Ту же тему развивает в IV веке святитель Григорий Богослов, который вслед за священномучеником Иринеем подчеркивает, что каждому событию из жизни Христа соответствует аналогичное событие из жизни Адама. Христос прошел последовательно через все этапы человеческой жизни для того, чтобы на каждом этапе уврачевать грех. Второй Адам расплачивается за каждый долг первого Адама по отдельности:
<…> Все сошлось воедино ради всех и ради единого праотца: душа – за [ «душу»], ослушавшуюся [Бога]; плоть – за [плоть], покорившуюся душе и осужденную вместе с ней; Христос, Который сильнее и выше греха, за Адама, попавшего [под власть] греха. Ради этого новое пришло на смену ветхому и через страдание [Христа] воззван [ко спасению] пострадавший [Адам]; и за каждый наш [долг] воздано особо Тем, Кто превыше нас <…> Ради этого дерево вместо дерева и ру́ки вместо руки́: вместо дерзко простертой – мужественно распростертые[38], вместо своевольной – пригвожденные [ко кресту], вместо извергшей Адама [из рая] – соединяющие воедино концы света. Ради этого высота – за падение, желчь – за вкушение, терновый венец – за обладание злом, смерть – за смерть, тьма – ради света, погребение – за возвращение в землю, и воскресение [Христа] – ради воскресения [Адама][39].
Эта же мысль выражена и в анафоре Литургии свт. Василия Великого, где говорится о том, что Христос стал
сообразен <…> телу смирения нашего, да нас сообразны сотворит образу славы Своея.
подобным нашему уничиженному телу, чтобы нас сделать подобными образу славы Своей.
Понеже бо человеком грех вниде в мир, и грехом смерть, благоволи Единородный Твой Сын, Сый в недрех Тебе Бога и Отца, быв от Жены Святыя Богородицы и Приснодевы Марии, быв под законом, осудити грех во плоти Своей, да во Адаме умирающе, оживотворятся в Самом Христе Твоем.
Поскольку же через человека в мир вошел грех, а через грех смерть, соблаговолил Твой единородный Сын, Сущий внутри Тебя, Бога и Отца, произойти от Женщины – Святой Богородицы и Приснодевы Марии, подчиниться закону, осудить грех в плоти Своей, дабы умирающие в Адаме оживотворились в Самом Христе Твоем.
Предпосылки, лежащие в основе концепции искупления священномученика Иринея Лионского, временно оказались в тени на православном Востоке во второй половине второго тысячелетия, уступив место так называемой «юридической теории искупления», то есть концепции, рассматривающей искупление как удовлетворение оскорбленной справедливости Бога Отца. Лишь в XX веке православные богословы осознали ограниченность этой теории и вновь стали искать ответ на вопрос о смысле искупления в святоотеческом предании. В этом смысле богословие святого Иринея Лионского вновь обретает для нас такую же доказательную силу, какую оно получило для Церкви во II веке.
Другой аспект деятельности свт. Иринея, обретающий особую актуальность в наше время, – его свидетельство о подлинности Священного Писания. Пожалуй, не было никакого другого периода в истории Церкви, когда авторитет Священного Писания подвергался такой угрозе. В качестве доказательства истинности своих концепций гностики, с одной стороны, указывали на многочисленные апокрифические евангелия и деяния, а с другой стороны, подвергали сомнению авторитет новозаветных писателей.
Будучи во втором поколении учеником апостолов и хранителем Предания, восходящего к Самому Спасителю, святой Ириней противопоставил суждениям гностиков свидетельства очевидцев. С самых первых дней Своего общественного служения Иисус Христос избрал учеников для того, чтобы они запоминали то, что Он говорил и делал, и чтобы впоследствии они могли передать это потомкам. Сам Иисус доверил именно им, а не кому-то другому, передачу того, что хотел сказать. Об этом святой Ириней говорит в своем знаменитом тексте, посвященном церковному Преданию:
Не должно искать у других истины, которую легко получить от Церкви, ибо Апостолы, как богач в сокровищницу, вполне положили в нее все, что относится к истине, так что всякий желающий берет из нее питие жизни. Она, именно, есть дверь жизни, а все прочие учители суть воры и разбойники. Посему, должно избегать последних, но с величайшим тщанием избирать то, что относится к Церкви, и принимать предание истины. Что же? Если бы возник спор о каком-нибудь важном вопросе, то не надлежало ли обратиться к древнейшим церквам, в которых обращались Апостолы, и от них получить, что есть достоверного и ясного относительно настоящего вопроса? Что, если бы Апостолы не оставили нам писания? Не должно ли было следовать порядку предания, преданного тем, кому они вверили церкви?[40]
Эти слова содержат ответ тем еретикам древности, которые оспаривали монополию Церкви на интерпретацию учения Иисуса, доказывая, что эта интерпретация доступна широкому кругу лиц, в том числе выходящему за пределы «корпорации» Его прямых последователей. Вопреки гностикам, свт. Ириней подчеркивал, что Сам Христос избрал апостолов для того, чтобы доверить им передачу Своего послания; Сам Христос создал Церковь, чтобы она была продолжательницей Его дела и хранительницей Его учения, передавая его из поколения в поколение. Эти слова нужно напомнить и тем христианским теологам нашего времени, которые считают возможным реконструировать богословие Нового Завета, игнорируя церковное Предание.
Парадоксально, но в настоящее время мы снова стоим перед вызовами, на которые приходилось давать ответ священномученику Иринею. Бóльшую часть своей истории Церковь, сталкиваясь с многочисленными ересями, имела возможность отвечать на вызовы, опираясь на авторитет Священного Писания. Отстаивать подлинность и богодухновенность Библии церковным авторам тоже приходилось, но всегда в рамках полемики с внешними по отношению к церковной традиции людьми: вначале с греко-римскими и персидскими язычниками, позднее – с мусульманами. В Новое время Церковь столкнулась с направлением, отрицающим подлинность Священного Писания изнутри христианского богословия.
В конце XVIII – 1-й половине XIX века было предложено множество гипотез происхождения Евангелий: о существовании общего, утерянного ныне письменного источника Евангелий, написанного на греческом или на еврейском, который евангелисты использовали независимо друг от друга, или множества таких источников. Делались предположения о том, кто из евангелистов записал текст первым, сколько раз и когда редактировалось каждое из Евангелий. Наибольшее признание после долгих споров получила так называемая теория «двух источников», согласно которой текст синоптических Евангелий базируется на Евангелии от Марка, которое Матфей и Лука использовали независимо друг от друга, и еще одном гипотетическом первоисточнике, который стал обозначаться аббревиатурой Q. Кроме того, была подвергнута сомнению аутентичность большей части апостольских посланий, входящих в новозаветный корпус.
Лишь в конце XX – начале XXI века, после почти трех веков бесплодных попыток реконструкции первоначального текста Евангелий, исследователи пришли к осознанию ценности свидетельства очевидцев, хранимого церковным Преданием, – к пониманию той мысли, которую святой Ириней ясно высказал более восемнадцати веков назад. Сейчас все чаще раздаются голоса в поддержку тезиса о том, что именно в Церкви происходил процесс работы над составлением рассказов о жизни и учении Иисуса, отбора Евангелий и придания им канонического статуса с параллельным отвержением текстов неканонических и еретических. Именно Церковь была той лабораторией, в которой с самого начала – сперва в виде устного предания, а потом и в форме письменного текста – обрела свое бытование евангельская история. Причем интерпретация событий из жизни Иисуса и Его поучений возникала практически одновременно с их описанием.
Слова священномученика Иринея вновь и вновь напоминают нам о важности того изначального устного предания, которое было положено в основу новозаветных письменных источников. И я убежден в том, что, следуя призыву свт. Иринея Лионского, епископа II века, современные богословы – специалисты по Новому Завету – смогут избежать многих произвольных и ошибочных суждений, обретя путь к той сокровищнице церковного Предания, которая изначально хранила ключи для понимания Библии.
Анджело ди Берардино
Святитель Ириней Лионский и Римская христианская община
С большой радостью я принял приглашение приехать в Москву, известную как «Третий Рим», чтобы участвовать в конференции, посвященной свт. Иринею Лионскому. Искренне благодарю организаторов. В эти дни в Риме, в Первом Риме, проходит другая конференция, называемая семинаром и озаглавленная как «От Рима к Третьему Риму», по случаю 2771-го Дня основания Рима. Эти семинары, начиная с 1981 года, стали местом постоянной встречи и проходят благодаря взаимодействию между отдельными итальянскими организациями в рамках соглашения с Российской академией наук. Данные семинары проводятся в Риме, но многократно организовывались и в Москве при участии мэрии города (с которой мэрия Рима в 1996 году подписала «Соглашение о дружбе и сотрудничестве»). Второй же Рим сейчас по понятным причинам весьма мало заинтересован в этом проекте. Цель этих семинаров заключается в том, что миссия Рима состоит в преодолении национального начала через идею универсальности.
Святой Ириней Лионский, как говорит само его имя, «мирный человек» (согласно Евсевию), был одним из самых выдающихся богословов II века. Рожденный и прошедший обучение в Смирне, в римской провинции Асия, он провел большую часть своей жизни в Риме и в Галлии; он писал на греческом языке, а потому может рассматриваться и как греческий отец Церкви, и в то же время как западный. В Церкви II века он является крепким звеном, связующим Восток и Запад. Блж. Феодорит Кирский (ум. ок. 458) обобщает его жизнь в следующих словах: «Ириней, внимавший учению Поликарпа, стал светилом Западной Галлии (Γαλατῶν δὲ τῶν ἑσπερίων φωστήρ)»[41].
Его труды быстро достигли широкого распространения по причине актуальности проблем, которых он касался. Он мгновенно стал читаем и чтим многими западными христианскими богословами, начиная с Тертуллиана и св. Ипполита, а также в Египте[42]. Однако с IV века начинается его забвение. До сих пор обсуждается вопрос датировки латинского перевода его трактата «Против ересей» (Adversus Haereses)[43], который использовался западными читателями[44]. На Западе в начале V века блж. Августин все еще был знаком с наследием свт. Иринея, которого цитировал в латинском переводе в своем трактате «Против Юлиана» в контексте рассуждений о первородном грехе[45]. Блж. Августин упоминает его и в других местах, не приводя, однако, его текстов. Имя свт. Иринея еще было известно благодаря сочинению блж. Иеронима «О знаменитых мужах»[46], но труды самого свт. Иринея более не читаются. Так, св. папа Григорий Великий в конце VI века безуспешно искал их, но так и не нашел[47]. Латинские рукописи трудов свт. Иринея были распространены на севере Европы[48]. На Востоке в греческих флорилегиях были отдельные цитаты из сочинений свт. Иринея, и эти греческие фрагменты сохранились до наших дней[49]. Исследование греческих флорилегиев показывает, с одной стороны, что трактат Adversus Haereses был известен большинству отцов Церкви так же, как было известно и его Demonstratio; с другой стороны, что мысли свт. Иринея оставались малопонятны составителям флорилегиев, заинтересованных в первую очередь в наиболее актуальных для них темах. Последним после прп. Иоанна Дамаскина, кто цитирует греческий текст свт. Иринея, является патриарх Фотий. После него греческий оригинал исчезает, и от него сохранились лишь фрагменты, опубликованные в серии Sources Chrétiennes[50]. Однако сохранился латинский перевод, который использовался еще в XII веке Балдуином Кентерберийским, а также часть трудов в армянском переводе и отрывки на сирийском[51].
В своем докладе я бы хотел остановиться на четырех вопросах. Прежде всего вопрос об упоминании города Рима во II веке как космополитического мегаполиса, где активно использовался греческий язык. Второй вопрос касается многообразия христианской общины Рима и ее связей с другими общинами, разбросанными по Римской империи. Третья часть будет посвящена биографическим сведениям о пребывании свт. Иринея в Риме. Наконец, в четвертой части я коснусь отношений свт. Иринея с римскими христианами.
Рим во II векеЭто была столица Римской империи, самый большой мегаполис II века христианской эры. Здесь жило много эмигрантов, и многие говорили на греческом, поскольку происходили из восточных провинций. Среди этой массы эмигрантов были и христиане, некоторые из которых были лишь посетителями, более или менее образованными. Перечислю наиболее знаменитых из них: еретики Маркион из Понта и Марцеллина[52] – прибывшая в Рим во времена папы Аникиты (ок. 157–168)[53] и многих совратившая с пути, она затем примкнула к секте карпократиан (Iren. Adv. Haer. I 25); Егезипп из Иерусалима[54]; Валентин из Египта, прибывший в Рим во времена папы Гигина (ок. 136–140)[55]; свт. Поликарп, прибывший из Смирны[56]; сщмч. Иустин, прибывший из Самарии[57]; еретик Татиан, приехавший из Ассирии, Кердон, выходец из Сирии[58]; Апеллес (из Рима?)[59]; Родон из провинции Асия; Феодот из Византии (во времена Зефирина); Флорин из Асии; свт. Ириней из Асии и Лиона, Препон из Ассирии; Эпигон из Асии; Аверкий из Фригии (как написано на его могиле, он был послан «целомудренным пастырем»); Савеллий из Киренаики; Юлий Африкан из Палестины; Минуций Феликс из Африки; Ориген из Египта и т. д. Христианские эмигранты с Востока вводят в Риме их литургическую практику и распространяют свои богословские воззрения. Например, во II веке в Риме существовали две традиции празднования Пасхи, как существовали и многочисленные богословские группы.
В это время Рим представлял удобную площадку для распространения филосовских и религиозных верований. Многие христианские мыслители и учителя направлялись в Рим, чтобы распространить свои учения. Эти учителя были независимыми и принадлежали к различным богословским традициям. Они основали свои школы – термин «школа» должен пониматься в широком смысле как направление мысли, которое могло иметь как большое, так и малое количество последователей. В Риме во II веке было множество интеллектуальных школ. Итак, кто бы ни желал встретить других образованных христиан или стремился распространить свое учение, Рим был для этого наилучшим местом, поскольку в этом городе было много христиан и возможность учиться, встречать людей и учить, покупать и читать книги любого рода – как написанные в Риме, так и привезенные из других частей Римской империи.
Римская христианская община и ее связи с другими общинамиРимское христианство во II веке не было монолитным по своему устройству, учению и Литургии. Различия были иногда очень сильными, но они уменьшались с течением времени. Св. Ерм, писавший в Риме в середине II века, считает, что согласие было фундаментальным принципом в Римской христианской общине. В своем «Пастыре» он пишет, что при строительстве башни те, кто «ходили в святом учении Божием, надзирали и свято и непорочно служили избранникам Божиим, – как почившие, так и живущие еще доселе, – которые всегда пребывали в мире и согласии и слушали взаимно друг друга: потому-то они и в здании башни хорошо примыкают один к другому»[60].
Сегодня исследователи представляют римских христиан 2-й половины II века как плохо сплоченное сообщество, управлявшееся коллегией пресвитеров. На тот момент сосуществовали разрозненные группы христиан, отчасти разделенные между собой различиями в литургической практике и вероучительных вопросах. Этот низкий уровень сплоченности, который за отсутствием явных противоречий не претерпел коренных изменений, был преодолен лишь в последние десятилетия II века при Викторе (ум. ок. 199), который ввел новую форму управления, называемую также «монархическим епископатом». Данная система была уже в ходу в других областях (восточные Церкви, Лион, Карфаген) и характеризовалась тем, что управление общиной было сконцентрировано в руках единственного человека – епископа, который обладал полнотой власти над пресвитерами, диаконами и всеми верующими. Источники согласно показывают важность и авторитет епископа Виктора в Риме, как о том свидетельствуют сщмч. Ипполит, свт. Ириней и анонимный автор сочинения «Против Артемона»[61]. Мне кажется, что этот взгляд не вполне соответствует действительности, поскольку свт. Ириней, знавший римских христиан много лучше нас, как и живший в Риме Егезипп, всегда говорил, что в Риме всегда существовало главное объединяющее лицо, о чем я скажу подробнее далее.
Где же именно в Риме жили христиане в I и II веке? Мы предполагаем, что большая часть из них жила там же, где прочие эмигранты и евреи. Расположение еврейских и христианских катакомб тесно связано с их присутствием в различных кварталах внутри города. Расположенный за рекой квартал, ныне носящий имя Трастевере, был местом традиционного проживания евреев; также вокруг Капенских Ворот и перед Воротами Святого Себастьяна, на Марсовом Поле и в районе Субурра (в древности известен как Субура), между южной границей Виминала и западной границей холмов Эсквилина[62]. Места проживания евреев могут весьма помочь в определении кварталов, населенных христианами. Расстояние между разными общинами могло быть фактором разделения.
Как кажется, нельзя ставить слишком большой акцент на существовавшее в Риме многообразие христианских групп и их толерантность. В самом деле, начиная с Егезиппа и свт. Иринея, наиболее древние источники постоянно сообщают нам имя одного единственного руководителя христианской общины Рима. Безусловно, было много групп с богословскими различиями, в том числе и потому, что еще не существовало единой формы исповедания веры. Некоторые положения вероучения не были еще четко определены, как о том пишет Ориген в Прологе к трактату «О началах». Жизнь римских христиан второго века хорошо нам известна, намного лучше, чем жизнь христиан в других больших городах, поскольку о Риме сохранились многочисленные источники. Среди римских христиан была сильна идея единства общины как Тела Христова. Написанное в конце I века «Послание Климента Римского» начинается следующими словами: «Церковь Божия, находящаяся в Риме – Церкви Божией в Коринфе»[63].
Здесь слово «церковь» характеризует всех христиан Рима как единую общину, как это было и в Коринфе. Свт. Игнатий Антиохийский пишет о Римской церкви как о Церкви, которая «председательствует в столице области Римской»[64]. Для Ерма Римская Церковь едина и представлена то в образе женщины[65], то башни[66]; он называет ее «святой Церковью»[67]; говорит о «старейшинах Церкви»[68], «старейшинах, возглавляющих Церковь»[69], «управителях Церкви и тех, кто занимают главные места»[70].
И все же положение Римской церкви, состоявшей из большого числа различных групп, различающихся по этническим и языковым аспектам, а также по вопросам традиции и идентичности, было подобно плавильному котлу. Многие древние источники представляют Римскую церковь как единую реальность, окруженную отлученными от нее еретиками. Более того, они говорят об определенной преемственности епископов, как это мы находим у Егезиппа, свт. Иринея, сщмч. Ипполита, во Fragamentum muratorianum, у Тертуллиана и Евсевия. Безусловно, эта традиция представляет достаточно оптимистичный взгляд, но она должна в определенном смысле отражать реальное положение дел, о котором сообщают источники II века. Рим был столь обширным городом, что расстояния между его различными частями требовали различных мест для катехизации оглашенных и для совершения воскресных богослужений.
Святитель Ириней в РимеНо вернемся к свт. Иринею. По какой причине и когда он впервые направился в Рим? Мы видели, что многие люди из восточных провинций империи по различным мотивам приезжали в Рим, поскольку столица была заветной целью многих. Свт. Ириней мог быть одним из таких людей. Возможно также, что он поехал в Рим, чтобы исполнить миссию, возложенную на него христианами Асии. Или чтобы иметь больше информации о христианской вере и приобрести книги. Но почему он впоследствии покинул Рим и направился на север, в Галлию – в Лион? Находясь в Лионе, он продолжал поддерживать тесные контакты с Асией, поскольку христиане Смирны просили о поддержке местной общины (и его поддержке), в частности для того, чтобы смягчить отношение к падшим (lapsi) во время гонений и добиться их прощения[71]. Был ли он также церковным дидаскалом во время своего пребывания в Риме? Встречался ли он со св. Иустином Философом? Свт. Ириней цитирует один фрагмент из утраченного творения св. Иустина Contra Marcionem («Против Маркиона»)[72], а также во многих аспектах зависит от него, но нигде не упоминает, что слушал его наставления. Некоторые предполагают, что это могло произойти в Аcии или в Риме, но подобное недоказуемо[73]. Маркион и св. Иустин жили и учили в Риме в одно и то же время. Св. Иустин знал о его деятельности, которая приводила в смущение многих:
Он [Маркион], при содействии демонов, многих из всякого народа заставил говорить богохульство и отвергать Бога, Творца всего мира, а исповедывать какого-то другого бога, который выше Его и сотворил больше, нежели Он. <…> Я знаю, что вы их не гоните и не убиваете, по крайней мере, за их учение. Впрочем, у меня есть сочинение, написанное против всех бывших ересей; если угодно вам иметь его, я его вам предоставлю[74].
Этот труд был написан св. Иустином около 155 года и впоследствии был утерян. Мы не знаем, встречался ли свт. Ириней с Маркионом лично, как в случае со сщмч. Поликарпом, но он хорошо осведомлен о его деятельности и трудах. «Так как он один (Маркион) осмелился открыто искажать Писания и бесстыднее всех клеветать на Бога, то я намерен особо опровергнуть его, обличая собственными его же сочинениями»[75]. Он знал, когда Маркион жил и учил в Риме: «Маркион… достиг своего расцвета при Аниките»[76], то есть около 157–168 годов.
Свт. Ириней хорошо знал пожилого Поликарпа, епископа Смирнского, которого посещал и слушал «в годы своей ранней молодости»[77], когда был еще мальчиком[78]; о нем свт. Ириней сообщает нам весьма ценную информацию. Св. Поликарп был казнен в Смирне между 161 и 167 годами[79]. У свт. Иринея была копия его «Мученичества», использованная затем неким Гаем, проживавшим в том же городе, чтобы сделать еще одну копию. В конце одной рукописи с текстом «Мученичества», сохранившейся в Государственном историческом музее в Москве, содержится приложение со следующими словами:
Сей Ириней, пребывавший во время мученичества епископа Поликарпа в Риме, научил многих. Ему принадлежит много весьма прекрасных и православных сочинений, в которых он упоминает [и] о Поликарпе, [говоря], что он был его учеником <…>[80].
Эта информация очень ценна, поскольку говорит нам, что около 161–167 годов свт. Ириней уже был в Риме; быть может, он сопровождал св. Поликарпа при посещении последним папы Аникиты (157–168) несколькими годами ранее и затем остался там. Тем не менее, различные авторы до последнего времени выражают сомнения в надежности этих сведений. Недавно Джаред Секорд в еще неопубликованном тексте заявил: «Есть немного оснований для этого раннего посещения, и тот единственный текст, который часто цитировался в качестве подтверждения, является ненадежным, что я готов утверждать. Но все же остается весьма вероятным, что Ириней как минимум нанес краткий визит в Рим как молодой ученик в определенный момент между 150 и 160 годами, до того как перебрался в Галлию. Рим был целью почти всех ровесников Иринея во II веке, и весьма логично верить, что город был для него остановкой на долгом пути из Малой Азии в Галлию». Некоторые исследователи, хотя и не признают свидетельства Московской рукописи, утверждают, что необходимо допустить, что впервые свт. Ириней посещал Рим до 177 года. Тот же Секорд, с одной стороны, не выражает доверия Московской рукописи, но с другой, утруждает себя доказательствами того, что свт. Ириней ранее уже бывал в Риме.
В 3-й книге трактата «Против ересей» свт. Ириней описывает детали посещения свт. Поликарпом Рима около 157–158 года[81], где тот активно проповедовал среди еретиков, многих из которых он обращал к истинной вере, – валентиниан, маркионитов и других, а также встречался с самим Маркионом[82]. В частности, свт. Ириней свидетельствует, что римский клир не был осведомлен об этих учениях. Сверх того, он приводит подробности посещения св. Поликарпом папы Аникиты и последовавшей между ними дискуссии о Пасхе и о том, как папа позволил свт. Поликарпу служить в его церкви Евхаристию[83]. Как было замечено, эта информация кажется предоставленной непосредственным свидетелем произошедшего. Эти детали дают возможность предполагать, что свт. Ириней был хорошо информирован о визите и, возможно, даже был в эти дни в Риме, где проживал несколько лет. Он добавляет, что и предшественники Аникиты, начиная с Сикста I (119–128, согласно Евсевию)[84], не навязывали своего литургического обряда последователям кватродециманов.