Калеб был несколько ошеломлен таким прямым вопросом, поскольку не думал, что миссис Вильямс видела его. После короткой паузы он сказал:
– А что вы дадите, миссис, за это?
– Дам? Дам? Как ты смеешь просить с меня деньги за вопрос?
– Нечего гневаться на это, миссис. У меня есть возможность легко и спокойно зарабатывать восемь шиллингов. Если вы дадите мне шестнадцать шиллингов, я расскажу вам все. Могу заранее сказать, что информация, которой я владею, стоит гораздо дороже, вы бы с радостью заплатили за нее в три раза больше.
– Шестнадцать шиллингов? Это, должно быть, что-то чудесное, что стоит таких денег.
– Это только то, что есть, миссис. Ну что, договорились? Потому что я спешу, у меня много дел.
– Хорошо, хорошо, Калеб. Скажи мне, что это, и дай мне записку.
– Я не сделаю этого, пока не получу деньги, миссис. О нет. Я знаю вас. Я получил деньги от парня, который ждет меня там, а от вас я ничего не получил. О нет. Сначала я должен получить наличные. Тогда вы получите информацию. Говорю вам еще раз: цену я назвал очень маленькую. Информация для вас гораздо дороже.
Любопытство, а также подозрение миссис Вильямс были сильно возбуждены. Она чувствовала, что происходит что-то, что затрагивает ее интересы. После размышлений она пришла к выводу, что в визите адмирала Грина было что-то большее, чем желание увидеться с глазу на глаз.
– Хорошо, хорошо, – сказала она, – в моем кошельке только золото. Но ты получишь свою сумму, Калеб, обещаю тебе.
– Я вам верю, – сказал Калеб, – но нет ничего лучше наличных денег, миссис. Поэтому давайте соверен, и вот вам четыре шиллинга сдачи.
Было досадно, но Калеб не собирался расставаться с информацией без получения наличных. Миссис Вильямс была вынуждена передать ему деньги. Это она сделала с большой неохотой. Она сказала:
– А сейчас я жду, что ты все расскажешь мне.
– Так и будет, миссис. Не думайте, что я возьму с вас шестнадцать шиллингов и ничего не скажу. Нет, миссис. Я считаю такие действия неприемлемыми.
– Хорошо, хорошо, не томи меня, рассказывай.
– Рассказываю. Тот парень на углу улицы хотел, чтобы я передал это письмо Хелен и принес ответ.
– Письмо Хелен? Это новость, действительно. А кто он?
– Этого я не знаю. Я хотел спросить его, но так или иначе он дал мне понять, что этого лучше не делать. Я думаю, миссис, вы поймете, кто он, прочитав письмо. Люди, знаете, обычно подписывают письма настоящими именами, а не псевдонимами.
Это было верное предположение, и миссис Вильямс без малейшего колебания открыла конверт с посланием молодого Андерсона, адресованным другому человеку, и стала его, достаточно громко, так что Калеб мог тоже все слышать, читать в его присутствии:
«Моя самая дорогая Хелен. Я все еще называю тебя так, поскольку еще не услышал из твоих собственных уст, а только из уст других, что ты забыла меня. Это правда, что ты преступила клятвы, данные перед лицом Небес, быть моей и только моей?
Я всего лишь прошу встретиться со мной. Я хочу, чтобы ты сказала мне это лично. Я обещаю не преследовать и не упрекать тебя. Скажи мне, что тебя вынудили, ты знаешь, что в моем лице найдешь защитника. Назови свое время и место встречи и передай ответ мне вместе с мальчиком, который принес тебе это письмо. Позволь просить тебя об этом во имя нашей старой любви, пришли мне ответ.
Вечно твой, Джеймс Андерсон».– Я так скажу вам, миссис, что текст этот достаточно трогательный, – сказал Калеб.
Глава 6
Уловка миссис Вильямс для избавления от Андерсона
Восклицание Калеба дало миссис Вильямс знать о его присутствии. Ее это разозлило, и она решила, будучи в гневе, как-нибудь наказать мальчика. Если бы он ловко не избежал ее, вовремя покинув комнату, несомненно, она бы заставила его запомнить, что бывает с теми, кто проявляет грубое любопытство.
– Этот негодник, – сказала она, – все подслушал, теперь он все знает и может рассказать ей. Если он расскажет о нем, он выдаст и меня. Как же мне все это исправить?
Подумав, миссис Вильямс вспомнила, что Калеб не только узнал содержание письма, он видел его и держал в руках. Несмотря на то что он был с ней откровенен, была вероятность, что он расскажет об этом деле другим.
– Калеб, – сказала она, опять позвав его к себе. – Калеб, можешь мне поверить, я тебя хорошо вознагражу, если в этом деле ты займешь мою позицию и не расскажешь об этом никому. Я хорошо заплачу тебе. А когда барон женится на мисс Хелен, позволю себе сказать, заберу тебя в прекрасное место, то есть в андерберийский дом.
– Хорошо, миссис, – сказал Калеб, – я чувствую себя как на аукционе, меня покупает самая большая ставка. Вы уже заплатили мне шестнадцать шиллингов за информацию, что еще я должен сделать, миссис?
– Я хочу, чтобы ты отнес записку с ответом, которую я дам тебе, но, конечно, молодой человек должен подумать, что записка от Хелен, моей дочери.
– Сколько?
– Что ты имеешь в виду, спрашивая сколько?
– Я имею в виду, сколько я получу?
– А, я понимаю тебя. Сколько ты ожидаешь получить за такое дело?
– Крупную сумму, могу сказать. Что вы думаете о десяти шиллингах и шести пенсах, миссис?
– Думаю, это слишком дорого, Калеб, но, несмотря на это, я вознагражу тебя, если я смогу положиться на тебя.
– Деньги вперед, – сказал Калеб, – вы знаете, быстрые расчеты создают долгих друзей, миссис. Кроме того, всегда лучше не накапливать такие вещи. Потому что однажды, если вы будете откладывать платежи, вы можете накопить большие долги, и в результате вы не будете хотеть выплатить их.
С большой грациозностью, поскольку миссис Вильямс никогда не любила расставаться с деньгами, она дала Калебу сумму, которую он просил за эту новую услугу, заметив:
– Хорошо, Калеб, скоро ты станешь богатым, если будешь продолжать в таком духе.
– Вполне вероятно, мэм, – сказал Калеб, – мне нравится получать деньги, и я не вижу причин не делать это.
Миссис Вильямс вскоре дала ему записку, которая была очень короткой и содержала такие слова:
«Приходи в восемь часов и позвони в дверной звонок».
Эти слова она написала, стараясь максимально подделать почерк своей дочери Хелен. Подписав это чрезвычайно лаконичное послание, она передала его Калебу, повелев сразу же пойти и отдать его стороне, которая ждала его. Мы должны сказать, что мальчик оказался одним из самых эгоистичных мерзавцев, каких только мог породить мир, потому что теперь за деньги он готов был продать миссис Вильямс Джеймсу Андерсону, если бы была возможность сделать это безопасно.
Но возникли некоторые трудности, которые сообразительность Калеба позволила ему увидеть. Во-первых, он понял, что с Джеймсом Андерсоном трудно торговаться, гораздо труднее, чем с миссис Вильямс, а во-вторых, поскольку письмо он получил от миссис Вильямс, а не от Хелен, было несколько опасно говорить Джеймсу об этом.
– Нет, нет, – сказал он, – я просто отдам ему письмо и покончу с этим делом, потому что оно мне не нравится. Этот молодой парень похож на человека, который без колебаний скрутит шею за любую мелочь. Поэтому я просто отдам ему письмо и ничего не скажу.
Джеймс Андерсон ждал у угла с большим нетерпением, потому что из-за миссис Вильямс Калеб был вынужден задержаться на значительное время.
Когда, однако, он увидел как он идет, в его груди опять появилась надежда, он почувствовал глубокое удовлетворение, когда увидел Калеба, который нес в руке не что иное, как письмо. Когда мальчик подошел к нему, он приблизился к нему и радостно сказал:
– У тебя письмо, ты видел ее и получил ответ?
Калеб решил ничего не говорить, он вспомнил разные поговорки о пользе молчания. Он хотел избежать возможных будущих упреков, поэтому вместо того, чтобы произносить какие-то замечания, просто с умным видом приложил палец к губам.
Затем он передал письмо Джеймсу Андерсону, и мысли того погрузились слишком сильно в содержание письма, поэтому он не обращал внимание на почтальона.
Калеб подумал, что сейчас есть хорошая возможность удалиться, и, чтобы избежать ненужных вопросов, зашагал прочь на самой большой скорости.
Джеймс Андерсон, оторвавшись от внимательного чтения одного предложения, которое содержало письмо, и подняв голову, был изумлен, найдя, что его почтальон ушел. И это с учетом того, что этот мальчик так сильно желал получить плату за эту услугу.
– Что случилось с мальчиком? – сказал он. – Я хотел задать ему еще сто вопросов.
Миссис Вильямс так хорошо подделала почерк своей дочери Хелен, что Джеймс Андерсон был полностью убежден, что письмо было написано избранницей его сердца.
Он был уверен, что письмо выражало холод и отчужденность, поскольку, с учетом того, что они не виделись так долго, и того, что он любил ее так сильно, оно должно было содержать хотя бы пару слов о любви.
– Она могла сказать мне, что ее сердце принадлежит мне, – пробормотал он сам себе, – или дать мне сразу понять, что оно изменилось так, что я его теперь не узнаю. Теперь остается только ждать встречи с ней. А может быть, у нее не было времени написать больше, может быть, она не доверяла почтальону, посчитав, что будет небезопасно выражать свои настоящие чувства в этом послании.
Надеясь на это и пытаясь убедить себя в лучшем, Джеймс Андерсон с нетерпением стал ждать часа, когда, в соответствии с полученной запиской, он сможет увидеть лицо той, воспоминания о ком согревали его в часы одиночества и давали возможность переносить зло и несчастья, которые при других обстоятельствах были бы непреодолимыми.
До восьми часов оставалось не так уж много времени. Без пяти минут восемь Джеймс Андерсон, трясясь от нетерпения, подошел к двери дома миссис Вильямс. Его рука тряслась, когда он поднес ее к дверному колокольчику. Он сказал себе, что пришло время, когда все должно стать известным, когда он поймет, что ему теперь ожидать, на что надеяться или чего бояться.
Несомненно, что-то сильно давило на его сердце. Был неопределенный страх того, что все плохо. За время, между тем как прозвенел колокольчик и открылась дверь, он пережил чувство неловкости, которое всегда сопровождает сильное беспокойство и которое является очень тяжким.
Дверь открылала служанка, которая получила указания от миссис Вильямс, поэтому она знала, что говорить. Не ожидая представления посетителя, она сказала:
– Вы мистер Андерсон, сэр?
– Да, да, – сказал он.
– Мне приказано проводить вас в заднюю комнату.
«Все в порядке, – подумал Джеймс Андерсон, – она ждет меня, возможно, она приготовилась к приему».
Он без колебаний последовал за служанкой, поскольку верил, что она подруга Хелен и что ей можно полностью доверять. Она провела его в заднюю комнату, где никого не было. Затем она сказала:
– Если вы посидите несколько минут, сэр, моя госпожа придет к вам.
«Ее молодая госпожа, она имела в виду», – подумал Джеймс и приготовился ждать с нетерпением, которое при данных обстоятельствах, несомненно, было очень сильным. Ведь он так сильно беспокоился, поскольку сейчас решалась его судьба.
В планы миссис Вильямс не входило заставлять его ждать, поскольку она, безусловно, не хотела долго держать в доме такого посетителя, как Джеймс Андерсон, поскольку не знала, какая случайность может произойти и все испортить.
Хелен сама могла спуститься по лестнице и случайно зайти в эту комнату, где она надеялась избавиться от проблематичных притязаний Джеймса Андерсона навсегда.
Она была в передней комнате, когда Джеймса проводили в заднюю. Эти комнаты сообщались раздвижными дверьми. Ей всего лишь нужно было открыть эти двери и изумить Андерсона, который не ожидал увидеть мать вместо дочери.
Он выказал неожиданное и очень сильное изумление. Но, поскольку миссис Вильямс решила вести себя так, словно было унижено ее личное достоинство, она не стала волноваться по этому поводу и сказала, с уверенностью, которую могла себе позволить себе только она:
– Могу я спросить вас, сэр, ради чего вы пишете записки моей дочери в такое время? Записки, которые, как мне кажется, имеют своей целью причинить ей большой вред. Они имеют четко определенную цель.
– Миссис Вильямс, – сказал Джеймс Андерсон, – поскольку, как мне кажется, меня предали и мальчик, которому я по глупости поверил, доставил записку вместо вашей дочери вам, я могу только сказать…
– Прошу прощения, сэр, – сказала миссис Вильямс, перебивая его, – но, поскольку я получила вашу записку от моей дочери, можете избавить себя от беспочвенных обвинений мальчика, которого вы соблазнили подкупом и взятками.
– От вашей дочери?
– Да, сэр, от моей дочери. Мне льстит то, что между мной и моей дочерью слишком хорошие отношения, чтобы скрывать от меня такой секрет, как это обстоятельство.
Это был очень неожиданный удар для Джеймса Андерсена, удар, к которому, действительно, он не был готов. Несмотря на свои сомнения, Джеймс не имел возможности опровергнуть то, в чем уверяла его миссис Вильямс. Она увидела, что одержала над ним победу, увидела затруднительное положение, в котором он оказался.
– Сэр, – сказала она, – если вы хотите передать моей дочери что-то еще, она просила, чтобы вы сообщили это мне. Если она сочтет нужным, она даст вам ответ в письменном виде. Но она полностью отвергает личную встречу. Она считает, что личная встреча будет слишком неприятной для всех, особенно для нее, учитывая ее теперешнюю специфическую ситуацию и что она скоро изменит свое положение, став женой барона Штольмайера из Зальцбурга.
– Я не поверю в это, – сказал Джеймс Андерсон, – пока не услышу это из ее уст.
– Предполагаю, сэр, когда вы увидите объявление в «Окружном протоколе», вы поверите.
– Этого, – сказал Джеймс Андерсон, – никогда не будет. Этого не может быть, поскольку я не могу поверить, что та, которую я так любил, оказалась предательницей.
– Предательницей, сэр? Что вы имеете в виду? Я сообщу барону, если вы будете использовать такие выражения по отношению к его будущей жене.
– Я поговорю с бароном, – сказал Джеймс, – и на языке, который он поймет, если встречусь с ним.
– Если вы угрожаете, то я считаю, что обязана сообщить об этом барону, чтобы он мог предпринять юридические действия, которые ему могут посоветовать.
– Повторяю вам, миссис Вильямс, что не поверю в это. И поскольку вы вынуждаете меня сказать это, я скажу, что вы можете продать свою дочь, если вам предложат высокую цену. А барон занимает место, какое ни один джентльмен никогда не стал бы занимать. Возможно, барон ничего не знает. Я повидаю его и объясню ему, что вашей дочери до него уже была предложена рука.
Такая угроза несколько встревожила миссис Вильямс, поскольку она подумала, что, если барон узнает, что раньше уже был любовник, который, вероятно, нравился леди, он может посчитать, что его шансы на семейное счастье будут гораздо ниже, а это может вызвать отказ от женитьбы, которая, как считала миссис Вильямс, была уже полностью организована.
Таким мог быть результат, хотя, возможно, она зря волновалась. В любом случае такое заявление молодого человека казалось ей серьезным.
Поэтому миссис Вильямс решила прибегнуть к своей последней уловке: показать письменное обещание Хелен выйти замуж за барона, о котором она, к своей радости, вспомнила в этот момент.
– Хорошо, сэр, – сказала она, – раз уж вы не удовлетворены простыми аргументами и поскольку сомневаетесь в моих словах, будет необходимо рассказать вам обо всем и показать вам веское доказательство.
– Доказательство, мадам? Ничто, кроме заверения Хелен, не будет для меня доказательством. Позвольте мне повидать ее. Поскольку сам факт того, что вы старательно прячете ее от меня, вызывает очень серьезные подозрения.
– Прочтите это, сэр, и вы узнаете обо всем из этой расписки, полученной от той, кого вы так обожаете, это рассеет ваши сомнения.
Джеймс Андерсон взял бумажку и посмотрел на нее. Выражение его лица неожиданно изменилось. Миссис Вильямс увидела, что расписка возымела эффект.
Он не мог сомневаться. Он слишком хорошо знал эту подпись. У него были некоторые записки, которые, как он считал, он будет хранить до конца своих дней. Это было действительно ужасное доказательство того, что она ему сказала, такое доказательство, какого он никогда не ожидал увидеть, оно ошеломило его.
– Теперь, сэр, – сказала миссис Вильямс победным голосом, – думаю, вы удовлетворены. Моя дочь выходит замуж, она согласилась стать баронессой Штольмайер Зальцбургской. Не вдаваясь в то, что могло было быть между вами, думаю, если вы джентльмен, то поймете, чем раньше вы уйдете, тем будет лучше.
– Этого достаточно, – сказал Джеймс Андерсон. – Женщины бесчестны.
– Я не знаю, сэр, почему вы так говорите, люди имеют право менять свои решения по незначительным жизненным вопросам. Я не вижу, почему они не могут делать этого и в отношении вопросов более серьезных.
– Достаточно, мадам, достаточно. Я не знаю, какие шаги теперь предпринимать, но говорю вам: прощайте.
Миссис Вильямс была очень рада услышать такие слова, а именно последнее, потому что она постоянно боялась, что благодаря какой-нибудь случайности между Джеймсом Андерсеном и Хелен произойдет личная встреча и тогда она будет вынуждена делать неприятные объяснения.
После того как он покинул дом, она почувствовала большое облегчение. Когда за ним захлопнулась дверь, она глубоко вздохнула и сказала сама себе:
– Спасибо судьбе, эта работа сделана, и сделана неплохо. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы я его не остановила. Он симпатичный молодой человек, и, если бы он зарабатывал по нескольку тысяч в год, я бы не возражала, чтобы он стал моим зятем. Но я не могу, и не буду, терпеть в своей семье бедняков. От них только проблемы и неприятности. Вместо избавления от проблем дочери ты еще получаешь проблемы ее мужа.
С грустью Джеймс Андерсон зашагал обратно к дому рыбака, где рассказал о произошедшем сочувствующему ему старому моряку, потому что Джека Прингла там не было. А если бы он был там, Джеймс Андерсон знал это, он бы не стал ему сочувствовать, поскольку моральная слабость слабого пола не вызывала сочувствия Джека Прингла, ведь, по его собственному признанию, девицы столько раз заставляли его не верить в их верность.
Глава 7
Возвращение ожившего человека и грабеж в андерберийском доме.
Утро после событий в склепе Андербери, тусклое и мрачное, взошло над океаном, прилегающим к городу. На протяжении нескольких лье – если бы глаз мог видеть это, он бы это увидел – в атмосфере стоял туман, который не мог разогнать веющий ветер.
Над горизонтом поднимался белый свет, который не отбрасывал теплого свечения на поверхность океана, как иногда бывает. Он был тусклым, холодным и безрадостным. Не было ничего, что можно было назвать прекрасным.
Мчались волны и накатывались одна на другую. Их гребни то и дело покрывались пеной, которая сдувалась бризом, веющим над океаном. Это был простой дневной свет.
В пейзаже не было ничего, кроме воды и неба, ничего больше на протяжении многих миль нельзя было увидеть. Нет, там был еще один объект, это была лодка, которая плавала туда и обратно на волнах в море, она дрейфовала в разные стороны. Лодку приводили в движение волны, она казалась пустой, поскольку веслами никто не управлял и не было видно никакой человеческой фигуры.
Но лодка, такая одинокая и движущаяся сама по себе, или, точнее, движимая волнами, содержала живое существо. Это был тот, кто так старался прошлым вечером убежать от барона.
Он сидел в одиночестве на дне лодки. Он был утомлен и дрожал от холода. Последовала реакция на его очень сильное переутомление. Он не знал, где он и в каком направлении движется. Не знал он, и в какой стороне берег.
Он не знал, как долго лежал в таком беспомощном положении. Иногда он поднимался и осматривался вокруг, думая, что есть вероятность того, что будет проплывать какой-нибудь корабль или что-то появится в пределах видимости.
Представлялось, что он был в полном одиночестве. Вокруг все было смутно, нельзя было увидеть ничего, что бы подбодрило или порадовало разум человека. Время от времени на печальную воду падал луч солнечного света, но он оживлял только маленькое пятнышко и на очень короткое время, поскольку вскоре исчезал.
Были только унылый океан, свинцового цвета небо и лодка, брошенная на милость ветру и волнам, которые, казалось, не были к ней слишком благосклонны, хотя шквала тоже не было.
* * *Судно из Шербура с бренди плыло в Лондонский порт, оно направлялось прямо в устье Темзы. Для этого ему нужно было обогнуть мыс.
На его борту были три или четыре мужчины и пара мальчиков. Когда они подплыли близко к лодке, мужчина, увидевший ее, закричал:
– Эй, в лодке! Эй, в лодке!
На этот крик не последовало ответа, и другие члены экипажа судна, которые собрались на палубе, чтобы посмотреть, в чем дело, тоже стали кричать. Подошел капитан. Он был в каюте, но, услышав крики, поднялся на палубу узнать их причину.
– Что случилось? – поинтересовался капитан, оглядываясь вокруг.
– Справа по борту лодка, – сказал один член экипажа, – в ней никого нет, мне так кажется, по-моему она дрейфует.
Капитан в течение нескольких минут внимательно смотрел на лодку. Один из мужчин сказал:
– Вероятно, было какое-то крушение и лодку снесло волнами или команда не успела в нее сесть. Или что-то еще в этом роде.
– Нет, – сказал капитан, – это не корабельная лодка, это береговая лодка, парни. Ее смыло, или кто то утонул, опрокинувшись или упав за борт.
– Да, что-то такое, наверное, и было, позволю себе сказать, сэр.
– Нам не нужно к ней приближаться, она нам не нужна, мы только потеряем время.
– Кажется, в ней кто-то есть.
– Но лодка дрейфует, – сказал капитан. – Она приближается к нам, мы посмотрим в нее. Это будет лучший способ во всем убедиться.
Они направили свое судно так, чтобы встретить лодку, которую волны несли к ним. Примерно через двадцать минут или через полчаса они были от лодки на расстоянии в сорок ярдов. Теперь они могли ясно увидеть сидящего на дне лодки человека.
– Эй! – закричал капитан. – На лодке! На лодке!
Человек, который был в лодке, взглянул наверх и увидел судно. Он с радостью ответил.
– Бросьте ему веревку, – сказал капитан одному из людей, стоящих рядом.
Веревка была крепко привязана к судну и сильной рукой брошена к лодке. Она как раз легла на лодке перпендикулярно ей. Ее сразу крепко привязал к лодке человек, сидящий в ней.
Немедленно после этого он начал тянуть веревку и таким образом приближать лодку к судну. Вскоре он был уже на палубе.
– Дорогой друг, что вы делаете в открытом море на таком хрупком суденышке?
– Ничего, – был ответ.
– Ничего? Тогда вы заплыли, ничего не делая, слишком далеко. Что заставило вас выйти в море, или вас унесло, или вы оказались здесь каким-то другим образом?
– Меня унесло, – ответил человек, – я сидел в лодке у берега, а потом уснул, думая, что лодка хорошо привязана, я верил в это.
– Да, да, – сказал капитан, – а потом, когда вы проснулись, вы обнаружили, что ошиблись?
– Да. Все, на чем держалась лодка, – это были всего лишь крючок и веревка. Начался прилив, он поднял лодку и снял лодку с крючка. После этого меня унесло в море, и теперь я не знаю, где я.
– Это, должно быть, произошло прошлой ночью? – спросил капитан.
– Да, это было прошлой ночью, – ответил незнакомец.
– Значит, вы в море всю ночь? – добавил капитан, вглядываясь в незнакомца.
– Это действительно так. Я замерз и проголодался. У меня ничего нет. Некоторое время я греб в надежде добраться до берега, но, к сожалению, мне это не удалось. Предполагаю, что я только заплыл еще дальше в море.
– Это близко к истине, потому что сейчас вы, должно быть, в пятнадцати милях от берега, – сказал капитан. – Вы достаточно далеко от берега, могу вам сказать. И как вы вернетесь обратно, я не знаю. Но в любом случае вы очень странно выглядящая рыба. Мне кажется, что вы были в море очень долго, но никакой голод не сделал бы вас таким. Я не знаю что с вами делать. Но вы не должны голодать. Парень, принеси кофе и вареную свинину. Вы можете ее есть?
– Спасибо, – сказал бедняга, – я могу. Я плавал много часов.
– Хорошо, садитесь, или, скорее, спуститесь и поешьте. Когда закончите, поднимитесь, и я скажу вам, где берег.
Человек спустился туда, где были королевский кофе, сделанный для него, то есть кофе с добавлением бренди, и соленая свинина, которой он съел особенно много. Капитан пробормотал сам себе:
– Из всех странно выглядящих сухопутных акул, которых я когда-либо видел, он самый странный! Пропади я пропадом, если я подумал, что он красив. В нем есть что-то могильное.