Госпожа и её Владелец
Последнюю уже вносили в помещение стилист, визажист, фотограф, астролог, кардиолог и Эксперт по трём «Э», который, сгрузив таролога, кое-как доплёлся до диванов и упал навзничь без признаков жизни.
Тем временем массажисты и косметологи вышли к зоне отдыха, чтобы забрать на процедуры членов WHOOP, и Зарина, воспользовавшись моментом суеты, подскочила к коучу:
– Всё то, что слышу я, знакомо мне и так, – сказала она, заламывая руки, стараясь говорить как можно тише, – но тренинг всё же ваш предполагает, что женщина уж кем-то обладает, у женщины реально кто-то есть! А если нет?
– Как нет? – удивилась коуч. – А Пётр Але…
– Я не она, – отрезала Госпожа.
– Ах так! А так похо…
– Не я, и не он, и не тыыыыы, и то же, что я, и не то же: так были мы где-то похооооожи, что наши смешались чертыыыы, – завёл юноша, теперь он опробовал цимбалы.
– Заткнись, – прошипела Зарина.
– Есть способ не остаться старой девой… – шепнула тренер, – как только ляжете вы на кушетку в спа-салоне, глаза закройте, начинайте представлять: что вот уже жена вы, а супруг ваш – тут вообразите все его черты до мелочей: каков он на лицо, как ходит он, что говорит, что ест на завтрак…
– Круассан!
– Вот-вот!
– А состояние его? Должна ль подробно я представить?
– Здоровья?
– Я не алчна, пусть его немного будет, я о другом… а впрочем, всё и так понятно!
Зарина поспешила вслед за своим косметологом и, едва расположившись на кушетке, закрыла глаза. В голову полезли шейхи в белых головных уборах и белоснежных просторных платьях, все они выстроились в хоровод вокруг Зарины, и каждый хотел минуточку её внимания, но вот один из шейхов, самый крупный, выдвинулся вперёд и взглянул на Зарину так пронзительно, что по телу побежали мурашки. Это был Любимый, и, надо признать, ему очень шли кандура и гутра, как будто он в них родился.
– Ах, Петя, что наделал ты? Ужель мои объятия для тебя, что хлад колючий для индейца майа? – вздыхала Госпожа, держа на лице очищающую маску с лёгким эффектом пощипывания для лучшего дренажа.
Внезапно Любимый подхватил Госпожу на руки и закружил, а она была в чёрной дизайнерской абайе, и так они кружили, как инь и янь, пока из пены морской не вышла Пассия, атласная её кожа розовела в закатных лучах, тёмные локоны змеились по алебастровым плечам, – Госпожа зажмурилась, маска растрескалась, ссыпалась с лица, и косметологу пришлось нанести её ещё раз.
– Что даст она тебе? – взвыла Зарина, ударившись о песок, потому что Любимый тут же бросил её и, словно заворожённый, направился к морю. – Что, Петя, даст тебе вот эта выдра? Вернись ко мне, я дам тебе фамилию свою, ты будешь Господин, я – Госпожа!
Тут Зарина унеслась в интерьеры сериала «Великолепный век», и Любимый уже был не шейх, а султан Сулейман, и все склоняли перед ним и перед нею головы и говорили: «Да, Господин!» и потом «Да, Госпожа», а иной раз говорили сначала «Да, Госпожа», а уже потом «Да, Господин», но снова появлялась Пассия в велелепых одеждах, и даже ещё велелепее, чем Госпожа могла себе представить, – и вот султан уже клонился к ней, и вот уже её главу венчал короной, а Госпожа садилась в лифт многоэтажного гарема и нажимала «минус первый», где пряталась теперь её светлица, пардон, темница.
Зарина снова жмурилась, ещё сильнее прежнего, и маска сползала с её лица, как грунт сползает с гор…
– Тьфу, – плюнула она.
– Oh my Goddess! – вырвалось у косметолога.
Но вдруг раздались чарующие звуки цимбал, это трубадур пристроился у комнаты Зинаиды Михайловны, и Зарина, очнувшись от прежних мечтаний, попыталась представить всё заново.
– Ну нет, – прошептала она с энтузиазмом, в котором, однако, прятались нотки боли и ненависти, – пора восстать из пепла. Перезагрузка – вот теперь мой лозунг! Глаза богиня раскрывает наконец – аквамарины! Вот слово верное: Богиня статью, выдержкой Богиня! Богиня вместо Госпожи – звучит!
И вот они с супругом делят завтрак: с ванилью золотистый круассан, и кофе пьют, и миленько щебечут, любуется на них десяток слуг. Супруг хорош собой (Любимый нервно курит). Так кто ж он? Может быть, француз? И наподобие Кати́, Дени́, Рени́ иль Амели́, он будет звать её Зари́? Зари Богиня!!! Оооо!!!
Тут постучали в дверь.
Глава 10
В которой Зинаида Михайловна ищет соль, Любаня взвешивает pro и contra, а на подступах к экзосфере творится неладное
Стилист и визажист тихонечко подошли к кушетке и, наклонившись к Госпоже, торжественно произнесли:
– Клуб ЖЗЛ имеет честь, а также радость, счастье, кайф, экстаз (всего не перечесть) вас пригласить на Обужи́н: на званый ужин и обед, на два в одном.
– Когда?
– Прямо сейчас.
Зарина поднялась и первым делом посмотрела в зеркало: лицо порозовело, кожа, гладкая и ровная, сияет, как у юной девы. Глаза, как два сапфира, зубы – жемчуга, а губы – что коралл и далее по списку.
– Буду!
Тогда стилист выдвинула вешалку, на которой красовалось длинное, до пола, белое платье с изысканной драпировкой и золотой каймой.
– Для вас я образ специально подбирала…
И вот Зарина облачилась в платье, а визажист чуть шиммером коснулась скул, а век хайлайтером коснулась, консилером по носу провела, а люминайзером лишь точку на губах нарисовала («лук купидона» обозначила слегка), немножко бронзера добавила на лоб, а волосы изящно закрутила и ленту золотую в них вплела.
– Богиня! Что сказать! – воскликнула стилист, а визажист без слов осталась.
– Сопроводите, плиз, – Богиня молвила.
Огромный зал, куда вошла она, был весь из мрамора, с потолка на длинных нитях свисали лампы в разноцветных абажурах, по кругу разместились золотые лежаки, их отделяли друг от друга свечи. За лежаками прозрачные висели занавеси, а сверху них – потяжелее ткани, подвязанные по бокам кручёными веревками с тяжёлыми кистями. Узорчатый ковёр по центру служил столом…
Но Госпожа, лишь мельком оценив убранство, повсюду высматривала лайф-коуча. Наконец она заметила её в самом дальнем конце зала в компании шеф-повара. По всей видимости, куратор пыталась втолковать ему, как по-особенному подать блюда и сервировать их, в ответ повар деловито кивал, переминался с ноги на ногу и периодически делал порывистое движение в противоположную от собеседницы сторону, но коуч мгновенно хватала его за локоть, и шеф снова принимался кивать, да так интенсивно, что его форменный колпак, не удержавшись однажды на голове, плюхнулся на пол.
Зарина поспешила к коучу и, едва поравнявшись с ней, зашептала на ухо:
– Я всё напредставляла… Мужа, завтрак, имена, гражданство – всё!
– Так держать! – отвечала куратор, разворачиваясь к Госпоже.
Тут повар, улучив минуту, бежал на кухню, подхватив колпак.
– А дальше что?
– А ничего, визуази… визуалири… визуа… лири… зили… короче, представляйте всё то же самое три раза в день в течение недели, потом возможен перерыв, а дальше повторяем курс…
– Однако ж странно… – пробормотала Госпожа.
– Однако ж! Посмотрите на себя! И голос! И посадка головы! И гордость стана! Плеч разворот! И сутки не прошли!
Между тем в зале нарисовались Любаня в летящих розовых шелках и Зинаида Михайловна в образе богемной львицы: на голове тюрбан, в руках монокль, браслетов на запястьях килограмм, широкий тканевый ремень на платье, красивишная – в пух и прах! За нею увивался трубадур, на этот раз с гитарой шестиструнной. Расположились все на лежаках.
Трубадур, усевшись на маленькой подушечке с помпонами, ближе к Зинаиде Михайловне, вскинул гитару и, оттянув верхнюю струну как можно дальше, отпустил, та задрожала густым «ми». Неприхотливое, на первый взгляд, музыкальное сопровождение, однако ж, способствовало великой цели: аккумулировать энергию Госпожи, Любани и Зинаиды Михайловны в единое целое, так называемый «Положительный Заряд Счастья» (известный как ПЗС), а затем отправить этот заряд в небесные сферы: сначала в нижний воздушный слой – в тропосферу, а оттуда – в страто-, мезо-, термо- и экзосферу, после чего ПЗС должен распространиться по всей орбите, охватив собою земной шар (даже не шар, а шарик, каковым он кажется с высоты экзосферы).
– Наш Обужи́н, – торжественно начала лайф-тренер, слегка прикрыв глаза, ладони её были сложены в молитвенном жесте, – наш Обужи́н заканчивает день. Благодарим за всё, что день принёс, и хоть он был тяжёл… непрост…
– Непрост? – удивилась Зинаида Михайловна. – Помилуйте! Да у меня бывали дни, когда кормила я по семь полков, а после – жарила картошку деду, старалась! Под его «бу-бу»… – рассказчица утёрла вдруг набежавшую слезу, за которой, впрочем, тут же поспешила другая, – я думала, с ума сойду, я, если честно, думала, уеду… Сбегу!
– Тот факт, что вы кормили семь полков, не делает вам чести! – возразила коуч с презрительной ухмылкой. – И вы ещё сказали, что после этого нажарили картошку мужу, который, я смотрю, с ленцой, и – даже не пытайтесь возражать – ему вы предложили голубцы! И расстегай! И пахлаву вдобавок к расстегаю…
– И греческий салат. – Склонила голову Зинаида Михайлова.
– И муж, меня поправьте, если вдруг не угадаю, «спасибо» даже не сказал!
– Не то, что не сказал… а обозвал неряхой и этой, как её, овцой!
– Да, овен вы, – подтвердила астролог.
– Вот-вот, овца и есть! Не любите себя! Не позволяете любить! Но это чувство НУЖНО пробудить!
– Семь перемен, а редька всё одна, – Зинаида Михайловна всплеснула руками, браслеты её печально звякнули, – чего уж тут… вся жизнь под хвост коту…
– Да это что! Вот случай был, – встряла Любаня, – я сделала тату, а мой бойфренд на тот момент катался в Альпах, и вот он приезжает, заходит в дом, меня зовёт, а я не отзываюсь, ну он проходит дальше в дом, идёт, идёт, ещё прошёл – тут я сижу, а платье у меня – вот здесь вот так, а здесь вот эдак, а тут – с одним плечом… Бойфренд приблизился и – упс – губами он к плечу прилип! И вдруг, прям на плече, своей компании он видит логотип!
– Ну надо же, – ахнула Госпожа, – какой неординарный креатив!
– А соль тут в чём? – спросила Зинаида Михайловна, наставляя монокль на плечо Любани.
– А в том тут соль, – пояснила лайф-коуч, – и сахар, кстати, тоже, и лист лавровый, как же без него, и паприка, и перец, и мускат, и кардамон, и кориандр, куркума, тмин, ажгон, кумин, корица, розмарин и… и…
– И базилик, быть может? – подсказала Зинаида Михайловна.
– И базилик… и эстрагон…
– Эстраген, – поправила Любаня.
– Вот-вот! Всё верно – Эстраген! И…
– И? – вскричала в нетерпении Зарина.
– Богини вы, и всё, что нужно вам, – лишь это осознать! Итак, за мной вы приготовьтесь повторять…
Трубадур, увидев, что тренер снова склонила голову, другую оттянул струну.
– Я принимаю себя, – медленно вступила куратор, нажимая на каждое слово, – принимаю себя, все свои чувства и желания с их неповторимой сутью…
– А что делать, – перебила дотошная Зинаида Михайловна, – что делать, если у моих желаний суть очень повторимая, одна и та же изо дня в день?
– Не суть, – отвечала коуч, – не суть важно… Я принимаю своё тело таким, какое оно есть, во всей его красоте и всём его совершенстве…
– Оу, – воскликнула Любаня, – своё совершенство гораздо легче принимается, чем чужое!
– …Пусть моя любовь к себе будет так сильна, что я никогда не отвергну себя, не стану лишать себя счастья, внутренней свободы и любви, я принимаю себя без осуждения, ибо, когда я сужу себя…
– Как можно судить себя, не имея юридического образования? – возмутилась Любаня.
– …То признаю себя виноватой и вынуждена наказывать и корить себя, а это сбивает меня с пути любви…
«Когда я в последний раз себя баловала?» – вздохнула Госпожа.
– …Я очищаю свой ум от эмоционального яда самоосуждения, чтобы я могла жить в полном покое и любви… Пусть моя любовь к себе будет так велика, что я стану свободной от чужого мнения, я буду жить и поступать по искреннему велению сердца моего, пусть на лице моём сияет улыбка, придающая мне внешнюю и внутреннюю красоту, пусть я так сильно полюблю себя, что буду неизменно радоваться общению с собой…
– А на какие темы? – уточнила Зинаида Михайловна.
Но в то время как звучал последний вопрос, а положительная энергия членов ЖЗЛ уже преобразовалась в Положительный Заряд Счастья и, мало того, этот заряд стремительно приближался к границам стратосферы, растворились тяжёлые узорчатые двери и в зал под предводительством шеф-повара в праздничном колпаке втянулся караван из статных смуглых юношей, на их мускулистых бёдрах поблёскивали золотые юбчонки, кипенно белые перчатки горели синеватым огнём на фоне обнажённых торсов. Одни красавцы несли широкие подносы, доверху наполненные виноградом, ананасами, дынями, арбузами и прочими дарами южной флоры, другие – кручёные шпаги с дымящимся шашлыком, третьи – драгоценные кубки вина, четвёртые держали блюда, накрытые серебряными клошами. Последних юношей шеф выдвинул в авангард, сам при этом стал по центру и, дождавшись, когда внимание гостей целиком сосредоточится на нём (что было неизбежно ввиду грандиозности сверкающего, как утренний снег, праздничного колпака метровой длины), провозгласил:
– Леди энд дамы, позволяйте вам представить на празничн абужин – пааааааааштет из соловьиный язычка…
Дамы принялись хлопать, пока юноши приоткрывали один за другим крышечки, те лязгали о тарелочки, так что в целом вышло довольно шумно, и повар вынужден был говорить громче.
– …По древний рецепт! Веееееерблюжий пятка в соусе из джинджер и трава! Жареный павлин, жюравль и цапля с белый трюфель! А также – петушиный гребешок с пьемона чииз и мусс из яйц белков!
По мере того как шеф расписывал позиции меню, а юноши разносили яства, глаза Зинаиды Михайловны расширялись и наполнялись восторгом, наконец она не выдержала, вскочила со своего золотого ложа и подлетела к повару с просьбой расписать ей эти рецепты как можно подробнее:
– У меня, – говорила она, – подруга в армейской столовой так и работает и муж, горе луковое, большой гурман!
В это время трубадур взял несколько пробных аккордов, в размышлении насчёт репертуара, но, увидев, как Зинаида Михайловна птицей сорвалась с насиженного (вернее, налёжанного) места в направлении шефа, который, надо признаться, производил впечатление ну очень сильного мужского плеча, начал перебирать струны так проникновенно, что лайф-коуч, а с ней и Любаня, едва заслышав первые строки, поспешили наполнить свои чарки до краёв и присоединиться к пению:
– Не уходиииииии, – тянул трубадур, – побудь со мноооооююююю, здесь так отрадно, так светло, я поцелуууууууями покрою…
– Покрооооооюююю, – тянули коуч и Любаня.
– Уста и ооооочи и челооооо…
– Так вы говорите, – снова раздался голос Зинаиды Михайловны, она-таки вернулась к своему лежаку, но не одна, а в компании шеф-повара, тот галантно помог ей расположиться удобнее, а сам присел рядышком. Его колпак отбрасывал на собеседницу (однако ж, заметим, пока ещё не на её репутацию) огромную шевелящуюся тень. – Так вы говорите, – Зинаида Михайловна глядела на повара во все глаза, – солёный помидорчик к шашлыку из фазана лучше подавать в сахарном желе?
– В сахарном желе, – подтвердил шеф.
– А напоследок я скажууууууу… – трубадур перешёл на следующую композицию в своём плейлисте, – прощай, любить не обязуйсяяяяяя…
– Вот он! – воскликнула заметно раскрепостившаяся Зинаида Михайловна, подставляя свою чарку под щедро льющееся вино и прихватывая бёдрышко павлина. – Эх, погоди! – Встряхнула она плечами. – Погодь, прошу! Начни сначала! Вот этот вот романс – любимый у моих финансов!
Но гитарист вдруг поперхнулся и сделал неловкое движение кистью, так что получился «бряк», а после «треньк», а после – ээээ, как это ни грустно, – «шмяк», и так затих, упершись головою в пол.
– Кхе-кхе, всё это древнеримский рацион, – обратился к дамам Эксперт по трём «Э», указывая на поляну с яствами, – и здесь уже проблемы с третьим «Э»: согласно Этикету, для него излишни вилки и ножи, достаточно двух рук. Но, кроме разве что верблюжьей пятки и соловьиного паштета, – здесь хорошо иметь иглу ехидны.
– Да ладно, – возразила Госпожа, – иглой ехидны напугали холодец. Игла ехидны – это пика для сердец. И знаю я одну ехидну…
– «Сердца» – на букву «С», на «Е» ехидна – нет, в них я не эксперт, – заявил Эксперт по трём «Э» и тихонько положил себе в рот кусочек павлина с трюфелем.
– Ну что? Где музыка? – воскликнула Зинаида Михайловна.
Тут кардиолог к трубадуру подскочил и пульс пощупал, посмотрел зрачки…
– Хм, – сказал он. – Эх-хе-хе…
Затылок почесал, и кашлянул, и крякнул… помолчал… затем сказал (хотя и несколько несмело):
– Попробуйте, друзья, попеть вы «а капелло», надеюсь, что получится у вас…
И вот в тот момент, когда Госпожа, Любаня, Зинаида Михайловна и лайф-тренер дружно завели «Ямщик, не гони лошадей», один из смуглых юношей, нет, двое смуглых юношей подошли к стойкам, отделяющим круг лежаков от остального пространства, развязали шторы, что потяжелее, и распустили их над шторами, что полегче, и таким образом закрыли занавес!
– Э! – так и вырвалось у меня, но это уже проблема четвёртого «Э» в его чистом понятийном ядре, а по этой проблеме, к сожалению, эксперт отсутствовал, так как был приглашён на симпозиум в Калифорнию, но не спеши огорчаться, мой друг: кубки, из которых наши героини пригубили неоднократно, оказались настолько глубоки, что их содержимое хорошенько промыло нашему квартету голосовые связки, и чтобы услышать всё происходящее за кулисами, не нужно напрягать ни слух, ни фантазию, поэтому не переключайся: романс уже подошёл к третьему куплету, а именно к фразе «боль незакрывшихся ран останется вечно со мной», и здесь Зинаида Михайловна обратилась к Любане:
– Хоть совершенство ты, – сказала она, – а мажешь «соль»!
– Всё соль вы ищете! – отмахнулась Любаня, хотя и попыталась при этом откашляться.
Зинаида Михайловна, конечно, придралась к ней на пустом месте – она смазала не «соль», а «ре бемоль», да и не смазала вовсе, а так, дрогнула голосом на обертоне.
– Всё ищете вы соль, – повторила Любаня, – и не нахóдите, тогда как соль и эти… как их… все приправы, что перечислили в начале Обужи́на, – метафора всех наших совершенств! Ужель не догоняете?
– Но коль, – не унималась Зинаида Михайловна, – считаешь ты себя собраньем совершенств, то курсы эти на фига тогда? И что же, члены ЖЗЛ, неужто хренью вы страдаете?
Но Любаня парировала:
– Хоть совершенство я, а стану совершеннее ещё! Усовершенствую свои я совершенства, чтобы счастливой быть на зависть всем!
Короче, между Любаней и Зинаидой Михайловной развернулся философический диалог с филологическим уклоном, который, ввиду наличия у обеих по кубку, вёлся на специфическом наречии из разряда «чем дальше в лес, того и тапки», так что неискушённый слушатель рискует утерять глубину смыслов, увлекшись внешними логическими схемами. Сдаётся мне, мой друг, что этой словесной баталии для пущего её понимания требуется подстрочный, вернее, синхронный перевод, что я сейчас и сделаю.
Итак, ещё раз: Зинаида Михайловна на фразе «боль незакрывшихся ран останется вечно со мной» обратилась к Любане со следующим вопросом (опустим здесь и соль, и ре бемоль):
– Хотя, Любаня, ты и обладаешь всей совокупностью качеств, достигших своих вершин, то есть качествами совершенными, а следовательно, остановившимися в своём развитии, ибо «совершенство» как целокупность высших качеств есть константа неизменяемая, и перфектность совершенства, его законченность и завершённость мы яснее увидим, когда существительное «совершенство» обратим в глагольную форму «совершить», отчего становится нагляднее и нелепость фразы «совершенствовать совершенство», как если бы мы произнесли «потерять потерянное» или, что ещё абсурднее, «выпить выпитое». В связи со всем вышеизложенным есть ли, Любаня, какой-либо смысл в посещении тобою подобных тренингов? Не есть ли это блажь?
– Взвешивая pro и contra, – отвечала Любаня, – можно сказать, что в курсах больше «pro», нежели «contra», ибо «non progredi est regredi» – «не идти вперёд значит идти назад». Если исходить из парадигмы о беспредельности совершенства, под чем я понимаю известную всем фразу «совершенству нет предела», и заставить высказывание Гёте «сознание своего несовершенства приближает к совершенству» звучать корректно, а именно: «сознание своего совершенства приближает к совершенству», то мы с вами получим ригорически верное утверждение без примесей амбивалентности.
– В таком случае, Любаня, – продолжила Зинаида Михайловна, приподнимая тюрбан и почёсывая под ним макушку, – в таком случае на ум мне приходит высказывание несравненного Лоуренса Стерна: «Существует известный предел совершенства, достижимый для человека, взятого в целом, – переступая этот предел, он, скорее, разменивает свои достоинства, чем приобретает их», item, позволь мне вспомнить и Томазо Маринетти: не кажется ли тебе, что «само твое совершенство и есть твой главный недостаток?» И в этом смысле, Любаня, не кажется ли тебе, что толика «regredi» оказалась бы для тебя спасительна, явилась бы, vere, определённым благом для тебя?
– Всё же надо определиться с дефиницией двух упомянутых вами терминов, – отвечала на это Любаня, – а именно: «благо» и «блажь». Стоит различать коннотацию этих понятий, не отходя, впрочем, от семантики двух представленных лексем. И, однако же, хотя архисема «блага» и «блажи», их имманентность едина и нисколько не дивергентна, всё же здесь очевидно даже невооружённому знаниями обывателю, что именно «блажь» наиболее соотносится с «блаженством», как «рожь» соотносится с «роженицей». И, подобно тому как рожь, наливаясь семенем, питает свою плодородную сестру – роженицу, так и, продолжая данную экстраполяцию, и блажь, если регулярно её ублажать, неминуемо приведёт нас к блаженству. Но блаженству, согласно моей апперцепции, неизменно предшествует совершенство…
– Либо проистекает из него, – произнесла Зинаида Михайловна, и по звуку, который последовал за этой сентенцией, можно было предположить, что она ещё хлебнула из кубка, то ли вина, то ли воды, коей в этом диалоге было, конечно, премного.
Вообще синхронный перевод философических бесед с филологическим уклоном – вещь довольно специфическая, она требует навыка и сноровки, знаний терминов и профессиональных фразеологизмов, а поскольку для меня это первый опыт, то здесь можно смело заменить слово «опыт» на «блин», не повредив ни его коннотации, ни экспрессии. К сожалению, мне не удалось перевести семантическое значение слов «месть» и «местность», а также «ложь» и «ложбина», приводимых в пример Любаней в качестве идентичных понятий, не удалось найти высокофилософический эквивалент фразе Зинаиды Михайловны «много ржи да всё лебеда», а кроме того, переводить синхронно мне приходилось на такой скорости, что не оставалось времени для складывания рифм, отчего поэтичность оригинального слога утратилась – и всё-таки диалоги эти, несмотря на погрешности моей интерпретации, довольно занятны, и даже, вполне вероятно, находятся на грани нового слова в филологии и философии, поэтому очень советую тебе ознакомиться со следующими изданиями, выпущенными не без моей протекции:
«Диалоги Зинаиды Михайловны и Любани о совершенном совершенстве». – М.: Издательство «ЖЗЛ», серия «Диалоги замечательных людей», 2018. – 854 с. (офсет, кожа, золотое тиснение).
А также «Диалоги Зинаиды Михайловны и Любани о блажи и блаженстве: В 3 т.». – М.: Издательство «ЖЗЛ», серия «Платон дороже, чем Луи Виттон», 2018. – (офсет, кожа, золотое тиснение).
А также «Монолог Зинаиды Михайловны о консервировании овощей». – М.: Издательство «СадОгород», 2018. – 114 с. (мягкая обложка, дорожный формат).
Последняя книга – бонус за покупку двух первых (но только если ты закажешь их прямо сейчас! Звони: 8 880 333 754 222), опубликована она под редакцией уже знакомого нам шеф-повара, так как именно он оказался тем славным рыцарем, который спас Зинаиду Михайловну от Любани, а может быть, Любаню от Зинаиды Михайловны, а точнее, спас их обеих от солёного помидорчика в сахарном желе, который стрелой направился к ним невесть откуда. Кто метнул маринованный снаряд – сказать трудно, в помещении царил полумрак, известно только, что в этот момент Стефанида Потомственная попросила поднять ей веки, а поскольку рядом с ней находилась только одна стилист, да и то к концу дня ослабевшая, то она приоткрыла ей лишь один глаз, в руках же у таролога блеснуло нечто круглое, может быть, магический шар, а может быть, и помидорчик. Сам же повар всё то время слушал Зинаиду Михайловну и Любаню с открытым ртом и – …эээээээ… да… Ворвавшись в рот шефа, помидорчик, однако, не стал там задерживаться, а направился непосредственно в гортань, где – какая досада! – застрял.
– Капуста не пуста, сама летит в уста! – Подскочила к бедолаге Зинаида Михайловна, которая, надо отдать ей должное, за диалогами не упускала шефа из виду.