот туго набитый жаждущими экзотики туристами, дешевый хостел и именно сейчас, когда и мы здесь находимся?
Почему-то я периодически об этом задумываюсь. О хитросплетениях нитей-путей.
– Люда… – ожидая у конфорки на кухне, пока начнут расползаться дозревшие макароны, пытаюсь завлечь в философскую думу подругу, – Вот как интересно они собирались сюда? Что толкнуло? Как брали билеты, планировали дату, то есть, как им вообще эта мысль про Ушуайю впервые в голову пришла? И ведь она у всех сидящих здесь была! И сработала в итоге.
– Сработала, это очевидно, макароны слей, готовы, – Люда раскраснелась над сковородкой, где уже приобретают цвет подливки томаты с луком, – А ты сама как узнала?
– Я же говорила, – немного обижаюсь я, – Из Клуба кинопутешествий! Но я не про это, я про то, как забавно, что здесь в это время оказались именно все эти люди! Что за хитросплетения?
Пятачок уже приступил к порезке на салат остатков дорогущих овощей, поэтому, на секунду оторвавшись, отмахивается:
– Собрались и собрались. Кто ее, судьбу, знает, сама говоришь. Завтра все уже и забудут друг друга.
«А вдруг не забудут?», —я снова пристально вглядываюсь в окружающую действительность.
У кого-то что-то дымится на сковороде, у кого-то булькает в кастрюльках на заляпанных газовых плитах, которых здесь целых пять штук. Без конца хлопают дверки холодильников, забитых подписанными пакетами с продуктами. Что-то режется, что-то строгается, шуршит и распаковывается, с грохотом падает на пол, моется в раковинах.
И постоянно кипятится вода в электрических чайниках – все на крайнем юге, как и крайнем севере, любят горячий чай. Ура. Пища богов готова. Раздумья прочь.
Мы вкусно ужинаем макаронами с салатом и консервами, в перманентном гуле сборища неприкаянных романтиков. Разношерстные, незнакомые друг с другом путешественники в ожидании пищи, скучковавшись по принципу случайных чисел за общими столами, перебрасываются, вроде как по делу, минимальными простыми фразами. А потом, как-то незаметно, начинают общаться больше и вот уже болтают на английском и испанском, вовсю знакомясь друг с другом. Потому что все здесь отважные товарищи по этой замечательной авантюре.
– Смотри, – замечает Люда, – К ночи уже формируются милые компании по интересам.
– Вот и я про то. Дело молодое, – с набитым ртом констатирую я очевидное, – Не сидеть же в мухосранских номерах с двухъярусными койками.
Какой-то парень, вооружившись гитарой, начинает петь приятным голосом про то «как здорово, что все мы здесь, сегодня». И, понятно, моментально собирает вокруг себя круг восторженных почитателей. И почитательниц. Которых в этих широтах меньшинство, поэтому все очень красивые и неприступные.
Девчонки, не смотря на ледяной вид бывалых путешественниц, все равно через какое-то время попадаются на неусыпное заигрывание ребят, тают и уже заливисто хохочут над шутками потенциальных поклонников, а когда идут к плите присмотреть за процессом жарки-варки, держат спины и головы прямо-прямо, еще как чувствуя, что вслед им смотрит куча восхищенных разноцветных глаз.
Воздух наполнен романтикой и простотой.
– Где мои семнадцать лет? – испытывая легкую зависть, вздыхаю я.
– Там же где и восемнадцать, – смеется отстоявшая дежурство Людмила, – В далеком прошлом. Тебе мыть посуду.
– Слушаюсь, сэр! Спасибо за ужин. Разрешите выполнять?
***
Сначала я думаю, что мне кажется. Мы идем под грибным дождем по центральной улице, и вдруг откуда-то доносится академический вокал. Поет женщина.
Начав озираться, мы замечаем, что с одного из балконов, устроенных на серой стене здания исторического музея Galeria Tematica, даёт концерт оперная дива.
Мы даже сразу не понимаем, где она притаилась. На балкончиках музея выставлены бутафорские фигуры людей в цивильной и арестантской одежде. Они прям как настоящие, замерли, кто в приветствии, кто в наблюдении.
Приглядевшись, обнаруживаем певицу в полосатой робе заключенного, рядом с бутафорской фигурой какого-то джентльмена в сюртуке девятнадцатого века с атласными лацканами. До концерта этот джентльмен скучал на своем балкончике в одиночестве.
Дива устроилась рядышком и, сливаясь с композицией, выводит чистым меццо-сопрано канву какой-то арии, которую я не могу опознать.
– Не боится петь на холоде, не бережет связки, – успеваю не одобрить певунью знакомая с азами классического пения я, —Странно.
– Да это ее дело, знает, что делает, – заключает Пятачок, – А впечатление отменное.
Я хочу подтвердить, что да, и это все просто нереально, со всех точек зрения, но говорить уже не особо хочется. Мы, задрав головы вверх, околдованы дивными звуками. Как-то сочетается это все и с солнцем, и с дождем, и с суровым куражом края света. Неожиданно и прекрасно.
– Смотри, что делается, – только и могу сглотнуть я, видя, как рядом с осоловевшими нами, постепенно собирается толпа зрителей. По окончанию мы хором топим диву в аплодисментах и криках “браво” и закрываем рты.
«Никогда не знаешь, где тебя гармония догонит и по уши овладеет, – удовлетворенно млею я, – Интересно все-таки, по велению сердца это сделала или график выступлений у нее такой?»
На этот вопрос ответа не будет, поэтому, топая дальше, прикидываем, как будем перебираться в Чили, в Пунта-Аренас. Решаем на автобусе, то есть автотранспортом, с переправой на материк на пароме. Романтика.
В ближайшем турбюро оформляем билеты, выбираем места для длительного вояжа. Пора двигать дальше.
– Сколько там ехать?
– Двенадцать часов.
– Всего? А я отчего-то думала, что дальше и дольше, – приятно удивлена я.
– Нет, здесь недалеко, – радостно подтверждает Пятачок.
Утром, к семи тридцати, идем по булыжной мостовой с чемоданами на место посадки. Это просто обочина, недалеко от турофиса, на спуске центральной улицы в порт. Не промахиваемся. Место это мы еще с вечера точно установили под надзором менеджера по продажам билетов, потому что официальной остановки, как таковой, нет.
Все цивильно: багаж в брюхо автобуса, рюкзак с ноутбуком с собой. Наши места, как всегда при поздней покупке, почти сзади, где обычно посвободнее.
Нынче со свободой не очень, и нам сразу даже не удается просто разместиться. Дело в том, что один паренек из группы друзей-студентов уже уселся на наше место и ни в какую не хочет посмотреть в свой билет и, согласившись, что ошибся номером, свалить по месту приписки.
Непонятно, чего он так напугался? На нас ведь не написано, что мы русские… Может, почувствовал чего. Но факт, вжавшись в кресло, пацан вдруг лишается способности что-либо соображать. По-детски, с расширенными от ужаса глазами, он, быстро побледнев, уходит в глухую оборону от неприятной ситуации и чего-то предлагающих теток… Странный такой. Я хочу даже «козу» сделать, допугать, но чую, не надо, вдруг вообще в кому впадет.
Потом на разборки подходит второй водитель, его кто-то уже пригласил, чтоб из несознанки вытащить бедолагу.
Оказалось, что их билеты у жидкобородого лидера по группе, а тот просто рукой махнул друзьям, какие места занимать. Этот и занял. Их человек восемь, разве тут уследишь. Сели, как показалось удобнее: «Старший приказал». Естественно, разобрались, обморочного извлекли и переместили немного смущенное тело на законное место. А мы с Людой, устроившись поудобнее, даже с некоторым с уважением отмечаем, что парень стойкий.
– Мама хорошо научила конфеток от посторонних не брать, интересный экземпляр, – с оттенком задумчивости хвалит Людовик.
– Согласна, такая уверенная позиция в жизни, это больше плюс, чем минус, – приглядываюсь сбоку к бледному я, – Давно такого законопослушного идиота не встречала. А «козу» все-таки надо бы было сделать.
Теперь в путь. Сначала до КПП в Сан-Себастиан. Тут граница с Чили. Прибываем к часу дня. В другую страну переходим организованно, легально, нехотя очнувшись от очередного сладкого тихого часа после очередного перекуса, и очень быстро. Потом еще километров сто семьдесят проводим в неспешных раздумьях от созерцания каменистого северного, то есть южного пустынного пейзажа, перемежаемого приходами морфея и, вот он! Магелланов пролив!
И не то чтобы на нас красота умопомрачительная свалилась, нет! Впечатляет, конечно, прикрытая тучами суровость и необъятность пролива даже в этом самом узком его месте, просто само чувство, что мы находимся именно здесь – будоражит и заставляет жадно вглядываться в горизонты с охватом на триста шестьдесят градусов.
– Господи, ведь про это только в книгах читали! – скороговоркой бормочу я.
Через пролив мы будем переправиться с Огненной земли на Большую. На пароме. На пароме! Глубоко втягивая гордыми ноздрями жгучий морской воздух.
Здесь навстречу друг другу курсируют два парома «Патагония» и «Огонек». Нам достается «Патагония», на которую мы, высаженные сильно заранее, пассажиры идем пешком. А наш автобус параллельно, не спеша, вплывает на борт по ребристому пандусу в гордом одиночестве. Все по правилам.
То ли наш рейс так удачно подогнан, то ли просто день такой ненапиханный транспортным потоком и очередью нервных людей, как пугали бывалые в интернете, но паром нам «подают» практически сразу, без какой бы то ни было толчеи и ожидания.
Мы внедряемся в него и тут же принимаемся осматривать его устройство. Можно снаружи остаться в боковом проходе вдоль борта под ветром поморозиться, но наслаждаясь первородностью и честностью мироздания. А можно через белые круглые двери с иллюминаторами свалить в теплое нутро, где будто случайно прилажены какие-то потертые диванчики, столики, лавки, аскетичный буфет, гостеприимно предлагающий «чаю горячего с пирожком», и вполне чистый туалет с рукомойником.
Сейчас едем в порт Пунта-Дельгада. Паром ныряет в волнах, морская качка и легкий шторм вполне ощущаются, но все происходит как-то быстро, минут сорок, не больше. Укачаться и соскучиться в переходе не успеваем. Ну, так ведь, здесь самое узкое место в проливе.
Организованно сползаем с баржи на твердь, внедряемся в любимый автобус и сейчас ать-два и мы уже будем в Пунта-Аренасе. Самом крайнем южном материковом. В общем, удачно все.
Даже более того… Случается Прецедент Путешествия. Первый раз доезжаем в конечную точку не то что без опоздания, а на час раньше расписания!
–Нет, серьезно, что ли? – лично я врубаюсь не сразу, и глядя на часы, пытаюсь понять почему произошел сбой в телефоне.
–Да все правильно. Это из-за того, что никаких пробок и ожиданий парома не было, – успокаивает друг Пятачок.
– Да, все было как по маслу. Может, к добру?
– А к чему еще-то? Конечно, – хихикает Люда.
Время пять с небольшим вечера, светло и солнечно. Не спеша оглядываемся.
– Так вот ты какой, Пунта-Аренас. Встречай! – распахнувшись простору, провозглашаю я.
Самый южный материковый город земли с населением больше ста тридцати тысяч человек расположен именно на самом берегу Магелланова пролива, по кромке которого мы, собственно, и ехали всю дорогу от Пунта-Дельгадо.
Испив кофейку на автостанции, без труда фрахтуем местную таксюшку и катим в наше новое жилище на окраину города. Телефон хоста, на случай непредвиденных топографических непоняток, наготове.
– Авеню генерала Эрнесто Медина Паркера, дом 660, как звучит громко.
– Что это, где это? – спрашивает Люда в надежде, что мне что-то известно.
– На юге, – не разочаровываю товарища я и расслабляюсь, видя, что таксист везет уверенно.
Город небольшой и, хотя по площади разбросан прилично, малоэтажная застройка преобладает, все равно весь в шаговой доступности, то есть от транспорта смертельно ты не зависишь, в любое время суток можешь хоть пешком, но добраться домой. Без трат денег на такси. Что ни говори, а это важно. Бабы мы пока еще не бедные, но глаз да глаз. Экономия должна быть экономной.
Вдоль всего города на многие километры тянется безлюдный песчаный пляж. Кое-где он одет в набережный камень, но большей частью это длинная-длинная кромка берега, на которую методично набегают волны. Сидя в авто, мы то убегаем от него за дома, то опять выныриваем на прибрежную автостраду, изумляясь открывающейся справа стальной бесконечности. Это, по-правильному, называется «пролив». Но он бескрайний и серьезный, поэтому называют его здесь океаном.
Отсюда до Антарктиды подальше, чем из Ушуайи, полторы тысячи километров, но именно сюда в порт Пунта-Аренас заходят те самые научные суда, которые и направляются к пятому континенту. По пятому океану. И только отсюда туда летают самолеты. На которые мы и хотели попасть в качестве груза, за сходную цену.
– И попали бы! – в качестве успокоения чуть прибитых амбиций, придумываю я, – Если бы не надо было торопиться и под визу на въезд в Новую Зеландию подгадывать. Да ведь?
– Да ведь, – подтверждает умный Пятачок.
«Мне нравится так думать. Да. И хотя наши чаяния на Антарктиду в эту кругосветку не дозрели до съедобного состояния, в сам Пунта-Аренас мы все равно приехали, не выбросив его посещение из путевой карты желаний.
– Даже не из-за бесплатного проезда «зайцем» в трюме научно-исследовательского судна. Надо нам туда и все.
– Так, почему нет, — без вариантов согласился в свое время Пятачок, хотя это «надо» в большей степени, понятно, мне.
Это я глобус спицей в детстве протыкала, чтобы узнать, где антиподы живут. И про ледник два года назад я начиталась. Именно про этот, про Торрес-дель-Пайне, который в Чили, а не про шикарный аргентинский Перито Морена. Впрочем, аргентинский мы все равно на самолете пролетели, не назад же возвращаться было. Мы заднюю плохо умеем давать».
Пока разрозненные мысли лениво пытаются объединиться в связную картину, мы абсолютно без накладок подъезжаем к типовому одноэтажному частному дому с низеньким одноступенчатым крыльцом без козырька. Зеленый сплошной металлический забор справа от угла, по-видимому, ограждает миниатюрную земельную собственность.
Хозяин дома, парень лет тридцати с небольшим, встречает нас на пороге и помогает затащить поклажу. Около ног крутится молодая собака черного окраса с белой отметиной на груди и ждет позволения, чтобы броситься облобызать новых гостей по уши, положив лапы на плечи.
Зовут ее Л̀у̀на, это собака неизвестной породы, с которой наша взаимная симпатия возникает с первого внимательного вглядывания в восторженные глаза друг друга.
В домике три комнатки, кухонька с выходом в изрядно захламленный внутренний дворик, тот самый, что за зеленым забором, и большой общий холл с двумя диванами и большим обеденным стеклянным столом с удобными стульями.
Удачно располагаемся с Людой в разных комнатках, это удача, что вторая маленькая, не занята, и нам ее отдают. Когда у каждой свое пространство, это здорово. Но места в доме не так много.
Не без толчеи привыкаем к несуразности тесной планировки, к отсутствию шумоизоляции и немного потрепанному виду мебели в комнатах. Получаем ключи.
Хозяин, который представился Николасом, как оказалось, по-английски не очень, даже совсем не очень, даже хуже, чем я. Поэтому он объясняет многословно по нескольку раз одно и то же, как слабослышащим детям-даунам, преувеличенно жестикулирует, поминутно ища признаки понимания, хотя все давно ясно, что он здорово приврал про себя в заявке на айрбнб. «Странно, – думаю я, – Почему он считает, что его плохо слышат?».
Так, освоились, теперь, как всегда, в ближайший магазин, на закуп. Лавок на нашей окраине вблизи дома две, обе как наши поселковые магазинчики, с товарами первой необходимости, то есть без выбора, что завезли, то и лопайте.
А цены!! Маманя… Ушуайя, говоришь, дорогая? Ха-ха. В Пунте не были. Но ничего не поделаешь, «жратеньки» хочется всегда.
Без сомнения, хозяева всех деревенских магазинчиков в местностях с суровым климатом на всем земном шаре, это знают просто отлично. И не стесняются, паразиты.
Я еще немного бурчу, несогласная с тем, что «есть», но Люда в этом плане – наше спасение. Толково сортирует нужное и ненужное, прикидывает, чего на завтрак. И я под чутким руководством смиряюсь и принимаю неизбежность трат.
Рано утром Николас сваливает на работу, предварительно покормив и выгнав собаку во внутренний дворик, еще раз объясняет, что вернется не знает, когда. Луну вечером можно впустить в дом и звонить ему по всем вопросам.
Claro. Ясно.
Мы, еще немного повалявшись, перекусываем вполне себе яичницей с чайком и бегом сматываемся в город. На автобусе, тут восьмерка ходит от нас и двадцать четвертый прямо до центра.
Ой, как я хочу в город. И на океан.
Пунта-Аренас в переводе с испанского означает «песчаный мыс». Раньше, когда панамский канал еще не прокопали, здесь прямо Великий Новгород был, в смысле город-государство. Он на торговых путях лежал, через Магелланов пролив тогда связь Атлантического с Тихим была, поэтому богатейский был и никому не принадлежал. Ну а потом уже, как все Великие, когда караванные пути выбрали новое прибыльное русло, вышел в тираж, начал чахнуть, да и примкнул для спасения жизни к Чили. Но дух остался, что хотите, былая стать незаурядного и дух никуда не делись.
По легенде место это обозвал так во время крушения своего судна британский моряк адмирал Джон Байрон, по прозвищу «Джон –плохая погода». Выжил, вернулся, описал все, адмиралом стал, детей родил и внуков, кто-то пошел по следам деда, кто –то нет. Один из его внуков, Джордж Байрон моряком не стал. Вернее, стал не моряком.
Это все мы благополучно узнаем из интернета и уличных памятных табличек и плакатов. Пока мы ничего толком не знаем о месте, где мы находимся, поэтому, столкнувшись в жадном дефиле по ухоженной городской плоскости с каким-то очередным, заинтриговавшим монументом, лезем в телефон, и «о’кей, гугл».
В Пунте не особо много исторических достопримечательностей как таковых, несколько красивых зданий начала прошлого века, классической архитектуры, помпезностью напоминающих дворцы, несколько музеев стационарных, несколько музеев в настоящих кораблях, смотровая площадка и прям в большом достатке скульптурные большие и маленькие оригинальные композиции, по всему городу, и особенно на морской набережной.
Очень впечатляет огромный монумент «Всем потерпевшим кораблекрушение» на набережной, с высеченным из камня носом корабля и напряженными людьми с флагом. Издалека они похожи на революционеров. Один полуобнаженный человек упал в море, но прилепился как лягушка к борту: «Наверно, выживет», – убеждаю я себя.
– Глядя на них, как-то очень неохота попадать в кораблекрушение, жуткая вещь! – пропускаю через себя я чувства прилепившегося.
– Да…для Магелланова пролива это актуально.
– А то…Иначе бы монумент не поставили.
Потом мы проходим мимо сборища старых морских буев, грамотно увязанных в единый ансамбль с фрагментом настоящего корабля.
– Оказывается, все реально поднято со дна моря! – с затаенным благоговением шарим глазами по экспонатам мы, – Сколько же их тут полегло-то, братцы.
Но главное, конечно, памятник Hernando de Maggalanes, на центральной площади Plaza Munos Gamero, первооткрывателю сих земель. Фернандо Магеллану по-нашему
Увековечен отважный Магеллан в своем кафтане в полный рост и масштабе, наверно 3:1, на высоченном четырехгранном постаменте, где он, наступив ногой на пушку, картинно смотрит в даль: «Чтобы еще такого открыть, други мои!».
По сторонам постамента у его ног скульптурная группа из индейцев и русалки. А может, это тоже индеец. Но с хвостом. Так все скрупулезно с задумкой сделано. Красиво. Огромная босая нога одного задумчивого, подстриженного под горшок индейца спускается расслабленно вниз, как раз на подходящую человеку ниже среднего роста высоту. Чтоб головой достать.
Вся ступня блестит золотым, потому как отполирована бесконечными прикосновениями жаждущих, ибо есть примета, хочешь сюда вернуться и чтоб в жизни все хорошо было – погладь голую ступню. Вот и гладят. Наверно, не мне одной тут в сердце запало.
Я так вообще ногу на голову себе поставила. Подлезла, так сказать, «под каблук». Чтоб наверняка.
– Кстати, Люд, а Патагония с индейского переводится, как «Большая нога». Выходит, выражаю свое почтение, – объясняю я фотографу.
– Сейчас тоже выражу, – сообщает тот.
Вообще, мне здорово почему-то хочется разобраться, что же тут такого необыкновенного, в этой обыкновенной, богом забытой Пунте. Пунта-Аренас.
Освальдо Танго: Ah entonces esa modalidad no sirve tendre que buscar otra pero vuelva reiterar lo que yo preguntaba la estatua la cual vos esta sentada teniendo el pie querepresenta para alla para ser un monumento en Chile.
OlgaTango: Проблема. Я никак не могу сообразить, что именно ты хочешь сказать. Ужасный перевод. Смысл теряется. Мой гугл-переводчик плохо знаком с испанским.
Освальдо Танго: Ах, тогда этот способ для перевода на русский не работает, мне придется искать другой, но я повторяю то, что я спросил про статую, под пяткой которой ты сидишь на фотографии, и которая представляет собой памятник в Чили.
Olga Tango: Я написала, что теперь знаю, что значит прикоснуться к подножию статуи, это означает попросить вернуться.