И – жуткое амбре.
Я натягиваю майку на нос, бормочу:
– Не вдыхай.
Она не слышит. Ноги её подламываются; едва успеваю подхватить. Несу в каюту.
Нашатырём тру виски, ватку под нос. Чихает, открывает глаза.
– Мы умрём?
– Обязательно, а как же? Лет через сто. В один день и на одной подушке.
– Что там случилось?
– Наверное, выброс газа. Так бывает. Просто надо переждать. Я попробую завести двигатель, и уберёмся отсюда.
– Да, – кивает она, – не могу это видеть.
– К ночи всё исчезнет, обещаю тебе.
– А звёзды? Я боюсь. Вдруг и они умерли?
– Звёзды никуда не денутся, они вечные.
Слабо улыбается.
– Да. И ты к ним летишь. Вернее, твоё отражение. Ему ещё долго до Юпитера?
Я не понимаю, о чём она. Пусть говорит любую ерунду, лишь бы не о смерти.
– Кому далеко до Юпитера?
– Ну, этому кораблю. «Европе».
– Тьфу, я же не рассказал тебе. Корабль «Европа» потерпел аварию, увы. Ракета-носитель взорвалась через двадцать минут после старта с Гобийского космодрома. Остатки корабля упали в океан. Кстати, где-то недалеко, в этом районе. Может, прямо под нами.
– Как жаль, – она начинает плакать, – значит, твой близнец утонул. А его достанут?
– Никакой он мне не близнец. Железяка без чувств и мыслей, титановая коробка, набитая электроникой. Нет, его не будут доставать – тут глубина десять тысяч.
Я укрываю её вторым пледом, даю успокоительное.
– Поспи. Я попробую всё-таки связаться по радио.
– Не уходи!
– Не бойся, глупышка. Скоро вернусь.
Мокрым полотенцем обвязываю лицо. Плотно прикрываю дверь, чтобы зловоние не проникло в каюту.
Чёрт, странно всё это. Райское место, тихий уголок Тихого океана, изведанный вдоль и поперёк. Хотя… Мы знаем океан гораздо хуже космоса, и поверхность Марса изучили подробнее, чем морское дно собственной планеты. Там, в чёрных глубинах, куда редкий фотон добежит, может твориться всякое. Остовы погибших судов, обломки кораблей пришельцев, развалины городов атлантов. Древние чудовища, порталы в иные миры. И несчастная «Европа», так и не полетевшая в космос, а внутри – перепуганный биан, блок интеллектуального анализа, моя копия. Лежит, бедный, в кромешной тьме, а лавкрафтовские фантастические твари его обижают.
Бред. Усмехаюсь. Терпеть не могу фэнтезятину. Щелкаю тумблерами рации. Мигнул огонёк, или показалось? Беру тангенту; голос сквозь полотенце звучит глухо:
– Я «Тиква», бортовой номер четыре-пятнадцать-двадцать два, порт приписки Владивосток. Всем, кто меня слышит. Терплю бедствие. Ответьте. Всем, кто меня слышит.
Вдруг начинают бить молнии; извилистые разряды, словно кровеносные сосуды, текущие огнём, просвечивают сквозь посеревшую кожу неба.
Грохот накрывает, сотрясает всё тело; палуба пляшет, выгибаясь; остекление рубки лопается и рвёт лицо мелкой крошкой; меня швыряет навзничь.
Кровь заливает глаза; я встаю на колени, потом поднимаюсь, цепляясь за пульт.
Гигантская стена цунами до половины неба, и над ней – чудовищная зелёная тварь, настолько невозможная, что я чувствую, как кипят мозги и плавятся глаза. Под брюхом у неё болтается нечто инородное, словно колокольчик на шее динозавра. Я схожу с ума: мне кажется, что маленькое с этого расстояния белое пятно – корпус космического корабля, висящий на тросе.
Внезапно вспыхивает экран приёмника, и последнее, что я вижу – дикий, бессмысленный набор знаков.
///)»56 7 %@## rnhn сбойсбойсбой я биан миссии европа сообщение особой важности не высаживайтесь на планетоид опасно опасно опасно
Агрессивная форма чужой жизни, последствия для Земли фатальны.
ВСЕМ, КТО МЕНЯ СЛЫШИТ!
ОН ПРОСНУЛСЯ
Александр Матюхин
Читанные
Ильин подошёл к мусорному контейнеру и принялся в нем рыться.
Сначала осторожно, оглядываясь, как бы не увидели и не прогнали, но потом осмелел. Среди рваных пакетов, осколков кирпича, давно сгнивших овощей нашел то, что искал – книжку в мягкой обложке. Собрал страницы, даже те, которые были порваны или же начали расползаться от влаги, бережно спрятал во внутреннем кармане пиджачка и только после этого неторопливо поковылял по улице.
Откровенно говоря, мало бы кто обратил внимание на сгорбленного старика, который бродил в этом районе много лет. Ильин был одет неброско и серо, под стать погоде. На худых плечах – пиджачок, поверх грязной рубашки. Брюки на два размера больше. Голые ступни в ботинках – у левого отставал каблук, а у правого не было шнурка, из-за чего язычок болтался, будто собирался улететь следом с порывом ветра. Седая борода давно не видела ножниц. Из-за начавшегося дождя лицо Ильина, его волосы, морщинистый лоб были покрыты каплями, будто он только что умылся, да забыл вытереться.
В животе урчало. Ильин не ел со вчерашнего вечера, когда удалось найти на заднем дворе кофейни через два квартала отсюда пару банок оливок. Вдобавок, вновь начала неметь левая половина лица. Кожу как будто кололо одновременно десятком игл, глаз подёргивался, а еще где-то в области затылка зарождалась, ползла по голове вниз, к позвоночнику тупая тёмная боль. Один знакомый, шатающийся по подъездам Невского района, в прошлом врач, говорил, что года через три Ильин умрёт, потому что от этой болезни лечат только в дорогих клиниках, на которые у Ильина не было ни денег, ни возможностей. Но три года для бездомного – это вечность. Тут ночь бы продержаться.
Ильин проковылял несколько кварталов, свернул в знакомый переулок, почти побежал, потому что не в силах был сдерживать радость от находки. В конце же переулка, у кирпичного тупика, метнулся в неприметную щель между стеной дома и мусорными баками, и оказался у неприметной деревянной двери, заваленной пакетами из-под мусора и каким-то таким мерзким гнилым хламом, к которому ни один нормальный человек не притронулся бы. За дверью была лестница, а лестница спускалась аккурат в подвал, в жилище бездомного, в оазис, который он соорудил много лет назад, обжил и считал своим настоящим домом, без вопросов.
Сюда Ильина забросила судьба. Он не верил в судьбу, но ведь надо как-то называть злейшее стечение обстоятельств, у которых есть точка отсчета и финал, верно?
Точкой отсчета стал пожар в квартире, случившийся через четыре дня после смерти Вероники. Ильин плохо помнил, что происходило в те дни. Он был пьян и подавлен. Похороны прошли, как в тумане. Мир сузился до размеров квартиры, а потом сузился ещё больше, и Ильин представлял, что провалился в нору, летит куда-то вниз, но не в волшебную страну, конечно, а в самое пекло Ада. Он много курил, запивая сигареты водкой и кофе. Спал. Просыпался. Сидел на балконе, листая старые книги – единственное, что осталось от жены. Потом случился провал в памяти, а когда Ильин снова смог что-то понимать, обнаружил себя в больнице. От его обнаженного тела, укрытого простыней, пахло какими-то мазями и дымом костра. На тумбочке рядом с кроватью валялся старый чемодан с кляксами от сажи на кожаном боку. И ещё валялась книга с обгоревшими краями. Это было все, что осталось от квартиры, в которой Ильин прожил с женой пять счастливых лет.
Ильину сказали, что он тяжело болен, как и многие, кто попадает в эту больницу. У него случился острый приступ, требуется длительное лечение. Но Ильин знал, что лечение ни к чему не приведет, поэтому выждал удобный момент и попросту сбежал, обронив портфель, но зажав под мышкой книгу.
Он хотел вернуться в квартиру, но, дойдя до дома, увидел чёрные кляксы, размазавшиеся по стенам вокруг выгоревших окон, и понял, что ничего хорошего в квартире не найдёт. Ему казалось, что ветер до сих пор разносит по улице пепел от сгоревших книг.
Ильин долго существовал как будто вне этого мира, вне города, ночевал где придётся, потом как-то незаметно осел сначала в городском парке, в старом заброшенном туалете, в котором хоть и пованивало, но зато всегда было тепло и тихо, а потом – ближе к зиме – нашёл этот самый подвал, обустроил его кое-как, да и зажил. Ильин не заметил, как перестал жить прошлым, тосковать по нормальному унитазу или по ванне, по горячей воде из-под крана или по мягкому матрасу. Забылись жизнь в квартире, работа, духота трамваев и шум троллейбусов. Осталась, разве что, глухая тоска по умершей жене, но ее Ильин берег, не давал развеяться, потому что в тоске была вся его жизнь. Тоска помогала ему помнить про магию чтения.
Он спустился в подвал, зажег две чадящие керосинки, и в их дрожащем тусклом свете принялся возиться с найденной книгой. Намокшие листы развесил сушиться. Аккуратно подклеил каптальную ленту, проверил блок, форзац, убрал старую мягкую обложку и прочистил страницы от пыли и грязи.
Книга была ему незнакома. Судя по яркой обложке и броскому названию – какой-то полицейский детектив, художественная. Но не это было главное, а то, что книгу кто-то читал. Настоящие, прочитанные кем-то книги попадались ему все реже. Иногда уходило несколько недель, прежде чем Ильин находил хотя бы несколько страниц. А тут – почти целая. Редкая удача.
В левом углу подвала, огороженного темной непрозрачной занавеской, заворочались. Раздался едва слышный стон.
Ильин отвлекся, бросил взгляд на часы, висящие на кирпичной стене. Окон в подвале не было, а за работой Ильин часто терял счёт времени. Часы показывали половину десятого вечера. Словно в напоминание, заурчало в желудке.
На поиски еды он выходил по ночам. А до этого надо было спасти очередную бездомную. Подлатать, поставить на ноги. В своей новой жизни Ильин занимался двумя серьёзными вещами: спасал книги и бездомных. Потому что никаких других занятий в мире для него не осталось.
Он искал бездомных по тёмным улицам города. Тех, кто уже не мог передвигаться от голода или холода. Они прятались в тупиках и переулках, подчиняясь древнему инстинкту – умирать нужно в одиночестве, чтобы никто не видел. Ильин спасал только тех, кто не сопротивлялся. Относил в подвал, кормил, поил и, конечно же, читал им книги. Ничто так не помогает в лечении, как хорошая книга.
Он подошёл к книжным полкам, что занимали две стены из четырёх – от пола до потолка. В густом желтом свете названия книг на корешках почти не читались, приходилось щуриться и едва ли не тыкаться носом. Из-за занавески снова застонали и заворочались.
– Сейчас, сейчас… – Ильин взял «Десять негритят».
У книги не было обложки и не хватало страниц пятьдесят в середине. Судя по запаху и пятнам, кто-то использовал книгу не по назначению. Но сам сюжет Ильин прекрасно помнил и мог, если что, пересказать. Главное было в другом: книгу читали и перечитывали.
Ильин подошёл к занавеске, осторожно ее отодвинул. В темном углу между стенами, на кровати из сложенных картонных коробок лежала девушка лет двадцати. Тоже бездомная. С ней все было плохо, она едва не умерла неделю назад. Но сейчас вроде выкарабкалась. Девушка, приметив Ильина, попыталась улыбнуться. Потрескавшиеся высохшие губы не дали этого сделать, но Ильин понял, что она все же улыбается, внутренне и искренне.
─ У нас сегодня детектив, ─ сказал он, присаживаясь на стул. – Настоящий, без вопросов. Слушай.
2Магии чтения его научила жена.
У нее был редкий дар, который достался Веронике от мамы, а той – от бабушки, и так далее по родственной линейке куда-то в глубь веков, когда люди верили в магию и жили вместе с ней бок о бок. У Вероники получалось рассказывать о своём даре так легко и непринужденно, будто в нём не было ничего особенного.
К Веронике приходили люди с разными психологическими заболеваниями, она усаживала их в кресло, брала с полки книгу и начинала читать. Книги в её книжных шкафах были старые, уже кем-то читанные. Книги хранили в себе жизнь других людей, минуты, которые эти люди провели, бегая глазами по буквам, листая страницы, рисуя в своём воображении выдуманный мир, очень похожий на настоящий. Читанная книга, как аккумулятор, собирала энергию людей и потом могла отдать её. А Вероника использовала энергию для лечения.
Ильин до поры до времени думал, что это всё выдумка, очередная бизнес-идея, каких много в современном мире. Каждый зарабатывает, как может, так почему Вероника должна быть исключением? Главное ведь что? Главное, что она и её пациенты, искренне верили в чудодейственность чтения. Многим людям действительно становилось лучше. Они избавлялись от ночных кошмаров, от бредовых и навязчивых мыслей, переставали впадать в депрессию по любому поводу, чувствовали прилив сил.
− Эффект плацебо, − ухмылялся Ильин, который в то время был совершеннейшим рационалистом. Вероника с ним не спорила. Она была мудрой женщиной.
− В чём смысл твоего лечения? – спрашивал он. – Как оно действует?
У неё снова получилось рассказать легко и поверхностно.
Хорошая книга, терпеливо объясняла Вероника, хранит в себе силу слов, собранных определенным образом. Так, чтобы рождать в голове человека воображение. Происходит симбиоз – слова связываются с фантазиями чтеца и образуют определенную энергию, некий магический сплав. Он оседает на страницах и ждёт, когда кто-нибудь его соберет. А она всего лишь собирательница. Это её урожай. Она берет энергию и отправляет другим людям, у которых в голове что-то изменилось, зародился беспорядок. Магия чтения ставит мысли на место. Энергия читанных книг плотно цементирует сознание.
− Звучит не хуже и не лучше, чем у какой-нибудь гадалки, − качал головой Ильин.
Как-то Вероника предложила ему попробовать тоже.
− Этот талант не передается по наследству, − сказала она. – Ему учат близкие люди. Бабушка рассказывала, что магии чтения её научил молодой офицер, с которым она жила в Петрограде в годы революции. Они вдвоем ютились в комнатке на шесть квадратных метров, спали на голом полу, питались чем придётся, но были счастливы, потому что могли вместе встречать рассвет у единственного узкого окошка, читать вслух и поддерживать друг друга в сложных ситуациях. Романтика, ничего не скажешь. А мы ведь с тобой тоже достаточно близки, да?
− Я не прочь встретить с тобой рассвет, но на нормальной кровати, – сказал Ильин. – Да и не хочу знать, чем ты зарабатываешь, если честно. Это твоя работа. Никого не убиваешь, и то хорошо.
− А вдруг мне больше некого будет научить?
− Думаешь, я продолжу семейный бизнес?
Они рассмеялись оба. Вероника подошла к книжному шкафу, распахнула дверцы, обнажая разноцветные корешки книг. Взяла одну, вернулась к Ильину.
− Я знаю, что ты мне не веришь, − произнесла она, усаживаясь в кресло, где обычно сидели посетители. – Не верил с первого дня нашего знакомства. Помнишь? Ты зашел в книжный магазин, чтобы найти учебник английского. А я читала одной старушке «Золотого теленка». Она принесла книгу с собой, издание на английском языке, тридцать второго года. О, сколько эмоций было в этой книге, сколько она вобрала улыбок, слёз. Я еле сдерживалась, чтобы не схватить книгу и старушку в охапку и не убежать с ними куда-нибудь подальше от посторонних глаз. Такие книги надо читать в тишине, в уютной комнате, а никак не в огромном зале книжного магазина на Лиговском.
− Мне и не нужно было верить, − отозвался Ильин. – Я увидел тебя и сразу влюбился. Ну, почти сразу. Сначала ты меня сильно заинтересовала. А потом…
− Но ты ведь и правда думаешь, что это не магия, а просто какой-то фокус, чтобы зарабатывать деньги.
− Бизнес, − пожал он плечами.
− Ага. Бизнес. Давай тогда я научу тебя этому фокусу. Пара минут, не больше. Держи. Начни читать.
Книга называлась «Зеркальный лабиринт», какая-то фэнтези, судя по обложке.
− Просто вслух? – Ильин много раз видел, как Вероника читает людям, сидящим в этом самом кресле, где сейчас сидела она сама. Ничего сверхъестественного не происходило. Просто чтение. Человек, как правило, закрывал глаза и наслаждался голосом Вероники. Читала она здорово, с чувством ритма, с правильными интонациями. Её чтение завораживало. Может быть, в этом и была магия?
− Да, вслух. Я послушаю.
− У тебя какие-то психологические проблемы?
− Возможно. – Теперь усмехнулась она.
Ильин ни о чем не догадывался тогда. Он открыл книгу на первом попавшемся рассказе и начал читать. Вероника поджала ноги, свернулась в кресле едва ли не клубком, как кошка, закрыла глаза и слушала.
− Вот здесь медленнее, − говорила Вероника. – А тут громче. Лови ритм и интонации. Всё есть, на страницах. Эмоции других людей, которые прочитали книгу… Сделай паузу… Выдохни… Вот тут… Энергия. Чувствуешь?
Он действительно что-то почувствовал. Что-то удивительное, странное, необъяснимое. Будто на страницах книги были не слова, а образы. Эмоции. Запахи. Чувства. Переживания. Книга отдавала накопленную энергию, которая собиралась в глазах Ильина. Он отпрянул от книги, уронив ее на пол. Вспотели кончики пальцев.
− А теперь посмотри на меня, − велела Вероника ломающимся от волнения или удовольствия голосом.
Ильин посмотрел. Энергия соскользнула с сетчатки его глаз и устремилась к Веронике. Она впитала взглядом всё, что было нужно, и улыбнулась.
− Вот видишь, это не так сложно. Осталось потренироваться.
Ильин еще несколько минут сидел на полу, удивленный и пораженный. Потом он поднял книгу и продолжил чтение.
И читал после этого каждый день на протяжении двух лет.
3Магия чтения лечила от душевных болезней, но не от физических. Поэтому, когда Вероника умерла, её ничто не могло спасти. Однако же Ильин всё равно решил ей почитать.
В квартире было тихо и темно. Рассвет еще не наступил, сквозь плотные занавески едва пробивался густой свет уличного фонаря. Вероника перестала дышать час или два назад. Так и должно было случиться, Ильина предупреждали. Он тихонько поднялся с постели, сходил за книгой, которую оставил вчера на зеркальном столике в зале, сел у кровати, взял мертвую жену за руку и стал читать:
негромко, сглатывая слезы, и даже не стремился найти образы и эмоции, которые были в книге. Не сейчас, не нужно.
Он не запомнил ни название книги, ни слова, которые произносил в тишине квартиры. Жалел об этом. А еще больше жалел, что не догадался взять из квартиры книги, про запас. Потом они все сгорели.
Ильин читал, пока не наступил рассвет, после чего позвонил в скорую. Ему посоветовали привезти жену самостоятельно, потому что больницы были переполнены, машин не хватало, на подобные вызовы никто не ездил.
Тогда он вышел с Вероникой на руках на улицу, положил её на заднее сиденье и отвез в морг. По дороге ему то и дело казалось, что Вероника сейчас сядет и предложит почитать что-нибудь. От давящей боли в затылке и в левой половине лица. Ильин бросал взгляд на зеркало заднего вида, но Вероника так и не поднялась.
Через два дня, на торопливых и скомканных похоронах, где собралось десятка два её друзей и пациентов, Ильин стоял у открытого гроба и, растирая ладонями слёзы, говорил Веронике, что она поступила очень мудро, научив его магии чтения. Она знала, что умрёт, а магия не должна умирать. В каждом слове, в каждой букве книг, которые должен будет прочитать Ильин, будет теперь частичка Вероники. Тоска по ней. А это значит, что Вероника не умерла насовсем.
Значит, конец света еще не наступил.
4В тот вечер он читал, пока бездомная девушка не уснула. Чтение привело её в порядок, стёрло с лица признаки душевной болезни и психических мук.
Удалось помочь, это хорошо.
Ильин перекинул девушку через плечо и осторожно вынес, спящую, на улицу. Оставил где обычно, через два квартала, за мусорными баками. Тут найдут. Наклеил на кирпичную стену красный квадратик – когда-то давно взял в магазине огромную пачку наклеек для ценников и с тех пор пользовался.
Бездомная спала и улыбалась во сне. На её потрескавшихся губах набухли капли крови.
Ильин знал, что завтрашним утром найдет еще какого-нибудь бездомного, душевнобольного, требующего помощи. Принесет в подвал. Будет читать ему так, как учила Вероника. Будет лечить. Он уже сбился со счета, скольких вылечил. Город кишел бездомными, которых нужно было спасать.
И так день за днем, год за годом. Сколько уже лет? Он не помнил. Болела левая половина лица. Хотелось выть на луну.
Когда-нибудь Ильин найдёт человека, которому передаст этот дар. Но сейчас он не думал об этом, а просто побрёл вглубь района в поисках еды, рыская в пустых домах и на неосвещенных улицах.
А еще надеялся найти какую-нибудь книгу. Читанную.
5− Еще один. Позиция – тридцать девять градусов, красная зона, ─ произнес по рации капитан Литвиненко.
Он присел на колено перед лежащим у мусорных баков человеком. Девушка. Живая, дышит. Широко распахнутые глаза смотрят с испугом. Во взгляде, что важно, нет того яростного животного безумия, которое свойственно заразившимся.
− Имя помнишь? – спросил он. Первый контрольный вопрос.
Большинство зараженных забывают свое имя на третий день болезни.
− К… Катя, − пробормотала она, облизывая окровавленные губы. – Пить хочется…
Сержант Губач поднес флягу, девушка жадно впилась в горлышко, сделала несколько крупных глотков. Вода потекла по подбородку.
− Вы откуда здесь? – спросил Литвиненко.
− Меня… − девушка запнулась, будто вспоминая. – Кажется, меня принес ангел. Тот самый. Он читал книгу, вылечил, а потом… я оказалась здесь.
За спиной Литвиненко у развалин дома парковался автомобиль бригады скорой помощи. В этом районе сложно было парковаться. Очень много выгорело, очень много разрушилось за пятнадцать лет с момента начала пандемии. Красная зона города – место, где заражение прошло особенно плотно, не щадя никого.
Года два сюда вообще не совались, считая, что уцелевших попросту нет. Потом первые экспедиции нашли здоровых, прячущихся по подвалам, испуганных. За последние пять лет из красной зоны удалось выудить почти три сотни людей. Многие говорили, что заразились, но потом кто-то их излечил. Ангел. Так его называли почти все. Он появлялся будто бы из ниоткуда, всегда в одном и том же образе – старик в старом костюме, в потрепанных ботинках, хромающий, седой. Подбирал заразившихся, которые уже не могли двигаться. Относил куда-то к себе в логово. А потом?
− Он читал мне книгу, − повторила девушка. – И это чтение… оно как будто вернуло меня к жизни.
Они все так говорили.
Заражение сводило человека с ума. Сейчас уже было известно, что виной пандемии, выкосившей пять миллиардов человек на планете, стала мутация грибка, споры которого проникали через дыхательные пути и уничтожали нейронные связи в мозгу, параллельно вживляя и активируя собственные. Зараженный терял память. Его единственной целью становился поиск пропитания, чтобы поддерживать жизнь организма, пока грибок рос и доходил до стадии размножения. Затем человек умирал, а новые грибки питались его мертвым телом, а потом размножались снова и снова… Эффективной борьбы с грибком до сих пор не существовало. Заражение можно было предотвратить, но вылечить – нет.
Но все эти найденные люди – они ведь действительно были зараженными, а потом каким-то образом вылечились. Их обследовали, брали анализы, пытались выяснить, что же с ними произошло на самом деле. Выжившие обрывочно помнили свое существование под управлением грибка. Как отлавливали крыс для еды, как убивали других людей, как ели найденные трупы. Болезнь у всех развивалась по-разному. Но потом начиналось одинаковое – странное – воспоминание о приходе Ангела с книгами. Ангела, который им читал, возвращая сознание и каким-то образом уничтожая грибок.
Потом он приносил людей к мусорным бакам, а еще во множество других мест в городе. Наклеивал на стены красные квадратики-ценники, видимо зная, что таким образом поисковые отряды найдут уцелевших. Но сам не появлялся никогда.
− Вы будете его искать? – спросила девушка.
Литвиненко неопределенно пожал плечами. Найти ангела было невозможно. Шесть экспедиций прочесали красную зону вдоль и поперек, отловили всех седовласых стариков – зараженных и здоровых, но они и близко не подходили под описание.
Литвиненко нравилась красивая история про ангела и книги, но он считал её выдумкой. Через год планировалось полностью зачистить красную зону. В ней не останется ни одного человека. По крайне мере здорового. А пока…
− Товарищ капитан, − буркнул сержант Губач. – Разрешите, как всегда, да?
− Разрешаю, − кивнул Литвиненко.
Сержант Губач пошел по улице, огибая повалившиеся столбы, остановился у ближайшего мусорного бака, положил туда потрепанную книжку в мягкой обложке.
Считалось, что Ангелу нужны книги. Но не новые, а те, которые уже кто-то когда-то прочёл. Они каким-то магическим образом помогали ему спасать зараженных.
Пусть будет так, решил Литвиненко. В конце концов, плохо от этого никому не будет.
Сержант Губач торопливо вернулся. Они забрались в автомобиль бригады. Литвиненко настроил спутниковый маршрут и велел двигаться вглубь красной зоны. Поиски уцелевших продолжались.