Мечта
Лес. Ночь. Скорее всего, поздняя осень, листьев на деревьях нет, и достаточно влажно, хотя и не холодно. Я ощущаю себя присутствующим во сне, но скорее в роли кинооператора. Я вижу всё своими глазами, но есть ещё камера, где-то вверху справа. Именно на ней видно меня, и за мной, где-то за карьером, огни города. Просто общим планом, и дальше верхняя камера бездействует. Работает моя.
От общего плана картинка детализируется, погружаясь в лес глубже и глубже. Мы видим голые ветви деревьев и влажный пар, висящий между деревьями неравномерно. Слабозаметная тропинка уходит глубже. Мимо пролетает летучая мышь, а с ветки на нас смотрит большая сова.
Потом снова картина с камеры № 2. Никого нет, только огни города за карьером.
По воскресеньям я читал лекции в Философской школе абстрактного мышления имени Франца Кафки. Мой курс назывался «Психосоматические отклонения сознания молодёжи досемейного периода». Помимо того, что формулировка курса выглядит весьма ненаучной и сомнительной, так и меня ещё попросили «побольше из личного опыта, поменьше теоретических выкладок». Это, конечно, здорово, что никакой теории не надо, откуда я им возьму такую теорию, но вот за «побольше из личного опыта», откровенно говоря, хотелось заехать по зубам тому лже-профессору с козлиной бородкой и бегающим мышиным взглядом. Не знаю уж, чем я думал, но поскольку любые, на первый взгляд сомнительные, мероприятия могут быть как минимум интересны, а то и полезны (см. п. 1 и 2, если нет – см. п. 3), то я очень даже быстро согласился. Собственно, сама школа была как раз воскресной, и, чего и следовало ожидать, располагалась в здании детского сада на Костромской улице в Бибирево.
Публика среди слушателей была достаточно разношёрстной. Но в большей своей массе это были, разумеется, бездельники и одинокие люди, которые ничего для воскресения придумать лучшего не могли, чем прозябать в детском саду в компании таких же бездельников и сомнительных лекторов. Собственно, конечно, роль лектора мне претила, да и не была востребована по формату, скорее я выступал то модератором, то фасилитатором, а более всего, неким бессистемным «подхватывателем идей из зала и их развитием» на основании личного опыта, пусть будет так. Конечно, свою аудиторию я люблю, но две дамы бальзаковского возраста меня безмерно раздражали своим «правдорубством». А потому как с поиском аргументов у меня обычно туго, я всё время старался столкнуть лбами их друг с другом, и только тогда вся группа очень активно подключалась, и занятие удавалось.
Сегодня тематика была задана такой: «Воспитание молодёжи микро-социумом и последующий конфликт её с макро-социумом». Постановка как проблематика, а не как её решение. Тут я имел ввиду и пуританское воспитание в семье, и так называемое самовоспитание, когда ценности общества не то, чтобы не разделяются, а просто напросто неизвестны, и даже лысобритых подростков в Перово, которым лишь комфортно с такими же, как они – лишь внутри этого вымирающего вида, а вовне они вынуждены либо быть агрессивными, либо закрываться. Один мужичок, бывший физик-ядерщик, сокращённый по закрытию НИИ, попытался пространно распространиться относительно на самом деле правильных позиций «малых групп», и бессмысленностью привязки их к обществу, так как, во-первых, ни в каком общественном одобрении они не нуждаются, во-вторых, способны играть и другие роли, в том числе любящих детей, надёжных друзей и прочее. Господин этот был остановлен на второй же минуте одной из тех дам, которая «не верит в любовь с первого взгляда», и считает, что всякая группа по интересам, в том числе и наша, если её цели и миссия не признаваемы (или даже непонимаемы, по причине закрытости группы) большинством в обществе, по-любому, ущербна. Что любой такой ячейке необходимо вести действия по самопопуляризации, только тогда она имеет право на существование. В общем, хоть мы и далеко в результате ушли от молодёжи (и действительно, зачем нам молодёжь, ведь основная аудитория предпенсионна), тем не менее, суть общения получилась продуктивной и мы даже (!) пришли к консенсусу по ключевым пунктам в итоге.
Я воспользовался метро, чтобы добраться до своего нового дома в Перово. С фуры, припаркованной прямо во дворе между домами, купил по минимуму овощей и фруктов. Поднимаюсь пешком к себе, и на седьмом этаже на лифтовой площадке встречаю Управподъездшу, которая возмущённо крутит отломанным каблуком туфли у меня перед носом: «И дня не прошло! Разыскала я через справочную телефон этих „Товаров для труда и отдыха“, а они мне говорят: „Во вторник будет администрация, во вторник и приходите“. Щас я им устрою „во вторник“! Я знаю свои права в тридцатидневный срок сдать товар, если не понравился, не говоря уже о том, что незамедлительно обменять, если некачественный. Очень не рекомендую вам этот магазин, дружок». Потом, прищурившись, заговорщически добавила: «А ведь вас разыскивали утром. Эти, из органов. Втроём были плюс наш участковый. Я как раз суп варила. Допытывались у меня, что да как, кто такой, откуда. Ну, я, понятное дело, „москвич, приличный“, и они пошли наверх. Часов в десять было, вот так».
Я поднялся на свой этаж и уже из предбанника увидел, что дверь моя опечатана (или описана, короче, на ней бумажка с печатью и подписью). Бумажки мне не указ, я открываю дверь, и внутри меня встречает полнейший погром – все вещи из шкафчиков выпотрошены, кругом грязные следы (ну откуда грязь то нашли в сухую погоду?). Большинство вещей я, разумеется, впервые видел, потому как они не мои, а хозяйские, но и моим досталось. Что ж, порядок наводить я не буду, мою и режу овощи-фрукты, завариваю ромашковый чай, беру настройку, мажу торс кремом для загара и отправляюсь на балкон загорать. Всё в соответствии с пунктом один. И нет мне дела до обстоятельств, которые я не приглашал в гости. Мы с ними разберёмся позже.
Как водится, я снова уснул прямо посреди дня. У меня выработалась прямо-таки какая-то пенсионерская привычка спать днём, и ничего не могу с этим поделать, вырубает, и всё тут. Мало того, что два часа выпадают из жизни, так просыпаюсь я с каким-то заторможено-мистическим настроением, и ещё пару часов брожу, где бы то ни было, с параноидальным выражением на лице. Хотя друзья говорят, что в последнее время оно у меня всегда такое. Конечно, мне их интеллектуальные выкладки весьма смешны, равно как (наверное, в этом не очень прилично признаваться) и друзья-то мне все «до фонаря», чем меньше – тем лучше. Недавно тут познакомился с изданной неким новоявленным автором книгой о Четырёх окнах, и, помимо трёх своих принципов, кое-что почерпнул оттуда. В общем, не так всё важно, как это иногда кажется. Скорее важно всё то, что интересно. А интересного ничего надолго не бывает.
Сны снова были…
Лес. Поздняя осень. Большая сова смотрит на нас с ветки. Камера в виде моих глаз движется дальше. Тропинка уходит глубже. Влажный пар висит между деревьями неравномерно. Несколько минут меняются лишь повороты, новые ветви деревьев, некоторые с ещё висящими на них коричневыми листьями. Потом мы выходим на второстепенную асфальтированную дорогу. Прямо перед нами поле или луг, а направо вдалеке – огни панельных домов города. Метрах в ста виден подсвеченный дорожный знак – «ДЗЕРЖИНСКИЙ». Но мы не идём по направлению к городу. Мы ступаем на влажный луг и идём по нему на юг.
Было семь вечера, когда я обнаружил бумажку с телефоном Тони, найденную в кармане у моего позавчерашнего гостя. Господа, осуществившие переворот в моей квартире, её не обнаружили или не придали значения, ровно потому, что лежала она на самом видном месте в незапертом комоде. Я решил позвонить ей через Skype, чтобы никак не определяться, хотя цели моего звонка для меня так и оставались не ясны.
Трубку подняли на пятом гудке:
– Это Тоня.
– Добрый вечер. Я – Никита, мы не знакомы. Могу я поинтересоваться, оставляли ли Вы в последнее время номер своего мобильного телефона кому-нибудь?
– Что это за вопрос? Я оставляю мобильный телефон достаточно часто, если считаю это необходимым.
– Суть в том, что человек, которому Вы два-три дня назад оставили телефон, погиб. Я не уверен, знает ли кто-то об этом кроме меня, но я посчитал необходимым позвонить Вам только потому, что это единственный контакт, которым я могу воспользоваться, чтобы как-то оповестить близких ему людей.
– У вас с собой эта бумажка?
– Да, какой-то огрызок. Могу переслать прям сейчас.
– Давайте встретимся. Завтра.
Начало
Несмотря на то, что я упорно хотел весь вечер «не замечать бардак», а также игнорировать мысли, связанные с предшествующими этому бардаку обстоятельствами, у меня это не получилось. Я сдался и принялся наводить хоть какое-то подобие порядка, попутно пригласив на завтра горничную. Связан ли визит этих господ и обыск в моей квартире с тем молодым человеком, обнаруженным мной здесь и особенно с моим способом удаления его тела отсюда? Мне вдруг пришло осознание всей нелепости моих действий, если не сказать хуже – преступности оных. Однако что сделано – то сделано, а мне ещё надо позаботиться о своём будущем. Не хватало только таскаться по всяким судам из-за подброшенного мне трупа. Они там, гляди, ещё и убийство на меня повесят. Я же иногда как затворник живу, алиби может никакого не оказаться. С одной стороны, вся эта ситуация меня безмерно напрягала, ну какое право такие события имеют случаться со мной? С другой стороны, именно различные непредвиденные, если не сказать, нелепые и загадочные события мне всегда нравились. Есть ли страх? Я не выношу физическую боль, лишь это меня пугает. Если бы мне клятвенно пообещали, что никакой расправы не будет, я буду жить неважно сколько и умру мгновенно – тогда я готов и на большее вплоть до лишения свободы. Наша свобода – внутри нас, а не в месте нашего физического присутствия. Я знаю многих людей, несвободных на свободе, и мне искренне жаль их. Хотя, какое я имею право жалеть кого-либо? Скорее так: мне было бы жаль себя на их месте. Но у меня-то как раз всё по-другому. Я, признаться, и переехал-то сюда на месяц, чтобы закрыться, закрыться даже не от людей, а от обстоятельств, а эти обстоятельства в придачу с людьми – снова тут как тут.
Решил спуститься к ближайшей палатке, чтобы купить пива (бывает и так), к тому же сам процесс хождения за пивом в рваных шортах, объёмной майке и шлепках в палатку показался мне весьма увлекательным. У палатки встретил соседа сверху, который поприветствовал меня и предположил, что настойка его у меня уже закончилась, а я стесняюсь зайти. Я ответил, что, кажется, и у него закончилась, раз он у палатки, какой смысл в захождении, потом подтянулись какие-то его местные дружки, и мы на полчаса там застряли под пиво за мой счёт. Каким-то краем глаза я углядел проезжающего мимо приятеля Кирилла (и что это он здесь позабыл?), который сделал вид, что меня не заметил, ну да, сегодня воскресенье – а в воскресенье, равно как и в будни, меня для него не существует теперь. А у меня вот нет будней. И выходных тоже нет.
Со мной постоянно ощущение какого-то ожидания. Все вещи и предметы вокруг мне кажутся совсем ненастоящими, все мои действия – весьма бессмысленными. Но единственное предназначение всех этих предметов и действий – лишь заполнение времени. Как будто мне уже предначертано что-то другое, и когда я столкнусь с этим лицом к лицу – я сразу пойму, что это моё. Но как это «оно» выглядит – не имею понятия. Это не «кто» или «что», это совокупность образов жизни, явлений, это «другой Я», это вся та жизнь или всё то пространство, которого мне не суждено пока знать, которое я могу лишь пока ждать, заполняя дни всякой чепухой вроде хождения к пивной палатке в шлёпках и проведения занятий в маразматических школах воскресного дня.
В ту ночь мне снова снится сон:
Камера, находящаяся на уровне моих глаз, пересекает безлюдную асфальтовую дорогу и спускается к лугу. Справа – панельные огни подмосковного города. Города, в котором, если воспринимать его всерьёз, можно заболеть аутизмом. В котором можно лишь существовать не воспринимая, будучи роботом, действуя по изначально запрограммированной схеме. Схема эта называется «Молодой семье – доступное жильё». С другой стороны, эти роботы и являются топливом человечества, иначе человечества не существовало бы.
Камера движется по лугу. Можно заметить слабо вытоптанную тропинку, петляющую в разные стороны.
Теперь мы видим этот луг с помощью верхней камеры. Она подвешена метрах в пятидесяти над ним, но постепенно снижается. По лугу по тропинке идёт фигура, по габаритам схожая с человеческой. Верхняя камера немного опережает её, а затем разворачивается на сто восемьдесят градусов. В тусклом свете городских окон становится очевидно, что это не человек. Это существо непонятного происхождения. Вдалеке слышен лай собак.
Я просыпаюсь в поту и понимаю, что это вовсе не сон. Это – начало чего-то большего.
Мобилизация
На следующее утро всё изменилось. Появилась некоторая информация в Интернете. Но ещё раньше мне позвонил неизвестный человек. Этот человек разбудил меня и предупредил о предстоящем взрыве какого-то очень опасного вещества, название которого я спросонья не расслышал. Будучи немного удивлён звонку, я, тем не менее, продолжил спать, не прореагировав должным образом на сообщение о каком-то ожидаемом взрыве, который случится через несколько часов где-то в окрестностях Капотни.
Окончательно проснувшись около двенадцати, я вышел на балкон с кофе и обратил внимание на чёрное и достаточно большое облако, висящее на юге, километрах в десяти от моего временного дома в Перово. На улице всё проистекало по-прежнему: немногочисленные пешеходы шли, редкие на моей улице машины неторопливо ехали, спотыкаясь о «лежачие полицейские». Решив узнать, что произошло, я полез в Интернет. На главной странице поисковика обнаружилась заметка об этом инциденте: якобы произошёл взрыв на Чагинском экспериментальном заводе бытовой химии. Продолжается пожар, сотрудники завода эвакуированы, в непосредственной близости от места происшествия трудится столько-то пожарных расчётов.
А потом мне позвонил Кирилл:
– Никита, привет! Я только что из Люблино, там на улицах творится что-то невообразимое. Я еле вырвался. Какие-то существа ползут на город с Капотни, там сильный пожар. Я не шучу. Сейчас я за тобой заеду.
Одно то, что он позвонил мне в понедельник, да ещё и вознамерился заехать, уже говорило о серьёзности ситуации. Я включил телевизор. Все каналы работали в обычном режиме – какие-то сериалы. На одном из местных каналов всё же было экстренное включение:
– По сообщениям очевидцев огромное облако чёрного дыма висит над московским районом Капотня, а также городами Котельники и Дзержинский. Точную картину происшествия воссоздать трудно, однако, по поступающим из районов бедствия сведениям, в дыму орудует какая-то преступная банда. По предварительной версии, взрыв был произведён умышленно группой неустановленных лиц из числа экстремистских организаций по предварительному сговору либо с целью дестабилизации обстановки в городе, либо с целью вооружённого грабежа на ряде промышленных предприятий, находящихся в том районе. Сообщений о жертвах и разрушениях на данный момент не поступало.
Телефонный звонок. Беру трубку.
– Привет! Это Тоня. Насчёт записки. Помнишь, договаривались сегодня о встрече. Боюсь, что у меня не только встретиться, у меня выйти из дома сегодня не получится. Там какой-то кошмар творится. Какие-то необычные существа, не то люди в странных комбинезонах, не то вообще какие-то мутанты нападают на прохожих и автомобили, и люди всюду лежат на земле. Никому не могу уже час дозвониться, только вот до Тебя почему-то получилось.
– Ты где?
– Я живу у метро Волжская. На двадцать втором этаже, поэтому мне не совсем видно, что там внизу, но, если честно, довольно страшно. Мне сегодня утром ещё позвонил какой-то человек, предупреждал о предстоящем взрыве и сообщил, что штаб ополчения собирается в какой-то студии в Подколокольном переулке, и что я там очень нужна. Я, разумеется, попросила, чтобы мне не звонили больше, а теперь понимаю, что этот звонок был неспроста. В доме вроде бы тихо, но я не знаю, как мне теперь отсюда выбира…
Связь прервалась. Я попереключал каналы. На одном из каналов с вертолёта снимают МКАД. Шумно. Машины стоят в обоих направлениях. Разбитые машины. Кругом чёрный дым. Теперь говорит ведущая:
– Это было прямое включение нашего корреспондента. Вы видели, что происходит в данный момент на МКАДе в районе Кузьминского лесопарка. Мы пока можем лишь гадать, что там происходит, но очевидцы говорят о большом количестве странных существ в каких-то резиновых одеждах, которые убивают всех на своём пути. В настоящее время в районах, охваченных трагедией, невозможно ничего понять. Наш корреспондент только что поднялся на поверхность со станции метро Люблино. Вы видите кадры с Краснодарской улицы.
Корреспондент:
– Валерия, наша съёмочная группа, хоть и с опаской, но вышла наверх. Улица, как вы видите, практически пустая, однако всюду можно заметить разбросанные тела. Если присмотреться к ним, они без видимых повреждений, как будто просто спят, однако лежат в каких-то неестественных позах. Никаких необычных существ на улицах не видно, редкие люди с опаской выходят из подъездов и стараются далеко от них не отходить. Однако вот есть очевидцы, приехавшие только что с Братиславской. Там, по их словам на улицах идут настоящие бои. Мутанты используют какие-то большие пушки с клейкой жидкостью.
– Спасибо, Артём. Продолжаем. В Штабе ГО ЧС города Москвы говорят о намерении ввести чрезвычайное положение в городе. Однако похоже, никто не мог предположить такого развития событий, и никто не может объяснить, что же именно происходит на юго-востоке. По тревоге поднимаются военные части. Они хотят поставить кордоны и заградительные пункты, чтобы препятствовать распространению заразы в другие районы города. По последним новостям, движение на Люблинской линии метрополитена остановлено, станция Волжская атакована этими существами.
Звонок мобильного телефона. Поднимаю. Тот же голос, что и утром.
– Теперь Ты веришь мне?
– Теперь да. Кто Вы?
– Мы знакомы, но сейчас нет времени это объяснять. Срочно приезжай в Подколокольный, дом 12б. Мы тут разворачиваем штаб в помещении модельного агентства.
Я решил, что поеду туда, но дождусь Кирилла. Вновь захожу на сайт поисковика и вижу заголовок «ВЫБРОС ПСИХОТРОПНОГО ГАЗА». «Сегодня в 10:54 утра в Москве произошёл взрыв в секретном экспериментальном хранилище на улице Верхние Поля. Взрыв произошёл под землёй, однако после взрыва загорелись несколько соседних зданий, где хранилось большое количество автомобильных шин, из-за которых место пожара окутано чёрным дымом. Облако достигло так же ряда подмосковных городов. Сложно сказать, какой именно газ гуляет по нашему городу, вероятно, это некая производная VX, одного из самых сильных нервно-паралитических газов. Непонятно, каким образом хранилище данного вещества располагалось в черте города, да ещё и по соседству с взрывчатыми веществами».
Следующее сообщение по телевидению:
– Войсковым частям, поднятым по тревоге, пока удаётся удерживать заразу в треугольнике Печатники – Братиславская – город Котельники, однако появилось сообщение о виденной группе резиновых людей на Волгоградском проспекте. Они вышли из парка Кузьминки и атаковали несколько проезжающих машин, расстреляв их клеевидной массой из своих пушек. Также пришло сообщение, это что-то абсолютно новое. Гигантские пауки замечены в районе Октябрьского поля.
Выбор обложки
Вскоре приехал Кирилл. Вопреки моему предположению, что он будет чрезмерно активен и ринется в бой решать проблемы цивилизации в связи с последними событиями, он, лишь сказав с порога «привет, еле-еле оттуда выбрался», как-то буднично полез в холодильник за водой и едой.
– Кирилл, нам надо ехать.
– Давай минут пятнадцать подождём. Пробок, вроде, нет, что, кстати, странно – должна быть паника, а тут у Тебя вообще мамаши с колясками гуляют. Что нового?
К слову говоря, меня, помимо происходящего в городе, немного волновала ещё одна вещь – а именно, выбор подходящей обложки для моей первой книги – решился я и на это.
– Кирилл, что по Твоему должна отображать обложка книги?
Я улегся на диван, а он с позавчерашним салатом уселся в кресло.
– Обложка… Интереснее и правильнее сделать ту обложку, которая останется непонятой по прочтении книги. Равно как и название. Вроде как «Материализм как явление XIX века», а в книге о материализме и о девятнадцатом веке – ни слова. Я утрирую, в обзорных, научных или исторических тем более трактатах всё, естественно, чётко. А если Ты пишешь про хаос, то и в обложке это должно найти отражение. То есть при взгляде на неё не должно быть понимания, о чём она.
– Предположим. А как же маркетинговая составляющая? Потенциальный клиент с правильным мышлением пройдёт мимо, а иной ничего в обложке, не отражающей суть, не увидит. Вот издатель предлагает мне оклеить обложку репродукцией картины собственного сочинительства; вон та, – я показал в угол, – с пластилиновыми пауками. Есть второй вариант – серая тусклая фотография, подходящая под название, которое также «ни о чём». Третий – вообще ничего не изображать там, просто белая обложка.
– Ну, ни о чём – это неправда. У любого символа, не говоря уже слова – имеется смысл. Даже у белого цвета без символов. Очень субъективный смысл. Апеллируя к этому смыслу, мы делаем выбор, как там говорится, не мы – а наше подсознание делает. Нам в этот момент кажется, что мы действуем неосознанно. Для сознания – да, неосознанно. Но кое-что иное движет нами – это комплексное чувственное восприятие мира. Если Ты сделаешь обложку зелёной – я никогда её не куплю, просто из-за своей нелюбви к зелёному цвету. Вне зависимости от моего дружественного расположения к Тебе.
– Обложка. Иногда я думаю, что обложка как раз важнее содержания. Ты покупаешь не нейтралитет и не скепсис, а уже покупаешь «вотум доверия», автор уже заведомо в плюсе.
– По мне, так лучше плохо начать и хорошо закончить. Я не хочу разочаровывать людей. Я боюсь их разочаровать. Салат ведь несвежий, да?
– Естественно.
– Забудь Ты про обложку, – Кирилл отставил салат в сторону. – У меня нехорошее предчувствие. Я не могу дозвониться до Алисы.
– Ты всегда славился своими предчувствиями. Твои предчувствия никому не помогают, а лишь осложняют Твою собственную жизнь. Она – такой же дорогой мне человек, как и Тебе. Если бы мы могли узнать, что она в беде, мы пошли бы моментально на помощь. Но мы не можем этого знать, так как не можем дозвониться. Вопрос решён. Это вопрос вне нашей компетенции.
– Всё у Тебя просто. Насчёт людей.
Я вспомнил о лежавшем несколько дней назад в прихожей трупе. Всё просто. Нет, не всё. Где-то внутри камни висят на верёвках. Стучат друг о друга и напоминают обо всём. И господа приходили тут, обыскивали. Видимо, теперь им долго будет не до меня – все ушли на фронт.
– Никита, куда нам надо ехать?
Я оживился:
– В штаб! В Штаб сопротивления! Подколокольный, 12б.
Штаб сопротивления и куриное шоу
До требуемого объекта добрались мы только через час, потому как всё-таки вляпались в пробку на шоссе Энтузиастов. Тут без них никак, это уже часть городского ландшафта. Вход в модельную студию «Кораллы» находился со двора здания постройки двадцатых годов прошлого века. Вероятно, при активном посредничестве девелоперов оно уже было причислено к категории «ветхое», а потому заполнено, как это в таких случаях бывает, разнокалиберными организациями, вдыхающими в развалюху десятую молодость. Напротив входа в студию висела другая табличка «Союз православных социалистов им. Н. И. Крупской». Дверь в студию была открыта, и кругом суетились люди. Нас с Кириллом записали в объёмную клетчатую тетрадь, выдали какие-то пузырьки с жидкостью и надели клеёнчатые браслетики на левое запястье (где приличные люди в прошлые времена носили наручные часы, некоторые и сейчас зачем-то носят) с объяснением: «это чтобы повторно вам антимонстрин не выдать, на каждого участника сопротивления – по 150 миллилитров только».
Вооружённые антимонстрином, мы с Кириллом вошли в логово сопротивления. Логово представляло из себя с точки зрения антуража печальное зрелище: просто конура какая-то. Несколько маленьких клетушек с наскоро наклеенными на облезающие обои плакатами в духе популярного нынче направления нового российского утопизма постсырьевого толка. Была и комната побольше, с приподнятой сценой и отходящим от неё подиумом, покрытым затёртым линолеумом, в торце которого организовали на скорую руку буфет: растворимый кофе, чай в пакетиках, который теперь производят под Москвой на бывшей спичечной фабрике, нарезка неопределённого цвета и пакетное вино для поднятия боевого духа – в общем, там нам ловить было нечего. Однако как это часто и бывает в таких местах, паблисити оказалось мало сказать приличным, а ещё очень даже позитивным и экстравагантно одетым. Оказывается, чрезвычайное положение (которое, вроде бы, объявили) делу не помеха, и тут параллельно идёт подготовка к какому-то показу.