– А тебе какое дело! – поразился веснушчатый. – А ну отойди с дорохи по-хорошему!
– Давай отсюда! – подтвердил белобрысый.
– Сейчас узнаете, какое мне дело! – нехорошо улыбнувшись, сказала девушка, не двигаясь при этом с места.
Она споро достала из кармана мобильный телефон и стала быстро набирать номер, ловко тыкая пальчиком в маленькие кнопки.
– Вы из какого отделения? Не девяносто третье, случайно? Фамилии, будьте любезны, скажите? – тараторила она, с изумительной сноровкой перебрасывая при этом телефон от одного уха к другому.
Милиционеры растерянно переглянулись.
– А в чём дело-то? Вы куда звоните? – с ударением на первом слоге обеспокоенно спросил белобрысый.
– Вы это… чего? – также переходя на «вы», не совсем внятно подхватил веснушчатый.
– Я ничего, я папе звоню, – любезно поделилась девушка. – Он позвонит вашему начальнику, и вам мало не покажется, – мило пообещала она. – Преступников некому ловить, а они тут честных граждан хватают, просто чтоб план выполнять, – мимолётом пояснила она Олесе. И тут же ласково залепетала в телефон: – Попросите, пожалуйста, Виктора Борисовича. Кто говорит? Скажите, дочь звонит. Ах, у него совещание… С министром? А вы скажите, по важному делу. Хорошо, я подожду… – И, вновь повернувшись к оторопевшим милиционерам, прошипела: – Номер отделения, фамилии! Быстро!
– Слышь, Коль, может, отпустим её на первый раз? – сметливо предложил веснушчатый.
– Ещё раз попадёшься без документов, – внушительно повернулся к Олесе белобрысый Коля, на этот раз делая ударение на втором слоге, – тогда смотри!
И присовокупив к этой словесной, маловразумительной угрозе не менее невразумительный жест, он моментально растворился в толпе вместе со своим веснушчатым напарником.
Девушки остались одни.
– Спасибо вам, – просияла Олеся, по-детски радуясь своему неожиданному освобождению. – Я уж думала, всё, пропала! Менты проклятые!
Она чуть-чуть картавила, что придавало её речи особое, простодушное обаяние.
– Меня Настя зовут! – сообщила освободительница, закрывая телефон и пряча его в карман. – Только выкать мне не надо, хорошо?
– Хорошо, а я Олеся. На «ты», так на «ты», я согласна. А как же папа, его же звать пошли…
– Ничего, всё нормально, – рассмеялась девушка. – Не волнуйся!
– А кто у тебя папа?
– Папа у меня никакого отношения к ментам не имеет, – снова улыбнулась Настя. – Это я так просто, на понт брала.
– Классно! – восхитилась Олеся, блеснув при этом золотым зубом в уголке рта. – Слушай, если ты не торопишься, пойдём вон в стекляшку, кофе попьём, я приглашаю!
– Пойдём! – с удовольствием согласилась Настя. – Ты пирожные любишь?
– А то!.. – сделала большие глаза Олеся.
– Так закажем?
– Легко!
И обе только что познакомившиеся девушки мгновенно, как это свойственно только юным женщинам, став закадычными подругами, радостно, словно встретившись после долгой разлуки, зашагали по направлению к кафе.
Мир снова обретал свои яркие до боли в глазах краски.
Глава девятая
Телемастер
Любым любовным совмещениямДаны и дух, и содержание,И к сексуальным извращениямЯ отношу лишь воздержание.И. ГуберманТелемастер Гена был искренним и неизменным любителем женского пола. Он всегда с удовольствием делился с Гординым очередными новостями своей бурной интимной деятельности, которая, как подозревал Виктор, и являлась его основной жизненной функцией. Всё же остальное, как то: зарабатывание денег путём починки телеаппаратуры, воспитание детей, постройка дачи и прочие заурядные дела – было лишь необходимой рутиной, обеспечивающей более-менее нормальное бытовое существование любвеобильного телемастера. Подлинной страстью его были женщины, и этой страсти он отдавал себя целиком, без остатка.
Повествуя Виктору об очередной своей любовной истории, Гена, доходя до кульминационного момента, мечтательно закатывал глаза и, вдохновенно предаваясь восторженным воспоминаниям о соитии с новой пассией, сопровождал их при этом, как правило, выразительными, красноречивыми жестами. Вообще существ противоположного пола Гена рассматривал только с крайне узкой, весьма определённой точки зрения. Виктору как-то довелось пройтись с ним по улице, и он был сильно впечатлён тогда весьма своеобразными комментариями, которые сыпались из телемастера безостановочно при виде дамы любого возраста и внешности, появлявшейся на горизонте.
– Вот ты смотри на неё, – говорил Гена, заметив молодую барышню, – видишь, идёт. А чего ты думаешь, она идёт? Трахаться хочет. Думает, кто бы меня отодрал?!
– Неужели? – сомневался Виктор.
– Само собой! – уверенно парировал Гена. – Что я, не вижу, что ли? А о чём ей ещё думать-то! Они все только об этом и думают.
– А вот эта? – спрашивал заинтересованный Виктор, указывая на вполне солидную с виду, среднего возраста даму.
– Эта? – оценивающе оглядывал объект Гена. – Эта только что оттрахалась с пожилым любовником, а теперь думает, кому бы ещё дать, помоложе.
– С чего ты взял? – искренно удивлялся Виктор.
– Да ты только посмотри, как она ходит! – с жаром убеждал его ценитель слабого пола. – Как будто ей засунули, а вынуть забыли. Тётя Мотя, что вы трёте между ног, когда идёте! Даже не сомневайся, Борисыч, ясное дело, у неё там всё зудит. Умирает как хочет.
– Ну хорошо, допустим, – соглашался Виктор, – а вон старушка идёт, она что, тоже, по-твоему, об этом мечтает?
– Она вспоминает, – ни на секунду не задумавшись, отвечал знаток женской души, – вспоминает, как трахалась. Хорошо, мол, было, но мало.
– А эти девочки?
– Школьницы-то? Эти, понятное дело, думают, поскорей бы подрасти, чтобы начать трахаться. Думают, хорошо бы кто-нибудь так целку сломал, чтобы мама не узнала. Как говорится, поебёмся, Оленька, пока пиздёнка голенька, а как вырастет пушок, хуй достанет до кишок!
И Гена, в восторге от своих литературных познаний, разражался громким жизнерадостным смехом.
Виктора поражало, что на супружеской жизни бесконечные сексуальные похождения телемастера никак не отражались, напротив, брак его отличался редкой стабильностью и долгосрочностью. Также восхищал его юношеский энтузиазм, с которым переваливший за полтинник Гена относился к этой сфере существования, поскольку лично с ним никаких подобных страстей на половой почве не происходило со времён Нонны Поглазовой.
Его сексуальные отношения с Любой давно превратились в обычную будничную рутину, которой, так уж сложилось, придавалось не слишком большое значение в их совместной жизни. Куда важнее было кино, то бишь его работа, или, скажем, её деятельность, а также различные дела, переживания из-за Насти, Аллы и тому подобное. На интимные радости времени и сил оставалось мало, и тем самым тема эта на передний план никогда не выплывала, хотя и маячила постоянно где-то на периферии сознания, периодически робко напоминая о себе.
В отличие, кстати, от темпераментного Гены, который, напротив, с неё буквально не съезжал и оттого пользовался малейшим поводом заскочить к Виктору, с тем чтобы с упоением в красках живописать ему детали очередного курортного или служебного, но столь же кратковременного романа. Гордин относился к рассказам весьма иронично, что, впрочем, не мешало ему с интересом внимать бесконечным сексуальным похождениям донжуанистого телемастера.
На этот раз Гена с удовольствием делился новым, не так давно освоенным опытом, посещением так называемого массажного салона. То есть на самом деле полное название заведения звучало так: «Салон эротического массажа», но слово «эротический» скромно опускалось как сотрудниками или, точнее, сотрудницами салона, так и его посетителями.
– Короче, Борисыч, это улёт, понимаешь! – горячился телемастер, смачно прищёлкивая языком. – Ты лежишь, а они тебя в четыре руки обрабатывают. Знаешь какой кайф! Я лично через пять минут уже приплыл. Так кайфанул, что не выдержал. Одну даже за попку укусил. Ну, ту, которая поменьше, Леночку.
– А Леночка что? – поинтересовался Виктор, против собственного ожидания с предельным вниманием слушавший мастера.
– Да ничего, я ж не больно, так, поиграться.
– И что, поигрались? – уточнил Виктор.
– Ну да! – просиял злоебучий мастер. – Ещё как! Я ж тебе говорю, Борисыч, кайф! И недорого, главное. Мне, конечно, скидку делают, я всё ж таки там постоянно бываю, пару раз в неделю это уж всяко, к маме не ходи, но насчёт тебя, если хочешь, я там шепну кому надо, с тебя тоже много не возьмут, рублей пятьсот, не больше. Я тебе очень, Борисыч, рекомендую. А то вон ты какой смурной, тебе расслабиться полезно. Совсем по-другому будешь вокруг смотреть, поверь мне. Ну чего, оставить телефончик?
– Да нет, пока не стоит, – отмахнулся Виктор. – Мне сейчас не до этого!
– Не до этого? – поразился телемастер. – Как это может быть не до этого?! Ты что, Борисыч! Ты только попробуешь разок, тебя за уши не оттянешь, я тебе говорю! Это тебе не просто перепих какой-то, тут всё по науке, заторчишь на полную катушку, я тебе обещаю. Ну так чего, написать номерок?
– Ну давай, пиши, – вяло согласился Виктор, понимая, что иначе от настырного Гены не отделаешься.
– Вот это другое дело! – обрадовался тот, доставая потрёпанную записную книжку. – На вот, позвонишь, там Таня подойдёт, администраторша. Ты ей скажешь, что от меня, ну и договоритесь, когда подъедешь, у неё там расписание, надо заранее договариваться. Тебе, кстати, Борисыч, тайские таблетки для похудания не нужны? Прямо оттуда, с Тайваня, из лучшего ихнего госпиталя, шикарное качество, с инструкцией. Может, продашь кому? Я по дешёвке отдам, за эту цену ты нигде не найдёшь.
– Да нет, Гена, спасибо, – на этот раз уже весьма решительно отказался Виктор, – пока не надо. Я подумаю, если что, свистну тебе.
– Ну и ладно, – нимало не огорчился любитель дам. – Как знаешь. Товар хороший, расходится быстро. В общем, я видик забрал, забегу на днях. Ты, главное, позвони туда, не забудь, говорю тебе, не пожалеешь!
– Хорошо, конечно, – закивал Виктор, с облегчением закрывая дверь за словоохотливым мастером. – Позвоню обязательно.
Он постарался, чтобы обещание это не прозвучало совсем уж фальшиво, и, произнеся его, вдруг поймал себя на том, что внутри внезапно маленьким ожившим червячком зашевелилось какое-то паршивенькое запретное любопытство, неожиданно для него самого поколебавшее его подспудную, ни на чём, впрочем, не основанную изначальную уверенность в том, что он никогда в жизни не воспользуется щедро предоставленным неуёмным Геной номером телефона.
На следующее утро он вёз на работу разгневанную Людмилу.
– Ты вообще, Гордин, в своём уме?! – кипятилась экс-вайф. – О чём ты только думаешь!
– Я-то тут при чём? – огрызнулся Виктор и тут же пожалел о своей несдержанности.
Плотину мгновенно прорвало, и на него обрушился мощный поток, сносящий на своём пути любые жалкие попытки сопротивления.
– При чём тут он! – возмущённо вскрикивала Людмила. – Вы только его послушайте! Действительно, при чём?! Ты никогда не при чём! Дочь гибнет, а тебе всё по хую мороз! Твой дружок её соблазнил, а тебе насрать! Ты просто чудовище, Гордин! Ты хоть вдумайся, что происходит с девочкой?! В какие крайности её бросает! Сначала араб, теперь еврей! К тому же старше её вдвое! Ему скоро на пенсию пора, а он, старый кобель, что надумал! Ты хоть раз с ним говорил?! Мне интересно, как он тебе в глаза смотрит, соавтор грёбаный!.. Ты обязан повлиять на эту кошмарную ситуацию. Аллу надо спасать!..
Виктор рассеянно слушал бывшую супругу, не переставая удивляться тому, как он прожил с этой, далёкой от него женщиной столько лет. И ведь волновался в своё время, трепетал, добивался её!..
Как всё же странно это происходит, как вдруг что-то меняется, исчезает безвозвратно непонятно куда, как внезапно разворачиваются судьбы, разносятся в совершенно противоположных направлениях, хотя, казалось, только что сливались воедино до бесконечности…
Он посмотрел на идущий впереди троллейбус. У заднего окна стояла миловидная девушка, чуть печально смотрела на уносившуюся назад улицу. Вот она перевела взор на его «форд», неспешно подняла глаза на него самого, столкнулась с ним взглядом…
Троллейбус остановился на красном свете. Некоторое время они смотрели друг на друга. Затем девушка поглядела на всё более входящую в раж Людмилу и чуть заметно усмехнулась, оценивая ситуацию.
Троллейбус поехал дальше.
А ведь как, в сущности, всё хрупко и непредсказуемо.
Вот и ты, милая девушка, уезжаешь сейчас, не подозревая, что судьба твоя могла бы повернуться совершенно иначе.
Людмиле ведь через пару кварталов выходить, а он будет ехать за троллейбусом и смотреть на славную девушку, и они будут улыбаться друг другу, всё больше и больше, а потом, на очередной остановке, он любезным жестом предложит ей пересесть в его машину, и она, конечно, пересядет, кто же откажется, вместо того чтобы трястись в набитом троллейбусе, проехаться в хорошей машине с обаятельным водителем, внушающим безусловное доверие благородными чертами лица и седыми висками.
И всё завертится, закрутится, понесётся…
Эта славная незнакомая девушка в одночасье окажется его девушкой, она станет его любовницей, его возлюбленной, а вскоре, разумеется, его новой женой…
Ясное дело, она захочет ребёнка. На этот раз родится мальчик, сын, наследник. Он ведь всегда об этом мечтал. Забавно, что сын у него будет на несколько лет младше внука. То бишь племянник будет гораздо старше своего дяди.
Э, куда нас занесло…
Нет уж, милая, хватит мне семейных пертурбаций. Езжай себе на здоровье.
Никогда так и не узнает эта милая барышня, что могло случиться в её судьбе, как неожиданно и легко она могла покатиться совсем в ином направлении, чем ей сейчас мнится.
Езжай себе, зачем тебе пожилой господин, который наверняка искалечит твою жизнь, согласно безапелляционным умозаключениям его бывшей супруги…
Виктор обогнал троллейбус и перевёл осторожный взгляд на экс-вайф. Мощный поток словоизвержения слегка мелел, но за стихающими волнами его вполне мог притаится новый, ещё более грозный вал.
– Что ты молчишь, Гордин! – подтверждая его опасения, загрохотала женщина. – Ты что в рот воды набрал! Сказать нечего?!
Скандалить было совершенно неохота, но другого выхода не было. Отчего-то в памяти вдруг всплыл телемастер.
…Я ж тебе говорю, Борисыч, кайф! Совсем по-другому будешь вокруг смотреть!..
Гордин вздохнул и, ловко подрулив к зданию телевидения, остановил машину.
Глава десятая
Фильм «Нескончаемые поиски любви». Принцесса
Можно краше быть Мэри,Краше Мэри моей,Но нельзя быть милейРезвой, ласковой Мэри.Дж. Н. Г. БайронПринцесса была очаровательна. Шоколадного цвета, с изумительной точёной фигуркой и выразительными сливовыми глазами, она походила на ожившую статуэтку из эбенового дерева, которые в Санином детстве почему-то в избытке продавались в комиссионке на Фрунзенской набережной. У неё была прелестная манера произносить английское r с лёгким французским акцентом, выдававшим полученное в Сорбонне образование, и ещё к тому же пухлые, чуть вывороченные губы, на которые Саня периодически бросал беспокойные взгляды.
Показывая принцессе весь обязательный туристический набор московских достопримечательностей, Саня с некоторым удивлением всё чаще за этот длинный день ловил себя на том, что ни о чём, кроме этих тёмно-вишнёвых дразнящих губ, он толком и думать не может.
Будучи честным человеком, он немедленно задался вопросом, столь же привлекательны ли были бы для него эти манящие губы, если бы принадлежали они обыкновенной полуграмотной негритянке из какой-нибудь бедной африканской деревеньки, а не благородной особе королевской крови, и с гордым достоинством, практически не кривя душой, ответил себе, что да, безусловно, эта девушка также восхищала бы его, даже если бы она была родом из дикого племени каннибалов.
Но с другой стороны, конечно, чего греха таить, тот факт, что Ташуша получила превосходное европейское воспитание, крайне благоприятно сказывался на их взаимоотношениях.
Сейчас, несколько утомлённые бесконечным мотанием по раскалённому городу, они плыли на речном трамвайчике по Москва-реке, наслаждаясь лёгким ветерком, весело игравшим с курчавыми волосами принцессы.
– How would you say,“that’s beautiful” in Russian[1]? – поинтересовалась она, любуясь разворачивающейся перед ними открыточной панорамой Кремля.
– Это красиво! – перевёл Саня, с трудом отвлекаясь от её чуть приоткрытого рта, во влажной глубине которого блестели феноменальной белизны зубы.
– Эта кгасива! – старательно повторила принцесса, премило грассируя. – What are you looking at? – удивилась она, поймав взволнованный Санин взгляд. – What’s wrong[2]?
– Nothing is wrong, – отвечал уличённый Саня. – I am sorry.
– What are you sorry about[3]? – удивилась принцесса.
Саня быстро огляделся. На корме, по счастью, никого, кроме них, не было.
– May I ask you something[4]? – спросил он.
– Sure[5], – улыбнулась девушка, в очередной раз продемонстрировав свои великолепные зубы.
– Can I do the something that I have been thinking about the whole daylong[6]? – стараясь, чтобы голос звучал как можно непринуждённей, произнёс Саня.
– Of course, – недоумевая, пожала плечами принцесса. – Go ahead[7]!
– Ну что ж, – вздохнул Саня, – была не была. Где наша не пропадала? Всюду она пропадала!
И, больше уже не мешкая, проваливаясь куда-то, приник к её дразнящим выпуклым губам бесконечным, навсегда остающимся в памяти поцелуем.
Невероятную стремительность развития отношений с шоколадной принцессой Саня объяснял для себя исключительно временными рамками, ограничивающими пребывание южноафриканской красавицы на московской земле. Дни неслись с ошеломляющей Саню скоростью, несмотря на то что непосредственная цель приезда высокородной особы – кинофестиваль и всё с ним связанное, – вдруг оказалось чем-то весьма второстепенным во всей этой дикой круговерти, захлестнувшей их обоих.
На пятый день знакомства, давно переросшего в стадию почти семейных отношений, когда партнёры понимают другу друга с полуслова и полувзгляда, Саня решил пригласить принцессу домой.
Родителей он все эти безумные дни практически не видел, так как дома не ночевал, пару раз только забегал днём, чтобы переодеться, поэтому они были совершенно не в курсе неожиданных событий Саниной жизни. Приученные к всевозможным сюрпризам за время взросления сына, они, тем не менее, оказались не совсем подготовлены к внезапному появлению в доме чернокожей барышни, руку которой гордый собой Саня не выпускал ни на секунду, и украдкой всё время разглядывали премило щебечущую незнакомку.
Напряжённость ситуации, правда, немножко сглаживалась тем, что у них в это время находился в гостях старинный друг отца, знаменитый физик, академик Роман Байковский, зашедший на этот раз вместе со своей любовницей Норой, в тесной связи с которой он состоял уже несколько лет, что, впрочем, никак не отражалось на его стабильном семейном положении. Жена его смотрела сквозь пальцы на эту ситуацию, постольку-поскольку была совершенно уверена, что её благополучию при этом ничто не угрожает. Мало того, ей, как было известно, даже импонировало, что у супруга была столь молодая и красивая любовница. Поэтому академик вполне мог себе позволить заявиться к их общим друзьям в сопровождении Норы, не страшась при этом последующих семейных скандалов.
Роман Байковский был импозантен, вальяжен, говорил громко и зажигательно. Он недавно с шумом отметил свой шестидесятилетний юбилей, по случаю которого сделал себе долгожданный подарок – купил спортивный «порше», получил поздравление с юбилеем от президента, орден и теперь пребывал в полнейшем удовлетворении от того, как всё удачно складывалось в его судьбе.
В каждом жесте моложавого академика, в его ироничном прищуре, в победном звучании его трубного голоса чувствовалось, что он очень понимает вкус этой жизни, особую пикантность которой безусловно придавала сопутствующая ему элегантная Нора, с её породистым красивым лицом и стройными, не помещающимися под столом ногами, задумчиво курящая американскую сигарету на длинном дорогом мундштуке.
Нора также не без интереса взирала на чужеземную гостью, но при этом любопытствующий взгляд её периодически соскальзывал на Саню, в свою очередь пытливо пытающегося уловить реакцию родителей на свою пассию. Одновременно он механически продолжал переводить восторженный ответ принцессы на традиционный мамин вопрос, как ей нравится Москва.
Москва Ташуше нравилась чрезвычайно, особенно некоторые её представители, и оттого она охотно, с искренним энтузиазмом делилась своими впечатлениями. Родители вежливо слушали, Байковский посмеивался, Нора окутывалась клубами ароматного дыма, выпускаемого хорошо очерченными губами.
Гостья неожиданно закончила свой витиеватый монолог вопросом, где в доме restroom, то бишь туалет, и, получив ответ, тут же удалилась.
Все проводили взглядом её прямую, почти балетную спину, заканчивающуюся выразительной оттопыренной попкой, и молча переглянулись.
Наступила какая-то не совсем приятная пауза.
– Скажи, Саня, а нельзя всё-таки, чтобы у тебя были чуть менее экзотические увлечения? – в конце концов вкрадчиво поинтересовался папа.
– Ну почему же, девочка очень мила, – благодушно пробасил Байковский, заговорщицки подмигивая Сане.
Саня на это подмигивание никак не отреагировал, поскольку ему решительно не понравилась снисходительность, с которой Байковский вступился за него.
Ташуша вернулась.
– Скажите, а вы что, одна в Москву приехали? – продолжая допрос, мило улыбнулась мама.
Саня перевёл.
– Нет, я приехала с папа, – блеснув своими невероятными зубами, ответила девушка.
– Вот как? А кем же у вас папа работает? – настойчиво продолжила мама, несмотря на выразительные Санины взгляды.
Саня со вздохом перевёл. Он давно и с опаской ждал этого вопроса.
Ташуша же неожиданно решила проявить себя во всём блеске. Уроки русского языка, которые в течение этих дней она получала практически круглосуточно, не прошли даром.
– Мой папа… работает… – не без труда выговорила она, по-французски ставя ударение на последних слогах.
Поймав смятённый Санин взгляд, она поняла, что что-то произносит неправильно, и тут же вспомнила, что в русском языке, как он ей объяснял, ударение ставится иначе. Поэтому в последнем, слетевшим с её вишнёвых полных губ слове «королём» она сделала ударным первый слог. Вкупе с её грассирующем «р» всё слово таким образом прозвучало необыкновенно загадочно.
– Кем-кем? – переспросила мама, полагая, что она ослышалась.
– Королем, – всё с тем же ударением на первом слоге уверенно повторила Ташуша и одарила слушающих своей изумительной белоснежной улыбкой.
Зита и Гита, две близняшки шимпанзе, сосредоточенно разглядывали неожиданного посетителя сквозь прутья своей тесноватой клетки. Похоже было, что он произвёл на них вполне благоприятное впечатление, судя по тому, что сёстры в конце концов удовлетворённо вернулись к прерванному было его внезапным появлением любимому занятию – ловле блох.
Посетителем был Саня. Он возбуждённо расхаживал по закулисному пространству, размахивая руками и мешая ответственному Тоше осуществлять возложенную на него важную обязанность – кормление дрессированных животных.
– Я чего-то не понял, дед, – в конце концов сказал Тоша, устав от Саниного многословия. – К чему ты мне это всё рассказываешь? Ты чего, жениться на ней решил, что ли?
Саня оторопело уставился на него. С такой откровенностью он пока ещё этот вопрос не рассматривал.
А в самом деле, почему бы и не жениться?! Она образованна, богата, хороша. А уж в постели просто сказка! А потом неплохо в конце концов унаследовать королевство.
– Ага, – кивнул он, – решил.
– Вот как? – с интересом разглядывая друга, вопросил Тоша. – И где же вы жить будете?
– Ну… в Париже, – неуверенно сообщил Саня.
– А-а… – поправив очки, протянул Тоша. – А что, папаша её, тесть твой, на это согласен?
– Ну, мы это ещё не обсуждали…
– А может, он хочет, чтобы наследница рядышком жила, ты не думаешь?
– Возможно, конечно, – озаботился Саня.
– Ну и чего тогда?
– Тогда, может, там поживём, в Лесото, – беззаботно ответил жених.
– Среди негров? – уточнил Тоша.
– Ну да, – кивнул Саня.
– А они тебя не съедят, ты уверен?
– Не смешно, – обиделся будущий член королевской семьи.
– Ну хорошо, – миролюбиво продолжил Тоша, переходя к следующей клетке – удаву Ване, – а дети у вас будут?
– Конечно, – уверенно ответил Саня. – Ясное дело.