Ольф. Книга четвертая
Роза Марковна вещала как жрица ацтеков на пирамиде перед человеческим жертвоприношением: взгляд горел кровожадностью, взвившиеся к небесам руки умоляли высшие силы обратить внимание на взывающую и посильно оградить от подлости и ничтожества тех, с кем приходится жить.
– Говорила мама, что судьба слепа, и с такой фамилией Сидорову Розу ждет тот же гембель, что Сидорову козу. И что мне было не послушать родную маму?
Тема концерта еще не вскрылась, зрители переглядывались: вечер обещал что-то новое. Обычно Сидорову-старшему доставалось за то, что испортил жизнь и похитил лучшие годы. В таком случае виновник кивал, пошатываясь, поскольку ответить внятно не мог по техническим причинам, кои вызывал одноименный с причинами спирт – его бесплатно выдавали на производстве для протирки аппаратуры. А Сидоров-младший становился объектом оральной терапии, когда утаскивал деньги, рвал одежду или где-то пропадал, вместе с телефоном отключив «сострадание к умирающей от волнения родной маме, которая все морги и больницы обзвонила». Последнее представляло не больше, чем красивую фигуру речи, поскольку в городке они являлись единым и единственным заведением.
Сегодня старший Сидоров стоял прямо, младший выглядел достойно, и причина концерта оставалась загадкой.
– Сидоров, не делай форшмак из моих нервов, с тобой разговаривать – нужно объесться гороховой каши. Оно мне надо?
Сцена затягивалась, а смысл не прояснялся. Не выдержав, Сидоров-старший поднял лицо к окну:
– Роза, да что случилось, в конце концов?
– И этот гомик-сапиенсик спрашивает, что случилось. И кого спрашивает? Меня спрашивает, чмурик малахольный. Дыши носом, поцадрило чиканутый, клиент сотой бригады. Думает, что сделает полный рот фалов, подарит Розочке розочки, и родненькая Роза растает, как китайские носки под утюгом, и забудет, как на ее жизни сплясали коровяк. Да чтоб ты был так здоров, как делаешь мне счастье. Нет, только представьте, а лучше не представляйте: решила у машины сделать чисто и таки нахожу под сиденьем грязную резинку, и не подумайте, что от трусов. Лучше бы трусы нашла, остался бы шанс для поговорить за превратности бытия. Но этот хосэ-аркадио тихо-мирно отаврелианил там какую-то ремедию, но вознестись вслед позабыл, шлемазл задрипанный, и теперь – посмотрите на него – съежился до размеров цуцика на морозе, и это чмо лохматое имеет наглость спрашивать, что случилось.
Сын покраснел. Все же наполовину он был Сидоров, и причуды половины с фамилией Раппопорт нервировали его не меньше, чем Сидорова-старшего. Стоя плечом к плечу с отцом, он встрял в разговор:
– Мама, уймись. Может быть, папа не виноват.
К родительнице сын обращался уважительно, но на ты. В этом он тоже был больше Сидоровым, чем Раппопортом.
– Ой, я тебя умоляю, – принеслось из окна. – Пусть он такие дешевые мансы бабушке рассказывает.
– Не лезь, сынок, – тихо сказал Сидоров-старший, – мама у нас Паганини скандалов, ей не интересно, что говорят другие, ей интересно самой говорить.
У Паганини оказался отличный слух.
– Ты посмотри на него, открыл свой фирменный рот на ширину плеч. Так ты скажи, если найдешь, что сказать за этот случай, и будешь иметь, что послушать.
Сидоров-старший не отказался.
– А ты не думала, что твоя находка от старых хозяев осталась?
Зрители воодушевились и зашумели: хорошая версия, машина куплена как бывшая в употреблении, и мало ли в каком качестве ее употребляли раньше.
Поднявшийся рейтинг мужа заставил Розу Марковну грозно переставить руки на бока.
– Слушай сюда, выпускник школы номер семьдесят пять. Последний раз я там смотрела, когда ихние кинды трусили ковры, – последовал кивок на соседскую жилую часть, – это было в понедельник, и кроме киндов, ковров и понедельника в тот день таки ничего не было. Хватит морочить мою полуспину, одень глаза на морду и думай теперь за свое светлое будущее.
Налившуюся злостью речь перебил голос Сидорова-младшего:
– Мама, перестань ругаться на папу, он вполне может быть ни при чем. Тогда ты будешь выглядеть глупо.
– Ой, я тебя прошу, – отмахнулась Роза Марковна, – не делай мне смешно.
Зрители ждали развития интриги. Серьезность обвинений давно разрушила бы любую другую семью, однако здесь главный посыл речи – "что мне за это будет?" – четко угадывался всеми. Роза Марковна привычно "делала гешефт". Каждый концерт в итоге давал ей что-то в материальном или бытовом плане. Сын исправлялся отметками и уборкой квартиры, муж – покупками вещей и походами в ресторан.
Сегодняшние обвинения вышли за рамки прежних, которые казались теперь наивными и по-детски безобидными. Среди зрителей начались споры: что Роза Марковна потребует за невероятный прокол? Раньше грозилась выгнать, теперь самое время выгонять, но тогда в чем смысл закатывать сцену перед посторонними?
Сидоров-старший опустил лицо, кусание губ и играющие желваки сопровождали работу мысли.
И тут произошло невозможное. Сын-старшеклассник опустил взгляд и процедил:
– Мама, хватит. Под сиденьем было мое.
В телерепортажах это называют эффектом разорвавшейся бомбы. Двор погрузился в тишину. Только на соседней улице кто-то стучал молотком, и где-то лаяла собака.
Роза Марковна сокрушенно опустила руки.
– Э-э… да? Масик, кто же знал? – Она с минуту помолчала, что явилось событием одного ряда с Тунгусским метеоритом и зарождением жизни на Земле. – Вот так, мальчик вырос, а родная мама не заметила. Одно слово – сын своего отца. Чего встали, когда на улице такой зусман, идите ужинать, жидкое стынет.
Окно захлопнулось.
Бурно обсуждая новости, зрители потянулись по домам. Сидоров-старший, прежде чем двинуться, шепнул младшему:
– Спасибо.
Сын на миг замер, глаза расчетливо сощурились.
– Сочтемся, пап. – Сидоров-младший любовно погладил блестящий борт источника конфликта. – Надеюсь, в этой теперь м о е й машине такого больше не повторится?»
В прежнем рассказе Маша нашла «измену во спасение». Что найдет в этом, который тоже об измене?
Дочитав, она подняла на меня глаза:
– Скажи что-нибудь по-одесски.
– Не умею.
– У тебя герои так разговаривают!
– То герои, а то я. Автор должен знать, о чем пишет, но ему не обязательно перевоплощаться в героя и думать или говорить как он. У героя своя жизнь, от автора требуется только достоверность. К достоверности претензии есть?
– Но нельзя придумать такой живой и сочный язык! Некоторые выражения я слышала в кино!
– Я читал рассказы Бабеля, захотелось написать что-то столь же колоритное. Большинство нужных слов взято из кино и литературы, недостающие фразы составлены из других местечковых выражений, несколько слов придуманы в соответствующем ключе. Главная героиня, Роза Марковна, могла работать, к примеру, учительницей или библиотекарем, и псевдоодессизмы, вытащенные из Маркеса и Кортасара, в ее речи смотрятся органично. Еще вставлена пара исторических фактов, и получился рассказ про Одессу, в которой я никогда не бывал.
– Круто. А почему тема опять про ложь во спасение?
Надо же. Когда я писал, об этом не думал. История была о женщине, привыкшей из всего извлекать выгоду, о муже-изменщике и о сынке – истинном сыне своей матери. А непредвзятый читатель увидел жертвенность сына, пусть и за определенные «плюшки», но спасшего родного отца и, тем самым, семью.
– Тема жертвенности и помощи ближнему неисчерпаема, – сказал я. – Сколько о ней ни говори, всегда найдется, что сказать еще.
Маша подняла бокал, где оставалась пара глотков:
– За успех и взаимопомощь!
Я поддержал.
О чем бы мы ни говорили, разговор упорно сползал на тему помощи. Наверное, это знак свыше. Сейчас или никогда. В салоне мне показали некоторые профессиональные секретики, о которых я бы никогда не догадался сам. Пусть мне открылись не все тайны профессии, но полученного опыта было достаточно, чтобы чувствовать себя подкованным в вопросе.
– Маша. – Я отвел глаза и прокашлялся. – Если понадобится помощь как в прошлый раз…. ну, когда с ушибленными пальцами… Обращайся. Я узнал, как это делать правильно.
– Ты и тогда сделал просто божественно. Нет-нет, я не отказываюсь. Конечно же, я согласна. Сама хотела напроситься, но не знала, как подступиться. Вопрос такой деликатный, а ты бываешь такой суровый и неприступный, просто дрожь берет, и мне казалось, что при повторной просьбе пошлешь меня далеко и навсегда. А чтобы помочь в твоей вечной проблеме с финансами, я рассказала приятельницам на работе, что у моего брата невероятно легкая рука, и нашла тебе двух клиенток. Оплата, конечно, будет в разы меньше, чем если бы они сходили к известному специалисту, но выше, чем за твое виртуальное репетиторство. И ездить, кстати, тоже никуда не надо, к тебе сами приедут. Со второго раза плату можно поднять, достойный труд должен оплачиваться достойно. Написать, что ты согласен?
Она взяла в руки телефон и включила.
Отказаться от такого предложения?! Естественно, я кивнул. Работа в салоне у Любы-номер-два отменяется, туда больше незачем ходить, кроме как к хозяйке для снятия напряжения. Возможно, визиты к хозяйке в планах останутся, но предложенную ей работу вычеркиваем, она подразумевает оформление и ответственность, и, когда дело дойдет до свадьбы, «сухим из воды» мне не выйти. Утаивание – тоже ложь, и если что-то выплывет, Люба не простит. Лучший выход – не лезть туда, откуда не выбраться, просчитывать каждый шаг и не допускать ситуаций, от которых останется нечто более весомое, чем слова. Мои слова против чужих слов – итог в мою пользу, Люба поверит мне, а не кому-то постороннему. Любить – значит, верить.
– Будешь безалкогольное вино? – спросила Маша.
– За что хочешь выпить?
– Для начала укрепим прежний тост.
– «За взаимопомощь»? Давай. И за то, чтобы у нас всегда все получалось.
Маша обернулась к выходу из ниши в центральный зал:
– Официант!
Глава 3
По пути домой я попросил остановить у магазина с отделом парфюмерии. Маша со своими голыми ногами осталась в такси с работавшей печкой, а я приобрел более профессиональную бритву с запасом лезвий, дорогой прозрачный гель для бритья и рекомендованный в салоне увлажняющий крем. Если мое новоявленное хобби превращается в бизнес, к делу следует подойти основательно.
Совмещать приятное с полезным – лучшее дело на свете.
«И на Маше», – хихикнув, напомнила память.
«И не только», – добавило подсознание, облизываясь в предвкушении.
Вечером Маше надо идти на работу, до срока оставалось больше трех часов, но мне не терпелось. К «помощи» я приступил сразу, как мы вернулись. Машу я известил об этом в прихожей, запирая дверь:
– Если готова, можно сейчас.
– Хорошо.
Просто и буднично. Ничего личного и стыдного. Обычная помощь. Маша включила набираться воду в ванной и ушла переодеваться, я снял костюм, с которым теперь столько связано, и вернул в шкаф – дожидаться следующего парадного выхода. Если не случится новых чудес, это будет день свадьбы. День, когда прошлое останется в прошлом.
До этого дня далеко, целых полгода. Я снова достал костюм и понюхал брюки. Они пахли женскими духами. Запах был нежным, сладковатым, мягко обволакивающим. Надо его запомнить. Маша сказала – «подруга». Из ее подруг мне известна только Даша, собирательница острых ощущений и любительница людей творческих профессий. Оба факта намекали, что в ресторане могла быть она. Я представил Дашу под столом. Картинка рисовалась приятной, но расплывчатой – перед глазами стояло лицо Маши. Ее взгляд. Внимательное разглядывание меня, ее волей отправляемого в небеса. Ее приоткрытые губы и язык. Маша сказала – «взаимопомощь». Отблагодарив неописуемым способом, она подталкивала меня к ответной благодарности, и у нее получилось. Сейчас я шел помогать ей. Так сказать, ответная услуга. Понимала ли Маша, что «услуга» желанна и воспринимается не трудом, а блаженством? Надеюсь, что нет. Пусть Маша по-прежнему воспринимает меня нелюдимым ханжой-домоседом, повернутом мозгами на правильности. Так лучше для всех.
Особенно для меня.
Когда я пришел в плавках, она лежала, распаренная, в горячей воде. Маша сдвинулась к дальнему бортику, я занял место перед ней, она, как в прошлый раз, съехала спиной в воду и взгромоздилась нижней частью на мои сдвинутые ноги.
Я гордо продемонстрировал покупки – новую бритву и гель для бритья.
– Чем не устраивала пена? – спросила Маша.
– Гель – прозрачный. Чтобы лучше видеть.
На этот раз стеснения и волнения было меньше. Остатки сковывающего напряжения выветрились, едва я начал работу. Глаза не боялись смотреть, руки – трогать и гладить, для проверки качества проникая во все складки. Маша, казалось, тоже получала удовольствие от процесса. Ей нравилось мое деловитое, с небольшим нескромным подтекстом, жаждущее почитание, оно не отвлекало и не раздражало, а, скорее, придавало ситуации нотку ненавязчивого эротизма. Как же без эротизма в ситуации вроде нашей? Маша – женщина, я – мужчина. Главное – не нарушить атмосферу безмятежности, хрупкую и волшебную, окружившую нас флером покоя и невероятной в таком сочетании фривольности. В какой-то момент Маша даже посоветовала:
– Не мучай себя, сними плавки, ничего нового я не увижу. Я помню про твою Любу и гарантирую, что все будет предельно прилично.
«Прилично». Три раза «ха».
– Мне так спокойнее, – объяснил я.
– Наверное, ты прав, – задумчиво согласилась Маша. – Мне тоже.
По завершении работ взгляд Маши с сомнением застыл на флаконе с увлажняющим кремом. В прошлый раз до этого не дошло, мазаться она уходила в свою спальню. Сейчас все было иначе, мой кураж не спадал, жажда чувственных приключений звала на новые подвиги. Я набрал густую массу на правую ладонь и, помогая и придерживая левой, втер крем как полагается, нежно и на совесть. Если Маша скажет, что ей не понравилось – соврет, нагло и безбожно. Такое не может не понравиться.
Она ничего не сказала по поводу моей инициативы. Она сказала «Спасибо», но довольные глаза подтвердили мою догадку: ей понравилось.
Когда Маша завернулась в полотенце, прогремел звонок в дверь.
– Это, наверное, Арина и Даша, твои клиентки. Открой, я пока приберусь.
Я на миг онемел.
– Э-э… клиентки? Уже?
– Смены у нас сегодня совпали, ты согласился, и я написала, чтобы они приезжали.
– Что им сказать?
– Пусть проходят в комнату.
– Нет, – перебил я, – ты встречай, а я тут приберусь и, как только закончу, сразу приглашу.
Маша пожала плечами и вышла.
Пока вода заново набиралась в очищенную мной ванну, я тупо смотрел в зеркало. Неужели это не чья-то, а моя собственная жизнь так бурлит и пенится? До сих пор такие события я называл приключениями, у меня их быть не могло просто потому, что не могло. О них читалось в сети или смотрелось по телевизору, а в отношении себя лишь тайно мечталось. Подспудные мечты сбылись, жарко и непоправимо. Я оказался не готов. По-моему, никто не готов к внезапно сбывающимся мечтам. Хотя бы потому, что сбываются они не только внезапно, но и не так, как представлялось. Смысл, возможно, тот же, а наполнение…
– Войдите, – позвал я, приоткрыв дверь.
Первой вошла Даша. Она подготовилась, ее одеждой служило банное полотенце, а остальное, скорее всего, осталось в спальне у Маши.
– Привет. – Даша скинула полотенце и перешагнула бортик ванны.
– Привет. Ложись, распаривайся. – Одетый в жутко жмущие плавки, я остался стоять. – Маша предупредила, что я специалист, но не дипломированный?
Даша с блаженством погрузилась в горячую воду.
– Она сказала, что у тебя божественные руки. Талант от Бога важнее бумажки с печатью.
У Даши были длинные черные волосы, белая кожа, грудь с крупными сосками и роскошные бедра. Темнота волос оставила след и там где не надо, едва пробившаяся поросль бросалась в глаза. Я осматривал клиентку взглядом профессионала, и сердце радовалось. Спасибо судьбе за такой подарок. В жизни все странно и до невозможности взаимосвязано. Не поругайся я с родителями… Не оставь бабушка Вера квартиру в наследство… Не случись у «родственницы» Маши неправильного романа… Не оттолкни меня Люба в плотских желаниях… Не потеряй я ключи, чтобы оказаться в ночном клубе… Не окажись Люба-номер-два хозяйкой специфического салона… Не произойди с Машей мелкой на вид, но судьбоносной неприятности, когда понадобилась моя непредставимая помощь…
Цепочка, звено за звеном, привела к счастливому для меня итогу, жизнь взбурлила и наполнилась.
Даша не скрывала, что ей нравится моя работа. Не результат, которого еще не было, а сам процесс. Я старался. Я был чутким и заботливым, руки превратились в бабочек, нежность исполнения зашкаливала. По-моему, чувство, с которым я относился к дарованному небесами объекту труда, нельзя назвать иначе как любовью. Я любил каждую выпуклость, каждую складку и каждую родинку. Каждое мое движение дышало любовью. На интимные части чужого человека, с которым ничего интимного у меня не было и никогда не будет, изливались нерастраченные чувства, годами копимые для моей любимой и единственной. Любе до определенного срока они не требовались, поэтому достались посторонним.
Не таким уж посторонним, если вдуматься. И мое упоминание Даши в качестве человека, с которым у меня не было ничего интимного, не соответствовало истине. Запах ее духов ударил в нос, едва она вошла: нежный, сладковатый, мягко обволакивающий. Уверенность, что под столом в ресторане была именно Даша, росла. Это подстегивало фантазию. Игры воображения сказывались на действиях, движения становились не просто ласковыми, а страстными, как у любовника, сгорающего от неутолимой жажды касаний и проникновений.
Даша ушла в абсолютном восторге, следующей вошла Арина. Тоненькая, с «прыщиками» грудей, фигурой она походила на подростка, но возраст – Арина была примерно моей ровесницей – выдавало лицо: взрослое, с лучиками морщинок у глаз и намечающимися кругами, с которыми Арина боролась косметикой. В ярко освещенной влажной ванной косметика не работала, я видел правду. Но я обращался с Ариной не как с много повидавшей сверстницей, а как с юной принцессой, впервые попавшей на бал, или как с мотыльком, случайно подлетевшим к огню – оберегал и трогательно заботился в каждом движении и поглаживании. По окончании процедуры Арина сказала:
– Спасибо. Маша права, у тебя невыносимо нежные руки, таких просто не бывает.
Когда я закончил с уборкой и чисткой ванны и, отдышавшись, вышел наружу, в квартире было пусто. Девушки ушли на работу.
Лечь спать? Да кто же уснет после такого дня?
Душа болела. То, что со мной происходило, мне нравилось, но оно было неправильным. Люба, конечно, виновата, что в физическом плане бросила меня на произвол судьбы, но я виноват больше, я этим произволом воспользовался – пусть не сразу, а под давлением обстоятельств. Я себя не оправдывал. Виноват и раскаиваюсь. Но…
Пока Люба держит меня на расстоянии, я буду пользоваться этим расстоянием. Как говорится, не я такой, а жизнь такая.
На тумбе под телевизором лежали несколько купюр. Плата за «работу». В кавычках, поскольку разве же это труд? Будучи школьником, однажды я пошутил: «Кем буду? Не знаю, но найду себе высокооплачиваемую работу, не связанную с трудом». Мечта сбылась.
Лежавшая передо мной сумма превышала плату за три виртуальных урока. О, кстати, уроки. Я начисто забыл про них, а время…
Пропущено всего пять минут. Я открыл ноутбук и включился:
– Добрый вечер. Прошу прощения за опоздание, у меня кое-что случилось, но больше такого не повторится. Начнем. Тема сегодняшнего урока…
А после урока я мечтал о Любе и нашем будущем с ней счастье.
Люба. Любимая. Единственная. Несравненная. Когда же я смогу дотронуться до тебя так же, как дотрагиваюсь до других?
Я открыл ноутбук, фантазия включилась, родись новые герои и ситуации. Рассказ получился в жанре фантастики.
«Контактный зоопарк»
«Когда лежишь дома в постели, на улице – ночь, а рядом в мерцающем ореоле проявляется посторонний, первая мысль – кирдык тебе, болезному. Умер. За тобой пришли.
Игорь подумал именно так. Прищурившись, он всмотрелся в сияющий силуэт, и волосы зашевелились: некто, возникший из ниоткуда, с плотоядным интересом встречно разглядывал его.
Посланец небес, больше некому. Особенно если учесть, что запертая на замки квартира находится на восьмом этаже, а посланец появился в ней… Посланец? Гм. Посланка. Первой в глаза бросилась грудь, большая и безупречная. И вторая такая же. Они как бросились, так и держали внимание, вцепившись насмерть. Потому что живые и ничем не прикрытые, чего давненько не наблюдалось в берлоге новоявленного холостяка. После ухода жены…
Игорь поморщился, словно больной зуб растревожили, и вновь сосредоточился на замершей между кроватью и одежным шкафом посланнице. Не только грудь у нее была сказочной, остальное соответствовало. От чувственных обводов почернели бы от зависти все примы Голливуда. Длинные оранжевые локоны напоминали языки пламени и словно облизывались в предвкушении. На коже вспыхивали и моментально исчезали узоры или неизвестные письмена. Глаза… Впрочем, какие же это глаза? Это двери в мир без правил – манящие, искристые, бездонные. Это приглашение в рай. Или в ад.
Так ангел перед Игорем или?..
Теперь без разницы. Он-она-оно уже пришло за ним, и до ответа на вопрос осталось совсем немного.
Взгляд Игоря скользнул в середину посланницы высших сил.
Пупочек. Милый такой, уютный, игривый. Будто жаждущий пошалить.
Неувязочка, огнетушитель ей в пекло. Небесные создания не рождаются греховным путем. Отсюда вывод: гостья – не ангел, не дух бесплотный и не призрак. Скорее, плод воображения, доведенного вынужденным воздержанием до края, за которым всякая чертовщина является – вот такая, оранжевоволосая и почти нагая.
Но до чего же приятная чертовщина. Единственной одеждой чертовщине служило нечто похожее на фартучек, что обрамленным бахромой треугольником свисал с тесьмы, которая опоясывала талию. Не выпил ли Игорь вчера лишку? Логичная версия, но неверная. Не пил ни капли. Все выходные он работал на дому, а в такие дни спиртному вход в дом и, тем более, в организм заказан.
В уши втек ласковый голос, пробравший до печенок:
– Я здесь.
"…ессссь…" – шипяще прошелестело и опутало, словно змея подкралась к мышке. Голос обволакивал, убаюкивал и одновременно будоражил. Захотелось откинуть руки за голову и забыть обо всем, отдавшись на волю судьбы.
Плод воображения повел роскошной грудью, которой явно бравировал и едва не тыкал в лицо. А тыкаемое лицо, если честно, ничуть не возражало зарыться в теплый студень и утонуть там физически и ментально.
Игорь сделал над собой усилие.
– Простите, я как бы никоим образом не возражаю против вашего визита, но не ошиблись ли вы адресом? Возможно, в соседней квартире вас ждут с намного большими основаниями, поскольку…
Горячий палец накрыл его губы:
– Не надо слов. Ты звал, я пришла.
Палец был настоящим.
Кровь вскипела, щеки запылали, как у невесты на выданье, пульс забился в истерике. До Игоря дошло, что он находится в замкнутом помещении с реальной девушкой, лежит обнаженный, и она почти такая же, и пришла она именно к нему. И если продолжить логическую цепочку…
– Кто ты?
Вместо ответа прозвучал прежний тезис:
– Ты звал, я пришла.
– Затем ты здесь?
– Ради тебя.
Безукоризненные руки поднялись, то ли указывая на него, то ли призывая.
Это должен быть сон, в жизни так не бывает. Но если не сон…
А что тогда, если не сон?!
Протертые ладонями глаза подтвердили: не кажется.
Хорошо, что Игорь дома один. Случись такое до развода, жена ушла бы раньше, и повод звучал бы не столь глупо: "Не сошлись характерами". Если докапываться, то характеры ни при чем, не сошлись идеалы: Лиза мечтала об уютном семейном очаге, у Игоря первое место занимала работа. Он категорически не понимал, почему нельзя совместить. Чем носки под диваном мешают счастью?! Почему упавшая месяц назад полочка может стать поводом для развода?!
Пришелица сделала шаг вперед, и выполнявшее роль во всех смыслах фигового листка как-то незаметно, как положено во сне, исчезло с ее бедер. Оранжевой магии в комнате прибавилось.