Госпожа и её Владелец

Глава 11

В которой объясняется, как составлять рифмы, а появившийся неожиданно высокий поэтический образ объявляет пертурбацию

Сейчас… сейчас приоткрываю… Тяжёлый, э, не для моей спины и не для моей ушибленной коленки (ты помнишь, мне пришлось слететь с крыла?), но, может быть, хотя бы небольшой кусочек для взора твоего смогу открыть, чтоб не подумал ты чего… Хотя бы чуточку мне удалось раздвинуть шторы, пока с тобой веду я разговоры… Ах, мой друг, прости! Всё увлекаюсь стихотворным ритмом, утраченным в синхронном переводе, но прежде в изобилии разлитом… Сейчас я выйду из него… М-да, пожалуй, так. Ещё секунду! Здравствуй, проза!

Итак, мой друг, картина, что открывается тебе через небольшой лаз, образованный моей неудачной попыткой открыть занавес полностью, может показаться идентичной тому, что происходило в предыдущей главе, а между тем прошло две с половиной недели, с тех пор как ЖЗЛ обосновались в Дубае. На золотых лежаках, завершив свои спа-процедуры, по-прежнему восседали представительницы ЖЗЛ, включая Госпожу, которая не член ЖЗЛ, а также Зинаиду Михайловну, случайно ставшую членом ЖЗЛ, не являясь ЖЗЛ по сути. Стилист, визажист, фотограф, Эксперт по трём «Э», астролог и кардиолог, притулившись на дальнем топчане, тихонько рубились в «дурака», Стефанида Потомственная, облюбовавшая ещё в первый день тренинга пуф в уголке напротив, застыла всё в той же безмятежной позе, порою изо рта её вырывались хриплые протяжные трели, которые, впрочем, обрывались так же резко, как и возникали. Лайф-коуч готовилась к медитации, повар вместо трубадура оттягивал струны на гитаре.

– Я замечательный, – начала наконец коуч медленно, монотонно, нараспев, с хорошо читаемой усталостью в голосе, прикрыв глаза и сложив вместе большой и средний пальцы на обеих руках, – я замечательный… в высшей степени достойный человек… я достоин всего самого лучшего…

– А в женском роде можно о себе говорить? – уточнила Любаня.

– Женщина – тоже человек, – отвечала коуч, – я дарю себе любовь… я дарю себе весь мир… я принимаю все блага, которые даёт Вселенная… мой день полон радости и счастья… я всё ближе к построению своей собственной реальности… энергия здоровья, успеха и изобилия открыто и свободно течёт ко мне… я принимаю неистощимые потоки денежной энергии, здоровья, счастья, изобилия…

Тут у Зинаиды Михайловны загудел телефон, но она не стала брать трубку, и даже когда звонки повторились ещё пять раз, не ответила.

– Мне очень импонирует, – заметила коуч, – импонирует, что вы игнорируете звонки своего мужа, давая ему возможность подумать о вас, подумать о своём безобразном поведении по отношению к вам, ему нужно осознать, что жизнь без вас тяжела, безотрадна…

– Так ведь дорого, – вздыхала Зинаида Михайловна, – два слова скажет, а тыщи нет.

– Медленно поднимите руки над головой, – продолжила коуч, – раскройте ладони вверх. Представьте, как в ваши ладони падают самые разнообразные подарки судьбы…

– А пусть он к вай-фай подключится! – посоветовала Любаня Зинаиде Михайловне.

– Да разве он соображает, дед мой, горе луковое, про какой-то вай-фай, да и телефон у него допотопный…

– …Ко мне приходит столько денег, сколько мне нужно, а нужно мне столько, чтобы с запасом хватало на высокое качество моей жизни…

– Запас – это для подстраховки? – уточнила Госпожа.

– Да, – отвечала коуч, всё ещё держа ладони кверху, – мало ли, все под Богом ходим… Комфортное уютное жилище… качественная пища в достаточных количествах… достойный гардероб… все необходимые средства заботы о себе… те виды отдыха, которые для меня привлекательны… Приняв дары, медленно проведите ладонями по лицу, будто умываетесь…

Тут пикнул телефон Госпожи – сообщение. Зарина, наспех «умывшись», схватила трубку: «Дима Дима приглашает нас с тобой на день рождения своего гольф-клуба. Завтра. Полина».

Надо признаться, мой друг, к концу двух с половиной недель все участники сессии успели изрядно притомиться. Медитации, визуализации, обужины и спа-процедуры стали для наших героев той обыденностью, повседневностью, теми серыми буднями, что мы обычно величаем прозой жизни, потому мне и пришлось перейти от стихов к прозе.

А ведь, что ни говори, любовь к рифме продолжает теплиться в каждом из нас независимо ни от какой рутины и выражается порой самыми замысловатыми путями. В самом деле, существует множество способов проявить свой поэтический дар, не изъясняясь при этом стихами, и сейчас я поведаю об одном их таких методов, для которого потребуются: время, фантазия и деньги (хм… хотелось бы сказать «немного», но поэтический дар, в особенности большой поэтический дар, требует больших вложений).

Может быть, ты слышал, как говорят «ваша чёрная юбка-карандаш отлично рифмуется с белой водолазкой» или «ваша голубая рубашка идеально рифмуется с вашим серым костюмом в синюю полоску»? В этих случаях и вправду создаётся точнейшая, безукоризненная рифма, однако она так же банальна, как «розы – морозы», «любовь – кровь», так же проста, как «зяблики – яблоки», «кулаком – молоком», «больно – довольно». Примитивную рифму представляют из себя и такие привычные комбинации, как шорты – футболка – сандалии – бейсболка; вечернее платье – лодочки – высокая причёска; джинсы – пуховик – кроссовки; пиджак – галстук – брюки, а также цветовые сочетания по типу розового с кремовым, синего с голубым, чёрного с белым, красного с чёрным и так далее. Эти комбинации, мой друг, очень просты, а простота, как известно, лишь половина спасенья, нам же, напротив, необходимо спастись от простоты. Попробуем усложнить поэтическую задачу и срифмовать алое вечернее платье с жёлто-зелёным спортивным бомбером. Может показаться, что данное созвучие диссонирует, на самом же деле оно переходит в ранг высокого искусства, когда два слова, произнесённые отдельно, не составляют рифму, но в контексте произведения именно рифмой и являются. Например, пара «хитр – духи». Вот если к вечернему платью добавить меховую горжетку, получится «хитр – литр», а если бомбер – «хитр – духи», звучащие весьма гармонично в контексте:

Если к этому же вечернему платью надеть лодочки на каблуке, получим «алый – малый», если кроссовки – рифма усложняется и будет звучать, как, например, «алый – умчало»:

– и так далее…

Дерзко рифмуем спортивные штаны с серебряными лампасами и хлопковую блузу в рюшах:

Поверх шерстяного пальто – халата надеваем пуховик в стиле «милитари», получаем рифму более заковыристую, чем «грядущим – зовущим»:

Если ты, мой друг, являешься представителем мужского пола и в офис носишь брюки под пиджак, то есть банальные составляешь рифмы, по типу «камень – парень», то попробуй сменить брюки на юбку. Галстук, рубашку и пиджак оставь. У тебя получится созвучие куда интереснее:

И вот ты уже и не заметил, как стал великим поэтом и на тебя слетаются любители поэзии, то есть стрит-стайл-фотографы. Но мы обошли вниманием размер рифмованных сочинений, имеются в виду не XS, S, M, L, XL, XXL и тому подобное, хотя национальные шкалы размеров – русская, итальянская, французская, американская и прочие – всё же требуют понимания, как они соответствуют друг другу, – мы рассматриваем ритмику стиха, то есть ямб, хорей, амфибрахий и дактиль. Для того чтобы лучше разобраться в теме, разделим части тела на слоги, где голова – первый слог, шея – второй, грудь – третий, талия – снова первый и так далее, кроме того, вооружимся понятием «акцент» вместо «ударения». Так вот, если причёска, рубашка и брюки – акцентные, то есть выделяются больше кулона, ремня и ботинок, – это хорей. Если внимание прежде притягивают цепочка, ремень и туфли (вариант: ожерелье, пояс и сумочка) – это ямб. Если акцент падает одновременно и на серьги-каффы, и на чокер, и на бомбер – это ямб со спондеем, если акцент начинается лишь с рубашки – это хорей с пиррихием. Если серьги-каффы выполнены в стиле позапрошлого века – это амфибрахий. А когда акцент делается сначала на верхнюю часть – заколку для волос, ободок или диадему и только потом на водолазку или блузку – это дактиль. По мере усложнения рифм делается более навороченным и размер.

Поэтому, когда наконец объявилась по завершении многодневного шопинга, то есть поэтического марафона, запыхавшаяся Рындина, то она представляла собой высокий и очень оригинальный поэтический образ. Во-первых, каблуки – двенадцать сантиметров! Во-вторых – шорты. Короткие блестящие шорты. В-третьих, муза, пардон, блуза с широченными рукавами, сплошь покрытая розовыми страусовыми перьями, в-четвёртых, чокер – с бриллиантом посередине, в-пятых – корона! Огромная позолоченная корона Дольче Габанна в самоцветах и стразах. В общем, это был бомбический, пардон, ямбический спондейный образ, весь в перрихиях, в котором присутствовали и амфибрахий, и дактиль, и в нашем случае ещё и птеродактиль.

Рындина одним махом раздёрнула шторы и, влетев в помещение, какое-то время молча рассматривала членов ЖЗЛ, затем резко развернулась и принялась махать руками тем, кто следовал за ней, причем, когда она взмахнула правым рукавом, – разлились реки вина, а когда левым – поплыли по ним лебеди.

Наша компания, закончив медитацию, лениво возлежала на топчанах, и даже когда томную атмосферу нарушила взбудораженная Рындина, пустившая по винным рекам лебедей, Зинаида Михайловна, Госпожа, Любаня и сопровождающие их ассистенты, включая, кстати, и повара, равнодушно (а некоторые с отвращением) посмотрели на птиц – за это время было съедено столько жареных павлинов и выпито столько вина, что любой намёк на продолжение банкета вызывал у участниц тренинга чувство, близкое к страданию. Лица наших героев вытянулись, однако ж, в изумлении, когда юноши один за другим стали вносить многочисленные бумажные пакеты чистой поэзии.

– У нас… эвакуация? – медленно произнесла Зинаида Михайловна, с усилием приподнимаясь с ложа, хотя в глазах её мелькал живой испуг.

– Пертурбация! – отрезала Рындина.

«Пертурбация», если мы заглянем в толковый словарь, помимо расстройства, смятения и нарушения принятого порядка, означает также астрономическое отклонение в движении небесного тела, вызываемое притяжением других небесных тел. Иными словами, Рындина коротко описала текущую ситуацию с ПЗС, когда тот всё ещё недвижимо висел на прежнем месте, но МКС, пролетавший ниже с периодичностью раз в девяносто две минуты, заметно колебал его устойчивость, так что ещё немного – и Положительный Заряд Счастья вернулся бы назад к своим обладательницам, миссия была бы провалена.

– Пертрубация! – напористо повторила Рындина, видя растерянность напарниц. – Седлаем коня!

Все обрадованно закивали головами, в особенности Госпожа, которая хотела скорее отделаться от лучшей подруги Пассии, а также успеть на мероприятие Димы Димы, все вскочили с мест и побежали в номера паковать вещи. Быстрее всех неслась лайф-коуч, за ней, приваливаясь на одну ногу, трусила Зинаида Михайловна, приговаривая «назвался ананасом – полезай в шампанское», за Зинаидой Михайловной поспешали Зарина с Любаней, позади них вышагивала царской поступью Маруся Первая Рындина, а за Марусей Первой тянулась вереница носильщиков, сгибавшихся под тяжестью неупорядоченных рифм.

Когда же пакеты Рындиной (тщательно ею пересчитанные) выстроились наконец у трапа самолёта, стало понятно, что их количество вытесняет стилиста, визажиста, фотографа, астролога, кардиолога, Эксперта по трём «Э» и даже лайф-коуча.

– Не люблю шопинг, – извинительным тоном проговорила Маруся Первая, поправляя выбившуюся из-под короны прядку волос, – не люблю, вот клянусь, но надо.

– Та же фигня, – подхватила стилист, которой в конечном счёте пришлось брать билет на регулярный рейс и лететь на следующий день вместе с другими сопровождающими.

Что касается Стефаниды Потомственной, то её отправили компанией-грузоперевозчиком, хотя главный менеджер отеля и предлагал тарологу остаться у них в качестве украшения, так как угол, облюбованный ею в течение двух с половиной недель, теперь осиротел и выглядел оглушительно пустым. Мне же, друг мой, удалось незаметно пристроиться между пакетами Prada и Gucci, на счастье, огромными.

На Дубай опрокинулась смоляная ночь, когда бизнес-джет с Рындиной, Госпожой и Зинаидой Михайловной на борту оторвался от земли. Море, разлившееся под ним, такое же чёрное, как безжизненное небо, будто проваливалось в бездну, и эта бездна вдруг рассыпалась мириадами огней, пылающими ярче звёзд, словно небо и земля поменялись местами, но вот померкли и они, растворились в бездонной тьме, как постепенно гаснут вспышки салюта большого праздника, самолёт набрал высоту. Маруся Первая отстегнула ремень, бойко поднялась с кресла и, крикнув стюардессе «шампанское!», принялась осматривать пакеты, а из иных вытаскивать содержимое, чтобы прикинуть возможные комбинации и образы, то есть занялась рифмоплётством. И вот тут-то Положительный Заряд Счастья, налившись энергией Маруси Рындиной, которая мощным целенаправленным потоком потекла к нему прямо из стратосферы, оторвался наконец от края термосферы и пулей направился в экзосферу, откуда начал распространяться вдоль своей орбиты, окутывая земной шар.

Глава 12

В которой Полина совершает подвиг, Дима Дима чихает на общество, а Генрих IV теряет голову

Дима Дима был бодр, свеж, весел, разве только отяжелевшие мешки под глазами выдавали недавние его кутежи, усы, чуть вздёрнутые с краёв, придавали лицу выражение расположения и на этот раз блестели не глянцево, а матово. Борода была чуть короче обычного и слегка – как если бы накинули на неё тончайшую паутинку – посвёркивала светоотражающими частицами укладочного средства. То же наблюдалось и на бакенбардах. Одет он был в бледно-розовую рубашку, которая едва не хрустела, до того была свежей, мелкий крапчатый рисунок, который при ближайшем рассмотрении оказывался крошечными единорожками, вызывал желание потискать их обладателя и даже немного посюсюкать с ним. Впрочем, волшебные лошадки паслись лишь на треугольнике, поверх тёмно-коричневой жилетки, да на манжетах, выглядывающих из-под вельветовых рукавов густо-песочного пиджака, который составлял весьма благородное сочетание с темно-синими со стрелкой брюками. Что и говорить, образ Димы Димы не имел ничего общего ни с бразильской фазендой, ни – Боже упаси – с викингом, на этот раз он представлял из себя замысловатую комбинацию русского монархиста и британского хипстера, где 97,6 % принадлежали монархисту, а оставшиеся 2,4 % – хипстеру, коего атрибуты были единорожки и укладочное средство. Говорил Дима Дима на чистом русском, если не считать время от времени повторяющегося «оке», что в массе от общей речи и должно соответствовать 2,4 %, если бы кто-то взялся вывести такое соотношение.

– БА! – воскликнул Дима Дима, завидев Зарину и Полину с сыновьями у раздевалки. – Кого вижу! – Он кинулся целовать обеих по традиции три раза, смачно чмокая своими мясистыми, как у молодого телёнка, губами. Отцеловав барышень в щечки, он нежно притянул к сердцу их запястья, посылая при этом что-то вроде воздушного поцелуя, и, покончив с приветствиями, принялся помогать с верхней одеждой.

– И мальчишек взяла? Оке, оке, – приговаривал он, ловко подхватывая пальто и отвешивая сыновьям Полины дружеские подзатыльники, – ну-ка, бегом к приятелям!

Мальчишки ускакали в игровую.

– Дима Дима, до чего хорош! – воскликнула Полина, оборачиваясь к подруге.

Зарина охотно кивнула, её широкая улыбка адресовалась хозяину праздника, но взгляд уже скользил по гостям: Завьялова с мужем, Шаховская, два брата-акробата Хавкины, Борисовы, Кошечкина, Рапанов – почему-то один, Гуськовы, Гребенёва… уффф. Пассии не видно, и – к великому облегчению – её ближайших подруг. Ан нет! Всё-таки припёрлась – Рындина, надо полагать, вся в обновках, в волосах её поблёскивала изящная диадема.

Госпожа, в расклешённых бордовых брюках с высокой талией, блузке с крупным цветочным орнаментом и пышным бантом, с замшевой сумкой, отороченной длинной бахромой, вошла в охотничий каминный зал, приспособленный для мероприятий, и увидела ещё большее количество людей, всех с наскока и не разберёшь, но в основном лица знакомые. У фуршетного стола то и дела мелькали фигуры, которые, впрочем, наполнив тарелки, рассыпались каждый по своим местам – кто-то спешил к большому дивану у камина, кто-то занимал угловые зоны с креслами и столиками, некоторые предпочитали общаться стоя, они же первыми замечали вновь входящих, едва те вырисовывались из арочного проёма.

– Зарина! – от фуршетной группы отделилась Кошечкина и направилась к подругам, игриво подёргивая плечами под еврейский квартет, исполнявший на баллюстраде свои народные хиты. – Какие загоревшие! Откуда? – Кошечкина выставила губы для поцелуев.

– Дубай, – приветливо ответила Госпожа, расцеловываясь с Кошечкиной, – на восточном фронте без перемен. А тебя где носило? – Зарина поспешила задать встречный вопрос, чтобы избежать дальнейшего любопытства насчёт Дубая.

– А мы на этот раз на Мальдивы, и, представь себе – попали в дожди!

В этот момент подтянулась Полина в сопровождении Димы Димы. Последний, вручив дамам шампанское и изобразив несколько шуточных кульбитов под плясовую, поспешил ко вновь пришедшим, топтавшимся у гардероба.

– Она была на Мальдивах, – Зарина указала на Кошечкину, – и попала в дожди!

– Ливни! – подтвердила та.

– Вот! – обрадовалась Полина. – Всё-таки я правильно сделала, что туда не полетела. Девочки, на Маврикии хорошо, отелей только нормальных нет, но ради мальчиков… пробовали сёрфинг…

– Нет-нет-нет, не моё точно, – Зарина припомнила картину, когда, чтобы угодить Любимому, снова и снова залезала на доску, бухаясь то и дело в воду, и ветер утюжил парусник, не давая ему подняться, долго потом Любимый потешался над нею за дружескими ужинами.

К девушкам присоединились другие собеседницы, так что их стало шестеро, решено было разместиться на креслах. Обсуждали новости, из которых номером один была покупка Рапановым автомобиля для любовницы. Рядовой вышел бы случай, если бы его не запалила жена. Дело в том, что машина, украшенная лентами, бантами и плюшевыми зайцами, по ошибке была доставлена супруге, а та, увидев документы на другую женщину, потребовала развода с дележом имущества. Полина с Кошечкиной горячо вступились за супругу, тогда как Зарина сочувствовала любовнице, но под натиском настоящих и бывших жён вынуждена была придержать своё мнение. Перешли к Ляховским, те организуют масштабную вечеринку на своей итальянской вилле, Госпожа отметила про себя, что все, по-видимому, уже приглашены и она, Зарина, не в их числе. Далее шли новости по списку: Челихин продаёт бизнес, сёстры Тоговы, напротив, начинают свой, модельер BDG777, диджей по совместительству, открывает именной бутик в Дубай-молле (наконец-то), хахаль Рындиной заигрывает с юной моделькой, которая встречается с теннисистом, который в свою очередь даёт уроки тенниса хахалю. Услышав новость про Рындину, Зарина так и эдак пыталась выяснить что-то про Пассию и Любимого, но как ни осторожно подходила она к теме, узнать ничего не удалось. Её интересовало, будут ли они на вечеринке в Италии, иначе почему она, Госпожа, даже не слышала о готовящемся мероприятии, но подруги, сообразив, что Зарина не в списках, замялись.

Надо отметить, что почти все герои сплетен, включая, Рындину, находились тут же, на соседних диванчиках и периодически слали компании Зарины приветствия. Сама же Госпожа стала несколько рассеянной – она находилась во власти печальных дум относительно Италии и, как ни старалась демонстрировать заинтересованность в различного рода новостях, в голове её то и дело крутились образы с вечеринки, как если бы она уже состоялась. В какой-то момент Госпожа и вовсе отстранилась от беседы, она снова принялась рассматривать гостей, а те в свою очередь рисовались ей не в пространстве гольф-клуба, а в интерьерах итальянской виллы: вот они на вилле выпивают, вот на вилле танцуют, смеются на вилле, и смеются не просто так, а над ней, Зариной, и Госпожа чувствовала, как неприязнь ко всем этим людям разливается в ней соком недоспелого лимона, так что на лице её появилось почти страдальческое и в то же время брезгливое выражение. Между тем Дима Дима снова скрылся за арочным проёмом и, хотя вечеринка была в самом разгаре, вышел оттуда с новым гостем, на этот раз новым во всех отношениях – это был абсолютно не знакомый мужчина, одетый в узкий питоновый жакет, и, несмотря на большое количество модников среди приглашённых, жакет этот выделялся своим нарочитым змеиным принтом и какой-то кричащей остромодностью, нелепой в сочетании с его интеллигентной физиономией. К тому моменту, как этот странный человек появился, лицо Зарины, так бесхитростно отображающее мучительные душевные процессы, приняло почти свирепое выражение, и теперь взгляд её, подобно японскому ножу магурокири, вонзился в незнакомца, вырезал его по контуру и вставил всё в тот же средиземноморский интерьер. В её фантазиях этот нелепый питоновый гость заявился на итальянскую вечеринку в числе избранных, тогда как она, Зарина, вынуждена довольствоваться днём рождения гольф-клуба. К ужасу своему, Госпожа обнаружила, что под жакетом этого пижона скрывается тёмная рубашка с нарисованными на ней лимонами, и эти пупырчатые светофорные цитрусы будто сигналили ей: «Приготовься!» К чему – Зарина не знала, но уже чувствовала в себе силы совершить что-то демонстративное: либо громко покинуть клуб, оставив их всех на вилле, – пусть радуются! Либо разбить пустой фужер от шампанского, так чтобы осколки взлетели до потолка и обсыпали всех вместо конфетти, либо плюнуть в смеющиеся лица, при этом кандидатурой на разовый залп назначалась Рындина в своей диадеме, но утереться должен был весь бомонд…

Последний сценарий имел все шансы осуществиться: от вида лимонов у Госпожи накопилось столько слюны, что если бы Полина не подала Госпоже новый бокал шампанского, а та не отпила бы из него глоток, достаточно большой, чтобы смыть и саму субстанцию мести и намерение её использовать, то обществу пришлось бы на себе испытать, что такое девятый вал Айвазовского. Но Госпожа сделала глоток (о, Полина, твой тихий подвиг воспет!) и улыбнулась своей фирменной улыбкой, получившейся ещё более фирменной и лучезарной, чем обычно, так что остаётся лишь сожалеть, что в этот момент не было сделано селфи или иной портретной съёмки, набравшей бы – вне всяких сомнений – не менее ста тысяч лайков и ещё пятьсот сверху. Внезапная перемена в лице подруги – от горя к радости, от ненастья к теплу – вдохновила Полину на следующий тост, и второй глоток, выпитый Госпожой за «прекрасный вечер с прекрасными людьми», закрепил успех первого. Однако краем глаза Зарина продолжала следить за Димой Димой и незнакомцем. Те прошествовали к камину, где заседала мужская компания, настолько весёлая и громкая, что их оживлённая речь и взрывы хохота вызывали анаболические вибрации в две тысячи четыреста пятьдесят баллов по шкале Дэвида Хокинга, так как транслировали радость (540 баллов), храбрость (200), готовность (310), гордость (175), принятие (350), желание (125), логику (400). Вибрировали также навесные потолки, пол и плинтусы. Разговоры велись об охоте, рыбалке, сафари, гольф-полях, теннисных турнирах, далее обсуждались планы на зимний отдых. Фигурировали французские Межеф, Куршевель, Вальморель, Вальгардена, Валькларе, швейцарские Санкт-Мориц и Церматт, а также австрийский Ижгль, немалая группа собралась в Сочи, одна парочка – на Карибы, другая – в Маями, затем немного поговорили о кредитах, биткоинах, гражданствах, потом коснулись искусства (несколько раз до Зарины донеслось «Антиб утром», что, скорее всего, относилось к картине Моне), но полностью проигнорировали чистую поэзию. Несмотря на отсутствие последней, кто-то всё же предложил разжечь камин, скорее всего, идея исходила от нового гостя, так как именно он стал забрасывать поленья и раздувать огонь. Еврейский квартет тем временем покинул свой пятачок, уступая место диджею, а поскольку тот располагал более, чем кто-либо, к диджестивам, то Дима Дима направился к бару, где в ожидании своего выхода толпились бутылки коньяка, виски, егермейстера и прочего десерта.